Читать книгу Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии - Анна Гранатова - Страница 10

Перед внутренним взором Полины воображаемой кинолентой проносилась невероятная история Мирослава и Дарьи. Несколько лет назад на Блэкпуле энергичная русская девушка из глубинки, не обделенная красотой, выступала организатором шоу-программы. Англичане пригласили Мирослава, как президента «Вальса», для участия в шоу-программе. Этот светский лев, конечно, не мог не обратить внимания на девушку с развитым интеллектом, великолепным телом и бешеным темпераментом. Дарья восхитила Мирослава уже тем, что сама увлекалась танцами, а в школьные годы даже стала мастером спорта по художественной гимнастике. На момент знакомства со своим будущим мужем Даша серьезно увлекалась фламенко, и, хотя этот танец считается испанским, Мирослав, глядя на Дашу, иногда шутил:

– И танец цыганский, и кровь в тебе цыганская!

Во время перерыва между соревнованиями и вечерней шоу-программой Даша и Мирослав столкнулись в кафе «Зимнего сада». На Дарье, которую мучила жажда, был яркий макияж, и открытый, эротичный костюм с блестками, совершенно не в деловом стиле. Мирослав, завидев красивую девушку с огромными испанскими глазами возле барной стойки, неожиданно для самого себя громко потребовал от бармена фужер свежевыжатого морковного сока со взбитыми сливками бутылку элитной минеральной воды и бокал в форме тюльпана из богемского стекла на длинной ножке. Любопытно, что из этой вроде бы случайной встречи вырос роман длиной в десятилетие.

После свадьбы Дарья оставила секретарскую работу в Международном комитете по неолимпийским видам спорта и стала личным секретарем Мирослава в «Вальсе», первой помощницей во всех его делах, включая и функции пиар-директора и топ-менеджера.

Дуэт Мирослава и Дарьи, который мелькал на самых крупных танцевальных соревнованиях, стал легендой. Одни завидовали, другие возмущались, третьи изумлялись. Равнодушных не было. Когда Мирослав появлялся со своей женой-«дочкой» на крупнейших чемпионатах, то на все вопросительные взгляды он отвечал так: «Возраст мужчины определяется возрастом его жены!» Но сейчас, как утверждала Галка, отличающаяся зоркостью в изучении мира через замочную скважину, нерушимый союз Мирослава и Дарьи трещал по всем швам.

Есть семьи, созданные для брака, а есть созданные для развода. По крайней мере это подметил барон Мюнхгаузен. Союз Мирослава и Дарьи с тридцатилетней разницей в возрасте изначально казался воздушным замком, построенным на песке. Когда Мирослав неожиданно для танцевального сообщества объявил о свадьбе с Дарьей Сибиряковой, многие решили, что эта пышная церемония – начало пути прямо к разводу. Но вот прошел год, два, три их совместной жизни… Спортсмены все еще изумлялись дуэту светского льва и молоденькой провинциальной девушки. Некоторые судачили, что, мол, состоялась выгодная сделка. С его стороны – деньги, власть, статус, с ее – молодость, красота, чувственность. К тому же Дарья не чуралась ответственной работы в корпорации «Вальс», которой рулил Мирослав. Обоих объединяла энергетика танца. Но разве это было гарантией счастья? Скорее что-то вроде бальзаковской формулы «красота в обмен на деньги».

Впрочем, Мирослав и Дарья постепенно доказали миру, сколь превратны стереотипы, сколь ошибочны оценки людей, исходящих из низменных и циничных установок. С появлением ребенка о мезальянсе Мирослава и Дарьи стали судачить меньше. Сибирякова оказалась чрезвычайно способной к обучению, к освоению новой деятельности. Когда корпорация «Вальс» сумела получить грант Министерства культуры на съемки фильма о танцорах, то именно Дарье пришлось взять на себя функции продюсера и даже отчасти сценариста. Кроме того, Дарья решила, пользуясь случаем, и сама сняться в эпизоде, исполнив танец сильных и независимых женщин – испанское фламенко. Фильм вышел в прокат, но на фоне американских блокбастеров с неизменным хрустящим попкорном не смог стать гвоздем сезона. Впрочем, все, кому удалось его видеть, отмечали творческую удачу и изумлялись, видя в титрах дирекции фильма фамилию Сибиряковой. Теперь-то многие поняли, что это «железная рука в мягкой перчатке», и даже начали завидовать Мирославу, что ему повезло с молодой и трудолюбивой женой. Сам же Мирослав все больше влюблялся в жену, называя ее теперь «моя Карменсита». Когда же супруги построили загородный дом, то сплетни и вовсе исчезли, зато появились поучительные рассуждения о великой силе любви. Союз Мирослава и Дарьи стал образцом, достойным восхищения и подражания.

И вдруг поползли слухи…

Ливень барабанил по мостовой, словно вбивал в брусчатку гвозди. Прохожие в легких плащах, под разноцветными зонтиками спешили добраться до каких-нибудь временных укрытий в виде кафе или магазинов. Оконные стекла итальянского ресторанчика стали матовыми, покрывшись изнутри туманом капелек конденсата. Казалось, что снаружи движутся не люди, а призраки, запотевшее стекло размывало очертания.

История развода Мирослава и Дарьи продолжала витать в воображении Полины. По мнению Чесноковой, Мирослав на Блэкпул не приедет, ему сейчас не до английского бомонда, разобраться бы с судами по недвижимости. Хотя на данном турнире будет «стандарт» такого класса, что стоило бы…

В историю танцевального спорта Мирослав вошел благодаря «стандарту», или европейской программе. Все мыслимые и немыслимые награды в этой номинации он завоевал вместе с Ладой Становой. Именно благодаря Ладе Мирослав сделал головокружительную карьеру. Они познакомились подростками, и за это знакомство благодарить следовало бы их тренера. Учитель спортивных танцев, оценив на глазок рост, способности и целеустремленность Славы и Лады, решил их поставить в одну пару, причем, как впоследствии выяснилось, в пару не только спортивную, но и семейную.

