Читать книгу Алтарь Тристана - Анна Малышева - Страница 2

Ирина – так представилась гостья, когда художнице удалось немного успокоить ее, пересадить на топчан и предложить стакан воды (на кухне, к счастью, исправно работал кран), действительно, оказалась в тяжелом положении. Александра выслушала ее историю и вынуждена была признать, что оплошность, совершенная Стасом во время работы над барельефом, может обернуться трагедией.

– Мой муж, – Ирина судорожно сделала последний глоток и поставила опустевший стакан на пол, – работает сейчас по контракту во Франции. Он художник-оформитель. Его пригласил очень престижный театр, и, конечно, от таких предложений не отказываются. Я тоже имела отношение к сцене, но оставила ее… И кажется, – лицо гостьи передернул сильный тик, – навсегда, хотя в моем возрасте, в двадцать восемь лет, никто еще на пенсию не уходит, без серьезных травм…

– Вы танцевали? – вырвалось у Александры.

Женщина взглянула на нее широко распахнутыми, изумленными глазами, словно проснувшись:

– Как вы угадали?

– Вы похожи на балерину, я сразу подумала, – призналась Александра.

– Нет, не совсем так, – снисходительно поправила ее Ирина. – Я действительно окончила балетное училище, но ушла из классического балета в современный танец. Участвовала в нескольких шоу, в России и во Франции. Там и познакомилась с мужем. Мы работали в одном театре, над одной постановкой. Поженились через несколько месяцев… А потом я узнала, что у него здесь, в Москве, остался тяжелобольной отец, за которым некому ухаживать. Все это время Иван посылал из Франции деньги одной женщине, которая присматривала за стариком, но потом с ней возникли серьезные проблемы, и, в конце концов, мы отказались от ее услуг. Надо было срочно решать проблему, и мы с Иваном договорились, что я поеду в Москву и все возьму на себя… – Ирина развела руками и с горькой улыбкой заключила: – Так я и сделала, и вот уже два года здесь, мучаюсь одна…

– С вашей стороны очень великодушно, оставить карьеру ради помощи больному свекру! – Александра с уважением смотрела на нее. – Постойте, это не для него ли вы заказывали нишу?

– Именно для него, – кивнула Ирина. – Тут, видите ли, непростая история…

…Больной свекор оказался человеком капризным, чему Ирина, впрочем, не удивилась. К этому она была готова.

– Если человек день и ночь мучается от боли, его раздражает, если рядом живет кто-то молодой и слишком здоровый, – грустно сказала женщина.

«А вид у нее не цветущий, – размышляла тем временем Александра, глядя на бледное, измученное лицо гостьи и ее безостановочно трепещущие веки. – Но может быть, это результат двух лет ухода за капризным стариком?»

– Больше всего Виктор Андреевич возмущался тем, что сын не сам приехал, а прислал меня. – Ирина невесело улыбнулась. – Как будто я не была бы рада остаться там, в Париже, заниматься любимым делом. Ведь я сознательно, добровольно поставила на себе крест! Когда бросаешь танцы на год-другой, бросаешь их навсегда. Я немного тренировалась дома, заглядывала иногда в тренажерный зал, но что это значит по сравнению с ежедневными нагрузками, выступлениями, гастролями… А Иван никак не мог приехать в Москву! Не может и сейчас! Он нужен там каждый день, к тому же шоу постоянно ездит на гастроли. В случае самовольного отъезда ему грозит огромная неустойка, понимаете?

Она встала и обняла себя за локти, словно вдруг озябнув.

– Я закрыла для себя возможность вернуться на сцену. Мое место тут же было занято… Как водится! Но все бы ничего, если бы Виктор Андреевич вел себя чуть терпимее. Он иногда бывает невыносим! Видит бог, я терплю, но порой хочется сбежать от него куда глаза глядят!

Ирина взглянула на художницу напряженно, вопросительно, словно пытаясь понять, сочувствует ли та ее невзгодам. Александра, которую отчасти смущала такая внезапная, бьющая через край откровенность постороннего человека, все же кивнула:

– Да, вам не позавидуешь! К тому же, вы говорите, от этой ниши зависело нечто важное, и вот, незадача… А если не секрет, что может произойти, если ее не предоставят вашему свекру тотчас?

