Читать книгу Успеть изменить до рассвета - Анна и Сергей Литвиновы - Страница 6

Как ни странно, Варе в тот день по службе тоже потребовалось заниматься снами. Слава богу, чужими.

С какой вдруг стати?

Не так давно ей пришлось расследовать разбойное нападение на лучшего футболиста России, центрфорварда сборной и столичного «Гладиатора» Игоря Сырцова. Однажды ночью его сильнейшим образом избили на московской улице[4]. С тех пор прошла пара лет, а Сырцов так и не оправился. К концу следствия, слава богу, вышел из комы. После чего долго лечился в московском госпитале, потом в Германии. Восстановился, но на высшем уровне пока не заиграл. Пропустил чемпионат мира в Бразилии, французское первенство Европы. И до сих пор не набрал кондиции, выступал за вторую команду клуба, «Гладиатор-два», играл то в Хабаровске, то в Тюмени, то в Тамбове. Не в высшей, а во второй лиге. А когда возвращался в столицу, сидел взаперти на базе, соблюдал спортивный режим.

Варя за ним долго охотилась, намеревалась поговорить – да не по собственному желанию, полковник Марголин требовал поставить все точки над «i» в давнем деле. Но только сейчас, в конце ноября, когда первая половина сезона кончилась и игроки разъезжались на каникулы, футболист соизволил согласиться с ней побеседовать. И то ведь только потому, что мама игрока, Антонина, вмешалась. Помнила, как Варя сидела вместе с ней у распростертого тела сыночка, прикованного к койке. Как носилась по городам и весям, залезала в чужие души без мыла – расследовала его дело.

Встречу Сырцов назначил в лобби гостиницы «Маджестик» в самом центре Москвы. Чтобы не связываться с пробками и парковками, которые в последнее время стали совсем невыносимыми, Варя отправилась туда на метро.

Швейцар в цилиндре, похожий на молодого доцента, открыл перед Варей тяжелую дверь. Лобби пятизвездного отеля дышало спокойным пафосом. В первый момент Кононова даже заробела из-за неновых сапог, оттоптанных в метро, да и пальтишка своего – хоть и в Америке купленного, от «Ральфа Лорена», так ведь не «Берберри» же, не «Валентино». Но потом подумала: какого черта! Она сюда не на свидание пришла, а по работе. И если кому-то не нравится, как она выглядит, пусть идет лесом!

Вообще, Варю в последнее время (заметим в скобках) стали посещать мысли о собственной никчемности. Тут и неприятности по службе вместе с понижением в звании и должности сыграли свою роль. (Невзирая на то, что ни в чем Варя не раскаивалась. Считала, что абсолютно правильно в той истории с Алешей поступила.)

Вдобавок мысли о женском предназначении… Подружки по школе и университету практически все замужем, иные по второму разу. А даже те, что в разводе, – почти все наследниками обзавелись, кое-кто даже двумя. Да и трехдетные были! А они с Даниловым, даром что любовь, вопрос о будущих ребятишках даже друг с другом не обсуждают. Потому что и без того ясно, что стремно – и ему, и, тем более, ей: а вдруг будущая детка унаследует странные качества папаши? И хорошо еще, если они социально приемлемыми, как у Алеши, окажутся – лечить наложением рук, исчезнувшие предметы разыскивать. А если дочка или сыночек с асоциальными свойствами выйдет? Станет, как даниловская сестрица сводная, океанские теплоходы затапливать усилием мысли? Портьеры в гостинице поджигать?[5] Словом, получалось одновременно: и желается, и нужно, и нельзя, и опасно. Поневоле взвоешь от подобного когнитивного диссонанса!

Когнитивный диссонанс – этому выражению Варю филолог Алеша научил. Хорошее словосочетание, умное, хотя описывает то же, что и русская народная поговорка: «И хочется, и колется, и мамка не велит».

Вот такие мысли пролетели в голове Варвары в тот краткий миг, что она входила в вестибюль отеля «Маджестик».

