Читать книгу Пеликаны. Смертельный поединок - Анна Федотова, Елена Барышева - Страница 1

 Вылупившийся из яйца пеликан убивает своего младшего брата или сестру, чтобы ему досталось больше еды. Вот почему мы зовёмся племенем Пеликанов.

Только, в отличие от птицы, человек рождается слишком беспомощным, поэтому нам даётся девятнадцать лет, чтобы научиться убивать. Когда младший наследник достигает этого возраста, старший получает право убить его в «братском поединке». Если не справится, он сам будет убит младшим.

Так что я с ранних лет знала: однажды старший брат убьёт меня.

В последнее время эта мысль всё чаще не давала мне покоя, но мне ни с кем не хотелось обсуждать её, разве что с Мэтом. Когда ему удавалось ускользнуть от работы с отцом, занимающимся выделкой кожи, он ждал меня в развалинах, которые начинались сразу за моим домом. Поговаривали, что они сохранились со времён Великого Погребения. Если забраться по стенам на самый верх, можно было увидеть почти весь город и ещё речку и мостик. Эти руины не любили по той же причине, что и Проклятый лес, поэтому не использовали, но и разрушить не решались.

Мы прятались там, делились последними новостями, играли и подглядывали за тренировками моего брата Нейта на площадке. Она отлично просматривалась отсюда.

Часто за Мэтом увязывалась его восьмилетняя соседка Ри, хотя и была младше него на целых восемь лет, а меня так, и вообще, на одиннадцать, но с Мэта она не сводила глаз, и я подтрунивала над ним, говоря, что у него есть прекрасная возможность воспитать для себя будущую жену. Мэт фыркал, краснел и начинал посмеиваться надо мной.

Хоть я никому и не говорила, но мальчишка сам заметил, как к моему лицу подкатывает жар, стоит мне услышать имя Эрина, лучшего друга Нейта. Подглядывание за братом было лишь предлогом. Меня больше интересовал его противник по тренировкам, хоть мы и были с ним едва знакомы. Эрин вырос в семье охотников, иначе говоря, людей, которые единственные из всего племени ходили в Проклятый лес, и, конечно, стал одним из них.

– Поздоровайся с Латикой! – сказал Мэт, когда я вылезла из дыры в стене, потому что другого способа попасть в развалины не существовало, и подтянулась на руках, цепляясь за остатки перекрытий второго этажа. В этих старых стенах были и окна, но слишком высоко для моего роста, а вот двери, скорее всего, ушли под землю.

– С кем ты говоришь? – не поняла я.

Мэт раскрыл ладонь, и я взвизгнула, увидев на ней длинную сороконожку.

– Убери это!

Он захохотал.

– Дочь вождя, вы только посмотрите на неё, боится насекомых, – он взял чудовище за вертлявое тельце и потряс им передо мной.

Я вжалась в стену.

– Ничего я не боюсь. Просто не люблю всё мелкое и движущееся.

– Боишься, боишься! – смеялся Мэт. – Видела бы ты свои глаза. Ещё бы! Эта сороконожка запросто съест тебя! – он, казалось, скоро лопнет от смеха, но ещё раз посмотрев на меня с издевательской улыбкой, всё-таки выкинул насекомое за окно.

– Одна, может, и не съест. А если много? Только представь… Много-много сороконожек бегают по тебе. Я умру на месте.

Мэт хмыкнул.

– Их можно легко стряхнуть. Не пристало дочери вождя быть такой трусихой.

– Никчёмной дочери вождя, ты забыл добавить.

– Скажи это ещё раз, и сороконожка вернётся, – Мэт сделал вид, что шарит рукой за окном.

Я вздохнула. Настроение шутить испарилось.

– Так считает мой брат.

Мэт закатил глаза.

– Ладно, прощаю. Как учёба? – спросил он, усевшись в оконном проёме. Густые непослушные волосы цвета медвежьего меха скрыли бы его лицо, когда он склонился над своим ножиком, если бы не были перехвачены узкой кожаной тесьмой.

– Как обычно, – выдохнула я. – Слушать бесконечные легенды племени выше моих сил, – я устроилась рядом с Мэтом и вдохнула его такой знакомый запах кожи. Так пахло и у него в доме, и в мастерской отца.

Мэт принялся крутить в пальцах ножичек в новой оплётке. Ещё немного и парень станет мастером не хуже своего родителя.

Я посмотрела вниз. Этот вид всегда меня привлекал. Ровный круг, выложенный из одинаковых по форме и размеру продолговатых камней, за ним – круг из камней поменьше, а в середине – большой валун с углублением. Наверное, в него что-то ставилось, и похоже было, что раньше это место играло роль святилища или ритуального зала. Стены возвышались над загадочным сооружением, а рисунок на потолке повторял его. Правда, теперь не было никакого рисунка. Только дыра в небо.

– Знаешь легенду о старшем сыне? – спросила я.

– Нет. Отец рассказывал мне только про Золотую рощу, которую посадил… Забыл, как звали того жреца.

Синие глаза, совершенно чужие во всём кожано-коричневом облике Мэта, поднялись к небу.

– Его звали Неймед, – напомнила я. – В знак заключения мира с южными племенами жрец Неймед посадил на их территории дубовую рощу, которая раз в сто лет даёт урожай золотых желудей.

– Точно, вылетело из головы, но про жёлуди я помню.

Я улыбнулась. Мэт не ходил в школу. Он был поздним ребёнком, и отец боялся, что не успеет обучить сына своему ремеслу, поэтому учил его сам прямо в процессе работы.

– Ну, так вот. Другая легенда говорит о сыне Артэра – первого вождя Пеликанов. Его сын по имени Айлилл был старшим из детей и победил в «братском поединке». Ему предстояло стать вождём, но на него был наложен гейс: Айлиллу запрещалось нарушать волю отца.

Мэт присвистнул.

– Осенью на племя напали кочевники. Дикарей было много, и Пеликаны бились насмерть, защищая свои дома. Они укрыли детей и женщин в башне. С её стен горожане атаковали врага из луков и пращей. Но вождь дрался внизу вместе со своей дружиной. Кочевники пробрались в его дом и схватили жену, он бросился её спасать, но был тяжело ранен, истекал кровью, а когда увидел сына, то закричал: «Уходи, Айлилл! Ты будущий вождь!». Однако Айлилл не ушёл, а стал драться и прогнал захватчиков. Уже позже он, стоя на стене башни, стрелял из лука в убегающих дикарей. Он мог стать вождём. Но началась гроза, и молния поразила Айлилла. Такова была кара за нарушение гейса.

– А как же вождь?

– Артэр выжил, и через десять лет у него родился сын, который стал вождём. Звали его тоже Айлилл.

– Он защитил семью, – дёрнул плечами Мэт.

– Семью, которая заставила его убить брата. Кому нужна такая семья? – я перепрыгнула через дыру в том, что когда-то было полом. – Не лучше ли быть одиноким и свободным? Или найти тех, кто просто будет тебя любить?

– Не знаю. Отец говорит, что вместе мы сильнее, чем по одному.

– Но счастливее ли? – задала я вопрос, который не был вопросом. Мэту не понять. Он один в семье, родители любят его и верят, что он продолжит дело отца. – Слушай, а где сегодня Ри?

Вот чего не хватало в руинах. Её звонкого детского смеха.

– Не знаю. Я видел Мидира, он шёл к ним в дом.

При упоминании жреца, у меня по спине побежал холодок. Мидир часто бывал в нашем доме, но я предпочитала не встречаться с ним с глазу на глаз. От его серого мутного взгляда, казалось, не ускользало ничего, он видел все твои тайны, и я боялась, он узнает мой главный секрет, и тогда всё сорвётся.

«Ты помнишь свои запреты, дитя?» – голос Мидира делался выше обычного, когда он говорил со мной.

«Не срывать целебных трав, – прошептала я с пелёнок вызубренные гейсы. – Не заговаривать первой и не стрелять из лука».

«Хорошо, Латика, – он положил мне на макушку крепкую руку. – Помни о запретах и традициях племени. Они священны!» – палец жреца устремился к небу.

Позже это очень расстроило меня.

