Читать книгу Новая жизнь. Вторая часть - Анна Май - Страница 2

Ого! Оказывается, я буду жить в том самом волшебном районе Docklands! Я всего лишь мельком этого пожелала, и моя мечта тут же осуществилась. Я давно заметила: мимолетные желания сбываются очень часто. А вот сильные реже, и всегда с колоссальным опозданием. Почему так? Ну почему?! Может, потому что должно совпасть слишком много условий?

…Wood Green. В потемках добираюсь до дома. Странно: его окна, хотя уже десятый час, темны. Внутри никого. Включаю свет в living room: на моем компе белеет бумажка с крупной надписью: «Анне». Очередное послание от Роберто. Мое сердце начинает неровно биться. Что он мне пишет на сей раз? Может быть…

«Почему ты мстишь мне за свою бывшую жену?» – «Моя жена не имеет ничего общего с тобой и я никогда никому не мщу». Ага! Конечно! Ты сам-то себе веришь? Похоже, да! Хотя психология говорит, люди всегда поневоле отыгрываются на новых партнерах за обиды от бывших. Но ты, Роберто, конечно же, этого не делаешь – единственный на этой Земле. Да ты просто святой! Самое идиотское, что и мне таким раньше казался. А на деле ты просто играл со мной. И с собой. Но теперь ты спекся – и все дальнейшие слова сказаны уже не просто, чтобы меня оттолкнуть из каких-то тайных опасений. Теперь, и я это отчетливо ощущаю – ты правда так чувствуешь: «Печально, но чувства, которые я к тебе испытываю, не слишком хорошие и они становятся хуже с каждым днем. Кажется, ты делаешь все, чтобы сделать меня все более нервным. Я хочу вернуться к моей нормальной и мирной жизни. Хочу иметь возможность расслабиться в собственном доме. Каждый новый день делает даже нашу дружбу все более невозможной. Ты имеешь очень плохую привычку судить людей, не зная их, и делать замечания, временами очень неприятные. Это действительно ужасно, я всегда учу Джоша не делать этого». Ага, то есть Мэгэн можно обзывать меня по всячески и врать, что я сижу в ванной по два часа – а я не могу даже разок сказать, что ей следовало бы хоть немного помочь Майку? То есть это я предвзято сужу людей, их не зная? Превосходно!

«Я был очень удачлив в жизни с моими друзьями, партнерами и любовью. У меня бывали очень хорошие и очень плохие моменты, это жизнь. Но всего, что я перечислил, я не имею теперь, и я тоскую по этому. Ты дала дурацкие объявления о поиске новых мужчин, в результате которых мой телефон звонит не умолкая и это нервирует всех живущих в этом доме. Вместо этого ты должна была серьезно и систематически искать работу, которая дала бы тебе также размещение, подобно работе в отелях, больницах, как au-pair или бэбиситтер. Здесь много возможностей, тысячи людей приезжают в Лондон (как и во все другие больше города) и находят что-то скромное и не вполне легальное для начала. Твое путешествие в первые недели было полностью оплаченным, это больше, чем имеет большинство приезжающих. Почему ты не использовала этот шанс вместо порчи полезной и приятной дружбы?

Когда я только приехал в Лондон, я совсем не знал английского и был совсем один, мне никто не помогал, но уже через неделю у меня была ужасная работа санитара в больнице». Врешь! Ты был не один, а с Мэри, которая знала Инглиш в совершенстве. Именно она первая нашла работу – вам обоим. И потом помогала, поддерживала во всем!

А au pair, помощницами по дому за деньги на карманные расходы, берут только до 28 лет – это специальная программа для изучающей язык молодежи. Я в нее уже не подхожу, и ты это знаешь! В гостиницы меня с моим знанием английского вообще и восприятием устного английского в частности не берут: когда я приехала, то могла понять примерно одну десятую из того, что мне говорят люди. Роберто я понимала не в пример лучше, но даже он до сих пор то и дело вынужден мне что-то повторять. Теперь я распознаю на слух быструю и неразборчивую речь примерно на 40—50%. Слова Роберто процентов на 80%. Остальные 20—50% я или не узнаю на слух, или не знаю в принципе, хотя выучила уже довольно много новых слов здесь. Но за месяц выучить чужой язык в совершенстве просто невозможно, а при волнении я вообще резко тупею и почти перестаю что-либо понимать. Поэтому и в больницы не совалась, потому что это очень ответственно, даже если ты «всего лишь» санитарка: тебя о чем-то попросят, срочно, а ты стоишь, как набитая дура, и хлопаешь глазами как кукла! А там кто-нибудь, может, помирает! Я не хочу, чтобы кто-нибудь умер из-за моего плохого английского. Ну и, разумеется, драить больничные туалеты и выносить (и мыть!) чужие «утки» тоже не хочу. У меня к тому же сильная аллергия на резину, а без перчаток я в два счета подхвачу какую-нибудь заразу. И вообще, меня даже само слово «больница» уже вгоняет в депрессняк, работать там – худшее, что я могу себе представить. Хуже может быть только работа мясника или проститутки. Хотя, если б я знала, что при этой работе тоже предоставляется жилье, я бы совсем по другому к ней отнеслась. И я не знала, что горничным тоже выделяют угол для сна при отелях (надо будет иметь в виду на будущее). Мне никто об этом не сказал. Но, я уверена, жилье санитарам все-таки не предоставляется, Татьяна Винсент упомянула бы об этом. И сам Роберто тоже не жил при больнице – он это написал просто, чтобы еще раз меня уколоть. Меж тем русские в церкви говорили, что сейчас, после наезда прибалтов и поляков, ставки для санитаров, горничных и официанток понизились до 2 фунтов в час. На такие деньги комнату не снимешь, это же 70—100 фунтов в неделю! Жанна свою комнату слишком дешево сдает, Роберто за такую же дерет с Майка 120. За такие деньги можно и квартирку снять. Странные они, Жанна и Майк, каких-то простых вещей не понимают. Впрочем, сама-то! В том, что касается Роберто…

Словом, получая 2 фунта в час, снять комнату можно только вместе с кем-то (что уже само по себе тягостно – даже дома будет не расслабиться). А еще нужны деньги на проезд, это минимум 25 фунтов в неделю, на еду, коммунальные платежи… А места продавцов, куда я бы с удовольствием пошла, опять-таки все теперь забиты свежепонаехавшими. Я же все здешние русские и украинские торговые точки и кафе обзвонила, все окрестные улицы обошла! В бэбисситтеры в легальных агентствах без рабочей или студенческой визы не берут, а по газетам мне только чудом Жанну найти удалось! Правда, я не успела воспользоваться советами Марсэлы насчет «Лут». Но почему Роберто не мог мне сам сказать про эту популярную газету объявлений? Он же, как выяснилось, про нее отлично знает! Мне никто ничего здесь не объяснял, не подсказывал, что и как. Только Марсэла сделала это вчера. Да из русских я кое-что выудила буквально по крупицам. Но для Роберто я все должна знать сама! Откуда?!

«И почему ты продолжаешь обсуждать меня со всеми подряд?» – «Я ни с кем тебя не обсуждаю. Это все в твоем воображении». Ну да, сделай из меня окончательно сумасшедшую! Да ты миллион раз это делал, причем всего в каком-то метре или двух от меня! Даже не утруждаясь понизить голос.

«Пожалуйста, не убивай меня и мою душу! Я знаю, ты совсем не такой, каким хочешь казаться мне в последние дни: ты очень добрый, чудесный человек. Ты стараешься оттолкнуть меня, но я умею слушать свое сердце! Пожалуйста, не становись врагом мне и себе! Будь взрослым, будь собой (ты чудо, когда ты такой!). Спроси себя (и никого больше!), что ты хочешь действительно — это поможет тебя стать счастливым.

И позволь нам забыть все глупые и жестокие слова и поступки. Давай отныне делать друг другу только добро! Пусть у нас не вышло романа и даже дружба уже под вопросом – но мы оба хорошие люди, и можем сделать жизнь друг друга лучше» – «Я не люблю причинять боль, но чтобы защитить себя и своего ребенка, я готов убить кого угодно. В данный момент я не только не нуждаюсь в твоей помощи, но твое присутствие делает мою жизнь трудной и неприятной. Я пытался помочь тебе. Я предложил тебе свое гостеприимство. Ты имеешь возможность общаться с людьми, искать работу, я нашел компьютер для тебя. Я потратил на тебя больше денег, чем на моего ребенка за последние несколько недель (3000 фунтов!)». Не понимаю, как он мог потратить на меня 3000 фунтов за этот месяц. Может, это опечатка и он имел в виду 300? Но даже это чересчур, я же видела цены в супермаркетах! Вдобавок он покупал самые простые и дешевые продукты. Я никогда не ела любимый в этой семье греческий йогурт именно потому, что он более дорогой, а я хотела Робертовы деньги сберечь. Странно…

«В обмен ты сделала мою жизнь невероятно неприятной и стрессовой. Я получил достаточно, я знаю это. То, что я по настоящему хочу – это чтобы ты оставила мой дом так скоро, как это возможно. Это то, что я сейчас чувствую, и мне все равно, что чувствуешь ты. МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ТЫ ПОКИНУЛА ЭТОТ ДОМ ТАК СКОРО, КАК ЭТО ВОЗМОЖНО – СЛЕДУЩАЯ ПЯТНИЦА КРАЙНИЙ СРОК. СЛЕДУЮЩИЕ ВЫХОДНЫЕ Я ХОЧУ ПРОВЕСТИ С СЫНОМ».

Итак, вот она какая, жизнь после смерти. Я ведь еще дышу? Пытаюсь ос все происшедшее, но не могу: во мне ничего не осталось, как после атомного взрыва. Набираю Наташин номер. Вкратце рассказываю ей все.

– Короче, ты ему надоела. И теперь он пытается найти любой предлог, чтоб от тебя избавиться, – сонно и недовольно подытоживает Наташа. Но дружеский долг обязывает: Натали очень быстро приходит в себя и ее тон меняется, становиться теплым и искренне мне сочувствующим.

– Прости, что разбудила. Но мне еще никогда не было так плохо. Он… он Донне такое прощал! А мне…

– Пойми: потому и прощал, что ее он любил! И дело тут не в том, что ты в чем-то глобально перед ним провинилась. Ань, я столько раз видела по жизни: если мужчина или женщина любят по настоящему, они прощают все, даже если партнер полная сволочь. Пойми: любят не за, а вопреки. А тебя он просто не любил. Так, поразвлекся и… А не трахнул, чтоб все не осложнять. Может даже, не столько из благородства, сколько побоялся, что от тебя потом будет сложней отделаться. Например, «залетишь».

…Прощаемся с Наташей. Как всегда, она мне советует: «Выкинь его поскорей из головы и больше не мучайся. Рада, что ты наконец нашла себе работу». Едва я кладу трубку, снова звонок. Это Юркевич.

– Здорово! Не забыла еще меня? Мне тут домашний телефон на время отключали за неуплату, а мобильный я потерял где-то, поддатый был. Ну, с кем не бывает! Вот, только что, новый купил. Запиши номер.

– Я уже нашла работу, спасибо, – сухо говорю я. На кой мне этот придурок теперь?

– А-а, вот ты как. Ну, как знаешь. Если передумаешь, звони.

– Всенепременно. – не дождешься!

В двери поворачивается ключ. Это Роберто. Еще целый вечер и еще сутки мне нужно будет провести с ним. Невыносимо после испытанного унижения. Позвонить Жанне и перенести переезд на завтрашнее утро? Но наверно, она уже спит…

– Я нашла работу. Съезжаю во вторник, – сухо объявляю вместо приветствия.