Как ни странно, футболист Сырцов уже ждал ее. Невзирая на тяжелейшую недавнюю травму и ссылку во второй по значимости дивизион, выглядел он совершенно преуспевающим. Высоченный мускулистый красавец с голубыми глазами и легкой модной небритостью. Спортивный костюмчик со скромной эмблемой «Гладиатора» носит с таким видом, будто это «Барселона». Борсетка от, разумеется, «Луи Вьюитона» небрежно валялась на столе, запястье оттягивал золотой «Роллекс». Только вчера, буквально, парень бегал во дворе хрущобы в поселке Благодатный, да и сейчас звезд с неба не хватал, – а держится так, будто он бог или, по меньшей мере, полубог, звезда, равная Роналду.

– Выпьешь чего? – небрежно спросил он Варю. И добавил: – Я угощаю.

– Ты капучино пьешь? Закажи и мне тоже.

– Может, чего покрепче?

– Я на работе.

– А я в отпуске. С сегодняшнего дня.

– Поздравляю. Куда собираешься?

– Не знаю. Вася с Лешей зовут на Мальдивы, а Федя на Сейшелы намылился. Еще подумаю.

– Как мама? – поинтересовалась Варя вроде бы светски, но ей в самом деле было интересно. Так трогательно Антонина ухаживала за своим сыном, пока тот был в коме, с таким чувством рассказывала историю своей беременности, родов, первых лет его жизни!

– Да хорошо все с мамашей, сейчас подскочу к ней в Благодатный, бабла ей зашлю.

– Платят тебе вовремя? – спросила Варя. Она хоть и краем уха, но слышала о проблемах в российском футболе, особенно в низших дивизионах, где задержки зарплаты были обычным делом.

– Я же не в «Томи» какой-нибудь, – фыркнул футболист, – «Гладиатор» своим башляет.

Посчитав дебют их разговора разыгранным, Варя перешла к делу.

– Послушай, Игорек, ты мне рассказывал, что, когда был в коме, тебя очень яркие видения посещали. Можешь мне их пересказать?

– Видения! – усмехнулся футболист. – Да то не видения были! Не сон, не галлюцинация, понимаешь? Все как по правде было. Как будто я там в реале был!

– Как в кино?

– Да что там кино! Говорю тебе: как по правде! Будто я сам там находился, все видел и во всем участвовал! Не только наблюдал, слышал, но чувствовал, осязал, вдыхал! От реальности вообще ни разу не отличишь!

– Подробней расскажи, – попросила Варя, но тут припорхнули две девицы – по виду кто-то из обслуги, поварята или посудомойки, но в цивильной одежде. Только что сменились, наверное, и пробрались в холл для чистой публики. Попросили у Сырцова автограф и позволения сфоткаться вместе. Футболист милостиво позволил, но в душе, видно было, весь растекся радостью. Так-то его, похоже, забывать стали, во второй-то команде. Девицы, злобно поглядывая на Варю, немилосердно с игроком кокетничали и, когда снимались, прижимались к нему что есть силы цыплячьими своими грудками. Одна, заметила Кононова, подсунула футболисту листочек бумаги – наверняка со своим телефончиком. Девиц можно было понять: игроки – народ богатый, да и особо не пьющий в силу спортивного режима. Однако Варе трудно себя было представить на их месте в каком угодно возрасте. Смотрела она на них свысока, с умудренным скепсисом. Наприжимавшись к мастеру «ногомяча», девицы наконец угомонились и свалили.

– Так какой вопрос был? – переспросил Сырцов.

– Почему тебе то, что ты видел в коме, не казалось сном или болезненным бредом? – переформулировала Кононова.