«У тебя врождённая меткость, – сказал однажды Тарвос. – Хотя, может, и не врождённая. Возможно, она появилась тогда, когда жрец навесил на тебя гейс. Судьба умеет пошутить. Но ничего, Латика. Ты её обманешь. Если судьба дала тебе меткость, но не дала лука и стрел, возьми нож и действуй».

Вот я и стала учиться использовать меткость на ножах вместо стрельбы из лука. А мне так нравилось держать в руках это гибкое, послушное оружие! Я часто брала у Мэта его лук и прицеливалась в мишень. Но никогда не выпускала стрелу.

Пристальный взгляд Мэта вырвал меня из далёкого детства, и я вспомнила, о чём мы говорили.

– Что понадобилось жрецу в доме Ри?

– Кто ж его поймёт, – ответил Мэт, а я посмотрела за окно.

– А вот и она, – улыбнулась я, глядя, как маленькая золотоволосая фигурка несётся через площадь, подбрасывая подолы юбок.

Через несколько минут девчушка вылезла из дыры в стене и, задрав голову, посмотрела на нас. Я помахала ей, а Мэт нахмурился.

– Ты плакала?

– Нет, – шмыгнула носом Ри, и когда она поднялась к нам по остаткам каменной лестницы, подпёртой снизу побитыми колоннами, я рассмотрела полоски грязи на её лице.

– Что случилось, Ри? – я протянула руку, Мэт придвинулся, тоже заглядывая ей в глаза, и девчонку с новой силой накрыло.

– У меня, – всхлипнула Ри, – у меня родился… – дальше последовали только всхлипы.

– Кто родился? Ну говори же! – строго потребовал Мэт, и я бросила на него укоризненный взгляд.

– Бра-а-тик, – девчонка скривила рот и заревела.

Я понимала Ри, как никто другой. Как никто в племени Пеликанов. Как никто на свете.

– Он вырастет, станет сильным и убьёт меня, – всхлипнула Ри, вытирая рукавом лицо.

– Не говори ерунды, – буркнул Мэт, но почему это ерунда так и не объяснил, а Ри уже смотрела на него синими кукольными глазками, полными надежды.

– Не беспокойся, Ри, – за Мэта пришлось выкручиваться мне. – Я стану наследницей вождя и отменю дурацкий закон.

Ри прерывисто вздохнула.

– Ты, правда, сможешь?

– Конечно, смогу, – соврала я, и теперь укоризненный взгляд на меня бросил Мэт. Мы с ним оба понимали, что никто не сможет отменить многовековую традицию «пеликанов». Да что там традиция! Я-то отлично осознавала, что в поединке с братом мне не выжить.

– Нейт, Эрин, живо по местам! Где вы ходите? – снизу долетел крик Орлама, наставника моего брата, и мы, перебежав на другую сторону развалин, откуда открывался вид на двор, припали к окнам.

Мечи скрежетнули, когда Нейт замахнулся, но Эрин отбил его удар.

– Нейт, резвее! – кричал Орлам. – Не давай ему вздохнуть! Выспаться можно, пока ты делаешь разворот.

И Нейт начал резвее. Он крутился, нападал, Эрин уворачивался, нападал в ответ, мечи лязгали.

– М-м-м, – замычала я, когда Нейт полоснул Эрина по руке, на светлой рубашке проступила кровь, а я инстинктивно схватилась за плечо.

Мэт хмыкнул, отошёл от окна и метнул нож в приставленную к стене доску. Конечно же, промазал, нож поцеловал камень и упал. Я поняла это по звукам, а глаза мои неотрывно следили за Эрином. Его волосы растрепались, а рукав пропитался кровью, но он продолжал бороться. Никогда не сдавался до последнего, пока Орлам не остановит бой. Сегодня Эрин проигрывал Нейту. Опять.

Ри так же, как и я, следила за боем.

– Ты уверена, что убьёшь своего брата? – прошептала она, прикрыв ладонью рот, когда Нейт сбил Эрина с ног и занёс клинок над ним.

Я в этот миг сжала кулаки и перевела взгляд на Ри.

– Сделаю всё, что смогу.

На этот раз я не соврала. Я, правда, сделаю всё, что смогу, чтобы выжить.

– Кажется, Мидир идёт к вам, Латика, – произнёс от другого окна Мэт, и меня бросило в жар.

– Что он опять у нас забыл? Если честно, мне не нравятся его разговоры о роще.

– О той самой? – спросил Мэт.

– Да, – раздражённо выдохнула я. – Я слышала, – по привычке я огляделась, будто здесь кто-то мог нас подслушать, а уровень моей подозрительности в последнее время часто зашкаливал, – как он говорил отцу, что сотня лет с предыдущего урожая золотых желудей на исходе. Что «пеликанам» следует задуматься о своём будущем и будущем своих потомков.

– А что же вождь?

– Ты ведь знаешь моего отца. Он ценит традиции больше жизни. По крайней мере, точно больше жизни своих детей, – усмехнулась я. – Он сказал, что созданная Неймедом роща – залог мирных договорённостей с югом, и нарушать их он не намерен.

– Эх, а я бы посмотрел на это. Толька представь, целая роща дубов, и вся в золоте. Как считаешь, Ри?

Мэт посмотрел на неё, и та смутилась.

– Хочу золотые жёлуди.

– А войну с югом тоже хочешь? – я ткнула её пальцем в бок.

– Нет, – замотала головой Ри. – Мой дедушка погиб в войне с кочевниками. Не хочу, не хочу больше войну.

– Тогда перестаньте болтать. Надеюсь, жрец ненадолго, а то придётся мне здесь сидеть до вечера, – проворчала я.

– И мне, – сказала Ри, обнимая подтянутые к груди коленки.

– Чего это вдруг?

– Не хочу домой, – надула губы Ри. – Не люблю я этого братика.

Я вздохнула и обняла её.

– Слушай, Ри. Он ещё совсем крошечный, и от твоего поведения многое зависит. В конце концов, он же не виноват, что родился.

– Твой брат тоже не виноват? – с недоверием посмотрела Ри.

Бросив взгляд за окно, я заметила, как Эрин, поднявшись, улыбнулся и хлопнул Нейта по плечу. Как он может! Я бы с радостью стукнула брата в лоб.

– Это другое, – буркнула я. – Мы с братом почти ровесники. И он всегда меня раздражал, – я скосила глаза на подружку. – У тебя всё будет по-другому, запомни это, Ри, – она понимающе кивнула, а я наклонилась к её лицу. – Обещай мне, что позаботишься о братике.

– Обещаю, – прошептала та.

– Хорошо, мне пора. Тарвос будет ругаться.

– Мы тоже пойдём, – сказал Мэт, убирая ножик в ножны, – да, Ри? – он подмигнул, и та, словив этот жест, просияла, вскочила и расправила свои юбки.

Дома мне, конечно же, повезло застать Мидира. Он сидел в столовой с отцом и пил вино из позолоченного кубка.

Я молча остановилась напротив стола. Жрец долго бродил по мне тусклым взглядом, потом кивнул, едва не погрузив бороду в кубок, и сделал глоток. На широком рукаве его мешковатого платья я заметила пятнышко птичьего помёта. Наверняка отправлял с каким-нибудь посланием птицу. Обычно так приглашают высоких особ на торжественные мероприятия. А, может, он вёл переписку с другими жрецами…

– Доброго дня, Латика! – прервал он ход моих мыслей.

– Приветствую, верховный жрец Мидир, отец, – я склонила голову и повернулась к лестнице, чтобы подняться к себе и попросить няню принести что-нибудь поесть.

– Останься, Латика, – сказал отец. – Твои мать и брат сейчас подойдут. Нам нужно поговорить. Присядь.

Я съёжилась, потёрла ладони друг о друга, но не смогла согреться. Ледяной тон отца вкупе с его посеревшим лицом и присутствием жреца не сулил ничего доброго, поэтому, присев на краешек стула, я принялась крутить в пальцах под столом нож, подаренный Мэтом, переводя взгляд с отца на Мидира и обратно. Они обсуждали какие-то будничные вопросы, вроде уборки урожая и строительства амбара, но в моих ушах стоял бесконечный шум.