– Поздравляю! – оживленно говорит Роберто. Рад от меня избавиться…

Он уходит на кухню, начинает готовить ужин, свои вечные фасоль и горох. Я захожу туда же и, не выдержав, говорю: – Извини, что я тебе надоедала. Но я не нарочно! И я не просила тебя приглашать меня к себе! Это ты меня все время звал.

– Хватит, Эна! Я пригласил тебя в свою жизнь, теперь я хочу тебя из нее удалить.

– Знаешь, я бы так с тобой не поступила, если бы ты оказался на моем месте!

– Но я не на твоем месте, а ты не на моем, и этого никогда не будет! – злорадно усмехается Роберто. Да он просто козел! Как Наташа права…

– Хочешь честно? Если бы я нашла твое письмо до того, как нашла работу, я бы бросилась с моста, только чтобы больше не мучиться, – неожиданно я признаюсь в этом не только Роберто, но и себе самой. В самом деле, зачем возвращаться в Чертову печку и жить в аду внешнем и внутреннем? Лучше разом покончить со всем этим. То, что я так легко сдаюсь – только еще один мой минус в глазах Роберто. Ну и что? Кто он для меня теперь? Какой-то шапочный вчерашний знакомый…

– В данной ситуации я не могу сделать для тебя больше, чем делаю. Я не мог работать вообще, когда ты рядом, – виновато говорит Роберто. – Ты все время отвлекала меня вопросами.

Но это неправда! Вовсе не все время. Только в самом вначале, и то…

– Лучший путь для нас – остановить все это. Это не моя и не твоя вина, просто мы слишком разные. Каждый человек нуждается в собственном пространстве, понимаешь? Только в своем, где нет никого, даже друзей.

– Теперь да, понимаю. Но раньше я была слишком ослеплена своими чувствами и слишком одинока. Тебе нужно было более отчетливо объяснить все мне. Потому что каждому нужно разное пространство. Мне захотелось мою Вселенную разделить с тобой. Я думала, и ты… Но ты прав, все люди разные. И мне очень стыдно, что я докучала тебе своей любовью.

– Видишь, ты не можешь понять меня, а я тебя. Настоящие друзья понимают друг друга без слов.

– Неправда, каждый человек имеет собственное мнение, и мы с моими друзьями очень часто спорим о чем-то. И это нормально! Вдобавок, кто еще, кроме друга, укажет на оплошности? Вот тебя что бесило больше всего? Что я не так делала?

– Да все! Зачем, например, ты все время торчала на кухне? Вместо того, чтобы искать полезные контакты!

– Но я старалась для тебя и Джоша!

– Не стоило этого делать, у нас есть свои привычки. Потом, помнишь, как ты купила арбуз и весь дом им провонял? Это было просто ужасно! И я думал, ты будешь помогать мне с работой. В целом, ты сделала очень много ошибок, Эна, – качает головой Роберто. Он прав – а я дура!!! Но я же не знала, что итальянец хочет, чтобы я помогала с его работой. Он этого мне не говорил больше трех недель, а мысли я читать не умею! Наоборот, я старалась не мешать, о чем меня как раз просили. Еще я была по уши занята поисками работы и совершенно этим вымотана. Как и постоянно меняющимся отношением итальянца ко мне.

– Работать со мной – тебе это тоже было бы полезно, но твой уровень английского не позволяет… – раздраженно продолжает Роберто. И это правда. Ну и что, что в России у меня не хватало времени даже на сон! Другие же как-то выкручиваются и учат. И пусть это считанные единицы с железной волей и такой же выносливостью, но эти люди реально думают о своем будущем и чтобы оно перестало быть похожим на настоящее! Совместное дело и отсутствие языкового барьера – это бы нас так сблизило… Какая же я непроходимая тупица! Почему я не предложила другу помощь с его проектами хотя бы 25 мая, когда он впервые пожаловался, что рассчитывал на меня? Могла бы засунуть свои временные обидки куда подальше!

– А это твое дурацкое объявление «ищу друзей» в русские газеты! Из-за него наша жизнь превратилась в ад! – Роберто рассерженно качает головой. Опять он прав. Но я всего лишь хотела найти новых друзей, чтобы поскорее адаптироваться и опять-таки меньше докучать ему же… Но в результате романтическая мечта итальянца о прекрасной русской принцессе обернулась кошмаром. Из-за меня (ну, не только – еще из-за десятков позвонивших хамов) Роберто теперь считает, что все русские плохо воспитаны.

– Может быть, когда ты отдохнешь, мы сможем опять нормально общаться. Снова станем друзьями, как вы с Даниэлой, – робко говорю я, не смея поднять на Роберто глаза.

– Вполне возможно. Никто не может знать будущее! Но сейчас я слишком устал от тебя и твоего присутствия в доме. Ты потеряла кучу времени на кухне или мешая мне, вместо того, чтобы искать работу. Ты могла бы не торчать все время здесь, а увидеть знаменитые шедевры в Лондонских музеях, раз уж ты оказалась в Англии! Вот Мэгэн… – опять эта святая Мэгэн, злобная и лживая сплетница! Нашел, кого ставить в пример… Подумаешь, канадка прошлась по музеям! Это естественно: в Новом свете таких не встретишь. Но когда ты таскаешься в Эрмитаж и Русский музей 12 лет как на работу – и в самом деле ведь по работе – тебе это уже не кажется таким захватывающим. В конце концов, какое мне дело до гениев прошлого, если я хочу быть с обыкновенным, но живым человеком из настоящего? Если бы не моя великая любовь, конечно, мне было бы очень интересно все посмотреть, и я бы обязательно это сделала – но как, если у тебя в кармане ноль фунтов, как было у меня весь май? Да, часть музеев здесь бесплатны, но у меня часто не было даже на проезд. И поиски работы были на первом месте.

Господи, что я опять мешаю себя с дерьмом? «Ты сделала то, ты не сделала это…». А сам? Наташа права: когда любят, и не такую мелочевку прощают! И даже если любви нет – друзьям. К тому же, он знал про мой уровень английского! И обещал помогать… Роберто настаивает, что перестал испытывать ко мне теплые чувства, потому что я его достала. Своим невыносимым поведением и характером. Но я знаю, что я уживчивый человек! В черные времена, сразу после дефолта я жила совершенно бесплатно у Люды в Москве неделями, пытаясь найти работу в столичных СМИ, чтобы выжить. А когда благодаря Борьке и Звездецу я осталась без крыши над головой и с подорванным здоровьем, я жила у Елены Иосифовны с Аленой месяцами. Сперва бесплатно, а с третьего месяца за чисто символические деньги. Хотя они были небогаты и могли за ту комнату гораздо больше с других квартирантов получить. Люда и Львовы меня еще и кормили! И одежду дарили: жалко, мол, смотреть, в чем ты ходишь, ты же молодая девочка. И все это добровольно – я их не просила, напротив, всячески отказывалась, мне было неудобно и стыдно! И сейчас они меня всегда зазывают в гости: «Приезжай и живи сколько захочешь, сколько у тебя будет времени». Им было хорошо со мной, иначе бы они не стали так долго меня у себя бесплатно держать, да еще подарки покупать. Наверняка их тоже во мне что-то не устраивало: например, Люде я однажды испортила тефлоновую сковородку, помыв жесткой мочалкой, а Елена Иосифовна ругалась, что мы с Ленкой ленимся подметать – но я им нравилась в целом! Несмотря ни на что…

7 июня, понед.

С утра, не разгибаясь, строчу на компьютере: до завтра нужно успеть закончить статью для Скворцова и другую для Уфаевой (оба редактора разродились с ответами, что им нужно, только сегодня). Во вторник у меня будет последняя возможность попользоваться халявным интернетом – у Жанны ни его, ни компа нет.

О стекло в living room бьется пчела, и нет Роберто, чтобы ее поймать и аккуратно выпустить. Я пчел боюсь и не могу, как Роберто, ловить ее в руку. Укусит! И сама сдохнет. Открываю окно, машу на нее, подталкиваю бумагой, но она упрямо летит к преграде, а не на простор. Может быть, я как эта бестолочь, и Высшие силы меня так же отталкивают от Роберто и выпихивают отсюда туда, где мне будет лучше – а я не хочу этого понять?

Возможно, Бог подведет меня к новому, действительно моему мужчине – а Роберто просто, как он сам говорит, был для меня всего лишь путевкой в рай? Но по прежнему даже мысль о другом мужчине кажется мне невыносимой. Несмотря ни на что…

А может, ему (или нам) дают время, чтобы мы осознали все, взвесили за и против? Сравнили друг друга с прочими людьми и поняли, что настоящее и за что стоит держаться и бороться? Но сможет ли Роберто переменить свое мнение? Может, это произойдет, когда он отдохнет и решит свои финансовые проблемы, Донна успокоится и перестанет угрожать разлукой с сыном, а я стану самостоятельной и уверенной? И еще обязательно нужно больше похудеть! Кажется, я знаю глубинную причину убийственной перемены отношения Роберто ко мне, потому что до этого какие-то чувства у него были точно, но после этого все как отрезало. Этим Рубиконом стало его подсматривание за мной в сортире. Я это знаю. После этого он перестал меня желать – и все тут же окончательно развалилось, как плохо построенный дом. Нет, все-таки на желании не много построишь… Важнее другое, доверие и уважение. Марсэла права: нам с Роберто обоим нужно время и собственное пространство, чтобы прийти в себя и все обдумать трезвой головой. А сделать это в такой обстановочке, когда мы оба наломали столько дров, и все время спотыкаемся об эти обломки, наверно, никак. Сначала нужно все разгрести, в головах и жизнях.

Итак, мне нужно завоевать уважение Роберто. Только так я смогу со временем проникнуть в его сердце. Все, отныне никакого нытья! Посмотри, как это противно на примере Жанны. Мы будем дружить, просто дружить. А потом, кто знает… Рано или поздно, Роберто оценит меня! А не он, так другой. Ну вот: раз я так думаю, наверно, я точно шлюха! Итальянец не зря все время так говорит обо мне. Но как мне еще прикажете рассуждать, если он все время посылает меня на хер, а мне так нужны чья-то забота и участие? Я не могу быть одна еще вечность! Да еще на чужой непонятной земле. Может, Роберт НИКОГДА не увидит, что у меня есть свои достоинства…

На деле, по сути, я нуждаюсь в дружеской поддержке, но беда в том, что абсолютное большинство мужчин не могут дружить бескорыстно, у них всегда есть какой-то умысел. То есть не какой-то, а совершенно определенный. Но спать после Роберто я точно ни с кем не смогу. И вообще больше любить не смогу… Это слишком болезненно, слишком разрушает твою жизнь. Я знаю, видела по нескольким примерам, что любовь может быть совсем другой – взаимной, счастливой. Когда оба друг для друга делают все. Я тоже мечтала о такой. Но, наверное, везет лишь избранным.

…Как я запуталась. Чем дальше, тем меньше я понимаю мир, Бога, людей и моего – несмотря ни на что! – любимого. Даже себя. Например, не могу понять: сильная я или слабая? Плохая или хорошая? Хотя, идеальных людей просто не существует. Но Роберто, при том, что сам не совершенен, требует от меня именно безупречности во всем. Чтобы ни видно, не слышно, чтоб сразу приехала и начала, как волшебный суперкомбайн, молотить: и с проектами ему помогай, и денежки в дом приноси. И еще будь при этом тощая, как модель, и болтай на fluently English, не имея практики. Как он спустя 30 лет жизни в Англии. А нет – скатертью дорожка. Это мой дом! Я тебя пригласил, я тебя и сотру…

Я – ничто для него… Но это пока… Я не сдамся так легко… Но стоит ли за него бороться?

