Читать книгу Ведьма с зелеными глазами - Анна Данилова - Страница 2

Он устал, выдохся, рухнул на пол лицом вниз, его голая, покрытая, как у зверя, шерстью спина вызвала у Татьяны спазм в горле. Разгромив всю квартиру и не найдя маленького ребенка, сынишку, которого она предусмотрительно спрятала у сестры, ее муж-алкоголик Юрий принялся швырять в нее стулья, метать кухонные ножи, изрыгая при этом отвратительные, грязные ругательства.

В стену летели кастрюли с остатками супа и тушеной капусты, разбивались вдребезги последние уцелевшие после подобных ночных пьяных сцен бокалы и чашки, раскачивалась над его дурной головой шаровидная лампа, размазывая по кухне желтые световые блики и делая картину погрома еще ярче.

Схватив нож, первый, что попался под руку, Татьяна бросилась в прихожую за мужем. Эта мерзкая, мокрая спина обезумевшего и опасного животного, который считался ее мужем и отцом маленького Ванечки, была словно подставлена для удара.

Острый нож вошел в спину, как в масло. Животное исторгло странный звериный рык и успокоилось окончательно. Тело обмякло и завалилось набок, к стене.

Татьяна стояла и смотрела на мертвеющее на глазах тело мужа.

Вот и все! Не будет теперь ни пьяных драк, ни оскорблений, ни криков, ни летающих тарелок и ножей… Ванечка будет тихо посапывать у себя в кроватке, не боясь звериного рева своего обезумевшего от паленой водки папашки.

Все закончилось.

Татьяна перевела дух. Надо бы вызвать полицию, во всем признаться. Ее посадят, Ванечку возьмет к себе сестра Оксана, бездетная, обожающая племянника, зато Юры больше не будет. Никогда.

Татьяна зашла на кухню, оглядела все вокруг себя, тяжело вздохнула. Мысли потекли почему-то в очень странном, не подходящем к ситуации направлении: надо бы побелить потолки, покрасить стены, заменить кафель над раковиной…

Она намочила полотенце, подошла к мертвому телу и тщательно протерла рукоятку ножа, торчащего из раны.

Затем вернулась на кухню и, обернув руку полотенцем, подняла с пола нож, которым Юрий незадолго до смерти размахивал у нее перед носом, а потом и вовсе метнул в нее. Зажмурившись, она несколько раз полоснула этим ножом по своей руке, плечам, мол, это ей досталось от пьяного мужа.

Надежды на то, что эти несложные и нехитрые манипуляции спасут ее, практически не было. Но кто знает, как все повернется? В деревне все знают Татьяну как женщину кроткую, тихую, безропотную, терпеливо сносящую зверские побои мужа. Знают, что она боится мужа и поэтому до сих пор не обратилась в полицию с заявлением о побоях.

Да, боится, вернее боялась, а сейчас все кончено, и ей больше ничего не грозит. Тюрьма в этой ситуации казалась ей избавлением от по-настоящему смертельной угрозы. В тюрьме будут женщины. Возможно, такие же, как и она, убийцы своих мужей, и им будет о чем поговорить за кружкой горячего крепкого чая.

А Оксана, сестра, станет любить Ванечку как родного, вырастит его, как принца. Деньги у них есть, да и семья хорошая, добрая.

С необыкновенным чувством легкости и выполненного долга перед сыном (который мог погибнуть во время одной из таких пьяных выходок мужа) Татьяна, набросив на плечи старую шерстяную кофту, вышла из дома в ночь, в дождь и побежала к озеру, к лесу, где собиралась укрыться и прийти в себя у знахарки, гадалки и просто душевной и умной женщины, старой польки по имени Зося.

Казалось, Зося знала о жизни намного больше остальных, да и видела она, читала по глазам, облакам, воде, огню, свечам, земле и травам все то таинственное, недоступное обыкновенным людям, и это позволяло ей хотя бы немного заглянуть в будущее.

Никто не помнил, кода она поселилась в Панкратово, словно жила здесь вечно. Не знали, сколько ей лет, как забросило ее из Польши в Россию, есть ли у нее родные, близкие, была ли она замужем. Внешне Зося выглядела как потускневший портрет молодой красавицы с печальными глазами. Женщины говорили, что если снять с нее темную одежду до пят и пеструю косынку, под которой она прятала свои волосы (длинные и густые, как говорили случайные свидетели), то увидели бы молодую стройную женщину.

Однако движения ее были неторопливые, речь – тоже, что указывало все-таки на возраст.

Никто не знал, на какие средства живет Зося, потому что пенсию она не получала и не предпринимала ничего, чтобы ее оформить. Она собирала травы, варила барсучий жир, готовила разные настойки и каждое воскресенье ездила в город на рынок, где продавала все эти волшебные снадобья. На вырученные деньги она покупала самое необходимое – масло, сахар, соль, крупы, нитки, иголки, спицы, спирт…

Она гадала, лечила, наставляла женщин, учила жизни, и люди расплачивались с ней деньгами, продуктами. Чаще всего приносили молоко, мед, овощи, фрукты, овечью шерсть, из которой Зося вязала отличные узорчатые толстые носки, тоже на продажу.