– Потому что это ни разу не было ни бредом, ни сном! Ведь когда ты спишь, сплошь и рядом случается всякая чухня или лажа. Видишь ты, к примеру, как по московской улице идешь – а потом, бац, на морском берегу оказался. Или, допустим, на футбольное поле вышел, а там посредине – как будто ворота открываются, а внутри лифт. И перебрасывает тебя во сне с места на место, из одного времени в другое. А если болеешь? С высокой, там, температурой лежишь? И того чуднее видения посещают, кошмарики! Так вот, в тот раз, хоть я и в коме был, ничего подобного. Все строго логично. Если ты сел вместе с командой в автобус и тебе сказали: едем на базу – можешь быть уверен, что именно на спортивную базу мы и приедем, а не в подводную пещеру. А потом видишь, как ты на базе находишься: пошел ужинать, потом ложишься спать, а утром просыпаешься, завтракаешь, идешь тренироваться. И так – день за днем. День за днем, понимаешь? И час за часом. И безо всяких скачков или перерывов. И все четко последовательно. Если вчера было, к примеру, двадцать первое ноября тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, то назавтра наступало именно двадцать второе. И именно ноября, и именно пятьдесят шестого, а не шестьдесят первого или две тысячи восьмого. Все текло непрерывно и безо всякой фантастики.

Варя сделала пометку в блокноте. Она и без того хорошо, близко к тексту запоминала по ходу дела рассказ футболиста – однако давно заметила: когда что-то записываешь, добросовестные контрагенты проникаются чувством большей значимости и из кожи вон лезут, чтобы припомнить еще что-то существенное для столь внимательного интервьюера.

Впрочем, центрфорварда подобные мелкие детали – пишет она или не пишет – не волновали. Он если уж разговорился, то долдонил свое – только слушай.

– А потом, говорят, сон – это небывалая комбинация бывалых впечатлений, – высказался Игорек, и Варя подивилась: с ума сойти, вот это развитие у молодого игрока, он походя физиолога Павлова цитирует! Довольный произведенным впечатлением футболист продолжал: – Но то, что я видел, когда в коме был, никакие не бывалые впечатления были. Ничего из того, что тогда во сне испытывал, я раньше никогда не касался. Все было реалистичное – да! Но совсем другое! Не из нашей жизни, не из нашего мира! Например, ты знаешь, как стотысячный стадион гудит?

– Нет, я же не футболист и на стадион редко хожу.

– А я футболист, но на стотысячнике еще не играл никогда. И потом, современные стадионы – что «Маракана», что «Сантьяго Бернабеу» – они орут! Кричат, вопят, скандируют. А тот стадион, что я слышал в коме, – он был небывалый, совсем иной. Можно сказать, социалистический, без ажитации. Когда люди спокойно себя ведут, сдержанно. Так вот, тот стадион не гремел, не вопил – он просто гудел тихонько: буууу. Я никогда такого по жизни не слыхивал, только там, во сне. Или, например, бутсы. Я там кожаными, старинными играл. Простенькие такие, коричневые. И пахнут. Сейчас так бутсы не пахнут. И никакая обувь современная тоже так не пахнет. А там я этот запах впервые почувствовал – только там! – и до сих пор его помню. И вкус, например, тамошнего коньяка армянского. Ты знаешь, я по жизни не пью, но иногда себе позволяю. Так вот, наяву я никогда ничего подобного не пил. Или девчонки тамошние, из прошлого, из пятьдесят шестого года. Я ведь там, во сне, иногда с другими футболистами в самоволку убегал, с разными поклонницами встречался. Вроде бы девчонки как девчонки, а когда их разденешь… – тут глаз игрока хищно блеснул, – они пахнут по-другому, чем современные, дезодорантов ведь тогда не было, они по-своему, по-натуральному пахли. И трусики-лифчики у них такие, знаешь… Совершенно олдскульные, как из какого-то музея, просто тряпочки, более-менее по груди или по заднице скроенные… Так что не-е-ет, это совсем не сон был!

– Так, значит, что тогда? Что ты видел? Не сны, не галлюцинации, не видения… А – что?

– Знаешь… – Сырцов огляделся по сторонам и облизал губы. – Ты только не говори никому. И дурку не вызывай. Я об этом никому – только тебе, потому что ты вроде дело мое расследовала. Но это и правда были не сны, не видения. Я по правде был там.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Варя.

– Что имею, то и введу, – ухмыльнулся центрфорвард. – Я был там, в пятьдесят шестом году, играл там в футбол, будучи в теле великого футболиста Стрельцова, ел там творог со сметаной, ходил в самоволку, пил коньяк, с девчонками кувыркался. Все это был НЕ сон. Это была явь. Как будто я туда перенесся на машине времени.

– Но как это может быть? – развела руками Варя.

– Я не знаю! Вы следствие, вы наука – вы и разбирайтесь.

– Но тело твое лежало, безвылазно и беспробудно, на спине в госпитале, с трубочками разными питательными, – а сознание что? Само по себе путешествовало?

– Выходит, что так, – хмыкнул Игорек. – Я, во всяком случае, другого объяснения не нахожу.

– А потом с тобой что-то подобное бывало? После того, как ты из комы вышел?

– Никогда, – убежденно проговорил Сырцов. – Теперь я сны вижу, как все нормальные люди. Сны как сны. Все путается, несется, дергается, падает.

– А почему это с тобой случилось? – Варе было интересно послушать версию голеадора. – И почему вдруг кончилось?

– А это Корюкин нахимичил, – без тени колебания назвал футболист фамилию олигарха, который и в самом деле имел отношение к тайне происхождения футболиста. Однако самого Сырцова в эту тайну так и не посвятили, поэтому его догадка была тем более ценна.

– А почему ты эти сны, похожие на реальность, видеть перестал?

– Из комы вышел, – безапелляционно припечатал центрфорвард. – Душа, как говорится, вернулась обратно в тело.

На секунду Варя позавидовала ему: все ясно, понятно и очевидно. Все имеет объяснение, и нет никаких сомнений.

– Теперь ты мне скажи, – в свой черед задал свой вопрос футболист. – Тех бойцов взяли, кто меня покалечил?

Варвара видела по разговору, что мастер ногомяча – парень хоть и молодой, не шибко образованный и не самый воспитанный, но смышленый и с большим природным умом. Если будет работать над собой, учиться и книжки читать, сможет вырасти со временем в хорошего тренера или спортивного деятеля.

– Взяли этих подонков, да и осудили уже. В колонию строгого режима все трое поехали, от девяти до четырнадцати годков.

– Но это не они сами придумали меня отоварить, правильно? Был заказчик?

– Правильно, был заказчик, и ты его знаешь. Беглый олигарх Корюкин.

– А с ним что?

– Пока проживает в городе Нью-Йорке. Одних только показаний разбойников для его экстрадиции маловато будет. Роем, ищем, на чем его еще можно зацепить.

– А у него какой мотив был меня отметелить?

– Не знаю. Ты сам вроде мне говорил, что это потому, что ты отказался питерскому «Всполоху» матч сдать.

– Как-то мелко это на самом деле. А может, я думаю – знаешь, на базе и в самолетах много времени бывает думать – может, это он специально меня в кому отправил, чтобы я такой вот трип необычный в прошлое совершил? Типа, он знал, в принципе, что я это могу, вот и отправил?

– Сильная идея, – не шутя, кивнула Кононова. – Вот только зачем олигарху это надо было?

– Ты же сама мне о нем рассказывала: он, типа, из серии «хочу все знать». Неугомонный изобретатель. И половину бабла своего на разные опыты истратил. Вот и со мной тоже.

– Может быть, – вздохнула Варя, – эту версию надо проработать. С этим Корюкиным я ничему не удивлюсь.

– А ты не хочешь со мной опыт провести? – вдруг, чуть глумливо улыбаясь уголками рта, предложил Игорек. Глаз его блеснул совершенно откровенно, похотливо, раздевающе. – Сны, типа, вместе посмотреть?

Кононова в первый момент даже не поняла, а потом раскраснелась – проклятое свойство тонкой кожи мгновенно выдавать все мысли!

– Не поняла, – нахмурилась она. – Ты куда это меня сейчас приглашаешь?

– А ко мне в номер подняться, – без обиняков, по-простецки выговорил голеадор. – Сейчас возьмем пару-тройку баттлов «Моета», пойдем ко мне и воспарим. А после мои сны поизучаем.

– Мальчик, – строго сказала Варя, – ты в паспорт свой смотрел? Тебе двадцать-то есть?

– Ну и хорошо, что ты старше! Значит, опытная, гы. Поучишь меня уму-разуму. И еще ты очень красивая, – убежденно бухнул футболист. – Такая мощная и красивая, ух! Сливки с персиком!

«А он поэт», – усмехнулась про себя Кононова, – уподобление сливкам и персику ей понравилось.

– Иди ты в сад! Это раз. А два – я замужем.

– А почему кольца не носишь?

– Не твое щенячье дело.

– А, просто бойфренд. Ну и ничего. Один разок согрешить можно. Больше любить его будешь, – футболист стал буравить ее взглядом, накрыл ее немаленькую кисть своей лапищей, но девушка вырвала. Рявкнула:

– В сад – значит, в сад! А то сейчас руку сломаю!

– Можно подумать! – воскликнул гладиатор зеленых полей, однако руку все-таки убрал.

– Нужен быстрый секс – тебя поклонницы ждут. Одна там тебе телефончик оставила.

– Ах да! – воскликнул футболист, будто бы забыл (а может, и впрямь забыл), и полез в карман спортивных штанов за листочком.

Распрощались они с Варей дружески.

Неожиданное и совершенно неприемлемое предложение футболиста, хоть и было постыдным, вдруг подняло ей настроение.

Кононова шла зимними яркими улицами к метро «Китай-город», и в душе у нее все пело: значит, она блеск – молода, красива и желанна, раз юные глупые мальчики на нее с такой силой ведутся! Не все еще, значит, потеряно в ее жизни, и многое еще впереди.

* * *

У «Китай-города» Варя позвонила по своему «левому» мобильнику Петренко.

Кто бы мог подумать, что им придется таиться – не в ходе спецоперации, не от злодеев-ворогов, а от вроде бы своих! И ничего ведь они не замышляли, просто хотела Варя с полковником посоветоваться – по работе. Но – с какой вдруг стати? (Мог бы возникнуть вопрос у тех, кто теперь власть в комиссии взял. Почему это она не непосредственному начальству докладывает, а сотруднику, который до ее дел официально никакого касательства не имеет? Давай, Кононова, пиши рапорт, подавай по команде.) Но шалишь, не готова была Варя вот так, за здорово живешь, от своего старшего товарища отказаться. И перестать бегать к нему советоваться, как заведено было в течение пятнадцати почти лет.

Однако чтобы избежать ревнивого пригляда со стороны нынешних командиров-начальников, требовалась осторожность. Отсюда – звонки по «левым» телефонам и именование в ходе разговора полковника «папой». А Петренко, в свою очередь, во время эфирных бесед ее «дочей» называл. Хоть и стыдновато было – вроде как она родного покойного отца-генерала этим прозванием предает. Но, с другой стороны, по службе полковник за все эти годы ей помог стольким, что мало кто из сродственников мог бы с ним сравняться.

– Папуля? – спросила она в телефон. – Можем увидеться накоротке? Прямо сейчас?

Они договорились встретиться через час, где всегда – недалеко от места службы, там, где нет поблизости ничьих ушей – в парке Кусково.

Петренко история с понижением в должности сильно подкосила. Явно было видно, как постарел он, поседел, слегка осанку потерял, и походка стала не такой молодцеватой, как у князя Андрея Болконского – скорее слегка согбенная, шаркающая. Но мину полковник держал, по плечу Варю при встрече похлопал, усмехнулся:

– Ну что, доча? Чего вызывала? Рассказывай!

Они не спеша пошли по заснеженным дорожкам Кускова в глубь парка. Морозным парковым воздухом дышалось легко. За деревьями мелькал лыжник в красном свитере, но вскоре убежал вперед, исчез за кустами и буреломом.

Варвара передала полковнику, не упуская подробностей, только что состоявшийся разговор с Сырцовым.

Петренко теперь возглавлял исследовательский отдел, и знать по службе, что творят оперативники (в лице Варвары), ему не следовало. Но она по старой памяти, привычке и установившемуся доверию все-таки рассказала. В том числе и потому, что, по сложившейся традиции, ждала совета. Но полковник (опять-таки, как было заведено) спросил первый:

– Что сама по этому поводу думаешь?

Что еще хорошо в общении с Петренко было – он, в отличие от нынешнего, весьма строгого и приземленного начальства, принимал любые, даже самые завиральные Варины версии, и полета ее фантазии никогда не ограничивал. Лишь иногда усмехался – достаточно, впрочем, уважительно: «Эк завернула, Варвара!» Поэтому она раскрепощалась, порой воспаряла своими идеями высоко и далеко – и ведь при том, черт возьми, бывало, что права оказывалась!

Вот и сейчас Кононова задумчиво проговорила:

– Такое ощущение, что наш олигарх Корюкин создал нечто вроде машины времени. И на бедном футболисте Сырцове ее испытал. Смотрите: мы доказали в результате опытов с ДНК, что Сырцов на самом деле – не кто иной, как незаконнорожденный, в пробирке оплодотворенный сын великого футболиста прошлого Эдуарда Стрельцова. Но! У исследователей, благодаря деньгам Корюкина, не было никаких ограничений, в том числе моральных. Может, они сумели добиться того, чтобы личность сына могла из нашего времени переноситься в тело отца? Как в фильме и игре «Ассасин Крид»? Но как это может быть, если это не сказка, а реальность, я не могу понять!

– Есть множество вещей, мой друг Горацио, что и не снились здешним мудрецам… Поэтому хорошо бы по этому поводу тряхнуть ученых, что над темой работали.

– Среди живых никого не числится. Ни единого.

– Значит, надо потеребить самого олигарха Корюкина.

– Как вы его потеребите, Сергей Александрович? Он в Америке проживает, и гражданство у него не наше, и денег столько, что от любого допроса откупится.

– А ты поразмышляй на тему: как сделать, чтобы у него появилось желание тебе ответить? Поделиться своим знанием со страной, которая его вскормила, вырастила и миллионы заработать попустила?

– Поехать в Нью-Йорк, вколоть ему «сыворотку правды» да допросить.

– Насчет поехать да спросить – наверное, а вот по поводу «сыворотки правды» – сильно сомневаюсь, что начальство твое сей фортель одобрит. Надо найти для него аргументы, чтобы Корюкин сам разговорился, безо всяких химикатов. Впрочем, ты ж, Варвара, понимаешь: я теперь ничего не решаю и никак тебя никуда в командировку отправить не могу. Тем более за кордон. Тем более в Штаты. Береди сама свое нынешнее начальство.

– Но вы думаете – тема того стоит?

– А что еще тогда стоит?! – с неожиданным жаром воскликнул Петренко. – Ты подумай: вековечная мечта землян о возможности путешествия во времени – и вот она совсем близко! А мы от нее – что? По своей воле отворачиваться будем? Зачем мы тогда с тобой здесь нужны?

– И правда, Сергей Александрович, – прошептала Варя.

Но Петренко довольно быстро погасил в себе романтический порыв, превратился в более привычного сухого рационалиста, размеренного служаку.

– Только ты, Варвара, своим нынешним начальникам слов этих, насчет путешествий во времени и вековечной мечте землян, ни разу не говори. Не поймут-с. Подумай, под каким соусом пробить тебе командировку в Штаты. Да как от будущей беседы с Корюкиным толк получить.

* * *

Видно было, что Алеше не по себе. Варя его ужином накормила – вернулся он с работы, как водится, поздно, она уже к тому времени поела. Ел Данилов без аппетита, ковырял вилкой. Она даже спросила: «Ты здоров?»

– Как бык, как боров, – прибауткой откликнулся он.