По крайней мере, ясно одно: стоит бороться за себя. И свою жизнь. Все я преувеличила: не кинулась бы я с моста. Это я в горячке Роберто ляпнула (фильтруй базар! Сама потом от этого страдаешь. Юлия Высоцкая может ведь, даже если ей хреново). Я бы костьми извернулась, но нашла выход!

Вернулся Роберто, привез много еды. Интересно, у него в самом деле были финансовые проблемы, или он специально делал вид, чтобы отделаться от меня? Да нет, что я! Его напряжение и неуверенность в завтрашнем дне не были наигранными.

Роберто теперь оживлен, улыбается мне, даже шутит. Рад от меня избавиться. Ну чтож, сама виновата. Если бы я была как Юлия Высоцкая… Или как молодой Роберто, которого ничто не могло сломить. До Донны. Но и это он преодолел.

– Я хочу иметь твое фото как пример. Ты вышел победителем из стольких трудностей – я тоже так хочу. В любом случае, общение с тобой стало для меня самым лучшим и важным университетом в моей жизни, – говорю я.

– Чем-чем? – удивляется Роберто. Кажется, он, несмотря ни на что, тронут. Я шепчу «university» – а голос предательски дрожит и на глазах наворачиваются слезы. На самом деле я не хочу преодолевать никакие трудности, я до смерти устала их преодолевать! Хочу остаться тут навсегда. И больше ничего не хочу! Нет – еще чтобы он любил меня. Хотя не знаю, насколько это вообще теперь возможно даже в перспективе.

Роберто пожимает плечами: – Увы, у меня все фото в компьютере. В целом, я считаю, это не очень здравая идея. Я – не самый удачный жизненный пример. Я не так уж успешен. Чего я добился? – он с недовольной усмешкой разводит руками.

– — Дело не в этом, – ну ладно, не хочешь, не надо. Все равно у меня есть та маленькая фотка на документы, что я стащила из стола. Ты всегда будешь со мной.

Но доброжелательный пофигизм моего приятеля несколько отрезвляет меня: надо перестать молоть чепуху и витать в облаках, а как-то разобраться с делами. Спрашиваю Роберто, как теперь быть с проектом для Фонда. И еще он мне все время писал, что поможет протолкнуть сценарий о Тане с пулей в голове и мою книгу о молодежи – подскажет, как их правильно подать, чтобы их здесь приняли. Он это знает, а я нет.

– Правила оформления сценарной заявки посмотри на сайте ВВС. Насчет книги – сходи в библиотеку, возьми каталог издательств, – как равнодушно мне это предлагает Роберто!

– Но я с моим английским не смогу сама вести переговоры. Ты мне поможешь?

– Потом. Сейчас я должен найти дополнительный заработок, чтобы не потерять дом. Что касается гранта, думаю, делать эту работу бессмысленно.

– Почему? – ошарашенно спрашиваю я.

– Потому что прекрасные документальные работы о траффикинге только что прошли и по ВВС 1, и по Четвертому каналу. Огромная команда трудилась над фильмом для Channel 4 два года в разных странах, а ты совсем одна: без людей, без техники и даже без языка!

Роберто прав: один в поле не воин. Но, если он все это знал, зачем ввел в заблуждение Фонд – это ведь он за меня послал заявку, причем именно на эту тему, а потом уверял меня, что во всем поможет! Как мне теперь из всего этого выпутываться? Все-таки он сволочь!

– Я попробую написать примерный ответ для Фонда, чтобы у них не возникло к тебе претензий, – не слишком довольно говорит Роберто. Минут через пятнадцать говорит, что послал мне его по email. Смысл этой отписки сводится к следующему: «Жизнь здесь очень дорогая, на английских телеканалах то же самое, оказывается, только что прошло – я не знала (я-то да, но Роберто знал! Гад!), а в местных русскоязычных изданиях платят, как в России, продержаться на эти деньги в Лондоне невозможно. И размер гранта не позволяет мне задержаться в Англии надолго. В целом я нахожу разницу в культурах и привычках изумляющей». Что за бредятина?!

– Я не нахожу разницу в культурах и привычках изумляющей, – сердито говорю я. – Наоборот: все люди в мире похожи. Я это всегда знала и только еще больше в этом убедилась. А какие-то внешние мелочи – это не то, на что стоит обращать внимание!

– Но иногда от мелочей очень многое зависит, – назидательно говорит итальянец. Ну да… если ты мелочный человек!

– Роберто, еще одна просьба тебе, как моему бывшему и пока единственному другу здесь. На днях придет чек из русской газеты на твой адрес и твое имя. Ты ведь позвонишь и сообщишь мне? – я уже ни в чем не уверена. Как знать, вполне возможно, непредсказуемый Роберто сейчас зло ответит: «Ну ты и нахалка! Я могу потерять дом, я на тебя извел 3 тысячи фунтов, а ты еще требуешь с меня свою сотню! А вот фиг тебе».

– Конечно. Но впредь прошу сообщить русским газетам, чтобы они слали тебе деньги на твой новый адрес.

– Но я пока совсем не знаю Жанну! Мне кажется, она очень жадная, ей нельзя доверять – она мои денежки точно прикарманит и мне ни о чем не скажет. Дескать, чек потерялся в пути…

– Эна, ты опять пытаешься переложить на меня свои проблемы? – взвивается Роберто. – Будто у меня своих мало! Хорошо, я объясню, почему я отказываю тебе: не потому, что я такой плохой, а потому, что уровень денег на моем счету меньше нуля, то есть в минусе. И если придет чек на мое имя, банк не поймет, почему я, вместо того, чтобы наконец погасить свой долг, снова снимаю деньги и усугубляю свое положение!

Все-таки я к нему чертовски несправедлива! Не только он ко мне. Бедненький… А я тут лезла со своей любовью, когда он может потерять дом. И, в результате, самое дорогое – сына. Дура.

– Эна! Погляди: ты снова портишь стол! – меж тем не может успокоиться Роберто.

– Где? – изумляюсь я. Я уже пару часов сижу только за компом. Роберто сходит с ума?

– Вот – следы от ручки, синие!

– Я их сейчас ототру.

– Нет уж, оставь, пожалуйста! Ты сделаешь только хуже. Я сам! Я все исправлю сам, – Роберто сердито и решительно отодвигает меня от столешницы.

– Я ведь тебя просил – будь аккуратна, когда пишешь!

– Но я была! Наверное, это следы с той стороны бумаги, когда я переворачивала страницу. Паста просто отпечаталась.

– Надо было что-то подкладывать! – боже мой, как он разозлился! Стол ему явно важней, чем я…

– Эна, ты видишь! – что я чудовище?

– Да, – вижу, что ты не лучше. Мы оба в полной жопе – но я, по крайней мере, не пихаю тебя поглубже.

Мой бывший друг пошел заниматься хозяйством – загрузил вещи в вошин машин, что-то там себе готовит. Я за ним не слежу. И есть не хочу и не буду (зовет) – какая уж тут еда, у меня на нервной почве аппетит отбило начисто.

Роберто меж тем идет развешивать постиранные вещи во дворе. У меня уже так болят глаза, что надо немного отдохнуть. Пойду помогу ему, что ли. Вспоминаю, как весело и дружно мы делали все в первые дни, и снова хочется завыть. Но вместо этого я по возможности жизнерадостней улыбаюсь Роберто: – Давай помогу!

– Я сам.

– Да ладно!

– Спасибо, – смущенно говорит Роберто.

Ну конечно, вдвоем легче и быстрее управляться с мокрыми тяжелыми пододеяльниками. Однако Роберто роняет на землю полотенце, и в сердцах чертыхается.

– Ничего, мир не умрет! – примирительно говорю я. Видимо, при этом мы оба невольно вспоминаем, как он придирался ко мне при моих промахах, потому что Роберто с полными слез глазами поспешно скрывается в ванной. И подозрительно долго там плещется – куда дольше, чем нужно, чтобы прополоскать какую-то тряпку. Неужели он все-таки переживает из-за разлуки со мной, просто не желает показывать? Или ему грустно от того, что его мечты об идеальной бабе-роботе не сбылись?

Или неловко что он, хоть и поневоле, выглядит некрасиво. Потому что у него оказалось слишком мало душевных и физических сил для кого-то, а выше головы не прыгнешь. Хотя можно попытаться, и только так получается что-то великое. Но Роберто не захотел…

Заявились канадцы. Мэгэн весело хихикает и снова заигрывает с Роберто. А я вдруг почувствовала, что совсем выдохлась. Достало меня все! За что мне это?! Пошла к себе, чтобы не видеть, как другим весело в то время, как моя душа разрывается от отчаяния. Лежу на кровати, время от времени утираю слезы. Мне себя страшно жалко. Вот я такая замечательная – и никому не нужна!

Нет, я понимаю: мое поведение глупо и неконструктивно. Чем я сейчас занимаюсь? Растравляю себя. Сама сыплю соль на раны, вместо того, чтобы дать им зарасти. Но пересилить себя и снова спуститься к компьютеру, под обстрел насмешливых, довольных льдинок Мэгэн и ускользающих, сердитых глаз Роберто я просто не в силах. Он говорит, ему неприятно мое общество – вот и буду сидеть здесь. Господи, я тотальная неудачница! Мне почти 30 – и что? У меня нет ничего! Меня никто не любит!

…Так проходит два часа. Спускаюсь попить. На кухне натыкаюсь на Роберто – он появляется там вслед за мной, хотя до этого торчал в комнате Майка и я надеялась проскользнуть мимо них всех тихонько. Наверняка Роберто заметил мои покрасневшие глаза, но не говорит ничего и поспешно уходит. Я возвращаюсь к себе и продолжаю реветь с утроенной силой. Я совсем одна на этом свете! Всем плевать на меня…

Слышу, как Майк внизу удивленно говорит Роберто: – Что-то Эна слишком долго сидит наверху.

– Наверно, она нездорова, – предполагает голос Мэгэн. Ну вот: что ты себя столько времени накручивала, дуреха? Все-таки окружающие, хоть ты им сбоку припека, беспокоятся о тебе. Ну и что! Зато Роберто… Ну почему он в отношении меня так слеп и несправедлив? Вся моя великая любовь ушла в свисток, превращена в дерьмо! Как это обидно! А ведь я была готова жизнью ради Роберто пожертвовать… Он стал мне важнее меня самой, как Джошуа для него.

Роберто такой пофигист! В 10 вечера, как ни в чем ни бывало, отправился на боковую. Спокойной ночи, малыши! Урод с сердцем из дуба. А вот я места себе найти не могу. Ни в этом доме, ни на этой планете…

В горле снова пересохло. На темной кухне, где я, забившись в угол, тяну из чашки холодную воду, меня врасплох застает Майк.

– Эна, что ты тут делаешь в темноте? – канадец внимательно и по доброму смотрит на меня.

– Я думаю.

