Читать книгу Они придут и удивятся (сборник) - Анна Горностаева - Страница 3

На первом этаже старинного здания было душно и сыро. Федор Иванович в который раз поразился тому, что даже при небольшом количестве посетителей в подобных местах общая нервозность и озабоченность достигает предельной концентрации. Он занял очередь за бабушкой, которая стояла за другой бабушкой, похожей на предыдущую как две капли воды, как будто они были однояйцевыми близнецами. Первая бабушка сразу предупредила Федора Ивановича, что за ней занимала еще одна, но отошла и скоро придет; тем не менее появился дедушка, который пришел вместо бабушки, потому что та стояла в очереди на почте. Потом бабушки и вновь пришедший дедушка стали обсуждать преимущества оплаты коммунальных услуг на почте, так как в сберкассе теперь берут большую комиссию, а на почте берут меньше, поэтому на почте очереди такие, что ужас просто! На этом месте Федор Иванович отвлекся и начал изучать стены.

Окошко паспортного стола было зажато в узком полутемном коридоре между несгораемым шкафом и плакатом «При пожаре звонить 01». С плаката на Федора Ивановича взирал устрашающего вида пожарник в каске и при полном полагающемся обмундировании; в руках его красовался жирный, напоминающий дохлого удава шланг, обращенный зевом к зрителю. Судя по сурово сжатым губам бойца с огнем и по струйке воды, стекающей из жерла его орудия, ни у кого не оставалось сомнений в железной решимости пожарника немедленно замочить каждого, кто неосторожно обращается со спичками или с бытовыми электроприборами. Снизу красовалась надпись: «Опасно при пожаре прятаться под кроватью и в шкафу!» То есть выходило, что спрятавшиеся от огня под столом или, скажем, за диваном, имели намного больше шансов уцелеть.

Федор Иванович полюбовался этим шедевром, отметил несоответствие количества пальцев на руках персонажа – на левой их почему-то было шесть, и по старой привычке прочитал фразы на плакате наоборот. Получилось следующее: «10 ьтиновз еражоп ирп» и «уфакш в и юьтаворк доп ясьтатярп еражоп ирп онсапо». Из результатов этого лингвистического упражнения порадовал только «еражоп». Тем временем бабушки и дедушка получили вожделенные выписки из домовой книги, необходимые для подтверждения льгот, и очистили, наконец, проход к окошку. Федор Иванович заглянул, заранее смущаясь от необычности собственной просьбы и нащупывая в кармане приготовленную шоколадку.

Паспортистка, мрачная дама средних лет, из числа женщин с обидно неудавшейся судьбой, даже не подняла на него глаз. Шоколадка тут не прокатит, мгновенно решил сменить тактику Федор Иванович. Будем пытаться разжалобить. Но и это не помогло. Заискивающий тон и все включенное обаяние разбились о сухой и бесстрастный тон хорошо знающего инструкцию работника: не положено, таких справок не даем, обращайтесь в другие организации и т. д.

Но Федору Ивановичу было ОЧЕНЬ нужно. Он так и сказал ей, этой бездушной костлявой мумии. Истукану этому, крокодилу в розовой кофточке. И использовал свой последний резерв – рассказ о потерянной любви, наспех выдуманный по дороге сюда. Не зря выдумывал – пригодилось.

– Милая девушка, понимаете, человек, которого я ищу, для меня очень дорог. Мы потеряли друг друга много лет назад, и только теперь я понимаю, какую ошибку совершил. Может быть, еще не поздно? Вдруг она тоже помнит меня? Тогда еще возможно все изменить…

Ни один мускул не дрогнул на каменном лице, но взгляд (наконец-то она соизволила посмотреть!) –  взгляд потеплел. Понятно, слюнявые мыльные оперы смотрят даже такие крокодилы. Теперь и шоколадка пригодится.