Впрочем, учитывая, что Мирослав и Лада вместе встретили на паркете и юность, и молодость, изумляться тому, что они вступили в законный брак, не приходилось. Подобное в спорте не редкость, особенно много подобных примеров в фигурном катании, в танцах на льду. Они сутками не вылезали с паркета, и череда золотых медалей, завоеванных вначале в России, а затем и по всему миру, подтверждала, что именно такой союз им предназначен судьбой.

Счастье Мирослава и Лады оказалось в том, что они соответствовали друг другу по духу и по темпераменту, по волевым качествам, готовности к борьбе, в своем стремлении к медалям и кубкам. Но настоящим везением оказалась синхронность роста и раскрытия способностей. Огромная редкость! И вот еще удивительная случайность: слово «паркет» и для Мирослава Нагорного, и для Лады Становой стало синонимом слова «жизнь». Их жизнь протекала на спортивном паркете, и у них был единый жизненный вектор – тренировки, разъезды по городам, соревнования. За пределами танцпола для них начиналась «марсианская планета», с непонятными двуногими существами, ведущими «странные и непонятные» разговоры о доме, кухне, болезнях родственников, лекарствах от радикулита, моющих средствах, навесных потолках, о ценах на картошку и мясо.

Эта планета, на которой существовало девяносто процентов обитателей Земли, чудовищно раздражала Мирослава и Ладу, они любили шутить: «Быт – забыт!» Вместе, вдвоем они создали собственный мир – без дачных грядок с клубникой и огурцами, душных теплиц с помидорами и сараем для лопат и автомобильных покрышек, без льгот на коммунальные услуги, модных моющихся обоев, пластиковых окон и сковородок с антипригарным покрытием.

Галактика Лады и Мирослава состояла из маленьких звездочек танцевальных дуэтов, разбросанных по всему миру и объединенных в общее созвездие благодаря авиалиниям.

И вдруг все звезды Галактики погасли. Легендарные чемпионы мира Мирослав и Лада исполняли перед искушенной публикой свой последний показательный танец. Они оба отметили незадолго до этого свой полувековой юбилей жизни и тридцатилетие своей легендарной пары.

И легендарной пары не стало. Союз Лады и Мирослава распался.

Началась пустота. Вакуум. Жизнь закончилась вместе с уходом из нее волшебного слова «паркет». Не последнюю роль в этом сыграли, конечно лихие 90-е, когда во время перехода к рыночной экономике страна вымирала от голода, безработицы, пьянства, бандитизма. Страну лихорадило от гиперинфляции. Самые умные, профессиональные и энергичные начали ее покидать. После бессмысленных метаний по стране Лада выпорхнула за рубеж и в Россию уже не вернулась. А Мирослав остался в Москве…

Много раз Мирослав пытался ответить на вопрос: если не танцевать, то что? Ведь что-то надо делать, бездействие, даже при сытой и обеспеченной жизни, приводит к депрессии. Работать тренером? Преподавать историю танца будущим искусствоведам? Работать в судейской бригаде? Мысль о том, что можно заполнить свое время теми самыми грядками с клубникой и теплицами с помидорами, от которых они с Ладой бежали как от чумы, ему, конечно, не приходила в голову. Он искал дело, которое радовало бы его душу, в котором он смог бы стать первым, но на этот раз – без верной и надежной партнерши.

И здесь ему встретилась Дарья.

Мужчина странно устроен. Даже если он всем подряд вдалбливает, что создан как волк-одиночка, тем не менее как только на горизонте появляется симпатичная девушка, одинокий мужчина немедленно забывает о своей «волчьей песне».

Дарья Сибирякова была танцовщицей фламенко, чувственной, неутомимой и страстной. Но будущему мужу, который оказался в два раза ее старше, Дарья предложила ценности как раз того сорта, от которых, как он сам считал, они с Ладой раз и навсегда отказались. Домашний очаг! А почему бы и нет, думал новобрачный с сединой в висках. Когда-то же надо хотя бы попробовать выйти за край паркета? И он решительно сделал этот шаг за края соломенно-золотистого квадрата, словно ступая с корабля на землю необитаемого острова.

Там оказалась другая жизнь. Мягкие кресла, дорогие серванты, авторские сервизы, тишина и спокойствие, сытость и мечтательность – нет, подобная обломовщина изнурительно тяготила его боевой дух, привыкший к азарту спортивной игры. В ласковоубаюкивающем мирке не было взлетов и падений, театральных ролей и костюмов, триумфальных кубков, адреналина хождения над пропастью, достойных соперников. Рутина дней, наполненных бездействием духа, животным существованием, ввергла Мирослава в депрессию. Красота молодой жены, будоражившая его первые месяцы совместной жизни, вдохновляющая его как шампанское – поэта, столь же быстро и улетучилась. Надо было срочно насыщать борьбой свою жизнь, пресыщенную патокой медового месяца. Впрочем, Дарья была вполне довольна собой, ведь главную стратегическую битву своей жизни – за обеспеченного статусного отца своего будущего ребенка она уже выиграла. Но Мирослав не дал ей насладиться комфортом. И однажды она от него услышала:

– Быть матерью – прекрасно, но быть боевой подругой прекраснее вдвойне. Ты ведь имеешь опыт работы в рекламе? Мне скоро понадобится PR-директор.

