Читать книгу Перехват - Анна Дуплина - Страница 3

Роберт

В гараже отца пахнем машинным маслом, и от этого запах меня тянет блевать. Только спустя год после аварии я с трудом заставил себя сесть за руль машины, а мотоциклы все еще одним своим видом заставляют меня жалеть, что это не я разбился на смерть. Я смотрю на отцовскую старенькую Хонду, что стоит в гараже рядом с материнским Приусом и сжимаю челюсти. Зубы скрипят, хотя порой мне кажется, что это скрипит сердце. Пытается собраться во что-то целое, но не может. Не после того, что как долбанное дерево, возникшее на моем пути, разбило его вдребезги.

Отворачиваюсь от отцовского мотоцикла и подхожу к двери, которая из гаража ведет сразу в дом. Отец всегда превыше всего ценил удобства, поэтому к выбору дома подошел очень тщательно. Прямой выход в гараж из дома был одним из решающих пунктов при его покупке. Я помню, как еще маленьким смотрел на радостного отца, когда мы только переехали в этот район и никак не мог понять – как возможность сократить пару ярдов может сделать человека настолько счастливым?

В этом и заключается самая очевидная разница между мной и Уоллесом-старшим – мне совершенно насрать на то есть ли прямой выход в гараж из моего дома или мне придется пройти пару шагов в обход, куда важнее для меня были впечатления, адреналин…

Стискиваю челюсть еще сильнее, до тех пор пока она не начинает болеть. Именно из-за тяги к адреналину погибла Энжи. Из-за моей долбанной тяги к долбаному адреналину.

Захожу в дом и, не сдержавшись, хлопаю дверью, из-за чего из кухни тут же появляется мать. Она выглядит точно так же, как и пять назад, только морщинки на ее лице стали немного заметнее, и мне кажется, она чаще красит волосы, хотя глядя на ее пепельный блонд с ходу так и не скажешь.

– Роб, все хорошо?

От звуков ее голоса, мне хочется что-то разбить, потому что этот вопрос моя мать задает вот уже в тысячный раз, но я понимаю, что так она проявляет заботу. Как умеет. Поэтому сдерживаю себя.

– Да, мам, – все-таки отвечаю я, даже не изменившись в лице. – Дверь сквозняком захлопнуло.

Она понимающе улыбается и, тряхнув идеально уложенными волосами, кивает на кухню.

– Ты голодный? Я только что приготовила сэндвичи. Но если не поторопишься, твой отец ничего от них не оставит.

Стоит матери упомянуть отца, как ее лицо тут же меняется – она словно молодеет лет на десять, а в глазах появляется странный блеск. Так было сколько я себя помню. Глядя на моих родителей я думал о том, что хочу встретить кого-то, кто и меня полюбит так же, как моя мать любит отца. И мне казалось, я нашел такого человека…

Твою мать… Я думал, что дома мне станет проще, но вопреки моим ожиданиям дома нихрена не изменилось. Интересно, мне хоть когда-то станет легче или я так и буду до скончания своих дней мучаться от чувства вины?

Чтобы избавиться от навязчивых мыслей об Энжи я натягиваю на лицо свою самую дебильную улыбку и иду в сторону кухни. Мама внимательно смотрит на меня, но ничего не говорит, за что я ей охренеть, как благодарен.

Я захожу на кухню, замечаю сидящего за столом отца и поднимаю руку в знак приветствия. Его губы растягиваются в улыбке, но сам он напрягается.

– О, а вот и Роб. Как дела, сынок?

Это папина версия маминого вопроса: “все хорошо?”. И как бы оба варианта меня не бесили, я изо всех стараюсь вести себя, как благодарный их заботе сын. Пока я справляюсь довольно сносно, но клубный риелтор в крусе, что мне нужна отдельная квартира, и как можно быстрее. Иначе скоро от заботы своих родителей, я полезу на стену.

Напускаю на себя самый придурошный вид и складываю указательный и большой пальцы правой руки в колечко.

– Да, пап. Все окей. Мама сказала, тут где-то были сэндвичи?

– Ну, один где-то отыскать еще можно, – губы отца растягиваются еще шире, и он с теплом во взгляде поворачивается к моей матери. – Эн считает, что если сделает мне на один сэндвич меньше, то я умру от голода. Но скорее я умру от переедания.

Отец заливисто смеется, но в тот момент, как он ловит взгляд матери, резко замирает, а его смех резко обрывается. Проклятье. Они это на полном серьезе?

Я расслабленной походкой направляюсь к столу и медленно беру из тарелки сэндвич с тунцом, не глядя на моих тревожных родителей. Они беспокоятся, я понимаю, но это реально сводит с ума… Я откусываю внушительный кусок и принимаюсь тщательно жевать – так, как в детстве учила меня мать. Наконец, прожевав, шумно проглатываю, а затем выдыхаю. Моему самообладанию можно позавидовать.

Я обвожу кухню внимательным взглядом и все-таки решаю это обсудить.