– День добрый, Мидир! – мать влетела в столовую быстрыми мелкими шагами, придерживая подол и гордо неся себя, как умела только она. Ладно, не только. Многие женщины племени так умели. И даже подружка Нейта, эта бесячая Лавена с рыжими косами. Но не я.

За матерью следовал и мой братец.  Я могла бы узнать его по походке да хоть с другого конца площади. Твёрдый, размеренный и широкий шаг. Ничьи сапоги не вбивали пыль так чётко и звонко, как сапоги моего брата, когда он шёл по каменному полу.

Нейт не одарил меня взглядом, а мать сдержанно улыбнулась. После обмена любезностями Мидир, как-то, между прочим, немного поговорив о погоде и луне, что как раз вошла в стадию роста, погладив бороду, произнёс, что «братский поединок» назначается на завтра.

С тем он и откланялся.

Отмерев, я сглотнула и посмотрела на брата. Он тоже посмотрел на меня холодными глазами цвета мокрого песка. Над столом повисло долгое молчание.

– Полагаю, нам надо разойтись и собраться с мыслями, – сказал, вставая, отец. – Правила вы знаете, – он окинул взглядом нас с братом. – Увидимся за ужином. Дорогая?

Мать поднялась, не сказав ни слова, и, лишь на миг обратив к каждому из нас окаменевшее лицо, по бледной коже которого поползли розовые пятна, удалилась следом за отцом.

Мы с братом снова посмотрели друг на друга. Нейт ухмыльнулся. Я тоже.

Завтра он должен меня убить.

Но у меня… Другие планы.

Я поднялась в комнату, переоделась в более удобную для занятий одежду, и отправилась к Тарвосу. Наставник ждал и сразу же, без прелюдий, швырнул в меня меч. Я поймала. Он кивком указал на середину площадки. Мы немного покружили, словно в медленном танце, а потом Тарвос внезапно напал, замахнувшись мечом, судя по траектории, стремящимся к моей шее. Я отбила атаку и, пользуясь близким расстоянием до противника, ударила ногой в живот.

Ага. Собиралась ударить. Тарвос успел поставить руку, потом крутанул ей так, что я не устояла и повалились назад себя.

– Неплохо, но я заметил, как ты перенесла вес на одну ногу, это тебя выдало. Попробуй меня отвлечь, прежде чем бить в живот.

Тарвос поманил меня пальцами, я поднялась и атаковала мечом. Оружие зазвенело, мы закружились, теперь уже как тетерева на току, время от времени поочерёдно делая выпады. Пару раз Тарвос чиркнул по мне ребром своего меча, распоров штанину и рукав. Няня будет ворчать, что мы портим одежду, но эта рубашка и так уже тысячу раз залатана. К тому же она больше мне не пригодится. От этой мысли я сжала зубы, перехватила меч двумя руками и, вложив в них всю злобу, на какую была способна, пошла в быстрое наступление. Наставник умело отступал, его глаза горели, а мне хотелось поскорее закончить этот бой. Отбросив от себя меч противника, я крутанулась и в прыжке ударила Тарвоса в грудь. Он качнулся, сделал два шага назад, но устоял, и тут же, присев, сделал мне подсечку, воспользовавшись секундами моего самолюбования. Я рухнула на спину. Остриё меча упёрлось мне в шею.

– Всегда доводи бой до конца, – сказал Тарвос, стирая пот со лба. Нет, это не наш поединок заставил его вспотеть. Пока я бездельничала с друзьями, он занимался. Гонял себя, чтобы держать форму и всегда быть готовым.  К бою, к защите племени. – Наслаждаться удачным ударом будешь потом, когда победишь, – он протянул мне руку. – Вообще-то, удар слабоват. Давай ещё раз.

Я села, согнув ноги в коленях, помотала головой. «Когда победишь». Разве этому случиться?

Меч коснулся моего подбородка, заставляя поднять голову, и я посмотрела в глаза наставнику.

– Встать! – приказал он тихо, но резко. – Я пока ещё твой наставник.

Горящий взгляд вмиг похолодел, но я не двинулась с места, желая сказать ему правду, но никак не могла выдавить из себя этих слов.

Недолго думая, Тарвос сгрёб в кулак мою рубашку на груди и рывком поставил меня на ноги, приблизил ко мне лицо, впился взглядом.

– Я сказал, ещё раз, Латика, – прошипел наставник.

– Какой в этом смысл? Ведь завтра поединок, – выдохнула я ему в лицо.

– Что? – Тарвос нахмурился, густые брови сошлись на переносице.

– «Братский… поединок», – произнесла я и попыталась сглотнуть комок, образовавшийся в горле. Когда до наставника, наконец, дойдёт, о чём я толкую, и он с жалостью выпустит меня из своей хватки, от которой рубашка начинала трещать по швам?

– Поединок? – рявкнул он. – Тогда тем более есть смысл. Дерись! Я сказал, дерись, Латика! – тряхнув меня, как щенка, он отцепился и принял боевую стойку.

Я моргала в непонимании. Где моя доля жалости? Но всё же, подняла руку с мечом.

Тарвос атаковал. Мы заплясали. Лязг оружия вытеснял из головы лишние мысли.

– Дерись! – рычал наставник. – Всегда. Дерись. Латика. Бейся. За жизнь. За себя. За других.

Его атаки превратились не иначе как в попытки убийства своей подопечной. Я с визгом отскакивала от замахов и с рёвом выдерживала давление. Я рычала в ответ и вскрикнула от боли, когда Тарвос схватил и заломил мне руку. Он отшвырнул меня, я обхватила клинок двумя руками, не обращая внимания на боль в ладони, приняла удар над головой и влепила Тарвосу по колену, а когда он чуть согнулся, обошла его, крутясь вокруг себя. Лезвие коснулось его шеи, и мы замерли.

– Вот так, Латика, – сказал Тарвос, хлопнув меня по плечу. – Дерись.

Я кивнула, восстанавливая дыхание.

– Увидимся вечером. Жду на медитацию.

– Да, наставник.

На трясущихся ногах я покинула площадку, добрела до кровати и упала, глядя в потолок.

Завтра «братский поединок» – самое величественное событие в жизни племени, уступающее разве что наречению нового вождя. Готова ли я к нему? Да. Я уже давно готова.

– Дети мои, – начал отец тихо, и я перестала бессмысленно ковырять вилкой в тарелке. – Завтра у нас важный день, и я хочу, чтобы вы знали, – он замолчал, не мигая, глядя на блюдо с жареным поросёнком посреди стола, – уход любого из вас станет для нас с мамой невосполнимой утратой. Но таков обычай племени. Примите свою судьбу достойно, – отец мельком пробежался взглядом по нашим лицам и снова уткнулся в румяный поросячий бок.

Я покосилась на мать. Она вытирала платком у глаз. Представление под названием «Прощальный ужин» продолжалось.

Посмотрев на брата, я словила его ухмылку. Он наблюдал за мной. Дрогнет ли моя рука, если представится шанс убить его?

Мы никогда не были близки. Нас воспитывали разные няни, нас учили разные наставники.

Завтра Нейт убьёт меня. Мне не победить в поединке с ним. Он сильный. Он умный. Он стратег. А я всего лишь «ошибка природы», как он дразнил меня с самого детства. Не при родителях, конечно.

И он был прав.

Пока Нейт занимался, изучая стратегию и тактику боя, развивая мышцы и реакцию, я сбегала от наставника, чтобы в щёлочку посмотреть за братом и его другом, с которым они часто тренировались вместе. Мой брат почти всегда побеждал, а потом, стоя над поверженным Эрином смеялся и кричал: «Орлам, убери этот мешок с поля боя!»

Тогда я неслась на свою площадку для тренировок, хватала деревянный меч и разбивала его в щепки, лупя воображаемого Нейта. Мне так не хотелось ждать девятнадцати лет. Я была готова убить его, не поморщившись. Но вот мне девятнадцать, и всё изменилось.

Завтра Нейт убьёт меня.

