Читать книгу Холодное блюдо - Анна Дашевская - Страница 3

Уха из стерляди с шампанским.

Выдать: 2-3 ф. ершей, окуней и сига Или 1 курицу; ½ ф. белых кореньев; 1 ½ – 2 луковицы, букет зелени;

3 зерна англ. перца, 1 лавр. лист; 1/3 ф. паюсной икры или 2-3 яичных белка.

3 ф. стерляди, ½ лимона.

(1/2 бутылки шампанского или сотерна).

Зеленый укроп (зеленый лук).

Сварить 2-3 фунта мелкой рыбы, как-то: ершей, окуней, сига или 1 молодую курицу с белыми кореньями, пряностями и солью, варить под крышкою, на медленном огне, часа два, снимая накипь, чтобы рыба разварилась, процедить сквозь сито, очистить, кто хочет, паюсною икрою; процедить сквозь салфетку.

Между тем очистить стерлядь, нарезать на порции, вытереть до суха полотенцем.

За 30 минут до отпуска, вскипятить процеженный рыбный бульон, опустить в него стерлядь. Когда закипит и стерлядь всплывет к верху, отставить на легкий огонь и варить еще с четверть часа. Выложить осторожно рыбныя звенья в суповую чашку, всыпать зеленаго укропа, залить процеженною ухою.

Любители прибавляют в эту уху: шампанскаго Клико и сотерну высокаго сорта, отдельно раз вскипяченнаго. Подаются отдельно полуломтики лимона, очищеннаго от кожицы и зерен. Многие любят и зеленый мелко изрубленный лук.

Елена Молоховец, «Подарок молодым хозяйкам или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве», 1901, СПб, Типография Н.Н. Клобукова

Как сочетаются в вашем сознании слова «утро» и «яхта»?

Да отлично! Если утро настаёт для вас не рано и не поздно, а, так сказать, «в плепорцию», в одиннадцатом часу, и начинается с завтрака в постель… На подносе подрумяненные тосты, масло в хрустальной розетке, немного икры, немного апельсинового джема. Луч солнца отражается в серебряном кофейнике, на сливках появилась золотистая пенка, распускающаяся роза в маленькой вазочке пахнет летом.

Представили?

Так вот, ничего этого пассажиры «Люсьена Оливье» не получили.

Корабельный колокол (рында, если кто не знает) пробил в половине восьмого, а через час, позёвывая и поёживаясь от речной свежести, знаменитые московские шеф-повара топали по трапу в сторону городского калязинского парка. Местные же кухмейстеры уже работали вовсю: кипятили воду в котлах, резали овощи, чистили рыбу и ругали поварят.

Всего уха варилась в двенадцати шатрах, и москвичи решили не распыляться. Каждый взял на себя присмотр за двумя участниками состязания – где-то советовал, где-то ругал, а где-то и помогал. Через пару часов, когда процесс уже пошёл, и возможно стало распрямиться, утереть пот и даже перекурить, трое мужчин в белых куртках с вышитыми именами отошли в сторонку и встали так, чтобы их разговор трудно было услышать.

– Что ты хотел, Коля? – спросил Мушинский.

– Вчера я видел Жаркова.

– Кого? – слаженно спросили его собеседники, а Амир Гулиев добавил: – Ты уверен, что это был именно он?

– Уверен. Вчера в толпе, пока Пархомов речь толкал, я стоял позади него и чуть сбоку. У Димы был шрам на левой щеке, вертикальный, от виска вниз, помните? Ну вот – и шрам, и серьга в ухе, и профиль… Жарков Дмитрий Геннадиевич, собственной персоной. Заматерел, может быть, но даже и постарел за эти годы не особо.

– Мне говорили, он после того скандала уехал куда-то на юга, к морю, – задумчиво проговорил Мушинский. – Бросил готовку, купил не то пансион, не то просто дом…

Николай Борисов усмехнулся:

– Жить в глухой провинции у моря? Ты сам знаешь, готовку бросить труднее, чем женщину, кухня так просто не отпускает.

– Эка ты сравнил!

– И тем не менее, – твёрдо повторил Борисов. – Это был Жарков. Из всех нас он не знает и не ненавидит только Фозила.

– Восемь лет назад Фозил ещё и в Москву-то не приехал, – Амир покачал головой. – Конечно, я гадостей не делал никому и никогда. Но я остался, а ему пришлось уйти, так что да, ты прав: всех нас Жаркову любить не за что.

– А Маринку он видел? – спросил вдруг Мушинский. – Начала тогда травлю именно она…

– Кто ж знает, кого он видел? Только вот насчёт Пархомова можно знать наверняка.