Нагорный решил вернуться в танцевальный мир, но как организатор, как лидер. Мирослав собрал команду единомышленников, создал корпорацию «Вальс» и стал ее президентом.

Теперь у Дарьи помимо забот о малыше появились в избытке дела по раскрутке проектов «Вальса», так что на разговоры о том, кто кого любит или не любит, просто не оставалось ни сил, ни желания. Работа есть работа. Не до эмоций.

Дарья Сибирякова периодически спрашивала себя, значит ли она в сознании Мирослава сейчас столько же, как когда-то Лада Становая. Дарья утешала себя тем, что все меняется и требования к спутникам жизни – тоже.

Что же произошло? Мирослав оказался в семье тираном и деспотом или Даше обрыдло делать то, что она для него делала? Но ведь она работала и на себя, раскручивая «Вальс»! Быть может, ей для семейного счастья хватало кухни и ребенка? Но как это связать с работой в Комитете по неолимпийским видам спорта? Или же Дарья, выйдя замуж за Нагорного, решила пренебречь карьерой? Но характер Дарьи вовсе не располагал к «домашнему заточению». Испанский танец сильных и самостоятельных женщин, фламенко, не мог стать случайным выбором! Даша выбрала именно испанский одиночный танец энергичных женщин, обладающих лидерскими качествами, а не вальс или танго! Танец – это проявление эмоций и это характер.

Однако профессиональное исполнение фламенко вовсе не обещало наличия способностей и в других видах деятельности, например в области связей с общественностью, проще говоря – PR. Должность PR-директора, доставшаяся Сибиряковой с барского плеча собственного мужа, оказалась для нее, возможно, неподъемной «шапкой Мономаха». Эта высокая должность предполагала умение взаимодействовать с людьми, организовывать свою команду к совместной деятельности. Для этого Даша должна была уметь вдохновлять, влиять, объединять и приводить людей. Но недаром же говорят, что балет – это опера для глухих. Даша, как и очень многие прекрасные танцовщицы, вовсе не обладала способностями к публичному общению, к эффективной коммуникации с людьми. Она не умела ни результативно общаться и договариваться с разными людьми, ни виртуозно владеть своим временем и временем людей своей команды. Да, авторитетом, жизнерадостным лидером, за которым пошла бы команда, Дарья не стала. Она продолжала оставаться прекрасным алым цветком, молча кружащей в вычурном танце птицей фламинго. И насколько бы ни погружалась Сибирякова в книги по тайм-менеджменту, оптимизации бизнеса, ресурсным поведенческим моделям и финансовой успешности, но без способности к общению, без лидерских навыков убеждения и влияния на людей все ее карьерные потуги не увенчались успехом. Кусок пирога, испеченного для нее мужем и положенный прямо перед носом Даши на тарелку, оказался гораздо больше, чем она способна была проглотить.

Впрочем, это лишь наши предположения.

Быть может, дело было в другом? Не оправдались сокровенные надежды Сибиряковой, реальность не совпала с воображаемой картинкой ее совместного с Мирославом будущего?

На паркете люди становятся выше, талантливее, чище, чем в реальной жизни. А в реальности случается всякое. Инициатором развода была Даша Сибирякова.

Но что предшествовало этому?

Слон и Лотос

Золоченый слоненок, задравший к небу хобот для трубных звуков победы, всматривался в посетителей тихого садика, усаженного пальмами, кипарисами в деревянных кадках и широколистными деревьями, с гладкими и блестящими, словно зонтики, листьями. Слоненка должна была бы окружать вода, но фонтан не работал. Бассейн, крашенный по бортику белой масляной краской, открывал взору пестрое от разноцветной кафельной плитки дно. Система водоснабжения была отключена. На голубых и сиреневых плитках лежали случайные желтые листья, сорванные ветром и брошенные в пустую, плоскую ванну бассейна. Сколько бы лет Карельские ни останавливались в этом маленьком частном отеле, который держала семейная пара из Индии, фонтан со слоном не работал и бассейн был пуст. Но в тихом и зеленом дворике, окружавшем золотого слона, была даже какая-то прелесть остановившегося времени. Между двух усаженных в деревянные кадки кустов с ветками, словно расплющенными молотком, с редкими ягодками и источавшими терпкий аромат можжевельника, стоял журнальный столик на деревянных ножках, с плетеным из соломки круглым верхом, прикрытым от дождя и грязи оргстеклом.

Возле столика располагались кресла-качалки из плетеного тростника. Несколько стульев с бамбуковыми спинками виднелись под навесом, тоже деревянным и с соломенным ограждением, словно бы плетнем вокруг деревенского дома. Внутри навеса сквозь щели плетенки угадывался мангал, на котором владельцы отеля жарили удивительный и столь непривычный для европейца овощной шашлык. Впрочем, вкусы постояльцев и холодный британский климат слегка скорректировали вегетарианские пристрастия владельцев отеля, научив их готовить шашлык из курицы и индейки. И хотя владельцы отеля, Ханна и Рауль, оставались поклонниками индийского травяного чая, но и их привычка к британскому черному с молоком уже стала достаточно устойчивой. Для своих же постояльцев они варили крепкий сладкий кофе, готовили пресные лепешки из пшеничной муки, кукурузные оладьи и блюда из риса, фасоли и огромного количества пряных специй.

– И когда мы остановились здесь первый раз, двенадцать лет назад, все было точь-в-точь как сегодня, – весело заметил Руслан Карельский. – И этот дворик и садик ничуть не изменились. Тот же золотой слоненок в фонтанчике, отделанном морскими ракушками. Он и тогда не работал. Ничто не изменилось. Ну разве что кадки с можжевельником переезжают с места на место.