– Не знаю… – мумия, не привыкшая к состраданию, раздумывала в нерешительности. – Вообще-то, у нас такой информации нет… Попробуйте зайти к Валерию Павловичу… возможно, в его архивах…

– Вы мне очень, очень помогли, – проникновенно проговорил Федор Иванович, засовывая в окошко «Альпен Голд» с фундуком, – а где мне найти Валерия Павловича?

– По коридору направо, – отрезала паспортистка, с грохотом захлопывая окошко и едва не прищемив Федору Ивановичу голову.

«Может, она орехи не любит? Или у нее челюсть вставная?» – пронеслось в голове, но уже через несколько секунд он стоял перед дверью с потертой кожаной обивкой и приклеенным к ней канцелярским скотчем листком, на котором было напечатано: «Нач. пасп. стола В.П. Сатана». «Вот, черт! – не к месту подумал Федор Иванович. – Ну что ж, поглядим, что за Сатана».

Но Сатаны на месте не оказалось. У него был обед. Пока он насыщался, Федор Иванович еще раз внимательным образом изучил строгого пожарника, ознакомился с образцом оформления заявления на получение регистрации от имени Иванова Ивана Ивановича, перемерил коридор шагами в длину и ширину и немного погулял в близлежащем дворике, держа заветную обшарпанную дверь под прицелом. За полтора часа входили и выходили одинаковые бабушки-дедушки, прогромыхала самокатом многодетная мамаша с выводком и сумками, вкатился и застрял внутри одышливый толстяк; но никого похожего ни на Сатану, ни даже на булгаковского Воланда, не наблюдалось.

Наконец Федор Иванович решил вернуться на свой пост под дверью и с удивлением обнаружил, что начальник уже на месте и – неслыханная удача! – в очереди в его кабинет нет ни одного человека. В.П. Сатана оказался тем самым толстяком, которого Федор Иванович ошибочно принял за посетителя паспортного стола. Он был настолько не похож на свою фамилию, что Федор Иванович даже засомневался.

– Вы – Валерий Павлович Сатана? – спросил он, недоверчиво разглядывая сидящего за кипой бумаг человечка: лоснящаяся лысина, подслеповатые глаза за толстыми стеклами немодных очков, обвисшие щеки.

– Ну я – Сатана, – недовольно буркнул начальник, продолжая рыться в бумагах. Видимо, реакция посетителей на его фамилию раздражала его. – И что? А вы-то сами кто?

– Я – Дробязко, Федор Иванович, – представился Федор Иванович, с трудом сдерживая улыбку, до того потешный вид был у копошащегося толстячка.

Валерий Павлович неожиданно поднял голову и уставился на собеседника пуговичными глазками.

– Ну и ничего хорошего, скажу я вам! Что это за фамилия такая – Дробязко! Слишком много дребезжащих согласных! Музыки нет, сплошной диссонанс. Попробуйте спеть – не выйдет. То ли дело: Са-та-на! Вот где мелодия льется. А у вас… что за фамилии теперь выдумывают! Ну да ладно, – он внезапно подмигнул

Федору Ивановичу, ошарашенному неожиданной критикой, – это еще что! Вот у меня в армии приятель был, Писидрюков. Все сначала смеялись, а потом привыкли. Особенно когда узнали, что он кандидат в мастера спорта по боксу. Зауважали. Он ого-го-го какой был Писидрюков! Всю роту записидрюкал. У вас ко мне что?

Дробязко, впечатленный историей про армейского товарища, не сразу вспомнил, зачем пришел. Вообще, он начал чувствовать себя как-то странно. Начальник этот казался ненастоящим, так же как и табличка на его двери.

– Я человека ищу, – промямлил Федор Иванович, с трудом вновь вживаясь в образ. – Женщину. Она жила в этом городе много лет назад…

– Па-анятно, – протянул Валерий Павлович и принялся вытирать грязным носовым платком вспотевшую лысину. – Ну и по чью душу пришли?

Федор Иванович слегка передернулся от формулировки, но ответил твердо:

– Евдокимова Нина Валентиновна, шестьдесят пятого года рождения.