– Эдика Жаркову тоже любить не за что, Маринка к нему и ушла от Димы. Хреново, – для убедительности Амир сплюнул. – Будем предупреждать остальных?

– Подумаем. Если он снова появится, предупредим.

И знаменитые повара разошлись в разные стороны с таким видом, словно только что обсуждали состав секретной приправы к рыбе или травили анекдоты, или держали пари на то, кто же выиграет сегодняшний конкурс…

Лиза точно знала, что она должна быть на месте вместе с поварами. Уже к восьми утра она оделась, причесалась и стучала в дверь комнаты Алексея, торопя его.

– Слушай, а завтрак? – он держал в руке зубную щётку. – И побриться бы я не отказался…

– Тогда я пошла одна, а ты приходи поскорее! Или нет, – она остановилась и повернулась к Верещагину. – Тебе это всё равно неинтересно, так ведь? Пока я буду смотреть, как они готовят, поищи мне в Сети статьи о применении магических методов в кулинарии. Пожалуйста!

– Ладно, ладно, беги, – махнул он рукой. – Я тогда приду часам к двенадцати.

Не успел Алекс договорить фразу, как девушки и след простыл, только каблучки простучали по лестнице. Он усмехнулся и пошёл заканчивать утренние дела.

В парке пока было малолюдно, только в каждом из шатров кипела работа. Оценив масштаб. Лиза кивнула сама себе, мол, правильно пришла с утра пораньше, и первым делом направилась к навесу, над которым была лаконичная надпись: «Трактир «Флотилия». Маша Шехонская помешивала что-то в маленьком котелке, губы её безостановочно шевелились, а левая рука ныряла то в один, то в другой мешочек, баночку или ещё какую-то ёмкость. «Сущая ведьма!», – хихикнула про себя Лиза и подошла поближе. Один из помощников, отчаянно веснушчатый юноша, сделал ей страшные глаза и прижал к губам палец. Понятливо кивнув, Лиза замерла, наблюдая за процессом. Ей было видно немного больше, чем всем остальным: в дополнение к довольно слабой стихии воздуха природа или боги внезапно расщедрились и выдали ей особый, редкий дар – умение видеть магию. Ей не нужно было переходить на магическое зрение, чтобы рассмотреть магические потоки. Вот сейчас, например, с пальцев Марии срывались ярко-алые и яблочно-зелёные молнии, падали в котелок и там беззвучно взрывались.

Между тем цвет жидкости в котелке заметно поменялся, она стала совершенно прозрачной, золотистой, а по края побежали пузырьки. Отряхнув руки – Лиза увидела, как с пальцев сорвались и канули среди пузырьков крохотные радужные искры – Маша отошла от горелки и сказала веснушчатому юноше:

– Васенька, через пять минут вылей в большой котел и медленно помешивай двадцать минут, понял?

– Понял.

– Хаким! – из-за занавески вынырнул ещё один очень юный помощник и подошёл к шеф-повару. – Рыба разделана? – тот кивнул. – Нарежь на порционные куски. Присоли, поперчи, чуть сбрызни белым вином, когда Василий домешает, будем выкладывать.

Шагнув чуть в сторону из-под шатра, она присела на табуретку и зажмурилась. Лиза подошла поближе и спросила:

– Говорить можешь, или лучше не трогать?

– Говорить – могу, – усмехнулась Мария, не открывая глаз. – Делать какое-то время ничего не смогу. Садись тут вот рядом, спрашивай. Ты ж из этих, из журналистов?

– Корреспондент «Магического вестника» Елизавета Бартенева, – с законной гордостью подтвердила Лиза.

– Ого! Ну, спрашивай, если есть вопросы.

– Полно! – раскрыв блокнот, акула пера нацелилась карандашом на первый из подготовленных вопросов. – Это магия воздуха, воды? Какая стихия?

– Сложно сказать. Нет, правда, сложно. Я ничего не скрываю, просто у меня резерв небольшой, но зато одинаковый в четырёх стихиях – вода, воздух, жизнь и что-то вроде ментала, но узконаправленного. Вот скажи, ты сколько оттенков вкуса яблока различаешь?

– Понятия не имею, – призналась Лиза чистосердечно.

– А я как-то посчитала из любопытства. В одной только антоновке больше тридцати. Поэтому, сколько бы мне отец ни говорил, что быть поваром – это недостаточно для княжны, я-то лучше знаю, для чего я гожусь.

– Ну, хорошо, оттенки вкуса. То есть, ты отличишь, если в яблочном пироге будет не та же антоновка, а, скажем, штрифель?

– Шутишь – фыркнула Мария. – Я отличу, если в него положат не цейлонскую корицу, она же кинамон, а чиньскую кассию!

