Читать книгу Goodbye, mr. Bates - Анна Ефименко - Страница 4

Как это заведено в плохих историях, неприятности и происшествия посыпались на команду Элизабет Паркер словно из рога изобилия, стоило им провести лишь несколько недель в открытом море.

Барк «Блэквуд» представлял собой крепкое мореходное судно с прямым широким носом, а небольшая осадка позволяла кораблю уверенно чувствовать себя на воде. Две мачты, фок6 и грот7, гордо несли прямые паруса, а на бизани подняли контр-бизань8 и крюйсель9. Увеличить ход барка позволяли несколько косых треугольных парусов, расположившихся между передней фок-мачтой и бурсом, выступающим вперед с носа корабля, – в профессиональной терминологии данный бурс именовался «бушпритом». Изумрудное и горькое Ирландское море уже готовилось попрощаться с командой капитана Паркер и выпустить их в открытый океан, а потому бодро несло судно на всех ветрах.

В тот момент, когда земля превратилась в тонкую полосочку удаляющегося горизонта, Элизабет вдруг почувствовала себя неопытной маленькой девочкой. Щемящее чувство страха предательски сдавило сердце. Она смотрела на юных девушек, стоящих на шканцах10 и с тоской наблюдавших за бледнеющей вдали землей. Все они были одеты в купленные у старьевщиков разномастные бриджи и рубахи, все завязали на цыплячьих шеях платки. Странно, как их век, поощрявший обширные декольте, тем не менее полностью скрывал от посторонних глаз женские ноги. Не потому ли в театрах небывалым успехом пользовались пьесы, в которых актрисы носили мужской костюм? Ведь только так публика могла законно любоваться изящными женскими ножками. На борту «Блэквуда» этих ножек было в избытке, они шатко ступали, пытались выработать походку, позволяющую удерживать равновесие при качке, они делали что могли, равно как и их хозяйки. Особливо длинные ноги, как, например, у Клэр Латимер, шагали более уверенно, но все равно осторожно.

В один из вечеров капитан вместе с рулевой стояла у штурвала, и ее внимание почему-то привлекли доносившиеся разговоры, приглушаемые порывами ветра:

– Я сказала ему: «Пока, Микки!», придурок совсем меня доконал. Я уплываю за моря и разбогатею так, что ты приползешь ко мне на коленях!

– А я сказала: «Счастливо оставаться, маман!» своей старухе, – подхватила Мод.

– А с кем вы попрощались последним, миссис Латимер?

Элизабет вздрогнула, услышав эту фамилию. И верно, стоявшая неподалеку штурман не замедлила с ответом:

– Я сказала: «Прощай, мистер Бэйтс» дворецкому, у которого работала. Вот так и бросила ублюдку прямо в лицо: «Goodbye, mr. Bates!»

Капитан отметила про себя, что на слове «ублюдок» акцент миссис Латимер изменился, став более стакатным, топорным. Тем временем Сьюзен Хоббс, долговязая веснушчатая воровка, как бы невзначай уточнила:

– Не тот ли это был мистер Бэйтс, что служил у адмирала Меттьюса? Вот диво дивное: он умер за день до нашего отплытия. Может, наш штурман поспособствовала этому?

Раздались одобрительные смешки, и Латимер, лукаво сощурившись, решила подыграть остальным:

– Я бы предпочла, чтобы вы именно так и думали! – загадочно улыбнулась она.

Эта тощая мерзавка, если и в состоянии кого-то убить, то разве что прихлопнуть муху. И то с большим везением.

Именно так подумала Элизабет и резко мотнула головой, будто пытаясь отогнать так неуместно охватившее ее постыдное чувство предвзятости. Ей захотелось совершить нечто необычное, такое, что могло бы поднять дух команды и еще больше сплотить их всех.

Боковым зрением Паркер заметила на себе пристальный и любопытный взгляд Клэр Латимер. Капитану стало неприятно, что подчиненная поймала ее в момент слабости, и по пути в свою каюту Элизабет ответно смерила штурмана недовольным взглядом.

Собравшись с духом в уединении, спустя полчаса она вновь вернулась на палубу, где, встав перед командой, распустила свои длинные осенне-рыжие волосы, взяла ножницы, которые с первых же дней плавания начала грызть ржавчина, и решительными движениями остригла волосы по самые плечи. Женщины в молчании и трепете следили за ее действиями, а кто-то даже вздохнул от удивления.

– Капитан с короткими волосами теперь как Каро Лэм, – с сарказмом прокомментировала увиденное миссис Латимер, вспомнив экзальтированную распутницу из высшего света, чей адюльтер с лордом Байроном в свое время потряс всю Англию11.

