Читать книгу Мастер иллюзий - Анна Гурова - Страница 2

– Годится, – сказала Антонина, придирчиво осмотрев полянку и окружающий ее березняк. – Так… Полнолуние. Ветер северный, умеренный. Спортсменов, собачников, пьяных компаний с магнитофонами и бомжей поблизости, вроде, нет. Группа, стоять.

Учительница остановилась в центре поляны вытащила пачку сигарет, зажигалку, и принялась закуривать. За ее спиной зашуршали материалисты из нашей экзаменационной четверки, выстраиваясь полукругом. Все сосредоточенно молчали, готовясь блистать знаниями либо навыками – уж как потребуется. Откуда-то приятно пахло костром – в Удельном парке жгли прошлогодние листья. Вечерний майский ветерок блуждал между березовых стволов. Редкие острые травинки, проткнувшие плотный слой мертвых листьев, казались ярко-зелеными искрами в лучах заходящего солнца.

Антонина глубоко затянулась, выпустила облачко вонючего дыма.

– Сегодня – наш последний пленэр, – заговорила она своим громким каркающим голосом. – Формально ваше обучение закончено. Курс пройден, выпускные экзамены сданы – остается только получить диплом. Спрашивается – за каким чертом я притащила вас в эти симпатичные березки… Кто-нибудь из вас знает, что такое карты Таро?

– Ну, я слышал, – сказал Костик Малевич после долгой паузы. – Только как в них играть, не знаю.

– Это гадательные карты, – облила его презрением Антонина. – В одном из раскладов Таро последняя карта считается картой из другого гадания. Следующего, которое будет когда-нибудь потом. События, на которые она намекает, относятся к неопределенному будущему. Как первый шаг в неизвестность. Наше занятие – такая последняя карта. Поняли намек?

Четверо присутствующих с умным видом промолчали.

– Наше последнее задание, – продолжала Антонина, – будет несколько необычно… Чтобы вас не сбивать, я даже не стану его формулировать…

Экзаменующиеся молча хлопали глазами.

«Опять начинается, – уныло подумала я. – Загадки, невыполнимые задания вперемешку с воплями „бездельники!“ и „выгоню на фиг!“… И даже помощи попросить не у кого…»

Не знаю, какой гад составлял эти экзаменационные четверки, но в мою попали ребята с курса, с которыми я не то, что не дружила, а вообще почти не общалась. Как колода карт – перемешали и вытянули первые попавшиеся.

Вот Лена (или Оля), фамилию не помню – кудрявая блондинка чуть постарше меня, с безмятежным лицом мадонны. Лену-Олю я легко могу представить тридцати-сорокалетней, ласково смотрящей на собственных детей, но уж никак не демиургом, творящим миры… Свитер на ней малиновый и дымчатый, как этот закат над березами. Приятная девчонка. Но о чем с ней разговаривать – даже не представляю.

– Самое время подвести кое-какие итоги, – задумчиво продолжала Антонина. – Что дало вам художественное училище, помимо скудного общеобразовательного курса и кое-каких ремесленных навыков, с помощью которых вы будете зарабатывать себе на хлеб с маслом? Да, мне тут подсказывают – Чистое Творчество. Вы считаете, что стали обладателями уникальной специальности – мастер реальности. Вы считаете, что обрели способность творить материю силой воли и воображения. Подчеркну – считаете…

Другая девчонка из группы, кажется, Галушкина (тут как раз наоборот, не помню имени) – вот уж редкостное чучело. На курсе материалистов она гадкий утенок. Тощая, нескладная, ходит как-то крадучись. Волосы короткие, с одного боку торчат, с другого зализаны. Нос длинный, острый, бессмысленные птичьи глаза. Ни с кем не общается, все время молчит, и вдруг иногда покраснеет и что-то ляпнет – обычно невразумительно и невпопад. Ничего не умеет. Учится хуже всех – как ее до сих пор с курса не выгнали? Единственное, что она может сотворить быстро и ловко – какие-то заросли. Кустики, веточки, завитушки – как будто хочет спрятаться от всех за живой изгородью. То колючки, то цветочки, то колючки с цветочками. Сейчас, вроде уставилась на Антонину птичьим взглядом, а сама уже что-то растит потихоньку. Вон вьюнок из земли попер…По-моему, это никакое не Чистое Творчество, а просто дурная привычка.

– В эту субботу у вас выпускной. Речи, цветы, выдача дипломов, бал, и прочая дребедень. Вы проститесь с учителями. Наверно, многие из вас этому в глубине души рады – больше никто не будет надоедать своими наставлениями. Детки, вы не понимаете главного! Учитель не говорит вам, что делать! Он говорит – как. А во взрослой жизни вам не станут объяснять и подсказывать – будут только требовать результат. Задумайтесь…

Третий – Костик Малевич. Такая же наша местная знаменитость, как приснопамятная Погодина, (она, к счастью, уже год как учится в Германии). Тоже потомственный мастер, которому Академия Художеств гарантирована с детского сада. Отличник, красавец, первый парень на деревне. Девчонки по нему, ясное дело, сохнут и вешаются на шею пачками. Но Костик к ним относится как-то насмешливо. Для него главное – Творчество. Я бы даже сказала, он на нем зациклен. Словом, такой весь безупречный, что невольно начинаешь искать в нем тайные пороки. Неспроста он, например, на прошлый Новый год нарядился в костюм оборотня – зубастая маска, перчатки с пришитыми когтями, – и напугал меня до полусмерти, неожиданно выступив из-под темной лестницы. Ох, недаром был так доволен, слушая, как я ору на все училище…