– Это классно! – вал вдохновения подхватил Лизу, и вопросы посыпались, словно горох из мешка…

Ощущения были классические: во рту словно табун ночевал, виски ломит, в затылке молоточки стучат. Марина открыла глаза и охнула, таким резким показался ей дневной свет. Она выпростала руку из-под одеяла, в которое ухитрилась туго-туго завернуться («Вот почему мне снилось, что меня связали!») и нащупала на тумбочке часы.

– Половина двенадцатого… Ах, холера, выходит, я всё пропустила! И ни один гад не пришёл и не разбудил. Впрочем, – тут она усмехнулась и снова поморщилась, так отдалось в голове. – Впрочем, похоже, что, если бы и приходили будить, я бы не услышала.

Женщина окончательно выбралась из постели и, пошатываясь, побрела в ванную. Там взглянула в зеркало и снова усмехнулась:

– Да-а, похоже, вчерашний вечер останется незабываемым в памяти бывших друзей… Ладно, для начала умоюсь, потом подумаю, что делать.

Когда Марина вернулась в каюту, обнаружилось, что недобрые слова из её уст звучали зря – как минимум, экипаж яхты о ней позаботился. На столике стоял поднос, на котором исходила паром кружка с горячим бульоном, сухарики в вазочке поблескивали кристалликами соли, рядом стоял заварочный чайник и всё, что к утреннему чаю полагалось. Поздний завтрак был накрыт стазисом и потому остыть не мог. Тем не менее, Марина покривилась и сказала хрипло:

– Я бы предпочла бокал шампанского! Хотя что-то такое доктор вчера говорил насчёт того, чтобы избегать спиртного. Да-да, «от спиртного лучше пару дней воздерживаться», старый сухарь! Ну-ка, посмотрим, что у нас есть в баре?

Через мгновение она с изумлением обнаружила, что в баре, вчера ещё полном любых напитков, остались только соки и вода.

– А это тогда что такое?

С кружкой в руках, прихлёбывая бульон, Марина подошла к большому зеркалу. На столике перед ним стоял хрустальный графин, до половины налитый золотисто-коричневой жидкостью. Поставив кружку, она открыла пробку и осторожно понюхала.

– Виски, – с тяжёлым вздохом вернула пробку на место. – Нет, простите, пойду пить чай. Этот нектар – только вечером и не больше пары порций, иначе сегодняшняя головная боль за счастье покажется. Кстати… – потерев виски, пощупав затылок, она поняла, что утреннее состояние слабости и болезненности растаяло без следа, уступив место здоровому голоду. – Что там ещё было, гренки? Отлично, давайте гренки! А потом в душ, одеваться, и в город, и пусть местные горе-повара прячутся в своих опустевших котлах.

Уже одетая, накрашенная, выглядевшая так, словно мага-медика накануне вечером вызывали к кому-то другому, Марина остановилась в дверях, посмотрела на графин и покачала головой.

– Не знаю уж, кто принёс сюда этот нектар, но вечером я его опробую. Надо прибрать…

И хрустальный сосуд со всей осторожностью был отправлен в пустой чемодан.

Тем временем народу в парке прибывало и прибывало, так что городской голова только покачал головой и негромко сказал стоявшему рядом начальнику городской стражи:

– Вызывай подкрепление, Гемхард, и пусть начнут с установки ограждения, пока нам газоны вусмерть не вытоптали.

– Сейчас магическое поставим, – огладил длинную тёмную бороду стражник, и махнул рукой кому-то в толпе.

Не прошло и пяти минут, как стражники в форме оттеснили от газонов и клумб всё увеличивающуюся толпу. Надо отдать должное почтенному Гемхарду Рокхеверу, делалось всё вежливо, со всем уважением, а кое-где – со смешками и шуточками. Городок-то небольшой, все всех знают…

Впрочем, любой, кому посчастливилось попасть на службу в городскую стражу Калязина, точно знали, что начальник второй раз повторять не станет, но за своих встанет горой.

Одному лишь быстроногому Гермесу, богу путей и дорог, известно, как занесло в маленький волжский городок гнома из знаменитого клана бухгалтеров, но вот – занесло. Гемхард прижился, женился на местной красавице Марусе и завёл с нею пятерых детей. Несмотря на то, что доставал он жене чуть выше плеча, говорила Маруся о нём исключительно с придыханием, называла на вы и слушалась беспрекословно.