«Латика, послушай, – говорил мой наставник. – Исход поединка решает не физическая сила и не грамотная тактика. Его решает судьба. И пока ты не знаешь её решения, не опускай руки. Просто покажи, что ты достойна победы, достойна отцовского наследия, его трона. И ты увидишь, как может всё обернуться».

«Да, наставник, – кивала я, но вновь и вновь сбегала с тренировки. И от няни сбегала тоже, чтобы поиграть со своими друзьями».

И пока Нейт учился сражаться, его сестра училась сбегать. Он изучил стратегию боя, а я – побега. Каждый раз я сбегала всё более изощрённым способом.

И сегодня ночью я тоже собиралась сбежать.

Нет уж, я сама буду творить свою судьбу. Я не стану подчиняться глупым обычаям. И пусть Нейт займёт трон. Он его заслужил. Племя Пеликанов будет гордиться своим вождём.

– Нейт, Латика, – из раздумий меня вырвал чуть дрожащий голос матери. – Мы любим вас, – она крепилась, судя по тому, каким напряжённым выглядело её светлое лицо. – Пусть судьба сделает выбор. Каждый из вас достоин стать вождём племени Пеликанов.

Враньё.

Мать не считала так на самом деле. Для неё я всего лишь непутёвая дочь. Вот Нейт совсем другое дело. В его лице племя обретёт истинного вождя и будет продолжать устрашать другие племена, не смеющие пойти против нас. А кому охота идти на людей, убивающих собственных детей в поединках?

Так было всегда. С самого Великого Погребения, когда весь мир за считанные недели оказался погребённым под толщей земли, горных пород и всепоглощающей лавы.

Новый мир зародился на окружённом бескрайним океаном материке, получившем название Земля.

Плоховато у людей с фантазией было, да.

Население разбросало по Земле, но все, как могли, объединялись, чтобы выжить в суровых условиях. Так появились племена. И вот уже не одну сотню лет племя Пеликанов чтит свою давнюю традицию, благодаря которой удается не только держать в страхе враждебные племена, но и решать проблему перенаселения. Семьи стараются не заводить больше одного ребёнка, чтобы не стать причастными к этому кошмарному обычаю, но вот семьи вождей не имеют права отлынивать. Наследник определяется лишь «братским поединком».

– Вы хотите сказать что-нибудь? – спросил отец.

Нейт прочистил горло и поднялся.

– Мама, папа, я благодарен вам за всё, что вы дали мне за мою жизнь.

Я не сдержалась и кашлянула в кулак.

Что они ему дали? Меч, чтобы убить свою сестру? Наставника, чтобы научил, как убить свою сестру? Учителя, чтобы красиво сказать о том, как он не хочет убивать свою сестру, но сделает это?

Мать посмотрела на меня, сдвинув брови.

Да, мы никогда не были настоящей семьёй. Отцу было не до детей. Он целыми днями занимался тем, что называлось заботой о племени. А мать занималась тем, что заботилась о том, кто занимался заботой о племени. «Такова моя роль, – говорила она, – роль женщины вождя в поддержании его силы, здоровья и способности к власти».

– Я люблю вас и свою сестру, – продолжал брат, – и приму любую участь.

– Молодец, сын, – похвалила мать, а отец даже встал, чтобы обнять его.

– Латика? – разжав объятия, он посмотрел на меня. Нейт тоже. При этом издевательски поднял одну бровь. Уж я-то знала, что спектакль, разыгранный перед родителями, всего лишь лживая игра. У моего брата множество полезных талантов, но я тоже не совсем обделена ими.

Я умею говорить правду.

– Это бесчеловечный и жестокий обычай, – проговорила я сквозь зубы, поймав обескураженные взгляды моего семейства. – Не по своей воле я вынуждена участвовать в поединке, но завтра… – я сделала паузу и облизала губы. – Завтра умру либо я, либо обычай племени Пеликанов.

Мать вскочила со стула.

– Латика! Ты можешь хотя бы в такой момент вести себя достойно дочери вождя?

– Спокойно, женщина, – поднял руку отец. – Мы здесь уважаем мнение каждого члена семьи. Только запомни, дочь, в традициях наша мощь, мудрость и непобедимость.

Не в силах больше слушать эти речи, я вылетела из столовой, сбежала по ступенькам, толкнула тяжёлую дверь, выскочила на площадь и врезалась… В Эрина.

– Латика? – прошелестел над моей макушкой тёплый голос, пока я медленно поднимала голову.

Наши взгляды встретились, и моё сердце чуть не выпрыгнуло навстречу его ясным серым глазам, глядящим на меня из-под густой тёмной чёлки.

– Латика! – с крыльца долетел голос брата. – Вернись немедленно!

– Что случилось? Почему Нейт в бешенстве? – спросил Эрин, взяв меня за плечи, а я еле-еле сдерживалась, чтобы не разреветься. Но никто не должен знать о дне поединка. Таковы правила.

Я замотала головой, по лицу Эрина тенью поползла тревога. Возможно, он догадался.

– Тебе лучше идти, – тихо сказал Эрин, кивая в сторону моего брата, и я последний раз взглянув в его глаза, уставилась на свои сапоги и побрела к высокому крыльцу, где стоял, сложив на груди руки, Нейт.

– Нам запрещено покидать дом, – процедил он. – Не пойти ли тебе к своему наставнику, сестра, чтобы он в очередной раз призвал к порядку твои мозги? Хотя, о чём я говорю? Они у тебя разве есть?

Я метнула в брата гневный взгляд, крепко сжимая кулаки при этом. Он смотрел на меня сверху вниз, пока я шла по лестнице, превозмогая на каждом шагу дикое желание развернуться и рвануть отсюда, чтобы никогда больше не видеть никого из них.

При мысли, что я и Эрина никогда больше не увижу, кольнуло в груди, и я вцепилась в рубашку, комкая её на себе.

Нейт усмехнулся.

– Заносчивая скотина, – пробубнила я себе под нос, проходя мимо него к двери. Он услышал, и в следующую секунду я уже шипела от вонзившихся в спину бугорков на стене.

– Ошибка природы, – вполголоса сказал Нейт, продолжая вдавливать меня в камень. – Если бы у меня был брат, я счёл бы за честь убить его в «братском поединке». Что же касается тебя… Это будет всего лишь моей повинностью. Ты бесполезное, безмозглое создание, Латика, – выговорившись, он отпустил меня и кивком указал на дверь.

Я, скрипя зубами, удержалась от ответа, вошла в дом и направилась к наставнику.

Тарвос сидел на ковре в окружении свечей.

– Тебе лучше посвятить остаток вечера медитации, девочка.

– Да, наставник, – смиренно произнесла я, усаживаясь напротив.

– Я заварю чай, – Тарвос поднялся. – Он поможет тебе хорошенько выспаться. А пока откинь все лишние мысли. Есть только ты и твоя судьба. Услышь её и прими то, что она скажет. Иногда выбираем не мы, а нас, но в конечном счёте торжествует справедливость и наступает равновесие, – голос наставника убаюкивал. Сейчас он был не тем, кто гонял меня до пота и крови по площадке, ронял в грязь, каждый раз заставляя подниматься, обливал ледяной водой и отправлял бегать босиком по снегу. Я благодарна ему за всё, и мне жаль его подводить. Он не виноват в том, что я выросла трусливой, что я не желаю испытывать эту свою судьбу, не желаю смотреть смерти в глаза.

Я уткнулась в чашку, вдыхая поглубже горячий пар. Мне бы хотелось сейчас попросить у наставника прощения, но я не имела на это права.

– Пей, Латика, я оставлю тебя на пару часов. Тебе нужно побыть наедине с собой.

Я промолчала. Наставник прав. Наедине с собой. Я ещё раз прокрутила в голове план. Он не был безупречен, но я просчитала всё до секунды. Оставалось дождаться ночи.

Когда Тарвос вернулся, его шаги разбудили меня, и я наскоро пригладила волосы и приняла сидячую позу, но от него не ускользнул мой заспанный вид. Глаза протереть я даже не успела, а ещё я больно лежала щекой на завязках рукава, и на коже образовался ощутимый на ощупь рубец.

– Опять проспала всю медитацию. Ты неисправима, Латика, – покачал головой Тарвос.