– Леди Каролина Лэм безумна, – нахмурившись при упоминании скандального имени, вынесла приговор стоящая рядом Кэтрин Уилфорд.

Состриженные пряди Элизабет устремились в море. Стряхнув оставшиеся медные волоски с эполет, капитан торжественным жестом, будто знамя побежденного врага, подняла вверх корсет от своего платья и тоже выкинула его в море.

– Я знаю, что вам страшно, ведь теперь вы столкнулись лицом к лицу со стихией! – заговорила она, обращаясь к своим людям. – Почти все из вас тут новички. Но это не повод лишаться веры. Веры в себя и в то, что мы с вами – отважнейшие из женщин и вскоре разбогатеем так, как и не снилось нашим мужьям и отцам. Мы – избранные! Соль земли – вот мы кто! И пока мы верны нашей цели и действуем сообща, мы смелее всех воинов в мире, вместе взятых!

Услышав одобрительный гул в толпе, Элизабет продолжила:

– Я обещаю, что мы дойдем до конца, ведь великие сокровища ждут нас! Нет такой работы, которая не была бы нам по плечу. Я буду вашим учителем и наставником и клянусь ценой собственной жизни защищать ваши!

Восторженные возгласы собравшихся становились все громче, и капитан подняла руку, призывая к тишине.

– Давайте же принесем в дар женам Нептуна наши корсеты! И пусть он будет добр к нам в пути! Долой неудобную одежду, в которую нас рядили на берегу! Долой правила узколобого общества и английской морали! Ура!!! – крикнула Паркер.

– Тройное ура капитану! – скомандовала Мардж.

– Ура! Ура! Ура! – проскандировали женщины и бросились стягивать с себя рубахи. Отовсюду доносилось: «Джейн, а ну расшнуруй меня, дышать не могу в проклятом панцире!», «Отдала чуть ли не гинею за этот корсет, да одни мучения от него!» и подобные сетования на этот причиняющий боль, но обязательный предмет одежды на большой земле.

Все женщины из матросов радостно бросали в море свою жертву Нептуну, и, сурово посмотрев на руководящий состав, Элизабет повторила приказ:

– Это относится и к вам, дамы!

Софи неохотно рассталась с корсетом, надеясь, что никто по возвращении домой не узнает об этом прецеденте. Конечно же, она смирилась с тем, что подавляющее большинство корабельной команды принадлежало к самым низам общества, но это не было оправданием для капитана потворствовать их первобытной дикости! Выкинуть белье, словно в каком-то языческом ритуале, – что веселого в подобном могла найти бедная леди?

Кэтрин Уилфорд призналась, что уже некоторое время вовсе не носит корсет, так как ее фигура не позволяет больше надевать под мундир столь тесные облачения. Такое заявление удивило капитана, но не расстроило, наверняка леди Кэтрин была из тех особ, что морят себя голодом во имя светской моды, и лишь на корабле девушка позволила себе питаться вдоволь (пока их запасов провизии еще на это хватало).

Клэр Латимер отдала свою дань морю без сожаления, но и не выказывая особого энтузиазма.

Одна лишь Доминика осталась в каюте, чтобы не попасться на глаза капитану. Она не желала выбрасывать свой восхитительный расшитый жемчугом корсет от единственного платья, которое было ей очень дорого.

Остальные, казалось, не обратили на это никакого внимания.

Крепко сжимая в руках (ибо естественная качка на корабле не допускала использования настольных инструментов) медный оптический прибор под названием секстант, Клэр зафиксировала их текущую широту в шканечном журнале:

– Мы еще больше сместились к югу, как и следует.

Элизабет наблюдала, как тонкие губы штурмана сложились в некое подобие ухмылки. «Почему она так выводит из себя?» – вновь невольно подумала Элизабет, не понимая природу и мотивы своего мнения относительно Латимер.

С ней что-то не так. У нее есть какая-то загадка. Тайна! У штурмана есть тайна, в которую никто из нас не посвящен.

В последующие недели Клэр все больше раздражала капитана своей самоуверенностью, стремлением язвительно комментировать все и вся, невзирая на ранги, и вместе с тем каким-то отстраненным спокойствием, с которыми штурман флегматично рапортовала об их местонахождении или заносила в журнал свои наблюдения или «обзервации». При этом сама Элизабет о покое могла только мечтать: ей приходилось нести вахту совместно с леди Кэтрин (самочувствие бедняжки ухудшалось день ото дня) и контролировать матросов, а также бороться с трудностями, которые лавиной обрушились на новоиспеченных путешественниц. Если бы не помощь Мардж и Доминики, которая удивила всех своей осведомленностью касательно устройства корабля, то Элизабет Паркер просто бы лишилась всех своих сил в стремлении справиться с возложенной на себя миссией.