Впрочем, это другая история…

Вчерашнее выступление Маши Шехонской, разумеется, уже стало известно всему городу. Каждый, кто мог, считал своим долгом попробовать хоть ложечку ухи у поваров трактира «Флотилия» и у их основных конкурентов, ресторанов «Дом номер восемь» и «Звезда рыбака». А уж начав пробовать, остановиться было трудно… Звенели монеты, сверкали вспышкой платёжные кристаллы, пахло хорошей едой и только что испеченным хлебом, и над всем городским парком – да что там, над всем Калязиным! – плыл густой аромат только что сваренной ухи.

Повара «Флотилии» сняли с огня уже шестой котёл, и бледная аж в зелень Маша колдовала над следующим.

– Слушай, тебе отдохнуть надо, – с тревогой сказала Лиза, обошедшая всех конкурсантов и вернувшаяся к новой подруге.

– Не могу сейчас, заклинание посередине не бросишь, – ответила та, локтем пытаясь отвести со лба прилипшую прядь. – Но это последняя порция, вот закончу и выпью чаю.

– Принести?

– Принеси, пожалуйста. И сладкое что-нибудь!

– Ага! Алекс, где здесь был чай?

– Идём, провожу, – Верещагин взял девушку за локоть и провёл сквозь клубящийся народ к шатру, под которым из огромного двухведёрного самовара разливали кипяток. – Вот, заказывай.

Лиза погрузилась в изучение сортов напитка, а Алекс отправился искать, где же продают мёд. Увидев искомую вывеску, он шагнул вправо и нос к носу столкнулся с Ольгой.

– Ты-ы? – спросила она удивлённо. – Что ты здесь делаешь?

– Приехал за ухой, – буркнул детектив. – Ты ж меня вчера видела на ужине, чего удивляешься?

– Не видела, – она покачала головой. – Я сидела далеко, в глубине зала, да и ушла сразу после закусок. Плохо себя почувствовала.

– А-а, понятно.

В воздухе повисло неловкое молчание. Алекса толкнули в спину, потом ещё раз, потом наступили на ногу, и он разозлился:

– Оль, я пойду, меня ждут! Мы дальше по вашему маршруту поедем, так что ещё увидимся!

И он мастерски ввинтился в толпу.

– Мы? – спросила Ольга. – Интересно… Ладно, поглядим. И в самом деле, меня тоже ждут!

Большая кружка сладкого чая с земляникой и мятой плюс пиала с золотым прозрачным мёдом совершили почти мгновенное чудо: Маша порозовела, растаяли тёмные круги под глазами, и кожа снова сделалась светящейся и гладкой.

– Ты выложилась почти насухо, резерв практически исчерпан, – покачал головой Верещагин. – Ещё немного, и стала бы тратить уже жизненные силы. Часто ты так?

– Нет, конечно. Мы столько и не готовим у себя в ресторане, у нас всего-то полтора десятка столиков.

– А когда будут объявлять результаты? – спросила извертевшаяся Лиза. – По-моему, пора: котлы пусты, приглашённые судьи всё попробовали и уже полчаса совещаются!

– Минут десять ещё, – Алекс, как самый высокий, видел, что судьи спорят, что-то вычёркивая или подчёркивая на большом листе бумаги.

– Ладно, – его подруга удовлетворённо кивнула и повернулась к Марии. – Тогда расскажи мне, как ты используешь магию в кулинарии. Тебя этому учили?

– Конечно, нет! – девушка рассмеялась. – Учили общим принципам, ну, и технике, конечно.

– Технике?

– Ну да! Понимаешь, когда тебе нужно для супа нарезать одну луковицу и две морковки, это можно делать как угодно. А если счёт идёт на килограммы, то спасти может только правильная техника. Точно так же с разделкой рыбы, с нарезкой мяса… Как приготовить суфле, чтобы оно не село, почему в плове рис рассыпчатый, а в ризотто – кремовый, и вообще, чем отличаются один от другого сорта риса или, допустим картошки… – Маша могла говорить на эту тему ещё очень долго, но посмотрела на поскучневшие лица собеседников и махнула рукой. – Короче, этому точно так же надо учиться, как грамотному письму или решению квадратных уравнений.

– Но это же не магия! Это просто кулинария! Ну, ладно, не просто, а сложно, но всё равно – не магия, – упрямо повторила Лиза.

– А по магическим приёмам нам давали только общие курсы. Потому что общего тут вообще ничего нет. Ну, вот, например, я использую магию воды, чтобы полностью извлечь ароматы. А был у нас на курсе мальчик, у него стихия огня – так он работал с температурными режимами. У всех всё по-разному, – закончила она, одним глотком допила чай и поднялась. – Ага, вот они до чего-то договорились и выходят на сцену. Идём поближе!

И, решительно расталкивая толпу, Мария пошла вперёд, приговаривая на ходу:

– Я участник конкурса, пропустите! Мне, может, сейчас приз вручат, а я пройти не могу!