– А почему вы выбрали именно «Слон и лотос»? – удивилась Полина и краем глаза уловила, как из пристройки к отелю, служащей, видимо, кухней, вышла хозяйка отеля в длинном платье из жатого шелка болотно-золотистого цвета. На широком металлическом подносе она несла высокий чайник цвета топленого молока и несколько чашек с блюдцами того же цвета, с золотыми завитушками по краю.

– Во-первых, хорошая цена, – низким спокойным голосом заметила Маргарита Карельская-Корсак. – Мы вынуждены экономить деньги на проживании в отелях, чтобы много ездить и выступать на всех международных соревнованиях. Во-вторых, «Слон и лотос» – рядом с Winter Garden. Очень удобно! Не надо ни такси брать, ни на трамвае ехать, как в том случае, как если бы мы остановились в отеле у Вики Донской. В-третьих, у этого отеля особая атмосфера… Его владельцы очень любят танцоров. Они любят рассказывать, как однажды у них останавливалась юная русская балерина вместе со своей мамой. Англия ей рукоплескала!

– А как звали эту балерину? – Полина поставила прямо перед собой чашку и налила в нее прозрачный зеленоватый настой, от которого шел сильный аромат чабреца и еще каких-то трав.

– Этого они не помнят. К тому же Ханна и Рауль вообще довольно плохо говорят по-английски, а по-русски и вовсе не знают ни слова. Мы с трудом понимаем их рассказы, а многие истории вообще улавливаем очень приблизительно, – низким гортанным голосом заметил Руслан Карельский. – Но что очевидно, так это их любовь к искусству танца и к русским. Просто удивительно!

– Их любимый художник – русский востоковед, философ Николай Рерих, – вставила Маргарита, плеснула себе в чашку ароматный травяной настой и, глядя на Полину, добавила: – В вестибюле есть две копии живописи Рериха. Хотите взглянуть?

За деревянной потрескавшейся дверью прихожей, в полумраке слышалось журчание воды маленьких настольных фонтанчиков – увлажнителей воздуха для комнатных растений. Шелковистые шторы из буро-зеленой тафты, вздрагивающие от порывов ветра, влетающих сквозь приоткрытые окна, казались парами сказочного корабля. Рита щелкнула выключателем, и лампа с круглым, как футбольный мяч, абажуром, собранным из мозаики красных, желтых и зеленых стекол, мягко осветила пространство, заполненное комнатными папоротниками в широких глиняных чашах, фикусами в деревянных ведрах и тропическими монстерами с круглыми продырявленными листьями, напоминающими индийские резные блюда для фруктов. На стене, в глубине которой виднелась лестница на второй этаж, с чугунным бортиком, с вычурным растительным орнаментом, и в самом деле висели две огромных копии на холсте – репродукции живописных полотен Николая Рериха. Для каждой из картин была установлена собственная подсветка.

На одном полотне был изображен конь с согнутой в дугу шеей и робко переступающий с камня на камень на узкой горной тропинке, ведущей сквозь остроконечные хребты, вершины которых полыхали огнем и, напротив, тонули в темно-сизом мраке. На седле коня светился кристалл – символ духовного сокровища. «Чинтамани», так называлась эта картина.

На другом полотне белые снежные вершины смешивались с богатейшей гаммой синих, голубых, сиреневых и фиолетовых оттенков неба и горных склонов. Вершины резкими, угловатыми, жесткими очертаниями с режущими краями выступали на фоне ультрамариновой бездны. Под неподвижными исполинами плыли мягкие, округлые, убаюкивающие облака, похожие на «снежную вату» кучевых громад, что во всей ее роскоши видна лишь с крыла самолета. Это было символом вечности и движения. Контраст жесткого и мягкого, твердого и ускользающего, неподвижного и движущегося, резкого и пластичного впечатлял. «Вот так же и человек, – подумала Полина, – должен быть и жестким, и гибким, обязан сочетать твердость характера и подвижность ума. Недаром говорят, что человеческая личность подобна стальному клинку и шелковому шарфу одновременно». Картина с заснеженными вершинами, погруженными в движущуюся гряду облаков, называлась «Канченджанга». Священная Гималайская гора.

Под картиной «Канченджанга» лежало несколько книг – на квадратном темно-бордовом пуфе, предназначенном, впрочем, для удобства в надевании обуви. Полина взяла в руки первые две книги. Одна книга была богато иллюстрированным путеводителем по Индии, на английском языке. Другая, к ее изумлению, была на русском, изданной в Московском центре имени семьи Рерихов. Открыв русскую книгу наугад, Полина прочла: «Пригнувшись к гриве коня, скакал через скалы всадник. Всходило солнце, и всадник спешил. Путь – быть может, в целую жизнь – лежал к вершине Священной горы. Помни свой дом и дорогу к нему. Помни свой путь и то, что надо сделать на этом пути. Помни! Ничего не забывай! Забвение не для тех, кто едет и скачет пред снегами Канченджанги».

Полина захлопнула книгу, глубоко взволнованная этой репликой. Ее взор упал на металлический подсвечник в форме дракона, с толстой, оплавленной свечой цвета слоновьей кости. «Вот так же и человеческая жизнь, – подумала она. – Мы рождаемся и постепенно выгораем, словно свеча. Кто-то раньше, кто-то позже. Горя, отдаем свою энергию. А если этого не делать? Так и положат в могилу толстой, слегка оплавленной свечой». От этих ассоциаций ей стало грустно, и Полина, резко отпрянув от Канченджанги, небрежно бросила книгу на пуфик и направилась к выходу. Маргарита неслышной тенью шла за ней следом.