А думаю я вот над чем: я правда помешалась и всю эту любовную историю выдумала, как утверждает Роберто? А как же то, что я прочла в его набросках? А та нежность и восхищение, что я каждый день видела в его глазах вплоть до недавнего времени? И с какой надеждой он ждал вердикта от Клайва – будто от этого зависела вся его жизнь! Но тогда почему… Из-за Джоша? Но мы ведь уже дружим! Из-за Донны? Но с ней все решаемо! Из-за моих лишних кг? Но я еще похудею! Из-за денежных проблем? Но ведь я уже что-то нашла…

Мысли разгоняются все быстрей, разогревая мой мозг до кипящих, сверкающих брызг: все-таки он боится, что я, как Донна, начну ему изменять? Или, раз он «слишком стар», не хочет портить мне будущее, если я окажусь верной? Так: я опять его оправдываю, всячески хочу оправдать! Точно так же, как он изо всех сил ищет, к чему бы еще придраться и вышвырнуть меня вон! Все с точностью до наоборот. Разве это не говорит тебе, упертая идиотка, о его реальном отношении к тебе?

Но как же его интонации и прикосновения, его сбившееся дыхание и откровенная радость, когда я возвращалась к нему ото всех других? Я ничего не понимаю! Я правда сейчас с ума сойду!

…Майк разбудил Роберто и снова позвал на разговор в свою комнату. Канадцы проговорили с ним с пол одиннадцатого до пол первого – обо мне. Майк, я слышала, говорил: «У вас с Эной очень много общего». Потом Мэгэн засмеялась: «Ты такой лузер!» – видно, Роберто признался, что я приходила к нему в постель. И правда, лопух… И трепло!

Мэгэн вдруг в ужасе вскрикивает на весь дом: «О, my God!». Снова Майк, тоже очень громко: «Нет, я не думаю, что ее отец делал это с нею». Ну а если бы это было на самом деле – а Роберто, которого я просила не обсуждать ни с кем моих проблематичных предков (и он обещал!), обсасывал бы эту трагедию со всеми подряд? Каково бы мне было? Как это все гадко! Если тебя ежедневно, много лет подряд, убивают словами и поступками, распинают твою душу и достоинство, это может быть страшнее, чем физическое насилие. Мне ведь есть, с чем сравнивать! Меня били нечасто, но очень жестоко. А Роберто не может всего этого понять, потому что у него самого было счастливое детство. Сытый голодного, как известно, не разумеет…

Опять доносятся голоса. Майк – Роберто, горячо: «Нет, Эна не проститутка! У вас столько общего! Вы могли бы быть счастливы вместе». Будем ли? Мы правда друг друга не понимаем. И дело не только в языковом барьере…

…Ага, они закончили общаться. Сейчас Роберто поднимется наверх! Пусть он придет ко мне, попрощаться. Только поцелует на ночь, и все. Обнимет и скажет, что все будет хорошо. Мне так страшно! Что меня ждет?

Но нет, его шаги протопали в ванную, затем в детскую. Всё. Всё кончено. Я правда упертая сумасшедшая идиотка.

…Не знаю, сколько времени прошло. В доме все стихло. Вдруг дверь моей комнаты тихо-тихо приоткрылась – но я услышала. Темный силуэт – Роберто присел на краешек кровати и долго молча смотрел на меня. Я ждала. Наконец он решился и тихо, нежно прикоснулся губами к моим волосам. Я обвила его шею руками…

– Ты останешься со мной? Останься! – прошептал он мне.

– Да, да! Я не хочу никуда уезжать от тебя. Зачем ты так долго нас мучил?

8 июня, вт.

Я проснулась от звуков будильника. В постели я была одна, и какое-то время не могла понять, где сон, а где явь, настолько реальным было счастливое видение. Сегодня я переезжаю. Так happy end мне только приснился?

…Сижу рыдаю. Потому что никак не могу понять: мой это мужчина или нет?! По всем его делам – нет! Он тебя еле терпит! А сердце кричит: да! Глупое сердце! Ложь, что оно никогда не обманывает. Но, в любом случае: я не хочу расставаться с Роберто! Пусть меня пачками поджидают положительные богачи с ровным характером и британским гражданством, с собственными домами, без проблематичных детей и стервозных бывших жен – мне нужен этот человек! И только он – только он один! Да, но ты ему не нужна…

Нет, так не пойдет! Нельзя больше сидеть в комнате и расползаться соплями, надо закончить статьи, я ведь их обещала прислать в срок – а я всегда держу свое слово. И надо собрать вещи.

Вспомни: Наташа велела брать пример с Роберто и концентрироваться на его недостатках. Отлично, тем и займемся. Итак, он:

не видит тебя, не слышит, не понимает;

ему плевать на твои чувства;

ему пофиг, что с тобой будет – он думает только о себе, ну и Джоше, как своей части.

Он не подходит тебе – недобрый, несправедливый, мелочный, жадный, лживый. Холодный, равнодушный, жестокий. Он не разбирается в людях. Он плохо моет руки. Он бедный. Праздный мечтатель, который носится с бредовыми идеями. Он почти алкаш. И пердун.

Твой мужчина любил бы тебя такой, как есть, а не придумывал, что ты надоедливая, безумная, неприятная особа. Да еще шлюха! Он не обсуждал бы твои самые сокровенные чувства с кем попало, со всеми вокруг! Он бы думал о тебе и заботился о тебе. Итак, вердикт: это не твой мужчина. Надо же, как все, оказывается, просто и легко! Если заставить себя немножко подумать – а не кидаться сразу оправдывать и защищать почти чужого, едва знакомого человека. Что-то вроде этого я уже пыталась не раз предпринять, но всегда прерывала себя. Очевидно, пугаясь истины. И зачем? Только сама продлевала свои страдания! Нет, я действительно дура. Впрочем, 99% женщин такие.

С необыкновенной легкостью в голове и сердце спускаюсь вниз, едва не насвистывая что-то. Ура! Скоро мой кошмар, мое наваждение кончится!

Роберто уже сидит за своим компом. И отчего-то сморкается без конца. Плачет? Вряд ли.

– Что с тобой? Ты простыл?

– Нет, это аллергия на цветущие растения.

– Промой нос как йоги из чайничка раствором соли, полегчает, – равнодушно-добродушно советую я.

– Моя мама лечила меня так! – мой бывший друг, вернее, никогда им не бывший, смотрит на меня горькими глазами, полными слез. Приехали, доктор Фрейд! Знаменитый ученый и Наташка правы – за фасадом каждого мужика скрывается маленький мальчик, мечтающий обрести вторую мамочку. Помнится, 35-летний Борис как-то, лежа у меня на груди, после рассказа о своих злоключениях на работе вдруг пробормотал: «Паровозик чух-чух…».

– Чух-чух, – машинально откликнулась я. Слава Богу, он не видел в тот момент моего изумленного лица. Итак, паровозик докатился и до сюда… Но мне совершенно не охота быть мамочкой взрослого дееспособного, уже лысеющего детины.

…Сижу в темпе дописываю тексты статей. Роберто меж тем поставил какую-то необыкновенную, никогда не слышанную мной музыку. Это не песня – два голоса, мужской и женский, все время повторяют как заклинание, как клятву: «I love you! I love you!». Кидаю взгляд на Роберто – он опять почти плачет. Выглядит как живой мертвец, будто горит изнутри заживо. Неужели эта музыка все-таки намек? И все-таки ты мой? Просто для тебя меж нами слишком много препятствий? Господи, я опять тебя люблю! Роберто, не сдавайся!

Но ничего не происходит. Я заканчиваю тексты к шести часам и отправляю по «мылу». Оборачиваюсь к итальянцу, улыбаюсь: «Не волнуйся, совсем скоро ты избавишься от меня». В в его глазах вновь появляются слезы. Тоже переживаешь? Но ничего не предпринимаешь, чтобы развязать этот Гордиев узел, одна я всегда ставлю себя в дурацкое положение. Да что ты за мужик!

Пока Роберто переодевается, бегло прочитываю последние новости: когда еще мне удастся быть в курсе событий! Сегодня в Ираке произошло сразу несколько крупных терактов, в результате которых погибли как минимум 15 человек и около 120 получили ранения. В целом за последние два дня в этой горячей точке наблюдается эскалация вооруженных вылазок. Всплеск активности боевиков связан с решением Вашингтона и Лондона продлить пребывание оккупационных войск в Ираке после восстановления суверенитета страны.

А российское правительство меняет законы. Многие члены Думы ужасаются предлагаемым поправкам. Председатель подкомитета по охране здоровья детей комитета по охране здоровья Михаил Рокицкий сообщил, что первоначальная редакция поправок в действующее законодательство даже отменяла больничные листы по уходу за ребенком. Но в ходе встречи председателя комитета по охране здоровья Татьяны Яковлевой с министром здравоохранения и социального развития Михаилом Зурабовым бюллетени удалось отстоять. Однако законопроект фактически отменяет положение о пособии на детей в 70 рублей в месяц (хотя кого они спасут). Независимый депутат Оксана Дмитриева, изучив законопроект, обнаружила, что акушерство загнали аж на местный уровень власти – то есть туда, где вообще нет бюджетов. А за помощь жертвам терроризма теперь будут отвечать те ведомства, к которым пострадавшие относятся. То есть если в театр пришли посмотреть спектакль и сели рядом сотрудник ФСБ и врач-гинеколог, в случае ЧП первому заплатит федеральный бюджет, а второй будет долго и бессмысленно бегать по местным инстанциям. Конечно же, это не Ирак. Тем не менее, просто убивает такое отношение к здоровью нации и ее будущему! Нет, я туда не вернусь. Как и сотни тысяч других женщин, сбежавших от всего этого из нашей страны за последние 15 лет. Лучше поломойками, и куда угодно, только не оставаться на родине, которая относится к тебе как самый жестокий сутенер! Выколачивает все, что можно, пока у тебя есть силы, и выбрасывает подыхать. Население России вымирает? И заменяется мигрантами из Китая и Средней Азии? Вот и отлично! Говорят, каждый народ имеет ту власть, которую заслуживает. У нас и это проглотят… В любом случае, мне всё это уже не интересно. Теперь здесь моя родина! Вернее, весь мир, наша Земля. Буду жить там, где хочу.

Я иду паковать свои вещи, а Роберто звонит Жанне (он пообещал меня перевезти – слава Богу, не придется переться на метро через весь город с тяжелой поклажей!) и уточняет адрес: – Я не могу понять, где эта улица? Ах, это Гринич! Теперь все понятно.

Ну вот, все собрано. Все кончено. Роберто поднимается наверх, чтобы забрать мои сумки. Спускается ко мне злющий: – Эна, ты сломала шкаф! Я же предупреждал тебя – он антикварный, с ним нужно осторожно. А теперь одну дверцу заклинило!

Да, я знаю – но не знаю, почему. Вероятней всего потому, что шкаф очень старый, ему 300 лет. Я правда очень аккуратно им пользовалась. Просто когда вытаскивала свои вещи, открыла дверцы пошире. А одна из них потом не закрылась.

– Я ведь не нарочно!

– Пойдем со мной, я тебе еще кое-что покажу! – что делать, иду за ним.

– Вот – ты порвала абажур лампы! – Роберто гневно тычет пальцем в мягкую бумагу, исписанную иероглифами. На ней правда несколько небольших прорех. Но они уже были, когда я приехала! Были! Были! Наверно, Роберто просто не замечал…

– Не лги! Лучше признай свою вину, – сердито отвечает итальянец.

– Почему ты не можешь мне поверить? Почему для тебя я всегда во всем виновата?!