– А что вы ко мне пришли? – Сатана засунул платок в нагрудный карман и с хрустом потянулся. – Шли бы в милицию…

– Да я был в милиции, – начал было Дробязко, но начальник перебил его:

– Ну да, шли бы вы в милицию-полицию, написали бы заявление. Они направили бы вас в адресный стол, где надо сделать запрос. Ваш запрос должны обработать в течение месяца и проверить все адреса по прописке этого человека за… сколько там получается? Сорок восемь лет. Потом, если удастся установить ее нынешний адрес, ее известят о том, что с ней хочет встретиться гражданин Дробязко. Вам ее координаты, естественно, не дадут. Если Нина Валентиновна соизволит проявить интерес, она с вами свяжется по указанному вами телефону. Только затея эта бесполезная, никто не перезванивает.

– Почему? – выдохнул Федор Иванович, обремененный новыми знаниями.

Сатана заерзал и прищурился – видимо, хотел получше разглядеть посетителя.

– А зачем? Раз человек из прошлого хочет вас найти, значит, у него есть на то причины. Скорее всего, он хочет с вашей помощью решить какие-то свои проблемы. Попросить о какой-то услуге или просто денег… Свести старые счеты. Есть и другой вариант – ему скучно и нечем заняться, и он не придумал ничего лучше, чем ворошить прошлое. Зачем вам встречаться с таким человеком? Лишняя головная боль.

Дробязко молчал, не зная, что сказать. Действительно, доводы казались вполне логичными. Но лазейка все-таки оставалась.

– А вы? – наконец решился он. – У вас же указаны все адреса жителей района? Ну, кто куда переехал? Можно ведь установить новый адрес по старому, а старый я помню…

– Ишь, какой хитрый! – погрозил пальцем Валерий Павлович. – Да, у меня все здесь хранится. – Он указал на металлический, до потолка, шкаф у окна, похожий на тот, что стоял в коридоре. – Здесь они все голубчики, все шестьсот тысяч душ. Все мои, – не к месту добавил он, словно гордясь имуществом. – Но это все конфиденциально!

«Взятку, что ли, вымогает? – уныло подумал Федор Иванович. – Историей про любовь такого, пожалуй, не проймешь».

– И не пытайтесь предлагать мне деньги, – словно бы услышал его Сатана, и Федору Ивановичу стало стыдно. – Я информацией не торгую. Тем более что она ни копейки не стоит. Это только в книжках пишут, как душу покупают за несметные богатства.

Тут Федор Иванович глянул на начальника паспортного стола с подозрением – что-то его не в ту степь понесло, но тот, ничего не замечая, с увлечением продолжал:

– Ну да, власть, деньги, любовь… Все в обмен на ничтожную и никому не нужную вещь – человеческую душу. Ерунда это все, скажу я вам. – Сатана перегнулся через стол, словно стараясь быть к собеседнику поближе. – Ничего они не стоят, эти души. Вон у меня их сколько, – он опять кивнул на шкаф, – и все бесполезные. Что с ними делать, ума не приложу.

В этот момент Федор Иванович понял, что надо уходить. С этим тронутым начальником, похоже, не договориться. Раз человек решил рехнуться на почве собственной фамилии, его не переубедишь. Дробязко как раз начал пятиться к двери, когда Валерий Павлович прервал философский монолог и строго окликнул посетителя:

– Эй, Федор Иванович! Погодите-ка!

Дробязко замер. Надо же, запомнил имя-отчество.

– А вы уверены, что она так вам нужна, ваша Нина Валентиновна?

– Угу, – кивнул Дробязко.

– Ладно, – неожиданно легко согласился начальник. – Найду вам адрес. Завтра приходите, попозже, часов в девять. Я допоздна работаю.