Ирина, помедлив, ответила:

– Боюсь, нечто действительно ужасное. Это наше внутреннее, сугубо семейное дело, но мне больше не к кому обратиться за помощью, только к вам! И вы должны понять, насколько это важно! Если ниша не будет у меня завтра, завтра же утром, Виктор Андреевич уничтожит завещание, сделанное им в пользу сына! Иван, единственный законный наследник, останется ни с чем, а все получит совершенно посторонний человек, аферист! Аферистка, точнее!

Александра изумленно всплеснула руками:

– Да что это за бесценная реликвия такая?! Спору нет, барельеф красивый, но это же просто гипсовая поделка, только и всего!

– Для вас и для меня это кусок гипса, – кивнула Ирина. – Для старика это имеет совсем другое значение.

…Женщина рассказывала, волнуясь, стараясь не упустить ни одной подробности, то и дело заглядывая Александре в глаза. Взгляд ее сделался таким молящим, несчастным, что слушательнице было неловко его встречать. И чем яснее для художницы становился смысл повествования, тем больше она озадачивалась тем, как разрешить возникшую проблему в короткие сроки. А решать надо было немедленно, как следовало из краткой исповеди Ирины.

– Видите ли, – гостья молитвенным жестом сложила руки, – мой свекор человек с некоторыми причудами. Вполне извинительными, правда! Он много лет вдовеет, мать моего мужа умерла, когда Иван был еще совсем маленьким, двухлетним, он ее даже не помнит. И Виктор Андреевич, и жена его покойная работали в театре, не в Москве, а на Урале. Они тоже были художниками-декораторами. Когда у них родился Иван, Виктор Андреевич решил переселиться в столицу, и это ему удалось, в конце концов. Правдами и неправдами перевелся в московский театр и перевез мальчика с женой от деда с бабушкой, своих родителей. Вскоре после переезда жена тяжело заболела и умерла. Больше он не женился, хотя мог бы, наверное, мужчина был интересный. Но память о жене он хранил свято! Сына растил один…

– Это огромная редкость, такая верность в наше время! – Александра проникалась все большим интересом к рассказу. – Понятно, что он очень дорожит единственным сыном, ведь он посвятил ему всю жизнь!

– Сыном – да, но не мной! – с горечью ответила молодая женщина. – Меня он принял постольку-поскольку, Иван попросил. И два года я терпела его капризы, жила вдали от мужа, вкалывала как сиделка и прислуга, как нянька… Только им-то платят, с ними считаются, они всегда могут уйти, если им нагрубят… А я… Я не могла!

Женщина, сникнув, замолчала, ее голос словно растаял в наступившей внезапно тишине. Александра не торопила ее, не задавала вопросов, рвущихся у нее с языка. Она уже поняла, что с нишей связана совсем не обычная история, которая не имеет ничего общего с банальной прихотью заказчика.

– Иван, когда звонил мне из Парижа или из другого города, где они в тот момент находились на гастролях, всякий раз говорил: «Потерпи, отец очень болен, я никогда не забуду того, что ты за ним ухаживаешь!» – Женщина вновь подняла глаза и взглянула на свою безмолвную слушательницу. – Верится вам в его благодарность? Сдерживают люди такие обещания или нет?

– Как знать? – рискнула усомниться Александра. – Иные ничего не обещают, а помнят добро, другим можно всю жизнь посвятить, и благодарности не дождешься. Вы сами должны знать своего мужа.

– Так-то оно так, – нехотя согласилась Ирина. – Но мы так долго живем в разлуке! Он мог измениться… Теперь я ни в чем не уверена, и в нем меньше всего!

…В последнее время свекор чувствовал себя намного хуже. Консультировавший его на дому доктор, прежде настаивавший на госпитализации, вдруг заявил, что в этом нет уже особого смысла. Ухудшение продолжалось с самых новогодних праздников. Месяца полтора назад мужчина наконец заявил невестке, что предвидит свою близкую кончину.

– И с тех пор он не мог больше ни о чем говорить! Твердил, что уверен: умрет в апреле, никак не позже первой декады. Именно в этих числах скончалась его жена. Вот, вбил себе в голову… И в связи с этим вдруг потребовал очень странную вещь, а именно – чтобы ему немедленно прислали с родины гипсовую нишу работы жены.