Пытаясь понять, что скрывает Латимер, капитан стала присматриваться к личным вещам штурмана. Элизабет была человеком чести и достоинства и никогда бы не смогла заглянуть в чужой сундук в надежде порыться в его содержимом, но иногда она словно непреднамеренно заглядывала в каюту Латимер, чтобы лишний раз посмотреть, что находится на столе, за которым обычно сидела Клэр. Что ж, на столе менялась только посуда и гусиные перья; основными обитателями штурманского уголка оставались только жестяная банка с курительным табаком и свежее издание Nautical Almanac. Еще от отца Паркер слышала, что «Морской альманах» перепечатывали каждый год, начиная с 1762, и в каждый новый выпуск были внесены актуальные данные по положению Солнца, Луны и пятидесяти шести звезд на небе.

Несомненно, наличие подобных вещей указывало на цепкий ум Клэр Латимер, однако, ничем не намекало на тайну, которую эта черноволосая женщина с чересчур серьезным лицом явно скрывала от команды.

Вскоре после отплытия, что было вполне ожидаемо, половину экипажа, в том числе Софи и Кэтрин, сразила морская болезнь. Лежавшие в подвесных койках на баке матросы обессилено стонали, что повергало в дурное настроение и здоровых женщин. Больные получали через день настойку опиума, и лишь после принятия оной их боль стихала. По просьбе капитана однажды вечером Клэр Латимер занесла лекарство для офицеров Уилфорд и де Вер. И если в случае с первой это было началом зародившейся дружбы, то помощь второй захворавшей стала началом, а возможно, и продолжением сильнейшей неприязни. Софи не могла смириться с тем, что все больше людей становились свидетелями ее нездорового состояния и с интересом рассматривали офицера в лазарете, будто какую-то ярмарочную обезьянку.

Каждое утро капитан следила за тем, чтобы из трюма помпами откачивали воду, которая, несмотря ни на что, упорно проникала в корпус судна. Вонючая жидкость, добытая таким образом, сливалась в бочонок, который женщины передавали по цепочке наверх, где, наконец, выливали за борт.

К тому времени новообращенные мореплавательницы уже научились передвигаться по кораблю, не падая при этом. Мардж пообещала, что совсем скоро у всех будут «морские» ноги.

Воспитанницы помещицкой школы Паркер еще на суше обучились работать в качестве марсовых12. Худощавые, ловкие, словно воробушки, и умелые, они проворно скользили по самым верхушкам мачт. Капитан вместе с Мардж контролировали матросов, чтобы те не забывали регулярно отбивать склянки13. Каждая вахта меняла и человека в «вороньем гнезде» – наблюдательном пункте в виде бочки, прицепленной, точно венец, к самой высокой мачте. В обязанности такого наблюдателя входил доклад об обстановке в пределах видимости. В то время как одна часть вахтенных изучала такелаж под руководством капитана или офицера Доминики, другая часть усердно драила палубу большим куском пемзы, привязанным к тросу. После чистки пемзой палубу мыли морской водой, а затем наступал черед сухой уборки: при помощи беззубых грабель воду выжимали с палубы и гнали к шпигатам14. И каждый вечер Мардж сызнова проверяла все узлы и крепления.

Прошло больше полумесяца, прежде чем экипаж заработал, будто слаженный часовой механизм. Женщины освоились на корабле, в их движениях появилась ловкость и небывалая доселе маневренность. Морская болезнь отступила у всех, кроме несчастной Кэтрин Уилфорд. Вахты сменялась одна за другой, матросы научились засыпать мертвецким сном в любое время суток, несмотря на постоянную шумиху на палубе. В рабочее же время они драили, двигали, таскали и с песней заканчивали свою смену.

Сама Элизабет осунулась и похудела, но чувствовала, что справляется с поставленной задачей. Однажды она вышла на ту часть палубы между фоком и гротом, что звалась шкафут, и полной грудью вдохнула свежий ночной воздух. Яркое звездное небо отражалось в темных водах Атлантики и навевало воспоминания о призраках из прошлого. Капитана беспокоило, что, ввиду постоянной нехватки пресной жидкости, приходилось добавлять все больше рома в воду, которая успела испортиться даже в железных бочках. Такими темпами скоро придется пить один лишь ром, и они дружно захмелеют, что никогда не сказывалось благоприятно на службе…