Посетители фестиваля оглядывались, с улыбками расступались и пропускали девушку; её спутники, выстроив микро-хирд и сжав зубы, шли следом.

После короткого выступления организатора фестиваля, Эдуарда Пархомова, для разнообразия одетого в пёструю «гавайскую» рубашку, на сцену поднялся Иван Тимофеевич Казанцев, городской голова. Посмотрев на собравшихся, он хитро усмехнулся и спросил:

– Ну что, все уху попробовали? А ставки на победителя сделали? – по толпе пронёсся шепот. – Думаю, тот, кто догадался поставить правильно, сорвёт большой куш, потому что результаты неожиданные. Итак, прошу посмотреть, вот вчерашние результаты…

Сошников активировал запоминающий кристалл, и перед публикой появилась голограмма таблицы, которую все видели накануне, и которую оспаривала с такой страстью Маша Шехонская. Первое место со ста тридцатью шестью очками занимала красная уха ресторана «Большая кастрюля». «Флотилия» Шехонской была пятой, получив девяносто два балла, а последние места разделили «Буль-Буль» и «Приволжский», каждый из которых заработал сорок два.

Калязинский городской голова тем временем продолжал разливаться соловьём:

– Наверное, всем интересно, как блюда оценивали…

– А судьи кто? – донёсся выкрик откуда-то сзади.

– Так их вам вчера представляли, – пожал плечами Казанцев. – Шеф-повара из Москвы, вот они, – он повёл рукой вправо; судьи заулыбались, Амир Гулиев помахал рукой. – А система оценок была очень простая: каждое представленное блюдо оценивалось от единицы до пятерки по пяти параметрам: аромат, вкус, подбор ингредиентов, текстура и индивидуальность.

– Текстура – это что? – снова выкрикнул тот же голос.

– Давайте я отвечу, – поднялся один из шефов. – Алексей Власов, ресторан «Печь и котелок». Текстура – это целый комплекс ощущений: зрительных, слуховых и осязательных. Бывает кремообразная, волокнистая, слоистая, пористая, однородная, твердая, пластичная, липкая, рассыпчатая, хрустящая, гелеобразная. В одном блюде нужно сочетать хотя бы две текстуры, идеальный вариант – три. Ну, например, та самая красная уха от «Большой кастрюли» представляла слоистую текстуру кусков рыбы, однородный мягкий картофель и хрустящие чесночные гренки, которыми всё это было посыпано. Понятно?

– Понятно, – нестройно прозвучал общий ответ, а всё тот же одинокий голос добавил. – Чего ж тут не понять?

Толпа грохнула. Городской голова заулыбался и продолжил…

– Сразу говорю, сегодняшние оценки будут отличаться от вчерашних. И вовсе не потому, что кто-то куплен, как некоторые предполагали, гхм… в кулуарах. Вчера мы ошибочно оценивали, не включив в систему соответствие заданию. Сегодня, благодаря госпоже Шехонской, это было исправлено. Мы изменили нашу «пятёрку», объединив «вкус» и «аромат», и добавили необходимый пункт. Итак, результаты!

И снова Владимир активировал кристалл, и подсвеченная зелёным голограмма повисла в воздухе рядом со вчерашней. Зрители зашумели, неугомонный собиратель сведений из заднего ряда выкрикнул:

– Это что же, «Большая кастрюля» теперь на пятом месте?

– Да… Кто ж у нас там такой любопытный-то? – городской голова вгляделся в толпу и кивнул сам себе. – Ну, разумеется, Вася Топорков. Василий, ты же все двенадцать вариантов опробовал, как не лопнул!

– Чего это ещё, лопаться-то… – пробурчал под нос именитый горожанин.

– Ну, а раз попробовал, должен сам понимать: как тут ни крути, а дело во вкусе. Итак, третье место и приз – ужины на двоих в трёх ресторанах уважаемых приглашённых судей – получает ресторан «Буль-Буль»…

Представление покатилось своим чередом. Второе место, ужин и право на рекламный разворот в журнале «Шеф-повар» было отдано Маше Шехонской и её «Флотилии», первое занял трактир «И рыба, и мясо», получивший рекламный разворот, ужин в любом ресторане кого-то из судей и три тысячи дукатов.

На сцену снова вышел Эдуард Пархомов, переждал шум и сказал:

– Ещё одно изменение в регламенте фестиваля: лично я приглашаю повара, занявшего первое место, принять участие в общеволжском конкурсе, который состоится в последнем пункте нашего фестиваля, городе Ярославле.

