Читать книгу Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы - Страница 8

В то же самое время – когда в Москве подходила к концу ночь – на другом краю планеты, над Тихоокеанским побережьем Соединенных Штатов Америки, над городом Степлтон еще вовсю светило солнце. День, без остатка прожитый в Европе, здесь только начинал клониться к вечеру.

Пола Шеви пила свой традиционный пятичасовой чай на собственном песчаном пляже на берегу залива Лонг-Бэй.

Она была счастлива. Удобное кресло, плед, перешепот волн, лениво накатывающих на берег… И солнце, что отражается в рыбьих спинках… За десять минут до ее чая секретарь Пьер выставлял на мелководье собственное изобретение, «пролонгированную кормушку». Кормушка выдавала по сто червячков в минуту, и рыбы – в их обществе тоже любили бесплатный корм – сплывались к особняку со всего залива. Это изобретение принесло Пьеру золотой портсигар, а Поле – искреннюю, почти детскую радость. Рыбки искрометно толкались подле кормушки, запах чая мешался с ароматами водорослей (Пола, в отличие от соседей, запрещала чистить свою часть залива), экономка бродила где-то в тылу, подмечая ее мельчайшие желания… Разве это не счастье? Разве здешние ее подруги, с рождения перекормленные роскошью, ее поймут? Разве они оценят ломтики авокадо, и тоненькие ананасные полоски, и кусочки недозрелых киви? (Пола предпочитала именно недозревшие, кислые, в магазинах такие не продавались, и Пьеру приходилось заказывать их прямо на ферме.)

В высшем обществе считалось vulgare11 гордиться тем, что ты пьешь лучший чай в мире и твоя экономка – самая дорогая в штате Вашингтон. В кругу миссис Шеви богатство было чем-то естественным, и потому Пола никому, кроме психоаналитика, не признавалась, что счастлива видом на предвечерний залив, и удобнейшим шезлонгом, и чаем, поданным, как любил ее дед, без сахара и молока, крепким, и с пылу с жару…

Психоаналитик у Полы был новый. Предыдущего, Джоша, она убрала – из своей жизни, из Степлтона и из Ассоциации практикующих врачей. Джош, дурачок, облаченный полномочиями Гиппократа, осмелился толковать ей о морали. Комедия: какой-то врач решил ее поучить, изложить ей моральный кодекс!

«По какому девизу вы, Пола, живете? – Вы это знаете, Джош: „Делай, что нравится, и будь что будет!“ – Но Пола, как же тогда быть с теми, кому не нравится то, что нравится вам? Вы должны быть более милосердны…»

«Я никому ничего не должна», – отвечала она, улыбаясь. Джош не заметил, как глаза клиентки на секунду вспыхнули сталью. Дурачок доктор даже не понял, что заговорил на скользкую тему, даже не догадался, что Пола решила мгновенно и твердо: карьера психоаналитика – кончена. Степлтон – город Полы, и здесь нет места нулям, возомнившим себя мессиями. Пола Шеви прекрасно знала: врачу не под силу с ней воевать. Слишком разные весовые категории.

Пола уничтожила Джоша легко: пара исков от разгневанных пациенток, кокаин, найденный в бардачке автомобиля, газетное интервью с его первой женой: «Годы, прожитые вместе с Джошем, я вспоминаю с ужасом и отвращением…» О докторе, изгнанном из приличного общества, даже горевать было некому – его клиенток рвали на части другие, более сговорчивые, врачи.

Перечить Поле могла только экономка. Лишь она, Венера, могла уговорить хозяйку съесть натощак прописанную косметологом ложечку овсяной каши. Лишь ей разрешалось ворчать по поводу открытых платьев, спортивных машин и дураков-шоферов. Толстуха Венера обладала своеобразным чувством юмора – после каждой перепалки с хозяйкой шла к себе в кухню и старательно записывала в книжечку те эпитеты, которыми награждала ее Пола. Раз в год, в свой день рождения, экономка предъявляла хозяйке выписку из кондуита: «сука – 598 раз, стерва – 404, черная дура – 356…» Пола неизменно хохотала и выплачивала служанке по десять долларов за каждое нанесенное той оскорбление.