К этому времени Руслан, раскачивающийся в плетеном кресле, уже допивал вторую чашку и махал Ханне рукой, чтобы та принесла новый чайник с травяным чаем. Когда Полина уселась в свое кресло, Руслан заметил, что у владельцев отеля сложилось весьма своеобразное отношение к Англии. С одной стороны, Индия была колонией Англии, но с другой – именно в Англию и уезжали из Индии самые деловые и предприимчивые люди.

– Ну что, посмотрели картины Рериха? – усмехнулся Руслан. – Если сказать честно, то я абсолютно не понимаю ни его картин, ни его философии. Сказка! Жить в мифах, а не в реальности, подменять факты мнением – преступление против себя самих. Рерих исповедовал философию будущего, говорил об обществе людей, которого нет и, видимо, никогда не будет. Если бы я мыслил так, как этого требуют религиозные мифы и «Живая Этика», то ни рубля и ни доллара не заработал бы! Прогорел бы в бизнесе! И прозябали бы сейчас мы в России, и денег на поездку в Блэкпул не было бы.

– А вот владельцам отеля Николай Рерих нравится! – вставила Маргарита. – И мне он симпатичен. Яркие, стильные полотна. Индивидуальный, неповторимый стиль. Кисть Рериха ни с чьей не спутаешь.

– Это верно, – кивнул Руслан и налил чашку душистого травяного настроя. – Рауль говорил, что ему очень нравится Рерих, потому что он на своем пути в Гималаи сумел обмануть британскую разведку! Британская империя, колонизировавшая Англию, – больная тема для индусов! А еще кумиром Рауля, как я знаю, является Махатма Ганди, политический деятель, который боролся с британским диктатом и которому, кажется, принадлежит фаза о том, что «слабые никогда не прощают обид, им нанесенных. Умение прощать – свойство сильных».

– Пирожков все еще в обиде на вас? В смысле на ваш уход из его студии? – неожиданно для себя самой выпалила Полина.

– Петропалыч-то? А кто его знает. Лично я с ним не общаюсь. Это Рита может знать лучше, она ведь шьет платья для ребят из его студии.

– Шью платья для его ребят и общаюсь только с ними. А с самим Петропалычем я тоже давно не разговариваю. Думаю, он нескоро простит нас. Хотя наш поступок, уход к другому педагогу, такой заурядный…

– Петр Павлович был не только вашим педагогом, но и близким другом. Вот в чем весь вопрос. Он воспринял ваш уход как предательство. Самая тяжкая история, когда смешивается деловое и личное. А что же Борисоглебский? Вы довольны им как педагогом?

– Вполне, – Руслан кивнул. – Именно Борисоглебский и сумел нас поднять в ранг ведущего танцевального дуэта России. А с Петропалычем мы только чаи гоняли да топтались на месте.

– А как же Блэкпул? Отчего он вам не дается? Мастерства Борисоглебского для Англии уже не хватает?

– Здесь особый стиль танца, – буркнул Руслан. – Его надо чувствовать, а это приходит с опытом. Это отражение британской культуры и традиций. Поначалу мы изумлялись, отчего паре с ювелирно-точной техникой движений не удается подняться выше четвертьфинала. Мы поражались, как судьи выбрасывали с первых же раундов прекрасно танцующие, на наш взгляд, пары. Потом привыкли. Начали приглядываться к победителям, к тому, как они работают на паркете.

– Борисоглебский не виноват в том, что мы вот уж как двенадцать лет не можем дойти до финала, – кивнула Рита. – А его уроки весьма мощны и эффективны. Никита – артист балета и свой опыт работы в классике он сделал ноу-хау и для спортивного танца. Перед каждой тренировкой, перед тем как надеть танцевальную обувь, мы полтора часа растягиваем и укрепляем мышцы на ковриках у станка в хореографическом классе. Первый месяц у меня так болело все тело, что я думала, не выдержу этой экзекуции.

– Нагрузка колоссальная, – кивнул Руслан. – Мы каждые три-четыре месяца покупаем новые чешки для работы в балетном зале. Старые протираются до дыр. Костюмы для тренировок изнашиваются тоже довольно быстро. Но зато ни одна студия Москвы да, пожалуй, и России не готовит столь выносливых артистов танца, как школа Борисоглебского.

– Это очень важно, – кивнула Рита. – На конкурсах мы выдерживаем по тридцать танцев. А еще Никита заставляет нас делать упражнения с гантелями, укреплять мышцы. Заставил Руслана ходить в тренажерный зал… Вообще, если большинство педагогов натаскивает учеников на зубрежку вариаций из фигур, то у Борисоглебского акцент сделан на мышечные возможности тела. Балетный класс изнуряет колоссально, но, как говорится, тяжело в ученье – легко в бою.

– Если тело не подготовлено, ты всегда будешь танцевать коряво, сколько ни долби, сколько ни повторяй на репетиции одну и ту же вариацию, – заметил Руслан. – Вначале ведь надо свое тело сделать инструментом, надо создать мышечные возможности, а уж потом их оформлять в танцевальную вариацию из набора красивых фигур. Мне нравится этот подход, он эффективен, хотя, соглашусь с Ритой, довольно мучителен. Потому воробей и жалеет павлина, что хвост у того тяжел, как говорят в Индии.

В этот момент к беседующим подошла хозяйка отеля Ханна в длинном сари торжественно-апельсинового цвета. У нее в руках был огромный поднос с вазочками каких-то деликатесов. Взгляд Ханны упал на Риту, и она, плохо говорящая по-русски, сказала:

– Красивый платье! Где купить? Москва?

Рита торжествующе расхохоталась.