Роберто устало машет рукой и бежит вниз. Запихивает мои сумки в свою машину. Я выхожу, при этом сталкиваюсь в дверях с зачем-то решившим вернуться хозяином дома. Вернее, это Роберто на меня налетает, причем совершенно откровенно нарочно. Он влетает в меня всем телом, с такой силой, что меня даже отшатывает назад. Мы оба оказываемся в прихожей, прижатые друг к другу нос к носу, без малейшего зазора, как кильки в консервной банке. Его руки скользят по моему телу, он тяжело дышит – но я вырываюсь и выхожу на улицу. Пошел ты! Нужен ты мне такой! Несправедливый тиран и самодур. Как хорошо, что я от тебя уезжаю. Теперь сам себя изводи! Аста ла виста, бэйби!

…Едем прочь от дома Роберто. Смогу ли я быть бэбиситтером? Запросто! В детстве я каждое лето присматривала за младшими родственниками от 4 месяцев до годом меня моложе. Управляться с детьми совсем несложно, знаю по опыту. Захныкал – переодела, накормила. Если все в порядке, а он орет, состроила смешную рожу, и младенец тут же начинает улыбаться в ответ. Дети постарше обожают всякие истории, а еще рисовать и помогать в чем только можно. Наверняка английские children мало чем отличаются от моих сибирских кузенов и кузин. В конце концов, все, что нам нужно, это немного внимания, вне зависимости от возраста.

Роберто ведет машину какими-то рывками, мы то и дело едва не врезаемся в транспорт впереди. Что с ним? Смотрю на итальянца: у него на глазах слезы. Он моргает, смахивает их ресницами, иногда ладонью, поэтому так криво и едет. Все-таки, несмотря ни на что, он мне лгал. И я себе вру, что забуду его в два счета…

Ах, Роберто, зачем ты делаешь нас обоих несчастными, когда все могло бы быть как… ха, как в кино? Но ведь было! Иногда. У меня никогда еще не рождалось таких чувств и эмоций. Все-таки ты мой мужчина, я знаю это. А я твоя женщина, и ты тоже это чувствуешь – но боишься. Роберто, любимый мой! Пожалуйста, не предавай меня сейчас – и я никогда тебя не предам, чтобы не случилось! Давай вернемся… Прошу тебя, не предавай меня! Нас!

Я еле сдерживаюсь, чтобы не сказать это вслух. И чтобы не погладить Роберто участливо по руке. Он такой несчастный сейчас! Но я уже научена горьким опытом. Сколько раз я пыталась его утешить и ободрить, и получала в ответ разъяренную отповедь: «Ты мне не нужна, надоела, убирайся!». Но может, сейчас все было бы по другому? Увы, я упустила момент: он все-таки смог взять себя в руки. Теперь его лицо цинично-непроницаемо. Я тоже изображаю из себя равнодушное изваяние. Какие мы с ним оба все-таки идиоты!

…Вижу удивительный, необыкновенный мост! В виде старинных башен. А какой вид вокруг! Так просто не бывает! Но это есть. Я все-таки в сказке…

– Это Тауэрский мост.

– Он древний, да?

– Нет, современный. Но под старину.

Невольно вспоминаю Земфиру:

«Мне приснилось небо Лондона…

В нем приснился долгий поцелуй…

Мы летели, вовсе не держась

Кто же из нас первым упадет?» – и что-то там дальше про как раз этот мост. Не удивительно, что у Земфиры по Лондону ностальгия – и по каким-то ее отношениям, или периоду из них. Я бы тоже ни за что не хотела уезжать отсюда, даже страшно это себе представить! Я сразу же влюбилась в Лондон, как и в Роберто. И это навсегда. Как я буду жить без них?! Я не смогу…

…Улочка Жанны. Ее дом. Наш путь окончен.

– Привет! Люси тебя так ждала, но устала и легла спать, – говорит татарка.

– Покажи, где ты будешь жить, – просит Роберто. Я веду его в комнату на втором этаже. Из обстановки там кровать, тумбочка и большая игрушечная собака на полу. Все.

– Ну чтож, мило, – Роберто выглядывает из окна. Пейзаж за ним довольно уныл: мусорные контейнеры и еще какое-то огромное промышленного вида здание за забором.

– Помойка, – криво усмехнувшись, шепчу я.

– Ничего, это только начало!

– Да.

– О, здесь нет места для компьютера. – сочувственно замечает Роберто. Он что, специально медлит, чтобы подольше побыть со мной? Ему так же страшно оставить меня одну, как мне с ним расстаться?

– Я что-нибудь придумаю.

Мы спускаемся вниз, но Роберто опять не уходит, а присаживается на стул на кухне и заводит с Жанной долгую беседу. Хотя по здешним меркам так навязываться чужим людям, да еще поздно (уже десять вечера), неприлично. Роберто болтает с Жанной почти до одиннадцати. Та жалуется на то, что ее доканывает дочь: «Lucy is very energetic girl!». Роберто удивлен, но старается не подавать виду. Ну да, он же идеальный отец, ему этого не понять. Как и многого другого. И он даже не пытался… Но, кажется, старается сейчас. Выяснить для себя – хорошо ли мне здесь будет? Все-таки, он заботится обо мне… Все-таки он мой друг, что бы ни было. И я ему не безразлична, что бы он там не говорил.

Роберто сообщает, что тут недалеко живут его знакомые. И как-нибудь в выходной он заедет к нам с Джошуа: «Он любит возиться с маленькими детьми». Тут до Жанны доходит, что перед ней отец-одиночка. Они тут же начинают бурно делиться опытом: Жанна говорит, что Роберто как одинокий родитель имеет массу преимуществ и льгот, в той же оплате за дом. И это, как выясняется, значительные суммы! Роберто удивляется – оказывается, он этого не знал.

– Да, быть одиноким родителем нелегко. Сколько раз мне приходилось брать Джоша с собой на деловые встречи, потому что мне было не с кем его оставить! При этом другие люди смотрели на меня, как на чокнутого: «Зачем ты ребенка с собой притащил»? Джош мне говорит: «Когда ты наконец заведешь себе подругу?».

– Вам непременно нужно обратить свое внимание на русских! – оживляется Жанна. – Знаете поговорку: «Чтобы быть счастливым, нужно иметь итальянский костюм, жить в доме английского образца – но в Германии, где самая лучшая социальная защита, и иметь русскую жену». Жить в английском доме и при этом в Германии – это неосуществимо. Но русская жена – это вполне возможно!

– Ну ладно, мне, пожалуй, пора. – Роберто неуверенно поднимается из-за стола.

– Я тебя провожу, – говорю я. У меня отчего-то разболелась голова. Может быть потому, что Жанна непрерывно курит, и в ее кухне уже хоть топор вешай. Но мне кажется, не поэтому. Мы выходим на улицу.

– Держись! – улыбается мне Роберто и открывает дверцу авто, чтобы уехать от меня.

– Можешь ты быть affectionate на одну минуту? – тихо спрашиваю я.

– Конечно! – Он с готовностью, даже с радостью бросается ко мне. Обнимает и явно хочет поцеловать в губы, но я сейчас не могу так с ним целоваться, хоть и мечтала… потому что все не так. Не таким должен быть наш первый настоящий поцелуй. Не прощальным!

Я уклоняюсь, и губы Роберто приходятся мне на щеку. Он крепко, нежно, долго целует меня в одну щеку, потом в другую. В лоб. С явной неохотой выпускает меня из своих объятий. Я тоже прикасаюсь к его лицу губами.

Сквозь слезы вижу, как красные огоньки фольксвагена Роберто исчезают в темноте. Потом утираю глаза и иду в дом. Моя жизнь кончена, и все равно продолжается. Но это будет уже совсем другая жизнь…

Будет ли в ней Роберто? Удастся ли мне его вернуть? Захочу ли я? А он захочет? Он уже немолод. У нас с ним так мало времени! Поэтому мне нельзя больше совершать ошибок.

– У вас с ним прямо такие нежные отношения, как я посмотрю, – замечает Жанна, когда я возвращаюсь на кухню. Оказывается, она наблюдала за нами в окно.

– Я его люблю.

– Я так и подумала.

– А он меня? Как ты считаешь?

– Трудно сказать. Но то, что он к тебе неравнодушен и ему было никак с тобой не расстаться, я поняла. Но доверять ему нельзя. Он сам не знает, чего хочет. И себя, и тебя мучает и путает. И неизвестно еще, сколько будет продолжать в том же духе, – Жанна кладет в пепельницу очередной окурок и сладко потягивается.

– Почему ты так решила?

– У меня был большой жизненный опыт. Всяких мужиков повидать довелось.

– Ну и что? У каждой из нас были всякие мужики, козлы в том числе. Но он же хороший!

– Он несчастный. И не очень сильный, как мне показалось. Возможно, я ошибаюсь, я ведь недолго с ним разговаривала. Но когда проходишь то, через что я прошла, в мужиках начинаешь разбираться с лету. Потому что иначе можешь на такого извращенца нарваться! Убьет, на кусочки порежет и концов никто не найдет! Хорошо, я тебе скажу – я проституткой была! – Жанна с усмешкой, с вызовом смотрит на меня: мол что, съела? Весь твой опыт перед моим ноль.

– Это когда Люська родилась и нам жрать было нечего. Потом Памми встретила и бросила. Но полтора года – это, знаешь ли, срок. Нет, меня теперь ни один мужик не проведет! И никого из них я уже не полюблю.

– Почему?

– Потому что не смогу поверить. Рано или поздно они все предают. Ну ладно, пошли спать. Утро вечера мудренее.

…Свет фонарей пробивается сквозь жалюзи и мешает уснуть. Как и веселые возгласы ночных гуляк на Крик-сайд.

Крик-сайд… Идиотское название… Как это там у Цоя:

«Среди связок в горле комом теснится крик

Но настала пора, и тут уж кричи – не кричи.

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть

Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи.

И как хлопало крыльями черное племя ворон

Как смеялось Небо, а потом прикусило язык

И дрожала рука у того, кто остался жив

И внезапно в Вечность вдруг превратился миг».

Ну и что, что Роберто, как и я, не очень стойкий и очень несчастлив – но это сейчас. Вместе мы будем Сила! Скоро все прояснится, наладится, и тогда никто не посмеет нас разлучить, ничьи происки, никакой Рок! Небу останется только прикусить язык… Как и всем околоробертовым злопыхателям.

…Снова в голову лезет Цой:

«А Жизнь – только слово, есть лишь Любовь и есть Смерть.

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить

А Любовь стоит того, чтобы ждать». Да! Между прочим, Цой погиб всего в 28. Мне тогда как раз накануне исполнилось 16 и я не понимала, как это: смерть стоит того, чтобы жить? Неужели Виктор считает, что в могиле с червями будет лучше, чем здесь? (Я в ту пору была отъявленной атеисткой). Но, судя по адским мучениям людей в Ираке или моим с Роберто адским мучениям так оно и есть, на том свете должно быть легче. Возможно, это сейчас мы живем в аду! Но я не хочу дожидаться загробной или следующей жизни, чтобы наконец быть вместе с Роберто: я верю, что мы обязательно будем счастливы в этой.

9 июня, среда

Я проснулась в семь утра, Жанна с дочкой еще спали. Пошла принять душ, пока ванная свободна. Едва разделась, тут же за стеной (в этом доме все компактнее, помещения меньше, а стены тоньше – здание современное. Комната Жанны и Люси находиться между bathroom и моей) раздались голоса моей работодательницы и ее ребенка – они проснулись, хотя я старалась передвигаться и вообще делать все максимально тихо. Не успела я раздеться и залезть в ванну, как в дверь bathroom забарабанили разом детские и взрослые кулаки: – Я хочу в toilet! Open the door! Open the door! – истерично, со слезой кричит Люси.