Неожиданно обладатель главного приза, усатый, широкоплечий мужчина лет сорока, шагнул вперёд и спросил:

– А когда это будет, Эдуард Михайлович?

Пархомов переглянулся с Владимиром Сошниковым и ответил:

– Через десять дней.

– Тогда прошу меня простить, но я сразу откажусь, – твёрдо сказал усач. – У меня жена рожать должна, я из дому ни-ни. Вон, Машуня пусть едет, надо пропускать молодёжь!

– Жаль, – покачал головой Эдуард. – Но отказаться – ваше право. Мария, вы как, в игре?

Шехонская сглотнула и дрогнувшим голосом ответила:

– Конечно!

Разошлись возбуждённо переговаривавшиеся зрители. Участники погрузили свои котлы, остатки продуктов, посуду и припасы на воздушные платформы и двинулись к выходу. Судьи, строго предупреждённые Сошниковым об отправлении яхты через два часа, разбрелись по городу.

Со скамейки, стоявшей в сторонке, поднялась Марина, до этого что-то быстро писавшая в блокноте, подошла к Эдуарду и сказала:

– Ну что, Пархомов, мои поздравления!

– С чем? – хмуро спросил он.

– С первым блином. Может, он и был комом, но ты сумел дело поправить, так что поздравляю, и искренне.

– Спасибо. Ты сейчас на «Оливье»?

– Нет, сперва схожу на почту, отправлю статейку. Сам знаешь, на воде магвестники не работают, да и электронная почта не особо.

Пархомову до рези в глазах хотелось заглянуть в отправляемый ею текст, но он сжал зубы и удержался. Поинтересовался только:

– Когда и где должно выйти?

– Сюрприз, сюрпри-из, – пропела женщина, ослепительно улыбаясь. – Тебе понравится, Эдик! А если и не понравится, то самые полезные лекарства ведь горькие. Не правда ли?

И, выпустив эту парфянскую стрелу, она быстро пошла к выходу из парка.

Оставим на мгновение наших героев, и воспользуемся особыми возможностями автора, заглянем в ту самую статью. Что же написала госпожа Красовская о калязинском фестивале?

«Всяческие кулинарные фестивали, словно вражеское войско, покатились по Царству Русь, сминая и коверкая родную кухню…

Кто-то сказал этим, простите, поварам, что уха и рыбный суп суть разные вещи, вот они и стараются, варят-наваривают, а в котле всё одно жиденькая похлебочка…

В ресторан можно влюбиться, если в нём подают правильные пирожки: в меру тонкое нежное тесто, с божественной начинкой, с загорелой спинкой. Ресторан можно возненавидеть, если в нём подают невкусные солёные огурцы. Что же я попробовала сегодня? Битые, квашеные, перченые, верченые огурцы – много ли на свете шеф-поваров, способных испортить наших зелёных любимцев, забить их неповторимый аромат, превратить в размазню их дивный хруст? И неужели все эти умельцы сосредоточились в городе К., первом пункте заявленного фестиваля ухи?..

Рыба, что красная, что белая, была переварена, успела до подачи посетителям постоять, устать от самой себя, пропитать всё вокруг тяжким рыбным духом…

И никакие «магические методы и техники приготовления» не помогут сделать еду вкусной, если не у тебя к этому таланта. Или тебя хотя бы не научили ремеслу…»

Леонид Грабовой, один из двух стюардов «Люсьена Оливье», заканчивал уборку в каюте госпожи Красовской.

Вообще Леонид любил свою работу, ему казалось, что с каждым вычищенным ковром и протёртым от пыли столиком чуточку чище становится весь мир. И неважно, что завтра пыль сядет снова, а на ковре появятся следы подошв: всё это так просто исправить. Протереть зеркало, налить в сверкающий графин свежей воды, застелить постель хрустящей от чистоты простынёй…

Но вот убираться у Красовской ему не нравилось. Она не давала себе труда хотя бы сложить на стул сброшенную одежду, оставляла следы жирных пальцев на лакированной поверхности тумбочки и на зеркале, а прямо на постели могла бросить конфетные фантики и тарелку с яблочными огрызками.

– С другой стороны, – пробормотал Леонид, – спасибо, что на тарелке, а не прямо на простыне.

Он критически осмотрел сияющую чистотой каюту и покачал головой: ярко-красный чемодан, стоявший возле кресла, нарушал гармонию пространства. Осторожно взявшись за ручку, Леонид передвинул чемодан к шкафу, так, чтобы кресло его прикрывало. Внутри чемодана что-то булькнуло, и стюард насторожился: вчера вечером шеф – в смысле, владелец яхты, Эдуард Пархомов – строго-настрого повторил всему персоналу, чтобы госпоже Красовской спиртного не давать ни грамма.