– Ханна, если вам нравится, я могу и вам сшить такое же платье!

– А можно сшить платье и как у голливудской звезды! – добавил Руслан. – Одну из самых популярных у наших клиенток моделей, платье-«рыбку», Маргарита подсмотрела у голливудской актрисы на «Оскаре».

– С голливудской актрисы платье не снимешь, особенно когда ее показывают по телевизору, – добродушно добавила Рита, – а вот в магазинах от-кутюр ходить – одно удовольствие. Беру понравившуюся вещь, несу в примерочную, но не меряю, а просто выворачиваю наизнанку. Смотрю, как проходит крой, как обработаны швы. Этого достаточно, чтобы прийти домой и либо сделать то же самое, либо – немного другое, добавив свою фантазию.

– Это талант! – восхитилась Полина.

– Требующий терпения! Представляешь, сколько сил надо вложить, чтобы обклеить конкурсное платье камнями? В узоре их тысячи! Пока работаешь над узором, чувствуешь, как спина отваливается. Чтобы узор был ровным, приходится платье класть на гладильную доску и стоять над ним вниз лицом, «в позе цапли, ловящей рыбу», часами.

Ханна поставила сладкие деликатесы на стол и, еще раз похвалив платье Маргариты, удалилась с загадочной улыбкой на лице индийской богини. Налетел порыв ветра, и металлические узкие трубочки, напоминающие крошечные флейты, разной длины, зазвенели, запели своими тоненькими голосами. По ним легонько били прозрачные шарики, похожие издали на вишенки или клубничины, и деревянные пластины с золотыми письменами, выведенными, видимо, на санскрите, перестукивали друг о дружку. Под воздушным индийским «органом» из плавно движущихся на невидимых лесках трубочек, перезванивающих серебряными колокольцами, кружились пестрые птичьи перышки, собранные в невесомые пучки. «Музыка ветра», традиционное восточное развлечение, а может быть, и элемент культуры. Несколько секунд взоры всех были прикованы к этим кружащимся пестрым перьям. Ветер налетел снова, и листья, сорванные с каких-то деревьев, росших за оградой отеля, преодолев плетеную изгородь, упали на дорожку, выложенную каменной плиткой. Несмотря на начало лета, на некоторых деревьях листья успели пожелтеть, видимо, сожженные лучами солнца в какой-то необычайный для здешнего климата день. И тут же на плывущее в зените солнце набежала грузная туча и бросила сизую тень на землю. Золотой слон в фонтане сразу стал выглядеть нахмуренным – этот восточный символ упорства и доброты внезапно помрачнел.

Полина держала паузу, размышляя, сказать ли Карельским о неожиданной встрече с Борисоглебским в парке или же умолчать об этом. Наконец репортерша решила вскользь упомянуть, что видела учителя Карельских, без уточнения подробностей времени и места. Услышав об этом, Карельские удивились, что Никита Борисоглебский до сих пор не заглянул к ним в отель, отлично зная, что из года в год его любимые, потому как самые успешные, ученики останавливаются в индийском отеле «со слоном».

– Странно, очень странно, что тренер до сих пор не зашел к нам, – повторял Руслан, и растерянность мелькнула в его взгляде.

– Сообщаю вам по секрету: Борисоглебский ищет встречи с Кара-Мурзой. У Артура затевается какой-то грандиозный проект…

– А, фестиваль «Русский вальс» на площадках Москвы и Вены, – на лице Руслана мелькнула усмешка. – Слышал я об этом. Ну так это проект не Кара-Мурзы, а Нагорного. Все спонсорские деньги добывает именно Нагорный. Другое дело, что Мирослав держит себя на расстоянии, как король. К нему не подступишься, а вот с Кара-Мурзой кашу варить можно. Тактика Борисоглебского мне понятна. Он, видимо, хочет присоседиться к этому проекту, деньги-то огромные. Теперь мне ясно, почему он про нас забыл. Перед Никитой замаячили миллионы и роскошная жизнь… Хм, ну, флаг ему в руки!

Вновь налетел ветер, серебряные колькольчики зазвенели, птичьи перышки закружились в пестром хороводе под тонкими металлическими трубочками. Туча потихоньку уплывала от солнца. Садик вновь осветился теплыми золотистыми лучиками, окрашиваясь в привычные дневные цвета.

– Хотела бы я знать, придет ли Борисоглебский посмотреть наше выступление? – задумчиво произнесла Рита.

– Да уж наверняка! Не будет же он сидеть в обществе Кара-Мурзы круглосуточно. Признаться, я вообще сомневаюсь, что Артур свяжется с проектом «Русского вальса». Деньги деньгами, но ведь еще нужно же найти и свободное время. А у Артура тяжело больна жена. И я вообще удивляюсь, как ему удалось вырваться на Блэкпул. Не удивлюсь, если Артур улетит задолго до окончания фестиваля.

– Больная жена? Это не аргумент, – возразила Рита. – Ведь ты же не собираешься улетать с мной с фестиваля прямо вечером, в тот же день, когда состоится наше выступление? Хотя у тебя тяжело больна мать.

– Моя престарелая мать и молодая жена Артура – это две большие разницы. У Милы Репьевой еще есть будущее, по крайней мере надежда на будущее. А у моей матери этого уже нет. Только прошлое и… последние дни настоящего. Дай-то бог, чтобы она живой дождалась нашего возвращения из Англии. Конечно, риск того, что мы прилетим, а ее не будет уже в живых, существует. Но жертвовать из-за этого риска целой неделей в Англии? А если вспомнить, как мы оформляли визу, – кошмар какой-то. А что до моей матери, то здесь уж ничего не поделать. Она уходит из жизни, это очевидно. Вопрос лишь, когда случится неизбежное.