– Ты там надолго застряла? – Жанна тоже кажется недовольной. Спешно одеваюсь обратно – маленькие дети не могут терпеть. И с Жанной сразу ссориться из-за всякой ерунды я тоже не хочу. Открываю, Люси пулей влетает и плюхается на унитаз, враждебно глядя на меня. Здорово день начинается…

…Жду, пока Жанна и ее дочка помоются и приведут себя в порядок. Затем быстро принимаю душ сама. Это нелегко, потому что у Жанны, как оказывается, барахлит смеситель и вода из шланга почти не льется. Заканчиваю, спускаюсь вниз. Жанна и Люси уже позавтракали, и теперь ругаются наверху насчет того, в чем девочка пойдет в школу.

– Ноу, я это не одену! – вопит Люси. – Ты дура!

– Ах ты, блядь, дрянь такая! Ты как с матерью разговариваешь?! Shit!

– Сука!

Теперь раздаются звуки шлепков, затем завывания Люси. Чудно: малютка уже знает много нехороших слов на двух языках. Вернее, их все. А мама бьет свою девочку и называет ее блядью. Точь в точь, как меня мой отец. Мое отношение к Жанне вмиг становиться холодней. Как бы ее там жизнь не била – но зачем все вымещать на ребенке?

Жанна спускается сверху красная и злая: – Нет, ты посмотри: она опять меня ударила и укусила! Представляешь? Ты когда-нибудь видела такого ребенка? Если ей сейчас пять лет, что с ней дальше будет? Скажи, вот как с ней обращаться?

– Может, пусть оденет, что хочет?

– Да она будет полдня выбирать! Мы и так уже опаздываем, через десять минут выходить.

Школа, как оказалось, находится довольно далеко – мы шли пешком, у Жанны своей машины нет. Если честно, путь я, как ни старалась, запомнила плохо. Ничего, Люси-то его знает наизусть – главное следить, чтобы она под машину не попала.

…Оказывается, сегодня у Памми юбилей, 45 лет. Поэтому Жанна хочет сделать ему сюрприз – настоящий праздничный ужин. И еще подарок какой-нибудь найти. Я должна ей помочь донести покупки.

– А что ты хочешь приготовить?

– Что-то не очень сложное, что можно быстро, мясо я уже не успеваю. Куплю рыбу. Красную – пусть знает, что у меня есть вкус! И я не жалею на него денег – не то, что он на меня. Здесь очень хорошая рыба, всегда свежая – в России такой не найдешь! Там тухлятину одну продают.

– Да, я заметила. Если хочешь, я тоже могу приготовить сладкое блюдо. Я хорошо пеку.

– Да? А что для этого нужно?

– Мука, сахар, яблоки. Дешево и сердито.

– Класс, давай, готовь! Отлично! И так мы выкрутимся. На самом деле я не хочу очень много денег тратить на этого Памми. Так, знаешь, ради приличия. Пусть знает, с кем имеет дело! С настоящей леди, не с кем-то там. Ну, идем. Нам много нужно за сегодня успеть.

Выходим на местную Хай-стрит. Людей здесь – не протолкнуться. 90% из них, или больше, с кожей всех цветов радуги. Я во все глаза таращусь на экзотику, никогда не виданные лица, прически и одеяния. Некоторые негритянки важно ступают в своих ярких национальных одеждах странного кроя, а одна встречная молодая женщина была одета в зимнюю куртку с меховым воротником – это в почти тридцатиградусную жару! Офигеть.

Мне все здесь пока в новинку. Я будто оказалась внутри своей любимой передачи «Вокруг света» и постигаю жизнь местных аборигенов на практике. Она так отличается от моей, и в то же время какие-то вещи общие для всех. Однако то, что было важно для итальянца, неважно для Жанны. Так, Роберто не переносит грубость, я тоже – но мое детство, коммуналки и Черная речка так меня закалили, что утренняя перебранка моей работодательницы с дочкой и даже их драка для меня так, легкая разминка. А Роберто выпал бы в осадок.

Ладно, главное, Жанна меня оставила, значит – я здесь! И скоро увижу моего милого.

Жанна подводит меня к какой-то барахолке: – Здесь все очень дешево, вот в этих корзинах можно выбрать вещи всего за фунт. Я много чего здесь себе отрыла, к примеру, эти белые брючки. Почти все Люськины вещи тоже отсюда. Она у меня самая модная девочка в классе, у нее больше всего шмоток, и ни за что не скажешь, что ее мать – одиночка на пособии! – Жанна смеется.

– Хочешь жить – умей вертеться, писательница!

– Жан, слушай, мы тут уже больше часа роемся – может, в другой день? Нам же для Памми готовить надо. А у нас еще ничего не куплено, и подарок надо искать…

– Да подожди! Смотри, какие я себе брюки нашла, обалдеть! Правда, у меня уже есть белые. Но эти с блестками… А какая сумочка! Ах, черт – у меня этих сумок уже класть некуда, но что такое один фунт? Беру! А что это ты откопала? Да моя Люська с ума сойдет, она в этой маечке спать будет! С боем снимать придется, – и правда, розовая трикотажная кофточка, что я держу в руках, очень миленькая: спереди нарисована прекрасная златовласая принцесса, а вместо одного плечика две узкие лямочки, украшенные разноцветными бусами. Жанна попросила меня найти подарок для дочки ее напарницы по массажному бизнесу Стаси, Сандра ровесница Люси, – но, похоже, Жанна уже забыла про это. Хотя нет: – А Сандре мы что-нибудь из Люськиных шмоток подарим. Правда, она развопиться… Ладно, что-нибудь придумаем!

Наконец, идем затариваться продуктами. Покупаем рыбу, фрукты, овощи, хлеб, много всего. Я просительно тяну Жанну на локоть: – Я никогда не видела и половины из тех овощей и фруктов, что здесь продаются! Даже не знаю, как они называются. Скажи, что вот это? – Не знаю.

– А вон те огромные коренья?

– Понятия не имею!

– А эти зеленые штуки? А те пестренькие?

– Да не знаю я, что ты пристала ко мне!

– Неужели тебе ни разу не хотелось их попробовать?

– Нет. Зачем?

– Интересно же. Вдруг бы понравилось…

– Да ну, – моя работодательница равнодушно, пренебрежительно пожимает плечами и тащит меня дальше сквозь толпу.

По моей просьбе Жанна нехотя, со скрипом покупает йогурт – оказывается, они с Люси никогда молочного не едят, разве что коттедж чиз. Что это? Привезем с рынка, узнаешь. Здесь его не будем брать, слишком дорогой. Надо экономить! Странная у Жанны экономия, думаю я про себя. Нафига было брать двадцатую по счету сумку, или еще одни белые брюки с дурацкими блестками? И зачем накупать столько помидор и прочих овощей – они же все не влезут в и так забитый холодильник! А на такой жаре точно в два дня попортятся… Даже если мы вчетвером вместе с Памми будем есть только эти овощи, еле-еле такую кучу за несколько дней осилим. Причем половина из них за это время сгниет, даже в холодильнике. Можно было бы сходить на местную Хай-стрит через пару дней и снова что-то купить. Я бы могла. Но, наверно, Жанна не хочет доверять мне деньги.

Возвращаемся домой. Жанна смотрит на меня, взмокшую, с усилием волочащую четыре тяжеленных набитых мешка (себе она оставила два куда легче), с растрепавшимися на ветру волосами (поправить их с занятыми руками никак) и комментирует: – А знаешь, этот Роберто не для тебя. Ничего у вас с ним не получиться!

– Почему? – спрашиваю я.

Жанна меряет меня насмешливым взглядом, из которого я заключаю, что она крайне нелестного мнения о моей внешности.

– Дело в моих лишних жирах? – уточняю я.

– И не только. Понимаешь, мужикам – им кто в первую очередь нравится? Они больше всего падкие на внешность. А у тебя… Ну, ты же знаешь, что не королева красоты, – я изумленно таращусь на нее. Жанна первый человек в моей жизни, кто заявляет, что я некрасива! То есть второй, после отца. И третий, после матери. Неужели это так и есть?! Да нет, чушь какая-то! В конце концов, сотни других людей считали и считают совсем иначе. Или я за одну ночь так подурнела?! Не может быть!

– Ну хорошо, а если я похудею?

– Лицо-то ты не изменишь! И вот скажи – ты ему навязывалась? Ну признайся – навязывалась ведь, да?

– Поначалу. Немного, – и еще в любви первая призналась и в постель приходила. Сама. Но Жанне я этого не скажу, а то засмеет. И будет высмеивать еще долго потом. А мне и без этого хреново. Я и без Жанны, и без Роберто страшно себя казню за все ошибки.

– Ну, точно тебе говорю! Это же самое убийственное, что только женщина может сделать. Ой, да что говорить, сама такой дурой была! Если у него и был к тебе интерес, после этого он уже не вернется. По себе знаю! Я потому перед Памми и делаю вид, что он мне по хую. Хотя он мне уже и в самом деле по барабану стал. А ты – у тебя все на лице написано. Ты слишком простая, мужикам с такой неинтересно. Скучная ты для них!

– Но ты же сама вчера говорила – он ко мне что-то испытывает!

– Что-то! Вот именно, что-то. Если бы он тебя любил, ты бы перла на себе эти сумки сейчас? То-то! Так что иди и молчи! Это тебе еще повезло, что меня встретила и я тебя к себе в дом взяла… Не все люди так же добры, как я!

Жанна права! Господи: а я его всегда так оправдывала! А я для расчетливого Роберто – только кусок мяса, который он выбирал, как на базаре. И не взял…

А я! Ах, мое сердце подсказывает мне! Да ни черта оно не может подсказывать! Разве что лажу какую-нибудь. В 96-м году, помнится, политтехнологи агитировали россиян повторно голосовать за Ельцина лозунгом: «Голосуй сердцем, не то проиграешь». И хотя по первому сроку было понятно, что это никуда не годный, мягко говоря, президент – это ведь он начал Первую Чеченскую войну, допустил криминальный бепредел и тотальное разворовывание страны – но его выбрали снова! Идиоты! Мы все идиоты. Правда, я голосовать не ходила, потому что не видела достойной кандидатуры. И так всегда. Я всегда против всех, я никому не верю. Но что от этого толку?

Та англичанка в самолете права: мы, россияне, в самом деле слишком живем эмоциями, они нас просто захлестывают и мы в них тонем. А надо бы почаще включать разум, как это делает Роберто, и безжалостно отсекать все, что тебе не подходит. Правда, так ты не сможешь уловить изменения вокруг, потому что есть вещи, которые можно понять только сердцем. Например, я стала гораздо лучше за этот месяц – я так захотела измениться! И я правда полюбила Роберто больше себя, больше жизни. Но он не захотел, не смог в это поверить – решил, что это так, временно, и я морочу нам обоим головы. А вот если бы он разрешил себе чувствовать, вмиг бы все понял.

И все равно надо научиться контролировать свои чувства и мысли, так как это определенные энергии, которые прокладывают для тебя путь в совершенно определенное будущее. Известно ведь: чего больше всего боишься, то и происходит! Я все время опасалась, что Роберто меня вскоре бросит (все 2 года до моего приезда, с самого начала нашей переписки) – и это случилось. Отныне надо думать только позитивно! Стараться, во всяком случае. Но о Роберто я больше думать не буду! Не хочу! Всё, он сам от меня отрекся. Первый. Ну и скатертью дорога. И получше найду!

…По возвращении я спешно леплю свое многократно проверенное фирменное блюдо – яблочные трубочки и заполняю ими противень, а Жанна выкладывает рыбу в блюдо, загружает его в духовку, зажигает, вернее, пытается это сделать – но отчего-то у нее не получается.