– Это не вода, – подбодрил Леонид сам себя. – Воду или сок она бы не убирала. Но лезть в чемодан? Пожалуется, скажет, что я неё брильянты украл, и привет. Нужен свидетель…

Первым человеком, попавшимся ему на палубе, был капитан, с самым деловым видом шедший к трапу.

– Валерий Николаевич! – прокричал запыхавшийся Леонид. – Валерий Николаевич, у меня проблема, помощь ваша нужна!

В каюте капитан подёргал чемодан из стороны в сторону.

Тот булькнул в ответ.

– Ну вот, я ж говорю – воду бы она прятать не стала, – повторил стюард.

– Открывай, – Валерий Николаевич кивнул. – Под мою ответственность.

Из чемодана был извлечён и поставлен на столик красивый хрустальный штоф, на две трети заполненный золотисто-коричневой жидкостью. Капитан открыл пробку и со всей осторожностью понюхал.

– Аква-вита, – сказал он авторитетно. – Островная, копчёная. Уноси.

– Куда, в бар?

– Нет, Лёня, какой бар? Ко мне в каюту, в сейф уберу и вечером Эдуарду Михайловичу доложу, как вернётся. У нас с тобой есть приказ, Красовской спиртного не давать, а приказы не обсуждаются.

В начале пятого двое матросов убрали трап, корпус «Люсьена Оливье» дрогнул, и полоска воды между нею и причалом стала расширяться. Судьи помахали собравшимся на берегу, повернулись к хозяину яхты, и Алексей Власов спросил:

– Какие дальнейшие планы, Эдик?

– Солнце ещё высоко, предлагаю остановиться где-нибудь в приятном месте и позагорать. Потом ужин, а завтра утром приходим в следующий пункт, город Мышкин. Место туристическое, ресторанов там побольше, чем в Калязине, так что и конкурс должен быть интереснее. Согласны?

– Почему бы и нет, – пожал плечами Власов. – Пошли искать плавки, ребята!

Марина вернулась в свою каюту.

Она почти опоздала к отправлению яхты, и подозревала – да что там, была твёрдо уверена – что ждать её никто не станет. За несколько часов, проведённых ею на берегу, она успела попробовать пару вариантов этого пахнущего рыбой варева, написать статью со справедливой критикой фестиваля и его участников, отправить эту статью по адресу, вернуться в городской парк и купить пару баночек мёда для мамы.

Устала.

Набегалась, понервничала, да и голова после вчерашнего была тяжёлая. Хуже всего было то, что ей померещилось в толпе знакомое лицо, лицо, которое Марина никогда больше не хотела бы видеть. Теперь она не могла понять, был ли это фантом разгорячённого воображения, или действительно среди гостей мелькнул Дима Жарков.

Жарков, которого она любила без памяти, а потом разлюбила. Жарков, которого променяла на богатого, красивого, вальяжного, успешного Эдуарда. Променяла, а потом утопила в самом глубоком болоте, какое смогла найти в московском поварском сообществе, и ещё придержала, чтобы не выплыл.

– Сколько ж лет прошло? – Марина подошла к зеркалу, посмотрелась и стала разглаживать морщинки на лбу. – Восемь, да… Всё-таки тогда ресторанная критика имела куда больше весу, сейчас, кроме коллег, мало кто читает. Публика этими скандалами насытилась, а жаль!

Тут она покосилась в сторону чемодана, который – стюард, зараза! – переставили в сторону.

– Выпить? Нет, подожду до ужина. Сооружу себе «ночной колпак»[5], и пусть мне снятся зелёные холмы Эрина…

«Люсьен Оливье» бросил якорь возле симпатичного песчаного бережка в получасе ниже Калязина по течению Волги. В два захода лодка перевезла всех желающих туда, и матросы расставили шезлонги. На борту яхты осталось четверо пассажиров.

Фозил Ким, Николай Борисов и бартендер Артём Газарян, переглянувшись, поднялись на самую верхнюю палубу, где удобно расположились в креслах под навесом. Газарян выложил на стол колоду карт и спросил:

– Покер?

– Может, пулю распишем? – покривился Ким. – Неохота напрягаться.

– Втроём? Неинтересно. Да и не напрягайся, мы же между своими, – и Артём высыпал на стол горсть мелких, размером с семечку, кристалликов. – Делим поровну и играем на них.

– Что это?

Николай осторожно крутил в пальцах один из кристаллов.

– Усилители вкуса. Так сказать, магический глютамат натрия.

– Н-ну… ладно. Сам заряжал?

– Купил. Но у проверенного артефактора!

– Ладно, принимается!

И троица игроков отрешилась от всего вокруг.