– Как же можно при такой ситуации в семье хладнокровно лететь на Блэкпул?! А ведь именно в эти дни твоя мать нуждается в моральной поддержке, Руслан! – изумилась Полина.

– А что общего у морали с жизнью?! Реальность цинична и трагична при всем своем многообразии. Но жизнь должна продолжаться вопреки всему! Я против того, чтобы ограничивать свой мир личной трагедией или семейной драмой.

– Трагедия случится, если мы проиграем этот Блэкпул, – заметила Рита, – Мы двенадцать лет не можем пробиться в финал. А сейчас у нас еще и возрастной рубеж. «Сеньорский» ресурс полностью исчерпан.

– Если мы проигрываем эти соревнования, я ухожу с паркета! Однозначно! В этом году нам придется принимать решение, продолжать ли карьеру в «гранд-сеньорской» возрастной категории или же расстаться со спортом. Если мы не выйдем в финал, то эти соревнования будут для меня последними. Все, надоело! Бьешься как рыба об лед – и все без толку. Я устал. Если мы проиграем, я ухожу из спорта.

– А я? А как же я?

– А тебе тоже придется уйти со мной, – на лице Руслана мелькнула злобная усмешка, – как жене фараона.

– Ну не сердитесь, – примиряющим тоном заметила Полина. – Англия – это же не только фестиваль танца, но и многое другое. Уникальная культура. Вот сейчас, например, я пью третью чашку травяного чая, а мне к нему хотелось бы знаете чего? Пудинга! Национального английского блюда.

– Так ведь это же горячее блюдо, что-то вроде мясного кекса. Высокий жирный пирожок с мясной начинкой, разве не так? – изумилась Рита.

– А я думал, что пудинг – сладкое блюдо вроде творожной «Пасхи» с изюмом, – неуверенно заметил Руслан. – В самом деле, как эти англичане готовят свой легендарный пудинг? У Рауля и Ханны спрашивать бесполезно, они же индусы. Но задачка-то занятная. Предлагаю прогуляться в город – за рецептом настоящего британского пудинга.

Из путевого дневника репортера Полины Бересклет. Рецепт английского пудинга

Сами британцы толком не знают, как готовить блюдо, считающееся их национальной гордостью, – пудинг.

Сколько бы мы ни ходили по местным кафе, сколько бы ни приглядывались к продуктовым магазинчикам, но нам так и не удалось попробовать в Блэкпуле настоящего английского блюда – пудинга. Расспрашивая о том, что такое британский пудинг и как его готовить, мы получали ответы, противоречащие один другому. Пудингом называли сладкий желеобразный десерт в форме кекса, и пудингом же называли открытые пирожки, в которые следовало вкладывать паштет из гусиной печени или телячью ветчину! Как разобраться во всем этом?

Одна пожилая британка, признавшаяся, что, правда, рождественский пудинг она никогда не печет, а покупает готовым в магазине, призналась, что ее прабабушка пекла пудинг из остатков овсяной каши, которую не могли осилить члены ее многочисленного семейства, а для того, чтобы капризные детишки лучше поедали этот шедевр сельской кулинарии, она пихала в это блюдо все, что подворачивалось под руку: ягоды малины и вишни, грецкие орехи, изюм, корицу, какао, ваниль, варенье. Получалось здорово – никаких пищевых отходов, все сыты и довольны.

Но такой ответ не удовлетворил нас, хотя и позабавил. Мы отправились искать рецепт оригинального пудинга дальше. Наткнувшись на рецепт от самого поэта Роберта Бернса, мы совершенно опешили и могли только молча хлопать ресницами, читая подобное представление о пудинге. Никаким сладким десертом тут и не пахло!

Тогда мы спросили сотрудников популярного в Англии сетевого кафе быстрого питания Fish and Chips, а что же такое настоящий английский пудинг. И вновь начались разночтения. Немудрено. В этом кафе главным блюдом является рыба с картошкой. По одному поварскому рецепту, пудинг представлял собой кекс, изготавливаемый из подсушенного старого хлеба в особой печи, нечто вроде классического рецепта шарлотки. Согласно другим рецептам, пудинг представлял собой творожный десерт, для которого не требовалось чудо-духовки, но зато абсолютно необходима была целая фермерская молочная линейка, творог, масло, сливки. По одним рецептам для пудинга непременно требовались орехи, а по другим – орехи оказывались совсем не обязательны, но вот непременно нужны цукаты и толченые сухари. Единственно, что объединяло абсолютно все рецепты, так это изюм.

Про изюм как главное условие хорошего пудинга мы запомнили хорошо и даже разобрались в том, чем изюм без косточек лучше изюма с косточками. Однако мы так и не смогли выяснить главного: на каком именно этапе готовки пудинга требуется этот самый изюм?

Загадочное национальное блюдо стало для нас символом знакомства с Англией. Мы понимали, что Блэкпул, маленький приморский городок, который уже через неделю проживания в нем становится тебе так же хорошо знаком, как и собственная квартира, – это еще совсем не Англия, а лишь одна маленькая изюминка в еще неизвестном и восхитительно-манящем культурно-географическом шедевре.