Только Венера осмелилась высказаться по поводу последнего увлечения миссис Шеви: «Этот парень – дешевка!»

Такое слово в устах экономки, самой дорогой во всем штате Вашингтон, звучало худшим из оскорблений.

Последним увлечением Полы был пепельный мальчик Андрэ – худощавый комок амбиций. Его безымянные тонкие пальцы обвивали татуировки-змейки. Андрэ носил фамилию Трубецкой, происходил из семьи русских эмигрантов второй волны и никогда не заказывал в ресторане устрицы. «Ты не любишь устрицы, Андрэ?» – «Я люблю только тебя, Пола…»

«Ему за устрицы – платить нечем», – рубила Венера, когда Андрэ уходил.

Пола только улыбалась.

Андрэ ненавидел море, но учился управлять яхтой. Андрэ изгонял из своих глаз ужас и занимался виндсерфингом. Он рано просыпался – чтобы бегать вместе с ней по утрам. Он не курил – потому что Пола ненавидела запах табачного дыма.

«Вы, миссис Пола, влюбились в ничтожество», – припечатывала Венера. Даже она, бедняга, не понимала…

Андрэ едва исполнилось тридцать. Исключительная внешность, роскошное тело и благородная фамилия. Лучший альфонс во всем Степлтоне. Говорит: «Я обожаю тебя, Пола!» – и его глаза смотрят почти искренне.

«Ты дурак, Андрэ! – думает Пола и просит: – Подойди ко мне… Ласкай меня здесь, еще, о боже, какой ты классный!»

Андрэ готовился к решительному разговору целый месяц. «Пола, милая, не могу без тебя! Хочу быть с тобой каждый день, все ночи, все утра, всю жизнь! Мы поженимся?»

Пола бросилась ему на шею: «Конечно, милый! Я скажу юристу, чтобы он подготовил брачный контракт».

Этим вечером Пола и старый юрист долго хохотали в кабинете миссис Шеви, а воспрявшая Венера таскала им ярко-голубой кюрасао в крошечных рюмочках. «Пола, какая же ты стерва!» – ласково приговаривал адвокат.

На следующий день Андрэ был отправлен контракт: «За право проживания в особняке «Бель Лэйк», принадлежащем госпоже Шеви, жених обязуется ежедневно подстригать все прилегающие к дому лужайки, а также мыть обе яхты и пирс… Жениху категорически запрещено даже заикаться о работе в принадлежащих миссис Шеви компаниях… В случае развода финансы невесты остаются в неприкосновенности, а жених выплачивает ей компенсацию в размере ста сорока тысяч семидесяти двух долларов».

Именно в эту сумму, как донесла финансовая разведка Полы, красавчик Андрэ оценил собственную внешность, когда заключал договор со страховой компанией.

– Зачем так жестоко? – спросил юрист, уходя.

Пола пожала плечами:

– Надоел…

Красавчика Андрэ подобрала вечная соперница Полы – лысая Шерри Пригс (за качественную пересадку волос та заплатила почти миллион, но Пола все равно звала ее лысой – и за глаза, и порой в глаза). Шерри в отличие от Полы, не афишировавшей связь с Андрэ, принялась таскать его с собой повсюду. Степлтон тут же заговорил о завоеванном ею пепельном красавчике. А «покинутая» Пола однажды даже услышала в свой адрес снисходительное: «Бедняжка!»

Но миссис Шеви хранила молчание, а роман Шерри и Андрэ ширился и креп. На следующей день после того, как парочка объявила о помолвке, папарацци завалили городские газеты снимками: Андрэ в чем мать родила в компании двух черных молодцев в недвусмысленных позах. И Андрэ, и его партнеры на фотографиях получились изумительно.

Добыть снимки из времен бурной юности Андрэ стоило Поле недешево – зато над Шерри потешался весь город, а Трубецкому пришлось бежать из Степлтона в двадцать четыре часа.

Долой еще один винтик, возомнивший себя божеством.

Пола иногда скучала по его жаркому телу и нервным пальцам и даже жалела, что Андрэ не машина, не робот: разрушил, дурак, все очарование секса своими идиотскими разговорами. Хотя зачем ей делить с Андрэ свой залив, и неспешные файв-о-клоки, и ослепительные на солнце вспышки рыбьих спинок?

«Отчего я так люблю воду?» – лениво думала Пола, щурясь на солнце и жадно вдыхая влажный воздух. Рыбья кормушка исправно работала, обнаглевшие рыбы уже объелись и двигались медленно и лениво. Над головой белыми стрелами носились чайки, возмущенно галдели, что не могут подобраться ближе к добыче – по утрам Пьер опрыскивал окрестность специальным составом: его запах отпугивал птиц. Так что рыбки могли безо всякого риска обжираться как им угодно.

Пола покончила с первой чашечкой чая. Съела фрукты. Рогалик швырнула в залив – рыбки с удовольствием слопали и его. Тут же появилась Венера, принялась наливать вторую чашку, проворчала: «Фу, как ваши селедки воняют! Велю поймать и зажарить».

– Попробуй, – широко улыбнулась Пола. – Хотя… мысль хорошая. Потуши к ужину стерлядь в белом вине. И артишоки.

– Гости?

– Нет. Только профессор. Проследи, кстати, чтоб он помылся. И дезодорант ему дай.

Венера дзынькнула чайной ложечкой – какая она все-таки неуклюжая, эта лучшая экономка штата Вашингтон!

Служанка, Пола знала, кормить профессора не любила – тот громко чавкал и собирал остатки соуса куском булочки.

– Да не стучи ты, зараза, – поморщилась от резкого звука Пола.

Венера промолчала и встревоженно взглянула на выставленный подле шезлонга термометр.

– Не сидите на солнце, веснушки вылезут, – велела она хозяйке.

– Уйди, калоша, – отмахнулась Пола. – Только пирожное мне еще принеси.

Служанка ретировалась. Пола знала, что первым делом карга побежит на кухню и запишет в свою книжечку две ругательные десятки.

Она отставила недопитый чай.

Пьер уже стоял рядом. Электронная записная книжка на изготовку. Пожирал хозяйку, как всегда, умильными, влюбленными глазами.

– Включай, – холодно кивнула ему Пола. – Записывай.

Ей предстоял интересный вечер.

* * *

Прошло пять дней.

Американское посольство выдало Диме визу с пугающей быстротой. Будь он шпиономаном, пожалуй, решил бы, что государственный департамент США тоже точит зубы на Полу и не против, чтоб госпожу Шеви на чем-нибудь да прихватили.

Но скорее всего визу без проблем организовал главный редактор. У того были обширные связи и в российском Министерстве иностранных дел, и в правительстве, и в Администрации президента…

Билет Марина Михайловна тоже достала журналисту мгновенно. Вот и получалось: уже в понедельник, семнадцатого марта, Диме предстояло лететь на другой край света, в Степлтон.

В десять утра по Москве вылетаешь – в десять утра по местному времени приземляешься. В тот же самый день. Тринадцать часов сберегаешь для дел.