…Трава была мокрая, высокая от обильных августовских дождей, подол юбки Татьяны быстро намок и теперь хлестал ее по щиколоткам. Она не бежала, а летела к Зосиному дому, черные очертания которого на темно-синем горизонте казались призрачными. Вот вроде бы он, дом, рукой можно дотянуться, но он словно отдалялся от нее, отступал в скрипучий, полный ночных звуков мокрый и холодный лес.

Татьяна выбилась из сил, хотела уже остановиться, чтобы перевести дух, как вдруг поняла, что стоит совсем рядом с домом, и стекло окна поблескивает перед самым лицом, как если бы убегавший дом теперь вернулся к ней.

– Зося?

Она подошла и заглянула в окно. Темно. Конечно. Глубокая ночь. Зося давно уже спит и видит свои таинственные цветные сны. Возможно, ей снятся размотанные наподобие шерстяных клубков чужие судьбы…

Татьяна обошла дом, взошла на крыльцо, и ей почудился в тишине голос. Женский. Как если бы кто-то внутри дома читал молитву. Монотонное звучание голоса, шум дождя, звуки постанывающего и охающего ночного леса – все это уже не пугало Татьяну, она знала, что вот сейчас постучит, разбудит Зосю, но та даже виду не подаст, что нарушили ее покой, вторглись к ней так поздно. Распахнет свою дверь, впустит Таню-убийцу, обнимет, усадит за стол и напоит горячим чаем с травами. И Таня ей во всем признается, испросит у нее совета, как быть, идти ли с повинной в полицию или спрятаться, затаиться?

Ей показалось, что молитва, доносящаяся из приоткрытого окна, незнакомая. Может, католическая, на родном Зосином польском, подумала Татьяна, имея самое смутное представление о существующих религиях, однако знающая откуда-то, что поляки – католики.

– Зося? – тихонько окликнула она ее в темное окно.

И тотчас молитва прекратилась. Стало очень тихо. Слышно было только дыхание леса, тишайшая дробь дождевых капель о крышу дома да уханье совы.

Татьяна впала в какое-то оцепенение, до нее только сейчас начал доходить смысл того, что она совершила, весь кошмар и ужас содеянного. Она убила человека. Решила его судьбу. Если в тот момент, когда она заносила нож над мужем, она предчувствовала какое-то вселенское облегчение, освобождение, то сейчас все страхи навалились на нее ледяной тяжестью, мешая дышать.

Она энергично постучала в дверь. Зося крепко спала.

Эти удары костяшек пальцев о дверь казались невероятно громкими, просто чудовищно громкими, раздражающими саму природу.

Татьяна прошла вдоль дома, повернула к саду и открыла дверь в хозяйственную пристройку, где Зося сушила свои травы и хранила на полках бутылки и банки со снадобьями. Там, Татьяна знала, был топчан с подушками, где дожидались своей очереди ее посетители, а то и ночевали, если беседа с Зосей уходила в ночь.

Отворив дверь, она вошла в темное прохладное помещение, где пахло травами и сухими цветами, яблоками и вином, нащупала выключатель, вспыхнул свет, и она увидела аккуратно застеленный топчан. Татьяна взбила подушку, выключила свет, легла, укрылась толстым шерстяным пледом и закрыла глаза.

Утро вечера мудренее – подумала она, проваливаясь в спасительный сон и с благодарностью воспринимая его сладость.

Она проснулась рано утром, когда все вокруг тонуло в тумане – даже стены дома казались призрачными, сотканными из плотного молочного воздуха.

Сердце Татьяны бухало в груди от полного и ясного осознания того, что она совершила накануне.

Подойдя к крыльцу, она поднялась на три ступеньки и постучала. Тишина. Тогда она толкнула дверь, и она подалась, отворилась, словно дом приглашал Татьяну войти.

– Зося?

Она вошла в темные сени, пахнущие яблоками и керосином, нащупала тяжелую дверь, открыла ее, прошла тихими шажками в дом, который хорошо знала, постоянно окликая хозяйку.

И куда она ушла спозаранку? Еще только половина седьмого!

Справа была дверь, ведущая в спальню. Татьяна тихонько приоткрыла ее и увидела в фиолетовых утренних сумерках разобранную кровать с лежащим человеком.

– Зося?

Она подошла ближе и от ужаса окаменела: на залитой кровью постели лежала девушка с ножом в груди.

Татьяна попятилась к двери, не поворачивая головы, нащупала рукой выключатель, вспыхнул свет, и картина, представшая перед ней, показалась еще страшнее, ярче.

Девушка была, без всякого сомнения, мертва. И это была, конечно, не Зося.

Татьяна от страха боялась пошевелиться. Ведь убийца мог еще оставаться в доме.

Окликать Зосю желание пропало.

Татьяна чуть слышно вышла из комнаты, добралась, едва дыша, до кухни и остановилась на пороге, потрясенная видом распростертого на полу тела.

Вот это уже была Зося. Рукоятка большого кухонного ножа торчала у нее из горла.

На бедной женщине была ночная сорочка, волосы ее были распущены, видно, в тот момент она готовилась ко сну.

В доме произошла настоящая кровавая бойня.

И как же это угораздило Татьяну, ночью заколовшую собственного мужа, оказаться в этом страшном месте, где было совершено еще два похожих убийства?

А может, ей все это просто снится?!

Со страшным криком она вылетела из дома и побежала, не разбирая дороги, в деревню…

Солнце золотыми теплыми лучами вспарывало туман…