Александра вопросительным жестом указала на барельеф, и гостья кивнула:

– Да, именно такую. Но только «Бегство в Египет», а не «Возвращение».

– Погодите! – изумленно воскликнула Александра, – но ведь эта ниша сделана только что?!

– Конечно, это лишь копия той… – пожала плечами Ирина. – Я отдала скульптору фотографии, к счастью, они сохранились в семейном архиве. Свекор сам мне их показал, когда рассказывал о нише. А то, что бы я делала… Но сама ниша утрачена. Ее когда-то давно разбили, и осколки выбросили. А эта работа была по особенным причинам дорога супругам. Мать сделала ее, когда родила Ивана, сидя дома, не ради денег, а для души. Она не была религиозным человеком, к слову, но беременность сделала ее более экзальтированной… Ей захотелось изобразить библейский сюжет, где была бы затронута семейная тема… Так говорил мне свекор, во всяком случае. Ниша после переезда семьи в Москву осталась на Урале, у родителей Виктора Андреевича. Конечно, теперь стариков на свете нет…

– А ваш свекор разве не знал, что оригинал уничтожен? – спросила Александра, разглядывая барельеф.

– Получается, не знал… – вздохнула Ирина. – Он говорил о нем как о существующем. У пожилых людей такое случается – что-то выпадает из памяти, и они верят в то, что себе вообразили. Я, по просьбе Виктора Андреевича, связалась с людьми, которые получили наследство после его родителей. Его старшая сестра умерла, остался ее муж, дети, ко всему равнодушные родственники… И они меня огорошили тут же, что никакой ниши у них и не было, она разбита давным-давно, еще до того, как родители увезли маленького Ивана в Москву. Что мне было делать?! Виктор Андреевич твердил только об этой нише, что без нее он не умрет спокойно. Договорился до того, что, если я не добьюсь, чтобы нишу немедленно прислали, Иван может забыть о завещании в его пользу! Сын, мол, и так перед ним страшно виноват, отделывался подачками, прислал для ухода меня, хотя должен был приехать и ухаживать сам… И много чего еще наговорил, не буду даже повторять! – Женщина провела рукой по лбу, поморщившись, как от боли. – Ну, я посоветовалась по телефону с мужем, и мы решили что-то предпринять… Ниши не вернуть, но ведь остались фотографии, которые его мать сама же когда-то сделала, окончив работу… Если это для старика так важно… – И после тяжелой паузы женщина добавила: – Боюсь, теперь нам конец. Свекор и так всегда искал повод, к чему бы придраться, а теперь и искать не нужно. А эта проходимка, конечно, воспользуется моментом, чтобы оставить Ивана ни с чем… Он далеко, а она всегда рядом!

– Но кто эта особа? – поинтересовалась Александра. – Родственница?

– Если бы! – отмахнулась гостья. – Это та самая ловкая дамочка, которая ухаживала за свекром в первое время, пока Иван не спохватился. Нина распродавала коллекции свекра, распоряжалась деньгами и, если бы мы не вмешались, получила бы и дарственную на его квартиру! Когда я приехала, мне пришлось буквально выкинуть ее вещи на лестницу, со скандалом! Она еще пыталась мне угрожать, заявляла о каких-то своих правах… До конца ее выжить не удалось, он звонит ей чуть не каждый день, просит приехать, и она, само собой, тут же появляется. Виктор Андреевич, назло мне, держится с ней как с родной, а со мной… Я для него враг номер один!

Ирина, словно позабыв о собеседнице, говорила, глядя в никуда, ее глаза лихорадочно горели, на бледных щеках проступили розовые пятна.

– Что я скажу ему завтра? – Очнувшись, она взглянула на молча слушавшую Александру. – Что никакой ниши давно нет, а я хотела подделать семейную реликвию, чтобы скрасить ему последние дни? Чтобы не рассорить его с сыном? Он не станет даже слушать!

– А вы уверены, что он заметит эту… скажем, неточность? – Александра указала на барельеф. – Ведь оригинала у него перед глазами не было уже очень давно. Так-то, за исключением направления процессии, ниша получилась похожей?