– Слушайте, это уже ни на что не годится. Мам, я серьезно. Вы не можете исключить из своей речи все слова так или иначе относящиеся к смерти. Это, как минимум, ненормально. И в этом нихрена нет смысла. В конце концов, прошел целый год, так что, пожалуйста, прекратите вести себя так странно.

Я произношу свою речь, как можно спокойнее, все еще сжимая в руках несчастный сэндвич, который вот-вот может превратиться в лепешку, но я должен был им это сказать, иначе они так и будут обходить неудобные слова, выключать телевизор, когда я вхожу в комнату и делать вид, что мне все еще пять, и я до сих пор не понимаю куда делась наша такса.

– Роб… – в мамином голосе слышатся виноватые нотки, поэтому я тут же перебиваю ее.

– Мам, правда. Я говорю абсолютно серьезно. Прошел целый год, и я пережил это.

Мама шумно выпускает воздух через нос и с осуждением смотрит на отца, который, из-за всего этого выглядит так, словно тунец в сэндвичах оказался просрочен. Мне жаль их. Смерть Энжи зацепила и моих родителей. Никто из них не знает как теперь вести себя с собственным сыном, который врет, что пережил смерть своей невесты.

Мама открывает рот, но не успевает и слова сказать, как в прихожей раздаются какие-то возгласы. Я вопросительно поднимаю бровь и смотрю на маму.

– Эван, – как-то виновато произносит она, словно имя моего младшего брата должно мне все объяснить.

– Что Эван? – уточняю я.

Мама хмурится, но тут же ее лоб разглаживается. Видимо, косметолог запретила е морщить лоб. Я качаю головой и в ожидании ответа смотрю на мать, когда она, наконец, решает внести чуть больше ясности.

– Они со Стефани на днях повздорили, и Эван как-то слишком остро это переживает. Он… ведет себя… импульсивно.

Я ошарашенно смотрю на мать, не веря в то, что она говорит. Мой брат, которому недавно стукнуло двадцать, остро переживает ссору со своей девушкой?

– Просто твой брат придурок, – выдыхает отец, который не утруждает себя подбором слов.

– Льюис! – мать шикает на отца, но тот не меняется в лице.

– Я говорю, как есть, – спокойно произносит он.

Стул с противным звуком отодвигается и отец поднимается из-за стола. Он равняется со мной и кладет мне ладонь на плечо, а мне приходится чуть-чуть приподнять подбородок, чтобы увидеть его. Именно отцу я обязан своим ростом. Он и сейчас немного возвышается надо мной.

– Эван совершенно не ценит Стефани, – как-то осуждающе произносит он, глядя поверх меня.

– Стефани? – наконец, до меня доходит, что я знаю это имя. – Эван что, до сих пор встречается с той рыжей девчонкой?

Перед глазами тут же возникает симпатичное лицо в золотистых веснушках с лихорадочным алыми пятнами, которые покрывают его, стоит нам встретиться взглядом, рыжие упругие кудряшки и широко распахнутые зеленые глаза. Когда я видел девушку Эвана в последний раз ей было пятнадцать, и я думал, что она пошлет его через пару месяцев, но как оказалось Стефани продержалась куда дольше. Гораздо-гораздо дольше.

– Ну, я бы не назвал ее девчонкой, – со смешком крякает отец, за что тут же получает от мамы полотенцем по руке. – Но, да, именно с ней, – добавляет он, уворачиваясь от очередного шлепка.

– Почему она все еще не бросила Эвана? – не успеваю прикусить язык, и вопрос сам срывается с губ.

Ответом мне служит гробовая тишина. Родители как-то странно переглядываются между собой и выглядят при этом слегка виновато. Да что за хрень творится в этом доме? В тишине, воцарившейся на кухне становятся отчетливо слышны крики из прихожей. Я прислушиваюсь и понимаю, что кричит именно Эван, а голоса Стефани почти не слышно. Бросаю недоеденный сэндвич на стол и, не долго думая, выхожу из кухни.

– Стеф, да как ты не понимаешь?

Эван почти брызжет слюной, и я снова удивляюсь тому, как у родители могли родиться настолько разные дети. Мой младший брат импульсивный и какой-то слишком нервный. В детстве меня часто посещали мысли, что он вообще-то и не мой брат, но с возрастом становилось очевидно – мы точно родственники, так сильно похожи друг на друга внешне.

Смотрю на то, как возвышается над Стефани и раздраженно дергаю плечом. Ненавижу, когда орут на девушек.

– Привет.

Я останавливаюсь в дверях кухни и опираюсь плечом на дверной косяк. Ссора, разворачивающаяся в прихожей стихает. Эван, недовольно хмурясь, поворачивается ко мне, а Стефани, напротив, опускает голову. Она стоит в дверях и закатное солнце светит ей в спину, поэтому я не могу ее как следует рассмотреть, хотя, признаюсь, мне любопытно, насколько изменилась повзрослевшая Мелкая.

– Чего тебе? – Эван не утруждается приветствием, но мне плевать на его неприязнь. Это всегда были проблемы Эвана. Не мои.