– Да что за черт, только этого еще не хватало! Именно сегодня! – Жанна со злыми слезами на глазах хватает телефонную трубку, нервно тычет пальцем, набирая номер и кричит в нее: – My cooker is broken! No, not tomorrow – please, today! Now! I’m very upset! My boyfriend has today his birthday! – потом кладет трубку и смеется: – Все-таки я добилась, чтобы они приехали починили духовку сегодня. Но когда приедут – вот в чем вопрос! Может, и не приедут вовсе – сказали, что постараются, чтобы отвязаться… И что мне теперь делать? Рыба до вечера стухнет. А вечером Памми приедет… Готовить будет некогда!

– Жанна, успокойся! Рыба будет очень вкусной, если ее зажарить на сковороде.

– Да-да, ты права. Ну а с этой кучей что делать? – Жанна кивает на противень, полный сырых трубочек. Мы смотрим друг на друга и начинаем нервно хохотать.

– Помидоры еще эти девать некуда, в холодильник не лезут… эх! – Жанна тяжело поднимается со стула.

– Приговлю-ка я одно таджикское блюдо из фасоли, баклажан и помидор. Дешево, сытно – для Памми сойдет.

Жанна принимается за свое варево, а я иду наверх, падаю плашмя на свою новую кровать и некоторое время лежу без сил и мыслей. Потом они появляются: вот чужой дом, чужая кровать, я выполняю чужие решения ради чужих целей. Что у меня осталось, есть своего? Только я сама. Мне надо себя сохранить. Но как это сделать? Жанна, как и Роберто, по своему очень упертый человек. И считает, что если что-то не по ее, значит, это неправильные мысли и действия. Впрочем, она примитивней Роберто, ее можно попробовать провести, делая вид, что я со всем соглашаюсь. Ладно, что я опять себя накручиваю! Несколько дней осмотрюсь, не понравится – буду искать себе втихаря другое место. У меня все нормально! И будет еще лучше.

Ура! Приехал мастер. Быстро починил Жаннину плиту. Я даже успела испечь первую порцию трубочек до того, как идти забирать Люси из школы. Я призналась, что дорогу запомнила плохо, и Жанна решила еще раз сходить со мной.

…Разноцветные малыши за огромными окнами первого этажа сидят не за партами, а в кружок вокруг учительницы на ковре. Жанна говорит, начальная школа здесь больше похожа на наш детский сад. Вот ребятишек отпустили, и они бегут к дожидающимся их мамам. Интересно: если садик здесь заканчивается так рано, как же эти женщины работают? Это ведь только лет с семи детей можно одних оставлять. Потом вспоминаю слова Иры из церкви: здесь до 14 лет ребенок обязан быть под присмотром, если не родителей, так бэбиситтера. Ну и отлично! У меня всегда будет шанс заработать на жизнь, пока я не получу здешнее высшее образование и не найду кое-что интересней. Хотя, вкалывая как бэбиситтер, на высшее образование не заработаешь. Оно ведь стоит 35 тысяч фунтов в год! А еще нужно на еду, жилье и транспорт… Но ничего, когда я усовершенствую свой English, начну писать статьи в англоязычные издания. Я способная, это признавали даже мои недоброжелатели. А потом еще что-нибудь найду. Проверено по России: чем больше опыта, тем твоя новая работа лучше! И тебя тем охотней берут. Главное искать, а не ждать милости свыше. Проверено тоже: не дождешься! Но это касается работы. А в любви, наверно, действует карма? Или кому как повезет.

Мать протянула выбежавшей Люси яблочные трубочки, которые она захватила с собой: – Попробуй, как вкусно! Это Аня испекла.

Девчонка равнодушно сжевала одну.

– Ну как? Понравилось? – допытывается Жанна.

– Нет!

– Вот ведь противная какая! Она всегда так. Не обращай внимания – если б ей не понравилось, она не стала бы есть. Еще будешь?

– Да.

– На, – Жанна протягивает дочери весь кулек. Девочка хватает его, как дикий зверек, и бежит от нас прочь.

– Стой, там машины! Стой, я тебе сказала! Стой, а то всыплю, блядь! – Люси наконец замедляется, а Жанна устало оборачивается ко мне: – Видала! Ну вот как с ней не выйти из себя?

Она права. Из-за чего у Люси такой характер? Жанна, конечно, тоже не подарок, но она вроде старается, как может, быть хорошей матерью.

– Люси! Come here! Иди немедленно сюда! – Люси неохотно прекращает болтать с темнокожими ровесницами, которых так стремилась нагнать, и возвращается к матери. Девочки и их мама приветливо здороваются с нами, но Жанна со злым лицом проходит мимо них и не отвечает.

– Жан, ты чего?

– Не люблю черномазых. Люси, мамми сколько раз тебе говорила: с ниггерами не общаться!

– У меня нет friends, – сердито ноет девочка.

– Тебе не нужны такие друзья!

– Жанна, ты-то общаешься с Памми.

– Ну и что, он индус. И потом, он миллионер. Что глазами захлопала – ты не смотри, как он одевается. На самом деле он очень богат.

Дома Люси пришла в полный восторг от игрушки, что мы купили в подарок Памми. Это я ее приметила на одном из бесчисленных уличных развалов: мягкая кукла изображает носатого восточного мужика в майке и тапочках, с черной курчавой головой – словом, вылитый Памми, только с лысиной. А если игрушке надавить на живот, она начинает смешно ругаться.

А вот и сам Памми: пока Жанна выносит на стол на заднем дворе совместно приготовленные явства, я отбираю у Люси Носатика, пока она его не порвала и окончательно не запачкала, и с улыбкой протягиваю Памми: – Happy birthday to you!

– Это ты! Это ты! – кричит, прыгая рядом, Люси.

– Это я? – удивляется индиец. Затем говорит «спасибо». Но, кажется, не может, не хочет поверить в сходство с игрушкой. Ему что, не понравился наш веселый подарок? Плоховато с чувством юмора? Ну а тебе бы понравилась кукла-толстуха? Да, но Памми же совсем не лысый! Так что у него нет причин обижаться. А лицо у куклы в самом деле почти копия Памминого… И вообще, вся соль в смешных ругательствах потешным голосом! Но индиец явно не рад подарку. Да, пролетели мы с сюрпризом… Может, вкусный ужин все исправит?

– Ты зачем подарила Памми куклу? – Жанна вернулась на кухню и теперь испепеляет меня невероятно злющими глазами. – Я сама хотела это сделать!

– Просто он уже увидел ее в руках у Люси… – Надо было спрятать! Эх, вы… – Жанна разочарованно машет рукой – мол, что за дуры живут со мной под одной крышей. Почему она все так драматизирует? Ай, ладно, плевать мне. Сейчас все нажрутся и подобреют!

…Так и происходит. А то, что я специально для него испекла такие, с Памминой точки зрения, очень сложные и вкусные вещи, вообще поразили индуса до глубины души: – Еще ни одна женщина так для меня не старалась! Даже мои женщины, – прочувствованно говорит он. Нифига себе! Как у нас, в России, слишком много эгоистичных козлов, так здесь что-то многовато пофигистичных сук. В мире наблюдается явный перекос.

…Иду помочь Жанне с мытьем посуды. Она довольно смеется: – Памми, узнав, что смеситель не работает, тут же побежал его чинить. И буквально за пять минут все сделал. Сэкономлю на сантехнике!

– Вот так миллионер! Слушай: он, в свой юбилей, уставший после работы, даже не поев… Ну вот, видишь – все-таки он хороший!

…Еще Жанна сообщает, что несколько минут назад заявилась Инга, хотя никто нее не звал и не ждал. Вот теперь моя работодательница не знает, как быть: позвать латышку к общему столу или выгнать взашей?

– Не знаю, Жан, тебе решать. Я этого человека в глаза не видела. Не мне судить, – говорю я. Домываю посуду. Понимаю, что мне совсем не хочется продолжать сидеть с подвыпившими Жанной и Памми, да еще этой сомнительной Ингой, которая не раз подводила свою хозяйку. Да, Жанна грубая, не подарок, но зачем нарушать данное тобой слово? Татарка – мать-одиночка, пытается как-то выплыть, основать свой бизнес. Ей и так тяжело, а тут еще эта латышка ставит ей палки в колеса, пообещает – и фиг вам. Может потому, что ей только 20 лет? Но 20 – это не детский возраст! Пора понимать, что к чему.

Иду к себе в комнату, открываю учебник английского. Я уверена: если сломать языковой барьер, все другие барьеры меж мной и Роберто рухнут куда быстрее. Но минут через десять в комнату без стука заходит Жанна: – Слушай, Памми зовет меня в ресторан, Инга тоже едет к своему бойфренду за вещами, но она вернется сегодня или завтра и поживет тут несколько дней в living room до своего отъезда домой. А ты уложишь Люську спать, в девять часов. Меня не ждите, я поздно приду.

– Хорошо.

Жанна и Памми уезжают, а я остаюсь на кухне с пронзительно вопящей и рыдающей Люси. Малышка залезает на столешницу возле мойки, там мокро, длинный подол ее ночнушки падает в раковину, где Жанна зачем-то бросила оставшуюся половину рыбы, вынув ее из морозилки (должно быть, назавтра размораживаться). Но девочка словно не замечает всего этого – ни холода металла, ни сырости, ни вони от сырой рыбы. Она напряженно всматривается в окно, за которым только что исчезла машина Памми.

– Люся, что ты так плачешь, что случилось? – я пытаюсь погладить ребенка по плечику, по голове, но она сердито отталкивает меня и продолжает надрывно голосить: – Where is my mummy?! Я хочу быть with my mummy! Мамми! А-а!

– Мамми скоро придет. Мама не может все время быть с тобой, у нее есть свои дела. Давай, слезай отсюда, смотри, ты уже весь подол намочила! – я бережно, но твердо принуждаю девочку слезть на пол. Если честно, сначала я растерялась: дети при мне так себя еще не вели! Мои сибирские кузены и племянники были куда спокойней и покладистее – может быть, потому, что взрослые с нами не нянчились. Но неужели я не справлюсь с четырехлетней малюткой? Что за глупости! Вот, уже получается: Люси послушно идет со мной наверх и переодевается в сухую ночнушку.

– Так, а теперь давай в кроватку. Ты зубы на ночь чистишь?

– Не буду! Не хочу! – агрессивно выкрикивает Люси. Ну и фиг с тобой! Один раз ничего не случится, зубы не сгниют от кариеса. И вообще, это еще молочные зубы. А потом ты ко мне привыкнешь, и все будет проще. В конце концов, меня просили что? Уложить тебя спать в девять часов. И я этого добьюсь!

– А писать хочешь? – насупленная Люси бежит в туалет. Отлично, у меня все получается.

– Теперь ложись, а я почитаю тебе сказку. Какую ты хочешь? – Люси с явно улучшившимся настроением вытаскивает с полки книжку и сует ее мне. Она на английском языке, с которым у меня проблемы.

– Давай я тебе лучше русскую сказку почитаю?

– Нет! Нет!!! – боже, сейчас она опять заревет!

– О’кей, о'кей, Люси. Спокойно!

…Читаю. Смотрю на девочку и вижу в ее глазах растущие страх и гнев.

– Я плохо читаю?

– Да.

– Давай русскую сказку почитаем? Я еще не очень хорошо говорю на Инглиш. Я совсем недавно приехала.

– И едь обратно! Get out! – вдруг зло шипит Люси. – Это не твой дом. Это наш дом! А ты тут никто!