* * *

Около девяти вечера Федор Иванович уже прогуливался вокруг знакомого облезлого дома и боролся с сомнениями. Идти в паспортный стол не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, начальник явно был с прибабахом, а стало быть, невменяемый; кто его знает, что ему в голову придет в связи с собственной фамилией, – а вдруг и в самом деле начнет с раскаленной сковородкой бегать или за душой Федора Ивановича охотиться; а такое в планы Дробязко не входило, ему душа самому еще была нужна. Во-вторых, вероятность получить нужную информацию казалась ничтожно малой, учитывая срок давности и, опять же, ненадежность Валерия Павловича. Наконец, и это было самое неприятное, нахлынула странная апатия и поблекла уверенность в правильности выбранного пути. Да и сама цель, высокая и чистая, любовно взлелеенная Федором Ивановичем и водруженная на пьедестал, на какое-то время перестала быть ясной и достойной.

Прочь, сомнения, прочь – отмахнулся Дробязко от неприятных мыслей. Все идет по плану, все для победы. Очередной шаг на пути – встреча с придурковатым Сатаной, а дальше – вперед, к цели. Только бы он чего-нибудь не выкинул. Вот и время для аудиенции подобрал подходящее – вечер, темно уже. Посетителей в паспортном столе нет.

Рабочее время паспортного стола, действительно, уже закончилось, и бесконечные бабушки разошлись по домам, но дверь была не заперта, а коридор ярко освещен. Судя по голосам и возне в кабинетах труженики бумагомарательной индустрии работали на износ, перевыполняя план по заверению анкет и производству справок. Громче всех остальных звучал надрывный стон Валерия Павловича, отчитывающего нерадивую паспортистку:

– Ну что же вы, Наталья Аристарховна! Как можно было так все перепутать! Вот, смотрите, в синей папке – улица Белинского! А в красной – Тургеневская! Вы что, Белинского от Тургенева отличить не можете? Это же совершенно разные писатели! Теперь все надо заново проверять!

Завывания Сатаны лишь изредка прерывались невнятными звуками, издаваемыми пытающейся оправдаться паспортисткой; слышались также шаги и шепот в соседнем с сатанинским кабинете; в общем, работа кипела, несмотря на поздний час. Обстановка подействовала на Дробязко успокаивающее. Уверившись, что по крайней мере сегодня на его душу никто покушаться не будет, он постучал в дверь кабинета.

Тут же навстречу ему вылетела и пронеслась мимо давешняя худосочная мымра – бледная, прижимающая к груди синюю и красную папки. Начальник паспортного стола, напротив, раскрасневшийся и вспотевший, заканчивал гневную тираду, обращаясь уже к вошедшему Дробязко:

– Все на меня свалили, все! Ничего самостоятельно не могут! А я старый человек, больной, между прочим! Почему я за всех отвечаю? Нашли козла отпущения! Проходите, Федор Иванович, присаживайтесь, – мимоходом поприветствовал он посетителя, не убирая скорбно-гневного выражения с лица, – полюбуйтесь, что здесь творится!

Федор Иванович присел на краешек стула, заваленного разноцветными папками и, хорошо понимая, что просто так его не отпустят, приготовился терпеливо слушать.

– Вы только подумайте, – продолжал жаловаться Сатана, – назначили меня главным злодеем! А я своего согласия не давал, между прочим. Просят помочь – я, как последний дурак, пашу. Потом на меня все шишки. Кто виноват? Сатана! Это он нас всех запутал! А мы все такие хорошие, просто нас с толку сбили! Неправильно объяснили! А у меня, скажу я вам, – Валерий Павлович вскочил и так стремительно подскочил к Дробязко, что тот отшатнулся, – везде порядок! Все учтено и зафиксировано! И кто чего неправильно сделал, мы еще разберемся!

Начальник погрозил кулаком в пространство, где-то над головой Федора Ивановича, и тут же состроил плаксивую мину:

– Заболеваю совсем на этой должности проклятой. Язва у меня, одышка… А еще, знаете ли, – он вновь доверительно приблизился к Дробязко, – отчего-то лысина потеет. У вас не потеет?

– Что? – тупо откликнулся застигнутый врасплох Дробязко, тайно гордившийся тем, что почти в пятьдесят лет имел на темени лишь небольшую проплешину, которую при желании можно было скрыть, начесав волосы с боков.

– Ну, лысина? Не потеет? – повторил бесцеремонный Валерий Павлович. – А у меня вот проблема. Это наверное, от того, что думаю много, мозги напрягаю…, – он сокрушенно развел руками.

Дробязко нетерпеливо заерзал.

– Да, да, понимаю, – прервал сам себя Сатана. – Вы же по делу пришли. Все готово для вас, вот ваша Нина ненаглядная…

Он потянулся к столу и принялся перебирать папки.

– Адрес меняла несколько раз… Фамилию меняла два раза… Черт их поймет, этих женщин, почему им так нравятся новые фамилии.

Федор Иванович с трепетом потянулся к отобранной Сатаной бумажной папке, но тот внезапно схватил ее и спрятал за спину.

– Я почему вам все это рассказываю, – трагическим полушепотом сообщил Валерий Павлович, – все думают, что Сатана – это черт с рогами или, в лучшем случае, этакий модный франт с тросточкой, который людей искушает и над ними же потешается. А я вот такой, как видите, – он приподнялся на цыпочках и покачался с ноги на ногу, отчего тучное тело его заколыхалось, как холодец, – со всеми своими болячками и слабостями. Никого не искушаю – куда мне! Зачем искушать? Люди сами искушаются на каждом шагу! Предают, продают, и хоть бы хны! Так им мало – еще во всем меня обвиняют!

Дробязко понимающе кивал, кося одним глазом на папку, а Валерий Павлович все больше распалялся:

– Я вам скажу по секрету: нет ни рая, ни ада! Вот так!

Он торжествующе посмотрел на Федора Ивановича и продолжил:

– Есть совсем другие места – называются РАД и АЙ. Только вы не говорите никому! Суть примерно та же, но названия принципиально отличаются. Правда ведь, как точно: попал в РАД – будешь рад, а если в АЙ –  тоже понятно… Так вот: те, кого угораздило в АЙ свалиться, они, понятное дело, на сковородках жарятся… А жарят их те, кто из РАДА. Дрова подкидывают, ложкой перемешивают, чтобы не подгорело… В общем, все разумно, все при деле. Это страшная тайна, страшная! Но теперь вы знаете…

Дробязко, так и не оценивший важность открытия, невоспитанно потянулся к папке, что не скрылось от внимания начальника.

– Папку вам дать не могу, – вздохнул, сбившись с темы, Валерий Павлович. – Это все мой архив. Вот я вам листочек отксерокопировал. Вам хватит.

Он вынул из папки лист бумаги, в который Федор Иванович тут же вцепился мертвой хваткой.

Фото на ксерокопии получилось расплывчатым, и лицо казалось совершенно незнакомым. Да и не смог бы он узнать ее столько лет спустя. Евдокимова… Ланская… Тарелкина. Нина Валентиновна. Да уж, лучше бы оставалась Ланской. Адрес… Даже телефон. Все есть. Браво, Сатана! То есть, огромное спасибо, Валерий Павлович.

– На здоровье, – ворчливо отозвался Сатана, –  вдруг вспомнивший о завале с работой и вновь погрузившийся в бумажки. – У вас ко мне все? До свидания.

– До свидания, – уже в коридоре ответил Федор Иванович, прижимая к груди бесценный листочек. Проскочил мимо Натальи Аристарховны, яростно штампующей документы. Вылетел на улицу, на свежий воздух. Мелькнула мысль: надо бы позвонить в психушку и сообщить, что начальник паспортного стола чокнутый. По хорошему, этому Сатане давно пора пребывать в определенном месте, в соседней палате с Наполеоном. Но, с другой стороны, нехорошо получается – ведь помог же ему Валерий Павлович, совершенно бесплатно, по доброте душевной. А Дробязко его в дурдом сдаст! Нет, пусть с ним лучше эта его… Аристарховна разбирается. Или она тоже… того? Черт их разберет, эту лавочку!

Впрочем, такие сомнения совсем недолго тревожили Федора Ивановича. Мысленно он уже был на следующем этапе выполнения своего плана.