Красовская прошла к лежакам, устроилась так, чтобы опускающееся к горизонту солнце максимально её освещало, и включила себе кристалл с музыкой.

Шевелиться было лениво, но пить хотелось. Пархомов пошарил рукой рядом с шезлонгом, нащупал бутылку и открыл один глаз, чтобы проверить, что попалось.

– Сок, фу… Нет, сок не хочу, водички бы. Ребята, у кого вода есть?

– Да вот тебе, целая река рядом, пей, сколько хочется! – откликнулся насмешливый голос Ольги.

Пришлось открывать оба глаза и осматриваться.

Пассажиры яхты купались. Кто-то плескался на мелководье, чья-то голова мелькала довольно далеко в волнах. Ольга стояла рядом, и по её загорелой коже сбегали капельки воды.

– Купаться пойдёшь? – спросила она.

– Не-а, я человек теплолюбивый, мне вода ниже тридцати градусов – слишком холодная.

Фыркнув, она села в соседний шезлонг.

– Давненько я не ночевала в твоей каюте, – протянула томно.

– И сегодня не будешь, – отрезал Эдуард.

– Что так?

– Не до того, дел много, надо отдохнуть. Если ты заметила, я тяну этот проект на себе!

– А-а, я-то думала, его тянет Володя Сошников… Ну, как хочешь.

Она замолчала, закрыла глаза и, кажется, задремала. Успокоившийся Пархомов с довольной улыбкой смотрел на яхту – белоснежная, изящная, покачивается на волнах, латунь сверкает на солнце…

Ольга посматривала на него из-под ресниц и про себя рассуждала.

«Не могу понять, я его уже не интересую? Тогда почему молчит? Я знаю, Эдик в таких случаях не церемонится, Маринку он выгнал – она чихнуть не успела. Интересно, за что? Молчат оба, как под клятвой, и слухи никакие не ходят. Если б она налево бегала, кто-нибудь да знал бы… Не пора ли мне искать запасной аэродром? Конечно, никто пока достойный не попадался, но тут главное решить и всматриваться в поток. Непременно проплывёт мимо либо подходящий мужик, либо, – тут она хихикнула, – труп врага. Интересно, куда Эдик бегал в Калязине? И не было его долго, и вернулся довольный, словно выиграл тендер на поставку продовольствия для государства. Ну, не может же у него быть любовница в этой дыре? Или может?»

На этой неожиданной мысли женщина распахнула глаза и повернулась к любовнику. Тот спал, даже чуть слышно похрапывал, и она, успокоенная, вновь опустилась на шезлонг.

Солнце коснулось краем макушек деревьев, подул свежий ветерок, и выбравшиеся на берег купальщики стали ёжиться.

– Эдик, домой поплывём? – не выдержал, наконец, один из поваров.

Пархомов вздрогнул и проснулся.

Ужинать сели, когда уже совсем стемнело. Столы сервировали на средней палубе; белые скатерти колыхались под ветерком, словно стайка привидений, огоньки свечей играли в гранях хрусталя. Хлопнули пробки шампанского, и хозяин яхты встал с бокалом в руке:

– Ну что же, друзья мои, я считаю, что первый этап мы отыграли с блеском. За вас! – и он залпом выпил.

Закашлялся. Взялся ладонью за горло, попытался вздохнуть. Лицо Эдуарда мучительно побагровело, второй рукой он вцепился в спинку стула, стараясь удержаться на ногах.

Ольга вскочила и с размаху ударила его кулаком в спину…

Гости выдохнули и отвели взгляды, Пархомов продышался и опустился на своё место, нашарил стакан с водой и выпил глоток. Потом взял руку женщины, всё ещё стоящей рядом, нежно поцеловал и прижал к своей щеке. Разрушая возникшую паузу, встал Сошников:

– Господа, думаю, рыбой вы на некоторое время насытились, поэтому ужин сегодня только для хищников. Итак, entrée – перепела, фаршированные утиной печенью, со сливовым соусом!

После ужина пассажиры яхты танцевали, ещё пили, смотрели на лунную дорожку по воде и загадывали желания. Далеко за полночь все разошлись по каютам.

Марина сбросила туфли, босиком прошлёпала к окну и распахнула его. Зажгла ночник и пробормотала:

– Отдельное спасибо за антикомариный амулет… Ну-с, а теперь в душ, сбыча мечт и спать! Где там моя прелесть?

Она сунула руку в чемодан и замерла: он был абсолютно, совершенно пуст.

Дёргая молнию, Красовская полностью открыла чемодан и удостоверилась: графин с виски пропал, как и не было.

– Твари, – прошептала она. – Гады! Ненавижу!