И последняя в четверке – я, Геля Щербакова, без пяти минут мастер реальности, увенчанный целой гирляндой дисциплинарных взысканий, последний представитель распущенного спецкурса «Д», В прошлом обладательница персонального призрака-консультанта по имени Князь Тишины, особые приметы: синий, ехидный, требует человеческих жертв (только кто ж ему даст); утверждает, что он бывший ацтекский бог дождя, но, скорее всего, врет… Еще я носитель уникального Дара – способности творить из мертвой материи живую, – которым мне официально запрещено пользоваться. После восстановления в училище меня вернули на курс материалистов, где я пахала весь последний год, наравне со всеми готовясь к поступлению в Академию.

– Кто-то из вас пойдет работать по специальности, другие продолжат обучение в Академии Художеств, – разливалась соловьем Антонина. – О тех отщепенцах, кто забросит Чистое Творчество, и подастся, например, в бизнес (последнее слово наставница буквально выплюнула, как нечто исключительно неприличное), здесь речь не идет. В любом случае, впереди у вас годы учебы, оттачивания профессиональных навыков. Но вы должны помнить об одном. Когда вы скажете себе: «мне больше нечему учиться» – в этот день одним мастером реальности на свете станет меньше!

Эк загнула… На травке пока посидеть, что ли?

– Антонина Николаевна, можно вопросик? – подал голос Костик Малевич.

– Можно.

– Мастер – это такой человек, который превзошел всех в своей области, верно? Но ведь рано или поздно возникает ситуация, когда учиться не у кого, потому что ты – лучше всех. Разве не к этому должен стремиться любой специалист? Стать первым…

– Стал ты первым – и что делать дальше? – вкрадчиво спросила Антонина.

Костик замялся. Раньше ему эта проблема в голову явно не приходила.

– Не пускать на первое место других, – подсказала я. – Давить конкурентов на корню.

Галушкина захихикала и тут же покраснела, испугавшись, что привлекает к себе внимание экзаменатора.

– Это путь не мастера, а раздувшейся посредственности, – припечатала Антонина. – Настоящий мастер никогда не останавливается.

– Да куда же ему идти дальше, если он уже пришел? – воскликнул Костик, всерьез озаботившись. Как же, для него «стать первейшим из первых» – не абстракция, а вполне конкретное, и даже не очень далекое будущее.

– Этой проблеме тоже посвящено наше занятие, – невозмутимо сказала Антонина. – Ну, давайте еще раз намекну. Помните самое начало? Первый пленэр, вам по десять лет…

– Подражание природе, – подала голос Лена-Оля.

– Ага, вырастить лист лопуха, – проворчала я (у меня с этим лопухом были связаны не очень приятные воспоминания).

– Вот тогда вы, хоть ничего и не соображали, были куда ближе к ответу, чем сейчас, – сказала Антонина. – Но поскольку я все-таки ваш учитель, могу немного подсказать. Мы все минутку постоим, сосредоточимся и послушаем.

Наставница замолчала, и на полянке сразу стало очень тихо. Даже воздух как будто стал чище и прозрачнее. Заходящее солнце сквозит между стволами. Небо яркое, как огонь. И по сравнению с этим небом все в лесу кажется нереальным, сотканным из тумана – ветер дунет, и мираж разлетится, исчезнет…

Взгляд скользит сверху вниз. Какие чистые краски… Нежная майская зелень, потусторонняя белизна коры. Лес – как размытая акварель, на ней скупые штрихи черной туши. Тонкой кистью выписаны черные пятна и полоски на стволах берез. Земля выстлана слежавшимися за зиму сухими листьями. В лучах заката они выглядят коричневато-розовыми – почти того же цвета, что небо, но гуще и теплее. Словно набросаны тонкие битые черепки из обожженной глины, остатки погибшей прошлогодней цивилизации. Высокие березы, окружившие полянку, кажутся полупрозрачными и как будто светятся изнутри. Веет какой-то силой. Какой-то… магией, что ли? Когда смотришь вверх, начинает кружиться голова. Кажется, что березы, наклонясь, внимательно смотрят на тебя сверху. Как бы решая – что бы такое с тобой сделать, возомнивший о себе человечек?

– Материя творит себя сама, ежесекундно, ни с кем не соревнуясь, – нарушила тишину Антонина. – Сейчас, весной, это происходит буквально у нас на глазах – как взросление в подростковом возрасте. Прислушайтесь, и вы все поймете. Вам осталось научиться всего одной вещи, без которой никто из вас не станет настоящим мастером реальности… Все, работайте.

Антонина поднесла к глазам свои часы-будильник.

– На выполнение задания – ну, допустим, полчаса. Отсчет пошел.

Отошла к краю поляны и опять закурила, табачная маньячка.

А мы остались стоять, ошеломленно переглядываясь.