Довольно рано приходит осознание, что еда для британцев не является ценностью, а всего лишь средством утоления голода и насыщения организма энергией. Здесь, пожалуй, проходит водораздел между западным и восточным типами мышления. В больших торговых центрах вы, конечно же, набредете на площадки – кафе, где продают довольно стандартные и похожие на американские сэндвичи, с пастой из консервированного тунца или же с куриной котлеткой внутри, рубленым яйцом и листиком салата. Но от этой пищи, в отличие от сытных трехэтажных американских бургеров, вы не растолстеете, питание в Британии – удовольствие не из дешевых. К примеру, тот же сэндвич стоит 2 фунта и столько же – рубашка, кофта или юбка в чарити-шопе. Может быть, поэтому за все время нашего пребывания в Великобритании нам не встретилось ни одного толстопузого джентльмена, ни одной увесистой матроны. А вот одеваются британцы все со вкусом – до весьма преклонного возраста, и для этого вовсе не обязательно бегать по брендовым магазинам дорогой одежды, даже чарити-шопы вполне позволяют одеться достаточно стильно.

Вероятно, у британцев нет таких же излюбленных национальных блюд, великолепие которых они были бы готовы защищать с пеной у рта, как, скажем, чехи, отстаивающие свой кулинарный шедевр – кнедлики, что известно из истории «простодушного» Аркадия Аверченко, путешествовавшего по Европе и навлекшего своим пренебрежением к кнедликам ярость и возмущение своих друзей-чехов.

Если вы зайдете в торговый центр, то непременно обратите внимание на автоматы с газированными напитками. Главное, чем они соблазняют гостя торгового центра, так это богатым выбором. Вот, скажем, автомат, продающий пепси, рассчитанный на самообслуживание. В нем множество нюансов и настроек, как если бы от стакана этого напитка в вашей жизни действительно зависело нечто очень важное. Пепси стандартный или лайт? Со льдом или без? Большой стакан, средний или маленький? И никаких барменов и официантов. Выпив стакан такого напитка, ты не просто удовлетворяешь жажду, а испытываешь радостное удивление от того, как здорово эта автоматика умеет за тебя думать и даже объяснит, что именно тебе следует пить.

Поблизости от такого автомата вы можете наткнуться на снэк-бар, над которым вы увидите только одно слово из трех букв, выведенное огромными латинскими буквами – EAT, что означает «ешь!». В этой закусочной кормят пресными лепешками, которые следует сворачивать рулоном, с начинкой по вашему выбору – мясным или овощным салатиком, с рисом или картофелем. Все это обильно посыпается пряными индийскими специями, поливается соусом карри, заворачивается в плотную салфетку – и ваш обед готов. Вы берете фаршированный блин в руку и, не теряя лишних минут, продолжаете свое шествие по торговому центру. Вообще, порой кажется, что еда для британца занимает столь малозначительное место в жизни, что не должно отвлекать от главного дела. Кажется даже, что британцы не едят, а заправляются едой, они на ходу проглатывают индийскую лепешку или сэндвич с тунцом, так, словно забрасывают в себя новую порцию энергии, необходимую для решительных и энергичных действий. Они едят так, словно заливают бензин в автомобили.

Над равнодушием англичан к кулинарии не устают посмеиваться французы – о, эти знают толк в тонкостях вкуса! Изобретательный мир французских поваров дал миру не только непревзойденный новогодний салат оливье, но и такие общеизвестные понятия, как омлет, антрекот, майонез, гарнир. Даже слово «ресторан» – французского происхождения. Нет ничего удивительного, что гурман Гаргантюа был создан воображением французского писателя Франсуа Рабле. Кстати, и слово «гурман» – французское, и означает оно «обжору», просим не путать со словом «гурмэ» – «знаток, эксперт». И пусть вы не любитель фуа-гра, котлеты де-воляй и лягушачьих лапок в кляре, но сможете ли вы отказаться от истинно французского крем-брюле, пломбира, круассана и багета? А сотни сортов сыров, которые французы создали, словно отыгрываясь за собственное неуважение к творогу и кефиру? Твердые как камни, мягкие как масло и даже с растительностью на корочке в виде зеленой плесени. Разве могли бы британцы создать хоть один сыр подобного уровня? Нет, как мы знаем по истории «Троих в лодке…», сыры у британцев такие, что лучше всего их не есть, а закапывать в саду, ну от греха подальше.

А прекрасные бургундские вина, которые хороши не только для пития, но и для запекания телятины? А десятки, нет, сотни сортов соуса – главная гордость французских поваров. Уж где тут до них британцам, тьфу, с трудом сумевших изобрести единственный, с позволения сказать, соус – горчицу!

Французы не устают посмеиваться над бедностью кулинарного воображения англичан, ведь для Франции еда – это часть ее культуры. Еще бы, откройте «Пышку» Ги де Мопассана и перечитайте тот удивительный фрагмент, где спасающаяся от немцев девушка везет с собой в карете большую корзину всяческой снеди. С каким упоением Мопассан описал эту корзину Пышки, в которой нашлось место и паштету из жаворонков, и бутылкам красного вина, и цыпленку в желе, а ведь речь идет о бегстве от немцев, карета движется по оккупированной территории. А как вам понравятся монахини со шматком чесночной колбасы, завернутой в бумажку? Эти «святые», выставленные против «блудницы» автором повести. Такие простые детали – и как много ими сказано о типажах персонажей!

То, что вы закажете в английском ресторанчике, будет наверняка заимствовано из других кухонь мира, и вряд ли вы найдете в меню блюда, требующие длительного стояния у плиты или тщательной возни с сырыми продуктами.

Ни одному британцу, видавшему лягушек сотнями на Черном озере, или, если угодно, «черном болоте», даже в голову бы не пришло, что лягушка может рассматриваться в качестве дичи! Британцы отшучиваются чем-то вроде «чем выше качество жизни у нации, тем меньшее внимание уделяется еде, тем меньше времени затрачивается вообще на кухню».

Кстати, творческий дар легендарного шотландского поэта Роберта Бернса создал на этот счет такой шутливый комментарий: