Читать книгу На Брест - Анна Кудинова - Страница 4

3

Оглавление

У доктора было очень много вопросов, но в голове его была такая каша, что все они тут же растерялись. Старик закашлял, сначала во сне, потом все сильнее – так сильно, что даже проснулся и схватился за ручку двери.

– Как бы Вы не простудились, батюшка, – сказал мужчина и направил поток теплого воздуха на старика.

– Кашляю, значит живой, – усмехнулся тот и погладил рукой белую бороду.

Следующий час старик ехал молча, смотрел вперед так внимательно, будто сам был за рулем, доктор тоже молчал, хотя у него возникли вопросы, которые хотелось задать.

«Вроде бы надо что-то говорить, ну так ведь принято, нехорошо молчать, когда рядом совсем незнакомый человек».

– Вы, наверное, устали от долгой дороги, – сказал мужчина, нарушив молчание.

– Я привык, я часто в пути, – ответил старик.

«Все стало еще более непонятно», – подумал водитель.

Через некоторое время доктор адаптировался к мысли о том, что рядом сидит какой-то неизвестный человек, который едет с ним неизвестно куда, так как дорогу он представлял себе очень смутно.

– А что тебя побудило отправиться в столь долгое путешествие одному? – наконец-то поинтересовался попутчик.

Доктор приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не нашел слов, и у него получилось лишь: «Эээ ….ааа….». Он не знал, как уместить в одно предложение всю свою жизнь, а точнее с чего начать? С какой неудачи? И наконец-то он вымолвил:

– От меня ушла жена.

– Сочувствую, – ответил старик.

– А вообще-то я не из-за этого уехал, я совсем по-другому… – и доктор снова растерялся.

– Жена-то давно ушла, – продолжил он, – просто в последнее время… а точнее всю жизнь… но в последнее время… Мне просто сложно сейчас, вот я и решил уехать, – наконец-то сформулировал мужчина.

– Сочувствую, – снова ответил старик.

Мысли доктора в этот момент были похожи на содержимое его багажника: куча хлама, которая вдобавок еще и перемешалась, ему казалось, что старик должен наброситься на него с расспросами и сочувствием, может быть, даже с советом, как поступить дальше.

«Он ведь старый, мудрый, и у него большой опыт, почему же он молчит?».

А старик, тем не менее, продолжал смотреть в окно и практически не шевелился, только иногда поднимал руку, чтобы погладить свою длинную седую бороду, будто проверял, на месте ли она, и только через какое-то время он произнес:

– И что же случилось?

Доктор продолжил.

Моя жизнь потеряла всякий смысл, я понял, что меня совсем ничего не держит там, где я живу, там, где я прожил всю жизнь, там, где я просто потратил ее впустую. «А отчего бы не уехать?» – подумал я сегодня утром, и вот я тут, еду к брату. Мы почти не виделись – он рос с матерью в Бресте, а я с отцом в Москве. Когда отец уехал и устроил свою жизнь, мать сама отправила меня к нему, за лучшей жизнью, будто я посылка, решила, что это правильно. А брат остался с матерью, маленький совсем был, отец отдал меня учиться в медицинский. Вот так я и стал медиком, матери и брату я слал открытки и подарки на праздники, брат часто звонил, но поговорить удавалось не всегда. Потом он как-то перестал звонить, я решил, что обиделся, вот, думал, сейчас найду время и обязательно съезжу. Все представлял как позвоню и обрадую!

– Съездил? – неожиданно вставил старик.

– Нет, – ответил доктор, – все чего-то ждал: то весну, то лето… Мать умерла. Прилетел, похоронил – и обратно. Он ведь так и не узнал, что я хотел, я собирался приехать, не на похороны, а просто так чтобы повидаться.

Старик повернул голову к нему:

– Надо было просто сказать ему об этом…

Мужчина не нашел ничего, что бы можно было на это ответить, и на какое-то время в машине снова наступила тишина.

– Но это, опять же, все не причина, – и доктор продолжил рассказ.

Каждое утро я просыпался, шел на кухню, наливал чашку кофе и вставал около окна, рассматривая то, что творится на улице. Окно похоже на живую картину, висящую на стене: каждый день одинаковую и в то же время всегда очень разную. Солнце сменяется дождем, дождь снегом, снег тает, годы оставляют на картине свои следы. Так незаметно, однако, так быстро. Нам дана возможность проследить жизнь того, кому дано прожить меньше. Это удивительно, только мало кто задумывается об этом.

Старик ухмыльнулся.

«Видимо, понял, о чем я говорю, ему ведь столько лет».

– Всю свою жизнь я работал в госпитале, проводил исследования онкологических заболеваний, оперировал безнадежно больных. Я очень хотел помочь, но – увы! – всю жизнь я боролся за обреченную безнадежность. Я знал это, я просто обманывал себя, и только сейчас я смог найти в себе силы признать это.

– А почему сейчас? – спросил старик.

– Потому что все это осталось в прошлом, – сказал мужчина, и ему, очевидно, стало не по себе.

Величина утрат на тот момент казалась доктору необъятной, внутри все сжималось, хотелось просто убежать от всего этого кошмара, он достал из внутреннего кармана куртки бумажник и стал копаться там, вытаскивая какие-то бумажки.

– Вот! – и он протянул своему попутчику снимок.

На старой мятой фотографии был изображен человек, а точнее силуэт маленького свернутого человеческого тельца.

– Это Оле, – сказал мужчина.

– Оля? – переспросил старик.

– Нет, Оле, – четко повторил доктор.

Оле была совсем маленького роста – всего 124 сантиметра. Когда я увидел ее впервые, меня охватил ужас, я дежурил вторые сутки подряд, был настолько уставшим, что глаза закрывались сами собой. Никого уже не ждал и вдруг услышал шум в коридоре, дверь распахнулась, и в приемную ввезли каталку со свернутым клубком. Мне дали карту и приемку, к утру нужно было подготовить операционную. «Это уже не жилец», – услышал я из коридора. Открыл карту: три операции, трепанация, полная слепота. Рак. Я переложил ее на кушетку и попытался распрямить, кисти на руках и ногах казались огромными, голова была больше нормы – это от худобы. Ребра торчали наружу, грудная клетка сжималась и расправлялась по мере дыхания. Глаза были большие, немного впалые, голова бритая, шрамы совсем свежие – нитки торчали во все стороны. Я долго осматривал ее, периодически заглядывая в карту, всего одиннадцать лет. Жалко. Осень в тот год выдалась ранняя, в палатах было холодно, я накрыл ее теплым одеялом и ушел. Наступило утро, я быстро собрался и поехал домой, по приезду долго не мог уснуть, ворочался, разные мысли лезли мне в голову, то и дело заставляя переворачиваться с боку на бок. Обычно мне это несвойственно, я всегда засыпаю быстро, особенно после двойного дежурства.

Впереди показалась развилка, доктору пришлось прервать свой рассказ, чтобы остановиться и взглянуть на карту. Старик немного расслабился и, снова погладив рукой бороду, произнес:

– Этот день изменил твою жизнь, – это был не вопрос, а совершенно четкое утверждение.

– Да! – воскликнул доктор, оторвав глаза от карты – Только я тогда еще об этом не знал.

Крупные капли дождя падали на лобовое стекло все реже, скатываясь по нему одна за другой, вскоре дождь закончился, и ехать стало значительно легче, фиат снова занял правую полосу, аккуратно и четко, будто бы встал на рельсы.

Я проспал тогда всего четыре часа, но на удивление выспался, встал и сразу начал набирать коллеге, который должен был провести операцию, но он не ответил. Тогда я быстро принял душ, перекусил и отправился обратно в больницу, вошел в палату, оглядел всех – ее не было. В коридоре встретил сестру, она сказала, что операцию закончили и перевели Оле в отдельную палату на пятом этаже.

Я старался не шуметь, когда вошел, рядом с ней было несколько врачей из нашего отделения, они осматривали ее. История болезни получилась гораздо больше, чем обычно, да и внимание к Оле было повышенным. Когда обход закончился и все покинули палату, я сел рядом и стал рассматривать ее лицо. Девочка спала, я побыл с ней еще немного и поехал обратно домой. По дороге я думал о том, что заставило меня обратить на нее особое внимание, я ведь таких повидал немало, не первый день «живу в больнице».

Старик улыбнулся:

– Мы все выбираем кого-то одного и посвящаем ему себя, и необязательно это должен быть человек, соответствующий стандартным нормам, так мы устроены.

– Не могу не согласиться, – сказал доктор.

Она открыла во мне новое дыхание, в моей жизни появилось то, за что мне хотелось бороться. К началу новой смены я уже знал все об Оле, ее привезли из Виля после трех операций, дали направление на дополнительное лечение, при осмотре были найдены неудаленные узлы, поэтому и понадобилась срочная операция. Я зашел к ней в палату и начал осмотр, за последние сутки наблюдалось значительное улучшение, она лежала на животе, голова была на боку, глаза открыты, большие, серые. Будучи уверенным в ее полной слепоте, я достал фонарик и направил луч света прямо ей в глаз, она задергалась, заморгала, оболочка намокла. Зрение было плохое, но девочка оказалась не слепой. После заключения офтальмолога стало понятно, что Оле видит только силуэты и яркий свет – это следствие первой неудачной операции. Последние восемь месяцев Оле провела в районной больнице в Виле, а туда попала из детского дома округа. Позже выяснилось, что в приют ее привезли жители деревни, находившейся неподалеку, после смерти бабушки, которая ее растила. Девочку видели мало, и, откуда она появилась у старой женщины, никто не знал.

На Брест

Подняться наверх