– За это ты меня и любишь, – я попыталась улыбнуться, и наставник смягчился. Вечерами он всегда был покладист и нежен со мной. В отличие от утренних часов, когда в него вселялся настоящий бык. Того и гляди зарядит копытом, только посмей не выполнить задание. Однако и от быка мне удавалось сбегать, а вернувшись под вечер, я, как правило, заставала его уже в добром расположении духа.

– Отправляйся спать, девочка. Восстанови силы. Они у тебя есть. У тебя есть всё, чтобы побеждать, – ох, как я не любила эти его высокопарные фразы. Они всегда выжимали из меня слезу. Вот и сейчас я смахнула её с ресниц.

Тарвос щурил светлые глаза, всматриваясь в моё лицо. Он улыбался, и вокруг глаз разбегались в стороны морщинки, но во взгляде залегла грусть, будто наставник уже прощался со мной.

Я была не первой, кого он терял. Во время стычки с племенем Ворон у Проклятого леса погиб его сын. Тогда беспощадный воин Тарвос пожух, как осенняя листва, но жизнь продолжалась, и он попросился у вождя в наставники к его младшей дочери. Здесь его беспощадность попёрла с новой силой, и злоба, что предназначалась для «ворон», день ото дня выплёскивалась на нерадивую ученицу. Однако в очередной раз размазывая по лицу грязь, смешанную со слезами, обрабатывая синяки и ссадины, оставленные его деревянным мечом на моём теле, я чувствовала любовь наставника. Любовь и желание сохранить мою жизнь.

– Спасибо, наставник, – прогнусавила я, и это было всем, на что я оказалась способна в такой момент. В момент нашей последней встречи.

– Латика, – он коснулся ладонью моего плеча, тонкие губы пожилого, но всё ещё одного из самых сильных мужчин, каких я знала, дрогнули.

– Тарвос, – я коснулась его плеча в ответ и улыбнулась, как можно более обнадеживающе. Пусть он видит, что я не сдамся, что я верю в победу, что я не боюсь и не прощаюсь, а потом я повернулась к двери и сжала губы до боли, чтобы они не скривились в гримасе рыданий.

Ошибка природы. Я даже попрощаться нормально не научилась. Нужно было чаще посещать уроки этикета. Вздохнув, я покинула комнаты наставника. Предстояла еще встреча с няней.

Она ждала меня в хорошо проветренной и убранной спальне. Свежая постель поблёскивала в мягком лунном свете, и хотя выглядела идеально ровной, как корочка льда на пруду, няня в который раз приглаживала невидимые складки ладонью.

Мы обе сейчас старались делать вид, что ничего не происходит, что это всего лишь обычный вечер, но она уже знала о поединке. Наверное, мать предупредила её, ведь домашним разрешено сообщать об этом.

– Я уже приготовила тебе ванну, – сказала няня будничным тоном, но настолько тихо, насколько возможно, чтобы скрыть дрожь и слёзы в голосе.

– Да, спасибо, – бросила я небрежно, следуя в моечную мимо склонившейся над кроватью женщиной.

– Что… – услышала я за спиной и остановилась, прежде чем закрыть за собой дверь. Обернувшись, я увидела, как няня стоит, сжимая в руках подол фартука. – Что приготовить тебе на завтрак? – спросила она ещё тише. Она крепилась изо всех сил, я видела блеск влаги в её глазах, видела, пятна, ползущие по коже лица, и как покраснел кончик её носа, поэтому быстро отвела взгляд, молча дёрнула плечами и скрылась за дверью.

Мне бы хотелось сейчас обнять её, сказать, что всё будет хорошо, что это всего лишь испытание судьбы, и я его пройду. Все проходят. Все, кто был до меня и будет после. Хотелось произнести какую-нибудь возвышенную фразу, которая успокоит её, заставит принять всё, что ни произойдёт, но я сжала кулаки, прислонившись спиной к двери и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы удержать непрошенный поток в себе. Няня не должна видеть меня с заплаканным лицом. Я дочь вождя. Недостойная дочь.

Переждав накатившую волну, я скинула одежду и забралась в ванну. Тёплая вода приятно расслабляла, но сейчас мне это было ни к чему, поэтому, хорошенько вымыв волосы, я замотала их полотенцем и вернулась в спальню, закутавшись в халат. Няня уже ушла. Чистую одежду на завтра она не приготовила, значит, собиралась прийти с утра. На кровати лежала только белоснежная ночная рубашка.

Я открыла сундук и достала бельё, чёрную рубаху и такие же штаны. Надела сапоги, пристегнула пояс и сев на пол возле кровати, стала ждать, глядя в окно. Время текло медленно, растягивая пытку ожиданием. Иногда меня потряхивало от мыслей о том, как часы пробьют два раза, и я открою окно. Как потяну за неприметную верёвочку, свёрнутую в углу, и спущу с крыши конец прочного каната, как повисну на нём между окнами и, упираясь ногами в стену, поднимусь на крышу и скроюсь за парапетом.

Всё должно получиться. Я проделывала это уже много раз.

Дверь отворилась.

Меня бросило в жар, я с трудом удержалась в прежней позе, чтобы не выказать паники тому, кто вошёл в мою комнату.

Мать? Нет, обычно её походка тороплива и легка.

Отец? Нет, его шаги были бы тяжелее.

В животе что-то ухнуло вниз.

Нейт.

Что он здесь забыл? На моём лице выступила испарина, но я не шевельнулась. План и без того грозил сорваться, не хватало ещё выдать себя раньше времени. Но брат никогда раньше не входил в мою комнату. Так зачем же он заявился теперь?

Он, тем временем, подошёл, посмотрел на меня долгим взглядом и сел напротив, прислонившись к стене. В отличие от меня он не переоделся. На нём была всё та же светлая рубашка и кожаный жилет, штаны и высокие сапоги. Чёрные блестящие волосы были убраны в хвост. На поясе поблёскивал рукояткой кинжал.

Я изобразила самое безразличное лицо, какое только могла.

– Не спится? – спросил Нейт. – Мне тоже.

Дальше последовало молчание. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Я вслушивалась в тиканье часов, а моя голова то и дело норовила повернуться и посмотреть на стрелки, и я с трудом сдерживалась.

– Знаешь, Тарвос никогда не жаловался на тебя отцу, – изрёк мой правильный и до блеска чистый в своих помыслах и деяниях брат, – но я-то знаю, что ты частенько прогуливала занятия, равно как и уроки, чтобы поразвлечься. Тебя не раз видели в компании Мэта, этого пустоголового сына кожевенника и его подружки.

Я посмотрела ему в глаза. Чего он хочет?

Тик-так. Тик-так. Часики-то тикают. Как бы не хотелось мне сейчас отбрить любимого братца, я решила не вступать в разговор, чтобы он поскорее убрался отсюда.

– А твои похождения по трактирам? Думаешь я ничего не знаю? – прищурился Нейт, а я сжала губы, чтобы спрятать улыбку.

Однажды мы с Бербой стащили у её матери краски, которыми она мазала лицо, когда выступала перед публикой со своим театром. С их помощью мы, как смогли, придали себе более взрослый вид, оделись в материны же платья и отправились в трактир, чтобы повеселиться. Мы немного потанцевали, а мужчины наливали нам вино. Да, посмеялись мы потом на славу. Правда, перед этим, Тарвос за косы вытащил нас оттуда и заставил меня в наказание пробежать тысячу кругов по двору. Я бегала всю ночь и рухнула прямо на пороге, где и уснула.

– Смотрю на тебя и ничего… Понимаешь?  Пустота, – Нейт покачал головой. – Будто никого и нет.

– Бом, бом, – пробили часы, и я вздрогнула, наверное, слишком заметно. Время пошло. Жар снова пополз по телу, рубашка прилипла к спине, но я упорно продолжала смотреть перед собой и не позволяла себе поддаваться на попытки брата вывести меня из себя.

Он встал и наклонился ко мне, коснулся пальцами подбородка, заставляя поднять на него глаза, долго всматривался в них. Мне даже показалось, слишком долго. И слишком много раз уже успели протикать часы за моей спиной.