Она не стала выяснять, что с парнем происходит, – наверно, на работе что-то. Но если она не имеет права с ним делиться, что происходит на службе, – значит, и про него не должна расспрашивать. Захочет – сам расскажет. Он-то никакой подпиской не связан.

Но чтобы развлечь любимого, Варя решила поделиться с ним – нет, разумеется, не тайнами, что выяснила днем у Сырцова, не разговором с Петренко и не собственными планами насчет олигарха Корюкина. Кононова о другом разговор завела, о гипотетическом.

– Скажи, – спросила, – а вот ты – если б у тебя машина времени была и ты в прошлое мог полететь – где бы хотел оказаться? И что изменить?

Данилов немедленно и совершенно безапелляционно сказал о том же самом, о чем и она не раз думала – и не только сегодня.

– Я бы сделал так, чтобы никакой революции семнадцатого года в нашей стране не было. Точнее, пусть буржуазная будет, а вот так называемая социалистическая – ни-ни. Столько бед она России нанесла!

– И что же? Ты бы в тысяча девятьсот шестнадцатый отправился и Ленина убил? И рука бы поднялась?

– Ну, во-первых, зачем убивать? Я ведь не террорист какой. Полетел бы в тысяча восемьсот семидесятый – он в этом году, что ли, родился?.. Точнее, в шестьдесят девятый отправился, за девять месяцев до. И напоил его матерь – Марию Ильиничну, кажется, Ульянову? – средством противозачаточным.

– Прямиком в тысяча восемьсот шестьдесят девятый отправился бы?

– А что? Хороший год. Толстой «Войну и мир» печатает, Достоевский – «Идиота».

– Ты так все помнишь? – удивилась Варя, отчасти искренне, отчасти, чтобы подольститься. Мужчины любят, когда их умом, знаниями и умениями восхищаются, – а ей ничего не стоит.

– Еще бы! Я ведь не зря на журфаке учился – а главное, поступил туда! Опять-таки, тысяча восемьсот шестьдесят девятый – в самом расцвете Гончаров, Лесков, Островский. Есть с кем поговорить. У Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» выходит… Эх, поехал бы я в Симбирск, напросился в гости к деятелю тогдашнего гороно господину Илье Ульянову и подпоил его женушку противозачаточным. И вуаля!

– Не родился бы Ленин, были бы другие. Троцкий со Сталиным – что, лучше? Такие же упыри и вурдалаки, может, еще и пострашнее.

– Да, Иосифа-душегуба-Виссарионовича я бы безо всякого противозачаточного, своей рукой задушил в колыбели… Но ты права, если историю править, можно с Николая Второго начинать. Человек вроде объективно честный и чистый – а такой нерешительный, слабый, не государственник совсем! Столько горя нашей стране принес! Как он мог попустить революцию, помазанник божий! Да и если дальше копнуть? Александр, я извиняюсь, Третий? Пьяница несчастный. Или даже Второй Александр, освободитель! Тоже непонятно, как эти властители правили и куда Россией рулили. Все клокотало, как котел. Вера Засулич ведь недаром в градоначальника Трепова стреляла. И не зря ее присяжные оправдали. Было за что. И народовольцы!.. Это сейчас модно стало говорить: ах, террористы, нынешним арабам-бомбистам-фанатикам путь указали! А ведь, если разобраться, люди честные были и чистые. И боролись не за власть или за деньги. За Россию и счастье народное – как они его понимали.

– Правильно говоришь, Данилов, – вздохнула Варя. – Непонятно, что делать и с чего начинать… Поэтому я бы, если бы в прошлое попала, просто с мамочкой и с папочкой больше времени провела, поговорила с ними, поласкалась. А там, может быть, от них беду отвела.

– Согласен с тобой. Чего уж на страну замахиваться! Поменять бы и улучшить то, что в себе и в своей семье творилось… А что, – конечно, задал вопрос возлюбленный, – вы там, – под местоимением там Алексей обычно подразумевал место ее основной службы, – путешествия во времени открыли?

– Ах, если бы! – вздохнула она. – Просто спрашиваю.