– Он все заметит! Фигуры похожи как две капли воды, – уныло ответила Ирина. – Но вот перевернутое изображение… Почему так получилось?

– Я могу предположить, что Стас упустил из виду эту подробность, когда готовил модель для заливки, – сочувственно проговорила художница. – Он сделал эскиз по снимку, затем выполнил модель… А когда залил ее гипсом, выпуклая сторона, естественно, оказалась зеркально перевернутой… У него это, очевидно, просто вылетело из головы, или же он думал, что это не имеет никакого значения, если рисунок будет соблюден в точности…

«Или же он был пьян и не разменивался на такие мелочи!» – добавила она уже про себя. Ирина тем временем оттянула рукав пальто и взглянула на часы.

– Что же мне делать? – прошептала она. – Как я домой вернусь без ниши?

– Я вижу два выхода, – Александра положила руку на плечо отчаявшейся женщине. – Первый – рискнуть и отдать вашему свекру нишу такой, как она есть. А если он заметит подмену, что ж, придется рассказать правду… Может, его даже растрогает то, что вы пытались его уберечь от разочарования.

Ирина замотала головой, ее длинные черные волосы разметались по плечам:

– Нет, ни в коем случае! Я-то его хорошо знаю! Он ничего никому не простит!

– Тогда остается второе, – терпеливо продолжала художница. – Отдать заказ на нишу другому мастеру. Вашему свекру придется подождать недельку.

– Как я это объясню?! – воскликнула Ирина. – Поймите, я и так сплела целую историю с пересылкой ниши из Екатеринбурга! Мне очень трудно было объяснить, почему нишу нельзя отправить поездом, уплатив проводнику, или разориться на курьерскую доставку. Плела какой-то вздор, якобы хрупкие и громоздкие предметы не принимают… Придумала, наконец, что кто-то из их тамошних дальних родственников едет в Москву и может привезти нишу с собой.

– Значит, придумайте еще одну историю, – развела руками Александра. – Нам нужно время, чтобы все исправить.

– Историю! – Гостья подняла глаза к потолку с потрескавшейся штукатуркой. – В мои истории он больше не поверит…

Переведя взгляд внезапно расширившихся глаз на собеседницу, женщина издала тихий возглас, похожий на вскрик вспугнутой птицы.

– Что? – забеспокоилась Александра.

– Если бы вы согласились! – воскликнула Ирина. – Вы могли бы приехать к нам и рассказать ему, что видели, скажем, как нишу упаковали в Екатеринбурге, но тот человек, который должен был ее привезти, заболел и будет в Москве только через неделю!

– И вы считаете, мне он поверит? – с сомнением спросила художница.

– Он поверит кому угодно, только не мне и не сыну! – с горечью констатировала Ирина. – Так уж он настроен кое-кем! Да вы не бойтесь, это минутное дело – главное, он вас не знает, вы не моя подруга… Он уже такой старый, сплошные причуды! Вам он поверит сразу!

Александра колебалась недолго. Она окончательно убедилась в том, что ей придется помочь незадачливой клиентке, когда попыталась дозвониться до Стаса и услышала в трубке, что телефон выключен.

– Он летит в самолете, – пробормотала она. – Ну что ж, раз уж это поручено мне и раз вы в таком сложном положении… Для начала найду мастера, переделать нишу. Вы готовы будете еще раз оплатить работу? Стас вернет деньги, когда вернется сам, конечно же.

Ирина горячо пообещала оплатить услуги нового мастера и даже предложила Александре комиссионные – за посредничество и хлопоты, связанные с убеждением свекра. Та отказалась и от первого, и от второго.

– Ну, что там, мне достаточно сделать пару звонков, и нишу возьмут в работу. За подобные вещи даже стыдно деньги брать! А с вашим свекром я поговорю, уж просто в качестве компенсации за то, что произошло. Я не виновата, конечно, но Стас-то виноват! Он должен был в точности воспроизвести ту нишу, которая была на снимке, а не заниматься самодеятельностью. Что поделать! Даже великие мастера порою делали роковые ошибки, а он… Он обычный, хотя и талантливый человек.