– Ты ничтожество, Латика. Я просто в очередной раз в этом убедился. Ложись спать. Не хочу, чтобы наш бой закончился за две секунды.

Я сжала кулаки.

– Хочешь растянуть удовольствие?

– Хочу подольше тебя помучить, – он усмехнулся и неторопливо вышел.

Я посмотрела на часы.

Проклятье! Мне придётся действовать в два раза быстрее.

Времени на страх не осталось. Если я задержусь ещё немного, план окончательно рухнет. Я выверила каждый шаг ночных караульных, каждую тень в конкретный лунный день и конкретный час. О, да! У меня было на всё это очень много времени, ведь я знала, что мне предстоит с честью умереть от руки брата, с тех пор как научилась понимать человеческую речь.

Сейчас или никогда! Ещё две минуты, не более, тень от башни будет падать на стену дома, что поможет мне выскользнуть из окна и перебраться на крышу незамеченной.

Я открыла окно и взобралась на подоконник. Прохладный влажный ветер остудил разгоряченное от переживаний лицо. Встав на цыпочки, я дотянулась до неприметной верёвочки и потащила на себя, с крыши упал конец выкрашенного в чёрный цвет каната. Подёргав, я убедилась, что он всё ещё крепко привязан к шпилю, на котором крепился флюгер, и схватившись руками как можно выше, оттолкнулась от подоконника и повисла на канате.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть.  Пальцы хватаются за парапет, я подтягиваюсь на руках. Они дрожат. Я скребу ногами по стене. Капля пота сползает по виску. Хвала Тарвосу! Переваливаюсь за парапет и шумно и часто дышу, лёжа на спине и глядя на звёзды.

Первый этап пройден. Конечно, я рассчитывала время на то, чтобы как следует замести следы своего побега, чтобы надолго оставить всех в неведении, но теперь у меня был небогатый выбор: бросить всё, как есть, и бежать, пока караул не вывернул с расходящихся в стороны от площади улиц, или завтра умереть.

Выбор был очевиден, поэтому я ползком пересекла крышу, проверила на прочность ещё один чёрный канат и свесилась через парапет с другой стороны дома, скользя между окнами.

Петляя среди дворовых построек, я неслась в сторону Крысиного переулка. Караульные никогда не совались в него, да и повстречать там в это время кого-нибудь из жителей практически невозможно, а миновав его, оставалось лишь пересечь узкую речушку и скрыться в можжевеловой роще.

Но сорванный план не так-то просто залатать, как было.

Стоило мне добраться до реки, как я услышала голоса и вместо того, чтобы перебежать речушку по мосту, нырнула под него, чуть ли не кубарем скатившись с обрыва, и спряталась, стоя по самые ножны в воде, вдыхая запах нечистот из сточной канавы.

О, нет…

Путешествие мокрой курицей не входило в мои планы. Едва не сорвавшись на слёзы отчаяния, я вспомнила о богатстве своего выбора: умереть завтра в поединке или попытаться выжить в Проклятом лесу.

Я сморгнула слезинку. Шаги над головой заставили задержать дыхание.

– Думаю, уже скоро, – сказал незнакомый мужской глухо звучащий голос.

– Да, но будет ли с ним справиться проще? – этот голос показался мне знакомым, но его обладатель нарочно говорил почти неслышно.

– Определённо, он ещё щенок.

Кто «он»?

Сердце забилось быстрее, хотя минуту назад мне казалось, быстрее некуда. Почему-то сразу в мозг закралась мысль о брате.

– Но Тарвос…

Дальше я не расслышала. Хотелось вылезти и красться следом за этими людьми, которых я так и не узнала. Причём здесь мой наставник? От нахлынувших мыслей, толкающихся теперь у меня в голове друг с другом, я даже забыла, что стою в холодной воде, от которой уже вот-вот начнёт сводить ноги. Я всё равно ничего не выясню сейчас, а если меня завтра убьёт родной братец, я тем более никогда и ничего уже не выясню, так что я отринула все сомнения и раздумья по поводу непонятых мною фраз и неузнанных голосов и на четвереньках выползла на берег, озираясь по сторонам, пригнувшись, перебежала через мост и юркнула под раскидистые кроны можжевельника.

Пробежав чуть вглубь терпко пахнущих зарослей, я остановилась и прислушалась к тишине.

За можжевеловой рощей узкой полосой пролегла окружная дорога, погружённая во тьму, как и всё вокруг, поэтому я быстро пересекла её и бросилась через поля, засеянные рожью, туда, где начиналась заросшая репейником пустошь, а дальше самым настоящим исполином вставал Проклятый лес. Моя возможная смерть, но и моя надежда.

Уставшие ноги заплелись, и я рухнула в колосья. До леса оставалось шагов триста. Шумное дыхание перемешалось с окружившим меня ярким шелестом потревоженных зерновых, я лежала и гадала, через сколько времени дом оглушат крики: «Латика сбежала!» Поднимется настоящая шумиха. На улицы выйдут десятки воинов и собак. Они обшарят каждый грязный угол, а потом кто-нибудь нападёт на мои следы, которые я не успела спрятать, и пустится в погоню. Всё же меня не оставляла надежда, что в лесу никто не станет меня искать. Но что, если они решатся?

Впрочем, у меня была забота поважнее. Не сгинуть в трясине, не погибнуть в лесу, преодолеть свой страх, достичь той стороны.  А там, я слышала, лежит огромное озеро, что простирается до самого горного хребта, и на его берегах живут озёрные люди, промышляющие рыбой.

Никто из племени Пеликанов не пересекал Проклятый лес, но однажды к нам забрёл странник, что пришёл из-за реки. Он и рассказал мне об озере. С тех самых пор, узнав, что где-то есть место без гейсов и поединков, где каждый может жить, как хочет, где каждого готовы принять в свою большую семью, я и загорелась идеей побега.

Чтобы обойти то озеро, понадобится много дней и чуть меньше, чтобы переплыть его на лодке, а преодолев горы, можно открыть для себя новый мир: свобода, удивительные пейзажи и бескрайний океан. Океан мечты.

Тряхнув головой, я резко села. Тоже мне, размечталась в двух шагах от смерти. Выживи, а потом мечтай. Вытянув шею, я осмотрела поле.

Но сначала уловила запах.

Костра и мяса.

Кочевники…

Они появились из темноты, как два демона смерти. Издалека их шапки со звериными мордами и накинутые на плечи шкуры создавали впечатление силуэтов в плащах и капюшонах, и лишь когда на них попал голубоватый свет луны, я различила усатых мужчин. На поясах и в руках блеснуло железо.

– Э! О!

– О-эй-о!

Я не разобрала слов, только эти обрывистые звуки, потому что в этот момент, развернувшись и даже не выпрямляясь в полный рост, рванула к лесу. Что-что, а бегать я умела, но именно теперь мешок показался мне слишком тяжёлым, он больно лупил по спине и тянул плечи книзу. Ноги после недолгого отдыха тоже никак не хотели работать в полную силу, я задыхалась, спотыкалась, но продолжала бежать. Я слышала крики мужчин, чувствовала дрожь земли под их тяжёлыми ногами, она гнались за мной. Справа от меня в землю воткнулось копьё, и я припустила быстрее. Если бы они хотели меня убить, то не промахнулись бы. Они хотели лишь напугать. Им это удалось. Сердце пропустило удар и забилось, как залетевший в кувшин мотылёк. Ещё чуть-чуть и оно просто вырвется наружу через моё окаменевшее от жажды и страха горло.

Казалось, один из мужчин немного отстал, потому что его голос доносился издалека, но второй уже почти догнал меня. Я чувствовала, как он дышит мне в спину, и не смела ни оглянуться, ни притормозить. Перескакивая через коряги, отшвыривая попадающиеся на пути шарики перекати-поле, я уже мчалась через пустошь, и лес распахивал свои объятия. Я никогда не думала, что буду нырять в его кромешную тьму с таким облегчением.

Выхватив в последних серебристых полосках света, что смогли проникнуть сюда, стену кустарника, я влетела в него и сразу же напоролась ногой чуть выше колена на что-то острое.