Одно огорчало: тринадцать часов беспосадочного полета, и – жесткое табу на курение. Даже в самолетах нашенского Аэрофлота янки, ханжи несчастные, запретили курить. «Ну ничего, – думал Дима. – Пару лет назад я во Владик летал – девять часов без сигареты выдержал. Хотя тогда возникло искушение: забиться в туалет и вытянуть сигаретку. Многие мужики на борту тогда так и делали. Россия!.. «Строгость законов российских компенсируется необязательностью их исполнения…» А я, помнится, решил испытать себя – и выдержал. И протерпел девять часов без курева… А где девять часов – там и тринадцать. Накуплю себе жвачки и леденцов, кофе пить в самолете не буду…»

Провожал Диму его университетский приятель Сашка. Самолет улетал в десять – значит, в восемь утра надо быть в Шереметьеве. В семь – выезжать. А Санька – ранняя пташка. Натуральный жаворонок, без всяких самолетов в шесть встает. Кроме того, просить подвезти в аэропорт кого-то из редакции означало усиливать зависть к собственной персоне. Дима и без того (как прошел слух о его внеплановой, нежданной загранкомандировке) стал ловить на себе завистливые взгляды.

Поутру домчались до Шереметьева на Сашкином «опельке» быстрее некуда. Саня провожать Диму до таможни не стал. Даром что получал полторы штуки «зеленых» в месяц – на дорогущую шереметьевскую парковку тратиться не захотел.

Остановил машину у входа в зал отлета. Дима выгрузил из багажника вещи, снова открыл пассажирскую дверцу и на прощанье легко бросил сидевшему за рулем Сашке:

– Пока. Ты за Надей тут присмотри.

Саня вдруг набычился и серьезно произнес:

– Я бы присмотрел, да она… – запнулся, оборвал сам себя. Потом махнул рукой и так же хмуро закончил: – Ей ни до кого дела нет. Один ты, дурак, ей и нужен.

Сзади истерически забибикал джип.

Дима хлопнул дверцей.

Саня дал по газам – и был таков.

В прокуренном бестолковом зале, заполняя таможенную декларацию на высоком качающемся столике, Дима высадил две подряд прощальные сигареты. Быстро прошел таможню. Вещей у него с собой было – старая сумка да ноутбук.

С замиранием сердца перешел полустершуюся линию, означавшую государственную границу.

Миновал паспортный контроль, поспешил в «дьюти фри». Там купил по смешным беспошлинным ценам по литровой бутылке джина «Гордон» и виски «Ред лэйбл».

А спустя еще десять минут Дима сидел на борту «Ила-96-300» в кресле у окна.

Решил прикинуться спящим, чтоб соседи разговорами не доставали, – и неожиданно уснул. Уснул – как провалился. Проспал и взлет, и раздачу газет, и вина, и завтрака.

Очнулся разом, вдруг – точно из черного глухого ящика на арену цирка выпал. Гудели моторы. Всплакивал ребенок. Где-то сзади бубнили голоса: там, кажется, выпивали. Дима глянул в иллюминатор: под крыльями – ровное далекое поле облаков.

Посмотрел на часы: половина третьего по-московски. Ого! Значит, он проспал больше четырех часов, и они сейчас, верно, летят где-то над океаном. Сосед-толстяк спал, мониторы под потолком показывали без звука «Бедную Сашу». Дима чувствовал себя неожиданно свежим, и даже курить не хотелось.

Он осторожненько, чтоб не потревожить соседа, достал из-под сиденья ноутбук.

Последние дни Дима не возвращался к недочитанной им биографии Полы Шеви. А сейчас, на борту самолета, он вдруг почувствовал, что его отношение к ней изменилось. Еще пару дней назад эта женщина была для него кем-то вроде книжного персонажа: далекой, эфемерной, почти несуществующей. Но теперь – оттого, что он летел в город, где она жила, и потому что, возможно, приближалась встреча с ней, – Пола стала волновать его не как виртуальная героиня, но как реальная, из крови и плоти, женщина. И историю ее судьбы Дима теперь воспринимал не отвлеченно, а как историю человека, который лично ему знаком и даже чем-то дорог.

Дима включил ноутбук. Сиденья «Ильюшина» в эконом-классе не слишком располагали к работе на переносном компьютере. Угол ноутбука уперся в ногу спящего соседа. Тот обиженно замычал во сне. Стараясь не обращать ни на что внимания, Дима загрузил последнюю часть книги о Поле Шеви.

Он остановился на том, как она хитро подстроила развод с муженьком Стивеном Макфарлином и прибрала к рукам компанию, супругом придуманную и созданную. А после продала эту компанию злейшему ее конкуренту, «Эпплу». И на рубеже девяностых годов Пола Шеви осталась соломенной вдовушкой с капиталом в полмиллиарда долларов.

Что случилось с нею на протяжении последнего десятилетия? Диме отчего-то казалось, что много интересного. Такой уж у нее характер. Он погрузился в чтение – с того места, где остановился пять дней назад.

«…Пола Шеви никогда не баловала представителей масс-медиа вниманием, – продолжал автор документального бестселлера. – А в начале девяностых, удалившись от дел, она и вовсе стала недоступной для репортеров. Можно было ожидать от богатой, знаменитой и молодой дамы, что она станет посещать светские рауты, вечеринки и благотворительные балы. Пола могла бы оказаться на короткой ноге с кинозвездами, магнатами и особами королевской крови. Ей под силу было вновь продемонстрировать свои выдающиеся способности в управлении и маркетинге. Наконец, она, с ее капиталами и красотой, могла бы, как говорится, пуститься во все тяжкие… Однако от миссис Шеви репортеры и общественное мнение ничего подобного не дождались. Она совсем исчезла из поля зрения средств массовой информации. И чем она была занята первые три года девятого десятилетия, ходили слухи – и только.

Пола много путешествовала. Очевидцы видели ее то в Иерусалиме, то в Дублине, то в Милане, то в Москве…»

«Опять – в Москве! – воскликнул про себя Дима. – Да что ей наша Белокаменная – медом намазана?»

«…Причем Полу видели порой, – продолжил он чтение, – если верить очевидцам, одновременно в двух местах, отстоящих друг от друга на тысячи миль… Появлялись сплетни, что благосклонности госпожи Шеви добивались и наследный принц Монако, и великий автогонщик Айртон Сенна, и Мик Джаггер, и Арнольд Шварценеггер… Домыслы эти, однако, не подкреплялись ничем: ни заявлениями для прессы, ни интервью, ни фотографиями. По-видимому, только старая служанка Полы, афроамериканка Венера, и бессменный ее секретарь, француз Пьер, могли бы поведать о том, чем в действительности занимается их госпожа. Но они, естественно, хранили полное молчание».

Постепенно мир стал забывать о существовании блестящей «соломенной вдовы». И вот, в конце девяносто третьего года, а именно – двадцать первого ноября – произошло событие, которое вновь вознесло Полу Шеви на первые полосы американских газет. На специально созванной пресс-конференции в Степлтоне, штат Вашингтон, Пола Шеви – моложавая, счастливая, веселая – неожиданно объявила: вчера произошла ее помолвка.

«С кем???» – единодушно выдохнули сотни корреспондентов, заполнивших зал для брифингов. Миллионерша выдержала паузу, скромно улыбаясь в телекамеры. Сверкание блицев от нацеленных на нее фотоаппаратов слилось в сплошное сияние. «Мне предложил руку и сердце мистер Руперт Вагнер», – застенчиво улыбнулась Пола. «О-о!» – единодушно выдохнул зал. Представители масс-медиа прекрасно знали это имя. Для большинства из них Вагнер был фигурой, подобной олимпийскому богу: все о нем слышали, все знали о его всемогуществе, но лишь ничтожные единицы удостаивались чести видеть магната. Мистер Руперт Вагнер владел в ту пору двадцатью тремя телестанциями и телеканалами и ста сорока газетами, рассредоточенными по всему земному шару от Мельбурна и до Нью-Йорка. Наряду с его тезкой Рупертом Мердоком, а также Тедом Тернером и европейцами Акселем Шпрингером и Сильвио Берлускони господин Вагнер являлся наиболее известным и состоятельным медиа-магнатом. Сумма активов, которыми он владел, исчислялась цифрой как минимум с девятью нулями.

И тут, сразу после заявления Полы, в зал вошел гость, которого здесь не ждали. То был мистер Руперт Вагнер собственной персоной – подтянутый пятидесятипятилетний господин в простой белой рубашке, джинсах, ковбойских сапогах и шляпе. Он подошел к стоящей на подиуме Поле и нежно взял ее за руку. Она прильнула к нему. Фотографы озарили зал бесчисленными блицами: каждый из репортеров понимал, что этот яркий кадр судьба, возможно, посылает ему в первый и последний раз. Когда ажиотаж, вызванный его появлением, слегка утих, мистер Вагнер потянулся к микрофону и коротко сказал со своим ужасным австралийским акцентом:

– Парни! Эта девчонка любит молоть чепуху. – И он ласково потрепал Полу по бедру. – Но сейчас она сказала сущую правду. Онадействительнопоймала меня в свои сети. И ядействительноиду вместе с нею к венцу.

– Когда? Когда? – донеслись выкрики из зала.

– Узнаете в свое время, – ухмыльнулся Руперт, поцеловал миссис Шеви в щеку, потрепал ее по попе и – неспешно покинул зал.

– Так когда свадьба? – закричали наперебой из зала оставшейся на сцене Поле.

– Седьмого января, – скромненько отвечала она.

– Где?

– В Нью-Йорке.

– Вопрос от «Уолл-стрит джорнэл»: будете ли вы, миссис Шеви, участвовать в бизнесе мистера Вагнера?

– Да, у меня есть такие планы.

– В качестве кого?

– Это пока секрет. Узнаете позже…»

Дима оторвался от электронной книги, глянул в иллюминатор. Самолет, казалось, находился на том же месте, что и полчаса назад. Внизу расстилалось то же ровное блеклое поле облаков. Захотелось курить, и Дима вытащил из кармана леденец.

«Как я, интересно знать, доберусь до этой красотки? – тревожно подумал Дима. – Да у нее, наверное, телохранителей больше, чем репортеров у нас в редакции!..»

Засунул леденец в рот и снова обратился к экрану.

Следующая глава жизнеописания Полы Шеви, пред-предпоследняя, называлась «Почти телемагнат». Она начиналась следующим пассажем:

«В конце того же, девяносто третьего года, мистер Вагнер и миссис Шеви объявили о своем совместном детище. Им должен стать, заявили молодожены, новый телевизионный канал И-би-си, или «Энтертеймент бродкастинг чэннел»12. Очевидно, в пику господину Тернеру с его службой круглосуточных новостей со всего мира, супруги заявили, что канал будет посвящен одним лишь развлечениям. Развлечениям – и только, и рекламным девизом нового канала станут слова «Никаких новостей!»13

Далее автор книжки ударялся в описание будущего бизнеса миссис Шеви. Супруги – владельцы нового канала наняли лучших телевизионных менеджеров и промоутеров, продюсеров и режиссеров, сценаристов и ведущих…

«Пола, – продолжал автор, – не имела ни малейшего представления о том, какделаюттелевидение. Зато здравый смысл и жизненный опыт подсказали ей: какое телевидениесмотрят. Смотрят в трейлерах, где живут сезонные рабочие. Смотрят в общежитиях колледжей и университетов. И в гостиных домов, снимаемых менеджерами, «белыми воротничками». И – на кухнях богатых особняков, где полновластно хозяйничают наемные кухарки и горничные.

И Пола, со своим сверхъестественным чутьем, собиралась дать всем этим людям именно тот телевизионный продукт, который онихотятувидеть.

Тщательно организованные утечки в прессу извещали время от времени о планах Полы. Школьники и студенты, к примеру, должны были получить первое в Америке «реалити-шоу» под названием «Не отводя глаз»: трое юношей и трое девушек три месяца жили в общей квартире под постоянным прицелом сорока восьми видеокамер.