Они обменялись номерами телефонов и уговорились, что Ирина позвонит вечером и расскажет придуманную историю, которую Александра завтра утром досконально передаст больному старику. Прощаясь с гостьей (та выглядела слегка успокоенной), художница твердила про себя, что сделала все, что обязана была сделать.

«Конечно, мы идем на прямой подлог и обман, – рассуждала она, провожая Ирину и запирая за нею дверь мастерской Стаса. – Но, во-первых, мы выдаем новодельный гипс всего лишь за новодельный гипс, и малоизвестного мастера – за такого же. Во-вторых, старик очень болен, и это делается для того, чтобы скрасить ему последние дни жизни. Ну, и материальные интересы наследников задеты, конечно… Хорошо, что Ирина сказала об этом прямо, а не стала разыгрывать благородство – мол, жалеет старца, только и всего печали… Лишиться наследства из-за куска гипса в самом деле доля незавидная! Да еще какая-то аферистка маячит…»

Александра в течение двух часов нашла по телефону скульптора, с которым общалась когда-то и помнила его как хорошего профессионала. Тот, уяснив, в чем состоит задача, взялся изготовить нишу за четыре дня.

– Матрица, которую сделал Стас, не поможет, – заявил он. – Разве что при формовке новой ниши. А вот контррельеф для фигур придется делать заново, по старому можно воспроизвести только прежний оттиск. Придется делать оттиск ниши и все формовать. Хотя бы фото оригинала есть?

К счастью, предоставленные ранее заказчицей фотографии в целости обретались на стеллаже: в этом женщины убедились еще до ухода Ирины, совместно осмотрев мастерскую. Александра договорилась подождать скульптора в мастерской. Тот обещал приехать в течение часа.

– Аванс получишь на днях, – сказала она напоследок. – И прошу, не затягивай, потому что это для очень больного человека. Он может просто не дожить до радостного момента встречи с твоим шедевром.

Игорь (так звали мастера) пообещал сделать все возможное, чтобы уложиться в назначенный им срок.

– Но не раньше, чем в четыре дня! – сказал он. – Да и то, если все брошу и ради тебя займусь только этим! По твоим словам, ничего сложного, но выдержать залитый гипс – сутки, отделка, полировка, лакировка барельефа… Шлифовальной машинкой не везде отделаешься, придется вручную, и мелким наждачком, и замшей пройтись, и бархаткой… Да и ниша по размерам внушительная, гипс будет дольше схватываться… Так что я ограничен материалом и техникой. Ведь нужно, чтобы все было по высшему классу!

И Александра подтвердила, что рисковать качеством не стоит.

– Один рискнул уже, – проворчала она, кладя в карман замолчавший телефон.

Александра не без злорадства представила себе вытянутое лицо Стаса, узнавшего о том, что ему придется вернуть деньги, полученные за работу. Но худшим наказанием было другое: о промахе скульптора неизбежно узнают коллеги, и это упущение надолго станет поводом для шуток, зачастую очень злых. «Ну и поделом ему! – подумала она все еще под впечатлением встречи с Ириной. – Кинул мне ключи, оставил подачку и подсунул запоротый заказ! Может, он и сам в последний момент понял, что придется объясняться с клиенткой, вот и сбежал!»

– Что скажешь?

Женщина нарушила молчание, когда пауза, на ее взгляд, чересчур затянулась. Скульптор приехал меньше чем через час после звонка. Теперь он разглядывал нишу, сличая ее с изображением на трех снимках, обнаруженных в мастерской.

– Стас отличился, что еще сказать, – ответил Игорь, выпрямляясь и не сводя с ниши оценивающего взгляда. – Пьян был?

– Было бы удивительно, если бы нет, – пожала она плечами.

– Сама по себе работа сносная, но вот этак запороть композицию… Разве что нарочно?

Александра выразительно развела руками, показывая, что не решается ничего предполагать. Сама она, уже с большой уверенностью, считала, что скульптор понял свой промах и сбежал, предоставив ей выпутываться и объясняться. Телефон Стаса все еще не отвечал. «Быть может, он и не собирается его в ближайшее время включать, паразит этакий!»