– М-м-м! – замычала беззвучно, рванула, едва не закричав от боли, чувствуя, как распоролась кожа, но не остановилась, а продралась сквозь кусты, раздирая лицо и руки, упала, споткнувшись, перекатилась через мешок и замерла, вжавшись в землю, цепляясь ногтями за влажный мох.

Сердце било по ушам, и мне трудно было расслышать шаги кочевников. Я задержала дыхание. В нос карабкался прелый запах листьев, в которые я уткнулась, боясь даже на мгновение приподнять лицо.

Сучья трещали совсем рядом. К одному голосу прибавился второй, мужчины ворчали, сплёвывали, переговаривались, но я не понимала ни слова. Возможно, они пришли из-за реки, а может и ещё откуда подальше. Кочевые племена подолгу не живут на одном месте. Они постоянно в поисках лучших условий, богатой природы, интересной добычи. Я, судя по всему, относилась к последнему, и я так устала бежать, что просто лежала и ждала, когда меня поднимут за шкирку, как котёнка и посмеются в лицо. Но сдаваться я не собиралась. Рука медленно ползла к ножнам. Если успею выхватить нож, то, по крайней мере, разукрашу одного из них.

За кустами булькнуло, раздался всплеск и вопль. Ещё бульк-бульк. Чавканье. Кряхтение. Ругань. Треск. Ругань. Чавканье. Бульк-бульк. Шаги. Разговор.

Эта возня дала мне возможность дышать.

Вдыхала я осторожно и медленно, поглощая прелый запах, наполняя лёгкие сыростью листьев и близостью земли.

Я ничего не могла видеть, но моё воображение явно нарисовало картину произошедшего. Один из кочевников пошёл вперёд и провалился в воду, второй помог ему выбраться, а теперь они шарили глазами во тьме в поисках меня. Мокрые, измазанные, потные и злые. Если они меня найдут, то брату я уже не достанусь ни живой, ни мёртвой.

Шаги стали удаляться, уводя за собой потрескивание веток, шуршание листвы, сопение, сморкание и плевки мужчин.

Неужели они отказались от мысли меня поймать? Или затаились, изобразив, что уходят, и ждут, когда я себя выдам? Ну уж нет! Я продолжала лежать, не поднимая головы, неизвестно сколько ещё времени. Расцарапанные руки и лицо щипало от воды и грязи. Страх постепенно начал угасать, как и охвативший тело колотун, и на их место выступили холод и боль. Вода из-под мшистого покрова пропитала одежду, и я даже лёжа ощутила всю её сырую тяжесть.

Ещё немного послушав ночную тишь, которую, впрочем, нельзя было назвать мёртвой, потому что то тут, то там что-то копошилось, шуршало пищало и фыркало, я, наконец, приподняла голову, всматриваясь вперёд сквозь ветки за кусты. Выждав с минуту, я оперлась на ушедших в мох и воду по самые запястья руках и села на колени, тут же заскулив от боли, как собака, словившая пинок.

Боль отдала в голову. Тьма перед глазами закружилась, меня затошнило, и, обхватив руками ногу, я повалилась на бок. Слёзы побежали, впитываясь в мох.

Почему всё так? Хотелось закричать, но я лишь молча скривила рот.

С самого начала мой побег не заладился. Это всё Нейт. Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!

Утро подступалось к Проклятому лесу осторожно. В вышине над верхушками пролегла серебристая полоса. Скоро мой секрет раскроется, а может, уже раскрылся. Если отец направит дружину, они, скорее всего, погонятся за мной на лошадях, а значит до леса им скакать меньше часа. Я шмыгнула носом, протёрла лицо ладонью и села, вытянув пораненную ногу. Привыкшие к темноте глаза, различили торчащую из-под рваных краёв штанины более светлую, чем ткань, кожу ноги, распоротую поперёк. Достав из мешка флягу, кусок чистой ткани, я полила рану водой и обмотала ногу поверх штанов. Засиживаться больше было нельзя. Ночь без сна и остановок – мой единственный шанс увеличить отрыв.

При каждом шаге, нога требовала прекратить ходьбу и лечь, но я, подобрав длинную крепкую ветку и втыкая её в мох перед собой, упорно двигалась вперёд. Прямо и прямо.

Каждый шорох за спиной побуждал меня застывать на месте и вслушиваться. Погоня могла меня настичь в любой момент, ведь я же не знала, когда обнаружат моё исчезновение. Это могло произойти как утром, так и ночью. В таком случае удача мне не светила.

Продвигалась я медленно. Слёзы прокладывали по щекам мокрые дорожки, боль не отпускала, и свыкнуться с ней не получалось. Тряпица пропиталась кровью, да ещё и неприятно тёрлась о рану, видимо мне не хватило сил примотать её как следует. Я сбросила её и втоптала в грязь, чтоб не попалась кому-нибудь на глаза, села на более или менее сухую кочку, достала чистую полоску ткани, глотнула из фляги, чуть полила на рану, сморщилась и наложила ткань, привязав её как можно туже, под ткань я подсунула ветки с двух сторон в надежде. Что они помогут держать ногу прямо и не сгибать её какое-то время, чтобы не натягивать повреждённую кожу и мышцы.

Идти стало ещё труднее, я хотела теперь только одного: избавиться от боли. Постоянные кочки, ямки, поваленные деревья и пеньки заставляли сгибать ногу, так что ветки пришлось вскоре вытащить и идти, превозмогая боль, однако долго так протянуть не получалось. Силы утекали. Я мало спала и давно не ела, но оторваться от погони нужно было сейчас. Остальное потом.

Я всё ещё боялась, что кочевники могли вернуться за мной. Неспроста же они так быстро ушли, отказавшись от мысли ловить меня во тьме. Им нужны были, как минимум, факелы, а ещё сухая одежда, один из них точно искупался, я слышала это. Всё, что я могла сейчас сделать, это уйти как можно дальше в лес.

Эта мысль гнала меня, как сумасшедшую. Я перестала замечать, что меня окружало, перестала выхватывать из тумана и мрака тени, перестала шарахаться от тянувшихся ко мне, словно корявые пальцы, ветвей. Лесные звуки слились для меня в единый бесконечный шум, напоминающий жернова, которые перетирали всё, что попадалось на их пути, и мне казалось, остановись я, и они тотчас примутся за меня.

Но всё же это произошло.

Ухватившись за ствол, покрытый лишайником, я сползла вниз. Голод, холод, охвативший тело ознобом, сон и боль, стоило мне остановиться, напали разом, словно четыре адских пса.

Сняв с плеч мешок, я полезла за куском хлеба, и лишь на секундочку привалилась затылком к дереву.

Когда я открыла глаза, вздрогнув от осознания того, что уснула, что-то, может, ветерок щекотал лицо, но вот мой взгляд упал вниз, и я вскрикнула. Кисти моей правой руки не было видно из-за покрывших её тонким слоем маленьких чёрных муравьёв.

Я вскочила, затрясла рукой, обтирая её об штаны, отряхивая плащ, сорвала с шеи руану, и забыв о боли, скакала между торчащих из земли корней, пока на мне не осталось ни единого насекомого. Тяжело дыша, я вернулась к месту своего отдыха и наклонилась за мешком.

Что?

Где он?

Сердце в панике запрыгало, стучась в самое горло. Он же лежал здесь! Кто-то украл его, пока я спала. Затаившись, я осмотрелась, прислушалась к тишине, но, кроме уже привычных мне звуков, ничто не тревожило слух. Хотелось снова в бессилии сползти и забыться в обнимку со стволом, но стоило мне представить, как кожу щекочут лапки сотни муравьёв, как меня передёргивало и желание присесть напрочь отпадало. Тем не менее, я чувствовала, что, если не сяду, попросту упаду. Нога пульсировала, а лицо покрылось испариной. Нельзя было больше тянуть с лечением, но мазь, которую я прихватила на такой случай, осталась в мешке.

Я бродила между деревьев, уже не понимая, под каким из них сидела, но самое страшное, я вовсе не была уверена в том, с какой стороны и куда я шла.

