Читать книгу Честная история мамы особенного ребёнка - Анна Гур, Анна Гуринович - Страница 3

Я просыпаюсь на операционном столе и первое, что чувствую, это сильную боль внизу живота. Вокруг по-прежнему много медработников. Мне что-то говорят, но я всё время думаю про боль. Две медсестры подходят к операционному столу и пытаются переложить меня на каталку. Я шепчу: «Живот, живот..» Но никто не обращает внимания. Окружающие озадачены.

Меня закатывают в большой лифт с женщиной-лифтёром. Лифт предназначен для пациентов, которых везут на операцию или обратно. Весёлая женщина-лифтёр поворачивается к медсёстрам и спрашивает: «Ну, кто? Мальчик или девочка?» Но те молчат. Я лежу и думаю: «Чего же вы молчите? Девочка ведь, девочка!» И сама отвечаю ей шёпотом: «Девочка..»

Меня привозят в палату. В ней две кровати, но из пациентов я одна. Где-то постоянно звонит мой телефон. Я не могу пошевелиться, не могу никого позвать. Все мысли крутятся вокруг боли и жажды. Я хочу пить. А телефон звонит, звонит, звонит… Наконец в палату заходит медсестра. Я жалуюсь ей на боль и жажду. Медсестра отвечает, что сейчас придёт врач – та самая, что проводила операцию. Пока жду, я проваливаюсь в сон.

Но вот открывается дверь и входит врач. Она выглядит озадаченной. Сначала задаёт общие вопросы о моём самочувствие. Разрешает сделать пару глотков воды. Убеждает, что мне дали самое сильное обезболивающее и просит немного потерпеть. После этого некоторое время стоит молча и смотрит на меня. Вдруг решается и говорит на одном дыхании:

– Ребёнок родился больной. Не выживет.

Я слышу, как ходят за дверью. Слышу, как щебечут медсёстры на посту. Как плачет чей-то ребёнок за стенкой. Я смотрю на потолок, он белый. Белый-белый…

– Сколько? – спрашиваю я.

– Пару часов или пару дней.

Я киваю. Закрываю глаза и слышу шаги выходящей из палаты заведующей.

Мне хочется рассказать о случившемся маме. Я понимаю, что это моя семья звонит мне всё время – волнуются. Когда в палату снова заходит медсестра, я прошу найти мой телефон, затем звоню.

В трубке гудки. Их прерывает грустный голос мамы.

– Мама, ребёнок не выживет, – говорю.

– Мы знаем, – отвечает она.

В этот же день моей семье разрешили меня навестить. Медперсонал шёл на нарушения, понимая моральную сторону вопроса.

Пришли втроём: мама, муж и свекровь. Они зашли тихо и аккуратно, как воспитанные дети в музей. Я помню, что мама подошла к моей кровати, и мне стало больно от одного прикосновения. Болел шов внизу живота. Я помню её почти прозрачные глаза и грустную улыбку. Но плохо помню, о чём мы говорили.

Мама и свекровь стояли рядом, а муж чуть позади – ждал. Он был молчалив, опустил глаза.

– А мы девочку нашу сегодня крестили, – сказала мама.

– Какую девочку?

– Варю… – отозвался Егор.

Варя. Мы выбрали это имя ещё до родов. Именно так и хотели назвать нашу дочь. Успели.

Я узнала, что пока я отходила от наркоза, моя семья приняла решение крестить дочь прямо в реанимации. Родители приехали в Костёл и в срочном порядке увезли ксендза прямо в больницу для совершения обряда.

Посторонним в реанимацию нельзя, но в этот раз разрешили. При условии, что войдёт только ксендз. Его звали Константин, он был очень молод и очень оптимистичен.

Проведя обряд, Константин вышел из отделения реанимации, его обступили родители и муж. Они узнали, что крёстной мамой стала дежурная медсестра, потому что без крёстного родителя обряд провести нельзя. Что Бог даст, и всё будет хорошо.

– Когда Варя выйдет из больницы, мы закончим обряд Крещения в Костёле, – просто сказал он.

Мне стало радостно. Что крестили, что дали имя.

Спустя некоторое время мамы вышли и оставили нас с мужем наедине. Егор сел около моей кровати, взял меня за руку и заплакал.

Время посещения было строго ограничено. Вскоре Егору пришлось уйти, и я осталась одна.

В мою палату больше никого не положили, потому что остальные пациентки были с детьми. Персонал не хотел меня травмировать.