Она с беспокойством смотрела на Игоря. Казалось, скульптор озадачен чем-то, и всерьез, – он все еще не мог оторваться от созерцания барельефа, не слишком, на взгляд художницы, оригинального по сюжету и исполнению. Игоря она ценила выше, чем своего непутевого соседа. Скульптор он был средний, ничем не прославившийся, но и не оскандалившийся, подобно Стасу, очень добросовестный. Для изготовления копии в рекордные сроки ничего другого и не требовалось. И вот он явно в чем-то сомневался.

– Ну, что такое? – не выдержала Александра.

– Видишь ли… – медленно, после паузы, проговорил Игорь. – Странное какое-то изображение. Я понял, что евангельский сюжет, ничего загадочного для меня в нем нет. Но фигуры… Ты заметила?

– Да что?! – воскликнула женщина. У нее сжалось сердце от недоброго предчувствия. Ничего хорошего от этой ниши она уже не ожидала. – Не понимаю, о чем ты!

– Иосиф, Мария, ослик, пальмы на заднем плане – все на местах. Но младенец… Обрати внимание – его словно бы и нет?

– Что ты имеешь в виду?! – Александра указала место на барельефе. – Вот же, вот, у Марии на руках!

– Ты считаешь, эти складки ее головного покрывала символизируют собой спеленатого младенца? – упрямо возразил Игорь. – Это просто покрывало свесилось с плеча на локоть. У нее ничего нет в руках. Я специально рассмотрел, мне же с этим работать. Это и не бегство в Египет, и не возвращение. Как хочешь, младенца тут нет. Это все происходит еще до Рождества Христова, если можно так выразиться.

– Не понимаю. – Александра взяла снимки, внимательно в них вгляделась, поднеся к свету. Комнату заливало ослепительное апрельское солнце, в веселых, обновленных лучах которого убожество старой неказистой обстановки особенно резало глаз. – Складки это или спеленатый младенец – дело не наше, а заказчика. На снимках то же самое, да и у клиентки были претензии только к направлению движения фигур. Так что, я вижу одну задачу – воссоздать барельеф в его первоначальном виде. Что там автор имел в виду, нас не касается.

И скульптор с нею согласился.

– Я это отметил, чтобы после ко мне претензий не было, – сказал он на прощание, упаковав увесистый сверток, который они вдвоем тщательно обвязали шпагатом. – Один-то раз уже неудача вышла. Начнут допытываться – где младенец? Значит, буду делать в точности по модели Стаса, но в зеркальном отражении.

* * *

Ирина позвонила вечером, когда Александра возвращалась от родителей. Художница была бесконечно воодушевлена тем, что ей сообщила мать, тайком от мужа, отведя дочь на кухню и шепча на ухо. Самые грозные подозрения врачей, на которые косвенно указывали анализы, не подтвердились: можно наконец вздохнуть спокойно.

– А почему ты это держишь в такой тайне? – спросила заинтригованная дочь. – Разве отец еще не знает?

И мать, смущаясь, путаясь в словах, сбивчиво объяснила, почему не торопится сообщать радостную новость мужу.

– Понимаешь, – неуверенно говорила она, боясь встретить взгляд Александры, – он впервые начал меня немного слушать. Начал выполнять рекомендации врачей, следить за здоровьем. Вот и анализы улучшились. А если я ему скажу, что опасности нет, он почти здоров, что же будет? Он бросит пить таблетки и через год заболеет по-настоящему!

– Но нельзя же оставлять его в таком заблуждении! – возразила изумленная дочь. – Он может заболеть и от мрачных мыслей! Если засыпать и просыпаться с мыслью, что у тебя страшная болезнь, то она обязательно придет!

Мать вынуждена была с нею согласиться и, скрепя сердце, обещала на днях сообщить мужу радостное известие. Отец, вероятно, все же что-то подозревал. Когда Александра прощалась с ним, он пытливо всматривался в ее сияющее лицо, но вопросов не задавал.

…Впервые за последние три месяца, с тех пор, как она узнала о болезни отца, у нее было так легко на сердце. Александра летела по улице, затем, не торопясь, шла через парк, к метро, наслаждаясь весенним пьянящим воздухом, заметно остывшим к вечеру, но все еще несущим в себе ванильную сладость оттаявшей почвы, перепревших палых листьев. Сквозь голые, неопушившиеся деревья виднелось розовое предзакатное небо, умиротворенное, словно румяное лицо спящего ребенка.