Все деревья вмиг стали для меня одинаковыми. Я потеряла всякий ориентир и лишь слабый луч солнца, протискивающийся меж стволов и веток, намекал, откуда я бежала. Глотнув из фляги, я поплелась дальше, каждые несколько шагов останавливаясь, дыша и молясь лишь о том, чтобы дотянуть до помощи. Отчего-то я верила, что озёрные люди не откажут мне в ней, но сколько ещё до них идти, я не знала. Зато точно знала, что плохи мои дела. Мне нужно было лекарство!

С трудом оглядевшись во время очередной паузы, на фоне обычного сине-чёрного лесного фона, к которому я привыкла, ведь Проклятый лес был лишён ярких красок, вдруг замаячило впереди нежно-зелёное облачко. Я зажмурилась. Когда открыла глаза, облачко всё ещё светлело там, и я, оттолкнувшись ладонью от склизкого ствола, направилась, прихрамывая, к островку, который вблизи оказался крошечной опушкой торфяного мха.

Да! Мне не почудилось, она и правда была там! Что это? Проклятый лес исполняет мои желания? Что бы там ни было, я не собиралась раздумывать, боль отдавала в висок, и я торопливо стянула с ноги грязную повязку, нагнувшись за растением, и только, коснувшись пальцами мягкой зелени, словно услышала глубоко в голове слова жреца: «Страшная кара!»

Нет! Нет! Нет! Ну, почему всё так?

Подняв глаза к небу, я не увидела там никакого спасения, только чёрную сеть, плетённую ветвями деревьев. Но было не время для паники.

Разорвав пошире штанину, я опустилась на колени и легла в моховую подушку, растянувшись, лишь быстро окинув её взглядом на предмет каких-нибудь насекомых. Рану приятно захолодило, и я прикрыла глаза, погружаясь в тревожный полусон.

То мне виделись кочевники со звериными мордами на головах, то они исчезали, а на их месте появлялись брат и отец. Брат смеялся: «Ошибка природы!», а отец смотрел сурово и грустно: «Ты предала своё племя», – слышала я его голос. Но я не могла согласиться с ним, внутри сжималось, ведь видели боги, я никого не предавала, а лишь хотела выжить.

Отец и брат исчезли, и я увидела Тарвоса, он что-то говорил, и мне сначала показалось, что из его напряжённых губ вылетали слова: «Дерись, Латика, дерись!», но я присмотрелась к наставнику, и прислушалась повнимательней.

«Беги, Латика, беги!» – ревел Тарвос. Я отмахнулась от видения. Лежать во мху мне сейчас было лучше, чем на перине. Какое счастье просто спать, ни от кого не убегая, ни прячась.

– О-а… Е! – вдали раздалось за кустарником, и сердце стукнуло едва ли не в подбородок. Мысли о сне тут же испарились, я заставила себя подняться, заскулила от боли в ноге и поковыляла прочь из оазиса свежести в чащобу, полную мрака, чёрных стволов и тёмных вод. От недолгой передышки ноги не отдохнули, а лишь задеревенели, и теперь я шла медленней, чем до остановки, но надеялась, если не произведу много шума, то смогу затеряться во мгле и тумане, который синеватой дымкой стелился меж деревьев. Густые заросли высокой травы показались неплохим убежищем, и я юркнула в них, но…

– Бульк! – булькнула вода.

– Чавк! – отозвалась жижа, поглотившая мои ноги.

Я потянула их кверху, рискуя остаться без обуви, схватилась за траву, порезала ладони и зашипела. Но голоса, треск сучьев и шаги были уже близко. Барахтанье могло выдать меня, и я замерла, неизбежно погружаясь в тягучую воду.

– Да я точно видел её, – послышался голос.

Как? Это не кочевники? Кто же тогда?

– Обман, – теперь женский голос. – Проклятый лес играет с тобой.

– Здесь точно была девка. Обыщем всё.

– Ш-ш-ш! Тихо!

Болото заглатывало жертву, то есть меня, и помереть вот так вот мне не хотелось. Уж лучше в драке, да хоть в «братском поединке». Только не так, только не в болоте. Я закряхтела и, разрезая в кровь ладони, потащила себя наверх. Трясина не отпускала, даже наоборот, ей нравилось играть со мной, чем сильнее я тащила тело наверх, тем более жадно она чавкала, облепляла ноги, засасывая в своё мрачное холодное нутро. Я не сдавалась, но обессиленное тело проигрывало раззадорившемуся болоту.

– Вот она, я же говорил! – закричал мужчина, прорвавшийся сквозь кусты и травы. – Вот демон! Да тут трясина! Палку, быстро!

– Тише ты, не призови ещё кого, – шикнули на него из кустов, и в их ветвях появилась женщина, не мене здоровенная, чем мужчина. Её рыжие волосы были заплетены в тяжёлую косу на бок. Из-за плеча торчало оперенье стрел и лук. Женщина протянула мне ветку, и я ухватилась. Сейчас меня волновало лишь одно – не быть съеденной прожорливым болотом, и кажется, я начала выигрывать. Мужчина присоединился, и они потянули вдвоём. Мои руки соскальзывали, лицо облепила грязь, но я всё же цеплялась как могла и перебиралась выше по ветке.

– Давай, давай, ползи, вот и умница, – подбадривала женщина, и, наконец, колено ощутило под собой твёрдую землю, я легла на живот и поползла, загребая руками, подтаскивая больную ногу. Выбравшись, распласталась, тут усталость и болезнь взяли своё, лес наклонился, заходил кругами вокруг меня. Кто-то закричал.

Очнулась я, лёжа на жёсткой кочке. Рядом на коленях стояла рыжеволосая и перевязывала мне ногу. Поблизости стояли двое мужчин. Оба большие и волосатые, только у одного короткая почти квадратная бородка, это он помогал меня вытаскивать, а у другого – длинная и заострённая. Шкур ни на них, ни на женщине не было, равно как и звериных шапок. Все были одеты в штаны, туники и короткие плащи. На поясах – кинжалы, за плечами колчаны со стрелами. Охотники? Но из какого племени. По соседству с пеликанами здесь жили только вороны, при мысли об этом у меня что-то сдавило внутри, и я хрипло закашлялась, как древний дед, и только теперь ощутила всю шаткость своего состояния. Я балансировала где-то на грани сознания и забытья, тело ежеминутно вздрагивало, мокрая одежда не добавляла тепла.

– У тебя гной, – сказала женщина. Нужны целебные травы, но здесь ничего нет.

– Там был мох, – проговорила я почти севшим голосом.

– Нам тоже так показалось, когда Джаред тебя увидел, – она кивнула на мужика с короткой бородой, – а потом мы вытащили тебя и вернулись, но ничего не нашли.

Я устало откинула голову на кочку. Держать её на весу было тяжеловато.

– Э, не-не-не, – заговорила женщина, подкладывая ладонь мне под плечи и побуждая сесть. – Тебе нельзя забываться и спать. Нужно идти. Чем скорее ты получишь помощь, тем больше шансов выжить и не лишиться ноги.

– Что?

– Дело дрянь, я тебе говорю. Здесь недалеко место нашей стоянки. Разведём костёр, обсохнешь и пойдём.

– Куда?

– Тебе лучше отправиться с нами. Отпустить тебя в таком состоянии одну просто не по-человечески. Кстати, а куда ты направляешься? – прищурилась женщина. – Да, ой, я, Клота, если что. – Она улыбнулась, сразу сделавшись милее и моложе. —А ты?

– Ла… – я на мгновение замолчала, ведь говорить настоящее имя было опасно. Мало ли кому известно имя дочери вождя пеликанов, – … вена, – соврала я, изобразив, что запнулась от боли.

– И? Куда ты собралась, Лавена?

– К озеру, – мой взгляд перебегал с одного лица на другое. Мужчины посматривали на меня с недоверием, а Клота старалась быть учтивой, но время от времени косила на них глаза.

– Прекрасно! – с улыбкой воскликнула она. – Мы же как раз оттуда! Ладно, поднимайся. Сможешь идти?

Я поднялась, стуча зубами от холода и озноба.

Клота подставила мне локоть, и я зашагала, опираясь на неё. А какой у меня сейчас был выбор?