– Вышел на крики, решил поздороваться. И заодно спросить у Мелкой, какого хрена она все еще терпит тебя.

Лицо Эвана краснеет, а Стефани вздрагивает. От меня не укрывается ее реакция на старое прозвище, и я думаю, что скорее всего двадцатилетней девушке оно вряд ли пришлось по вкусу.

– Это не твое собачье дело, Роб, – Эван цедит слова сквозь плотно сжатые зубы, а мое имя разве что не выплевывает.

Он знает – я не очень люблю, когда меня называют Робом, терплю только если это родители, но именно по этой причине мой младший братишка каждый раз называет меня именно так и никак иначе.

– Ты уверен? Просто если ты удерживаешь ее силой, я, как сознательный гражданин Америки, должен вызвать полицию и заявить на тебя за жестокое обращение.

Мой голос звенит от напряжения. Я хочу, чтобы Эван понял – я не шучу.

Лицо брата вытягивается, а Стефани прижимает ладони к щекам, но проходит всего секунда, и, встряхнув своими огненными кудряшками, она делает шаг в дом и закрывает за собой дверь на улицу. Теперь я могу ее рассмотреть – Мелкая повзрослела, и это сразу бросается в глаза. Из нескладного подростка, она выросла в симпатичную девушку с довольно выдающимися формами. Размер C, не меньше. И пусть на ее голове топорщатся все те же рыжие кудри, Стефани больше не выглядит, как… Мелкая.

– Привет, Бобби, рада тебя видеть, – произносит она, а затем ее взгляд мечется к моему брату. – Прости за шум, просто мы немного… хм… повздорили.

Пока я пытаюсь понять почему передо мной извиняется она, а не Эван, Стефани успевает подойти к моему брату и взять его за руку. Мне мерещится в этом жесте попытка успокоить его, и я едва не закатываю глаза. Ему, что, мать вашу, пять лет

– Я тоже рад тебя видеть, Милая, но все еще жду ответ на свой вопрос, какого хрена ты терпишь его?

Понимаю, что специально провоцирую Эвана, но с тех пор, как я вернулся в Бостон, мой брат будто с катушек слетел, и меня это чертовски раздражает. У Эвана нет причин вести себя, как полный придурок, но он делает именно это, и, судя по всему, в отношении своей девушки тоже.

– Брось, Бобби, – тихо произносит Стеф, медленно выпуская воздух через нос. – У всех бывают недопонимания.

Ее щеки покрываются румянцем, и я усмехаюсь. Что-то в этом мире остается неизменным, например, алеющие щеки Мелкой при виде меня. Стефани прикусывает губу и смотрит на меня как-то странно. Спустя несколько долгих секунд до меня доходит – ее взгляд просто умоляет меня прекратить доводить Эвана. Стефани и правда пытается защитить моего брата от меня.

Эта мысль так охрененно шокирует, что я теряюсь. Для Стефани все должно быть выглядит не так, как для меня. Она то не видела, как Эван хлопал дверьми стоило мне переступить порог родительского дома, и не знает, как он не ночевал дома два дня подряд. И если верить родителям, то со своей девушкой Эван успел разругаться еще до сегодняшнего дня, а значит ночевал он и не у нее.

Я перевожу взгляд на Эвана и замечаю, как сильно он стиснул челюсти. Мне хочется просто из принципа продолжить доводить его, но красноречивый взгляд Мелкой умоляет меня не делать этого. Поэтому я вскидываю руки вверх и отлипаю от дверного проема.

– Ты права, Стефани. Все иногда ссорятся, даже мы с Эваном. Не правда, братишка?

Как и следует ожидать, Эван не отвечает, только его сжавшаяся в кулак свободная ладонь дает понять – он меня слышит. Я хмыкаю и уже почти скрываюсь в кухне, как вспоминаю нечто забавное.

– Кстати, Мелкая, ты так и не пришла на матч, – Стефани непонимающе хмурится, и я спешу ей напомнить. – Пять лет назад ты обещала прийти на игру и не пришла. Так что за тобой должок. У меня есть несколько билетов на ближайший матч, как ты смотришь на то, чтобы взять моего угрюмого братишку и прийти на игру? Посмотрите, как мы с парнями разгромим этих зазнавшихся калифорнийцев.

Я замечаю, как Стефани переводит виноватый взгляд на Эвана, но не дожидаясь от него ответа, снова смотрит на меня. Румянец на ее щеках выглядит ярче, когда она сглатывает и неуверенно кивает.

– Это будет здорово, как раз моя подруга очень хотела попасть на матч.

Я усмехаюсь и подмигиваю ей.

– Значит договорились. До встречи, Мелкая.

За моей спиной повисает гнетущая тишина, но я не обращаю на нее внимания. В кухне меня ждет недоеденный сэндвич, а потом куда более важные дела, чем истерика моего брата-придурка. Мне нужно, как можно быстрее свалить из родительского дома. Желательно прямо сегодня.