Женщина думать забыла о том, что случилось утром; вся тяжесть зимних тревог и сомнений таяла вместе с последними комьями почерневшего снега, еще видневшимися на рыжих газонах. Ей хотелось скорее взяться за работу. Она твердо намеревалась, вернувшись домой, просидеть до утра, заканчивая статью, давно заказанную специализированным изданием для экспертов и коллекционеров антиквариата. Несколько месяцев она откладывала работу в долгий ящик, и ей даже перестали звонить по этому поводу. Но теперь Александра почувствовала неожиданный приступ вдохновения.

Она мысленно дописывала статью, придумывая эффектные и вместе с тем информативные пассажи, когда у нее в сумке зазвонил телефон.

– Я не знаю, что делать, – громким шепотом проговорила, наспех представившись, ее новая знакомая. – Он не желает ложиться спать! Нервничает, капризничает! Я сказала, что нишу привезут через неделю, он устроил истерику! Боюсь, не кончилось бы это совсем плохо…

– Что же делать? – Александра остановилась, не доходя нескольких метров до ворот парка. – Ему правда так дурно от одного этого известия?

– Дурнее обычного, а этим много сказано… – уныло ответила Ирина. – Мне так неудобно вас просить, но если бы вы согласились приехать к нам прямо сейчас… Это в центре, неподалеку от вашего дома.

– Я сейчас не дома, но… Хорошо, – согласилась Александра. – Я приеду.

Мысль о пожилом больном человеке, которого требовалось успокоить, неожиданно переплелась у нее в сознании с мыслями об отце. Всю зиму она боялась худшего, и вот теперь, когда опасность миновала, исчезла, как дурной сон, Александра боялась ненароком навлечь ее снова – хотя бы отказом в помощи…

– Приедете? В самом деле? – недоверчиво переспросила Ирина. – Я вам очень благодарна… Только что вы скажете? Мы не условились, как следует…

– А что вы сами ему рассказали?

– Посылка упакована и ждет, когда ее перевезут в Москву, что же еще… Давайте я вас представлю как жену того человека, который привезет посылку! – осененная, с воодушевлением воскликнула Ирина. – Это будет самое надежное!

– Нет, мне это как-то не по душе, – замялась Александра. Она не могла понять, чем ей претит такой вымысел, но сама мысль называться чьей-то женой вызывала у нее отторжение. Груз двух несчастливых браков не позволял ей фантазировать на эту тему.

– Ну что же тогда… – озадачилась Ирина. – Может, вы просто знакомая этого благодетеля? Были там, на Урале, в командировке и он попросил вас сообщить, что задержится по болезни?

– Мне что-то кажется, это недостаточно убедительно. – Художница все еще сомневалась. – А если ваш свекор попросит телефон этого неведомого благодетеля? Почему бы им не созвониться и не поговорить напрямую? Зачем еще какой-то посредник в виде меня? Наверное, разумнее договориться со скульптором, которому я отдала нишу в работу. Он сможет сказать вашему свекру пару слов по телефону, что болен, скоро приедет, а ниша в порядке…

Ирина мелодично, неожиданно весело рассмеялась:

– Ну что вы, это ни к чему не приведет! Виктор Андреевич совершенно глух! Последние два года он не слышит вообще ничего, зато отлично приноровился читать по губам. Чтобы поговорить, ему нужно видеть лицо собеседника!

– Хорошо, – смирилась Александра. – Пусть будет по-вашему, пусть я буду знакомая того человека.

Записывая адрес, она ощущала внутреннее сопротивление. Ей предстояло лгать, лгать много, а это противоречило блаженному, умиротворенному настроению, в которое она было погрузилась.

«Почему мне не удается побыть счастливой хоть недолго? – думала художница, спускаясь в метро. – Как только я почувствую радость, ощущу гармонию своего существования, скажу себе, что все наконец хорошо – как тут же является неприятность, да еще крупная!»

Ей претило вмешиваться в дела незнакомой семьи, но ситуацию нужно было спасать. Стас по-прежнему не отвечал на звонки, и Александра поклялась себе, что эта выходка обойдется ему куда дороже оставленных им денег.