– Люся, да ты что!

– Ты никто! Ноль! Fucking shit! Дура! – Люси вдруг проворно выскакивает из под одеяла и бежит вниз. Что делать, несусь за ней. Смотрю на часы на стене кухни – двадцать минут десятого. Ну и ладно, все равно никто не узнает, что Люси не вовремя легла спать! Да, все фигня. Вот только что-то у меня начала болеть голова. Да, этот ребенок доконает кого угодно…

– Люси, мама сказала, в это время ты должна спать!

– Иди вон! Я хочу есть, – ну ладно, пусть что-нибудь слопает. Набитый желудок вызывает сонливость, а голодный и ноющий злость и бессонницу. Отлично, сейчас она поест и, наконец, уснет.

– Что ты хочешь?

– Сэндвич с коттедж чиз.

– А где он? – Люси отталкивает меня и вытаскивает одну из маленьких пластиковых баночек с нижней полки забитого холодильника.

– Я сама! – враждебно объявляет мне она. – Ты не умеешь! Ничего не умеешь. Ты дура! Get out! Это не твоя еда! Не трожь! Не трожь! Я все скажу мамми – ты брала ours food! Уходи! – Люси изо всех своих сил пихает меня кулачками и яростно пинает по ноге. Между прочим, чертовски больно. Нет, это не ребенок, это дьяволенок!

– Люси, прекрати так себя вести! Тебя что, бешеная собака укусила?

– Пошла вон! Дерьмо, bitch! – я ошарашено смотрю, как Люси деловито намазывает творожную пасту на хлеб. Надо признать, ножом этот четырехлетний ребенок орудует ловко. Чтож, по крайней мере, с голоду она не помрет, и в обиду себя не даст. А я почему позволяю какой-то соплячке вести себя подобным образом? Просто я слишком ошеломлена. Какая-то козявка – и вдруг подобные речи! Да я, если захочу, одним пальцем сотру ее в порошок! Но этого делать нельзя и не стоит. Как же найти с ней общий язык? Если честно, мне уже не хочется его искать, у меня почти не осталось добрых чувств к этой дикой и злой девочке. Ну как можно любить подобное чудовище? Она бьет меня по самому больному, как Мариванна – нашла же ведь с ходу уязвимые точки! Ладно, она всего лишь ребенок, маленький и дурно воспитанный. Я слишком многого требую от нее. Да? Не знаю, но буду так думать. Иначе я ее просто выпорю!

…Люси заканчивает есть.

– Я хочу пить, – надувшись, объявляет мне она. Что делать, наливаю ей воды. Уже без двенадцати десять. Выпив, она снова грубо отталкивает меня и бежит наверх. Я мчусь за ней, но она успевает закрыться от меня в ванной. С той стороны доносится ее веселый смех. Я также слышу, как Люси набирает там какой-то телефонный номер – о черт, она успела по дороге схватить дистанционную трубку! Куда она звонит? Матери? Та точно меня выгонит… Неужели прощай, Лондон? Нет! Ни за что!

Эта мысль вдруг придает мне решимости и сил. К счастью, как выяснилось, Люси не закрылась с той стороны, а просто придавила дверь своим весом. Но что он против моего? Я проникаю в ванну и пытаюсь отнять у Люси телефон – но верткая девчонка, изо всех сил пинаясь, кусаясь и царапаясь, вырывается и несется вниз. Когда я прибегаю за ней на кухню, замечаю, что она набирает просто какие-то бессмысленные ряды цифр, снова и снова. Что она делает? Она ведь знает уже, что звонки стоят больших денег! Или нет? Она что, хочет повесить эти звонки на меня? Или просто балуется?

Люси меж тем выхватывает из раковины полурастаявшую рыбу и бьет меня ею. Я задыхаюсь от вонючих брызг.

– Люси! Прекрати!

– Я хочу, чтобы ты была грязненька и никто тебя не любил! – с горящими сатанинским весельем глазами заявляет девочка. Я таки отнимаю у нее скользкую жирную рыбу, при этом сама в ней вся перемазавшись. А Люси снова хватает телефонную трубку и с победными криками бежит наверх. Уже одиннадцатый час. Время неуклонно идет, скоро появится Жанна, а кошмар все усиливается…

Нет, пора кончать с этим безобразием! Я поднимаюсь, хватаю маленькую мерзавку и выдираю телефон из ее цепких и на удивление сильных пальцев. Люси при этом отчаянно сопротивляется, изо всех сил, до крови, царапает меня, кусает и бьет руками и ногами, но силы неравны. Я побеждаю. Ставлю телефон на самую высокую полку, где Люси его не достать, потом швыряю безумного ребенка на кровать, прижимаю ее руки к матрасу и грозно говорю: – Сейчас ты будешь спать, поняла?! А не то…

– И щщто? – тонким ехидным голоском интересуется Люси. Нет, дети так себя не ведут! Она как взрослая, довольно подлая уже женщина. Я была готова ее любить, заботиться о ней – но сейчас все, что я чувствую, это изумление, перемешанное со страшной усталостью. И отвращением.

– И щто ти мне сделаешь? Ти тут никто! Ти дерьмо! Тьфу! – она вдруг плюет мне в лицо. От неожиданности я непроизвольно, на автомате отмахиваюсь, пытаясь уклониться и защититься от плевка – и мне это удается, но при этом я по касательной попадаю рукой Люси по рожице. Получилось, словно бы я ее ударила. Мне становиться окончательно жутко. Я ведь не сильно ее задела? Нет, только чуть-чуть, по носу. Люська даже не заревела и не завопила, как она обычно реагирует на все.

Однако моя подопечная наконец затихает – правда, только на пару секунд. Потом она с ненавистью плюет в меня во второй раз, к счастью, снова не попадает, плевок шлепается ей на ночнушку. Шмакодявка снова принимается изрыгать на меня все известные ей ругательства. Я тупо соображаю, что же мне делать: сатаненок по прежнему полон сил, а вот я совсем выдохлась. Мне уже трудно ее удерживать, а девчонка все время дергается, норовя вырваться, вскочить и снова приняться пакостить. Обращаю внимание, что рубашка на Люси опять мокрая и к тому же воняет рыбой.

Отпускаю Люсины руки и иду доставать чистую сухую ночнушку. Слава Богу, в комоде нахожу еще одну. Люси меж тем пытается, как обезьянка, вскарабкаться на верхнюю полку стеллажа – туда, где телефон. При этом несколько книжек, за которые она хватается, падают сверху на нее – и Люси вместе с ними падает тоже. Я едва успеваю ее подхватить. Книжки больно стукают меня по голове – впрочем, достается и Люське, как я ни пытаюсь ее защитить. Девчонка прижимается ко мне и начинает испуганно реветь.

– Ну что, допрыгалась? – говорю я ей. – Ты понимаешь, что могла сейчас разбиться? Насмерть? Если бы меня рядом не было. А ты так со мной обращаешься! Хватит реветь, сама виновата! На, давай одевай.

Девчонка на удивление покорно переодевается в сухое. Потом сама ложится в кровать, накрывается одеялом и, всхлипывая, смотрит на меня.

– Так, а сейчас мы почитаем интересную сказку. Русскую.

– Нет!

– Лежи и молчи! Сейчас я выбираю, – беру наугад первую книжку с русским шрифтом. Открываю: – Вот, отличная сказочка! Как раз, Люси, для тебя (мне попался «Кошкин дом»).

– Я не хочу это!

– Зато я хочу! – я с выражением, в лицах читаю эту нравоучительную историю.

– Вот видишь, Люси, что бывает с теми, кто жадничает, обзывает других и выгоняет их из своего дома? Думаешь, с тобой никогда ничего не случиться? У нас всех бывают troubles* (*неприятности)! Кто тебе поможет, если ты себя так ведешь?

Притихшая девочка внимательно и тревожно смотрит на меня.

– Мне сейчас очень трудно, Люся. Ты права, у меня ничего нет – ни дома, ни друзей, ничего. Я совсем одна. Знала бы ты, как это тяжело! – тихо говорю я.

– Мне тожи тяжело, – вдруг шепчет она. Голосок такой детский-детский, а вот выражение глаз – абсолютно нет. Таких детей не бывает! Мне все это снится. Но, увы, нет. Отчего же Люси так тяжко? От самой себя?

– Вот видишь, ты должна меня понять. Зачем делать так, чтобы нам обеим стало хуже? Лучше давай помогать друг другу. Будем друзьями, Люси! Да? Ты ведь на самом деле хорошая девочка, правда? – я легонько провожу ладонью по ее волосам. К моему удивлению, она не отстраняется, не кусается и не плюется.

– Люси хорошая девочка… Люси сейчас будет спать и ей приснится интересный сон… Мамми… котята…

– Аньа, я не буду как Тетя Кошка! – вдруг перебивает меня Люси. – Я буду хорошая девочка! We will be friends. Ты живи тут.

– Спасибо.

– Со мной ничего не случится? Some troubles? – Люси испуганно смотрит на меня. – За то, что я тибя обижала?

– Нет, нет. Спи. С хорошими девочками ничего не случается. Только с плохими. А Люси у нас хорошая девочка, – эх, как бы мне самой хотелось поверить во все то, что я говорю!

…Странный ребенок наконец заснул. Я перебираюсь к себе, заодно прихватив телефонную трубку на всякий случай. Уже полдвенадцатого ночи, пора и мне лечь спать, чтобы выспаться – рано утром мне вести Люси в школу. Завожу будильник на шесть. И вдруг на меня накатывает страшная тоска и не менее сильное чувство вины. Господи, как я могла плохо подумать о Роберто! Я для него была как Люси. Я его всячески изводила. Не удивительно, что он начал испытывать ко мне отвращение. Он просто святой, самый лучший и терпеливый человек на этой планете, а я… Люси права, я тотальная неудачница и полное дерьмо. Как я смела тыкать Роберто в глаза другими мужиками?! Нет, я редкая дура! Я сама все испортила. Господи, как же мне сейчас не хватает Роберто! Просто быть с ним рядом – и все!

…Я все исправлю, мой дорогой, мой любимый, я исправлюсь, ты увидишь! Я больше не повторю прежних ошибок. Только не бросай меня здесь совсем одну! Мне так плохо без тебя…

10 июня, четв.

…Какой-то шум. Что это – неужели Люси проснулась? Господи, нет! Прошу тебя, только не это! Если она сейчас вбежит и увидит мое зареванное лицо – все, она тут же поймет, что я спеклась (я сейчас на пределе душевных и физических сил) и надо мной можно изгаляться как угодно. Чем она и займется. Боже прошу тебя: избавь меня от этого греко-татарского ига! Мне нужна хоть какая-то передышка.

Но нет, это шум внизу. Вернулась Жанна! Спешно крадусь в ванную и умываюсь. В своей комнате быстро снимаю воняющие рыбой вещи. Волосы пахнут ею тоже, но что поделать – ладно, утром помоюсь. А сейчас боюсь разбудить Люси.

Спускаюсь вниз. Но в прихожей стоит не Жанна, а молодая девушка с несколькими тяжеленными сумками. Как она попала сюда?! Видимо, у нее был ключ.

– Фу, еле дотащила! Ты Анна? А я Инга, приятно познакомится, – улыбается она.

– Мы с моим парнем расстались. На днях я улетаю домой в Ригу. Мне надо где-то пожить до отъезда.

Я внимательно смотрю на новую соседку: худышкой ее не назовешь – она так же в теле, как я, но при этом очень красивая. Черты ее лица и тронутая золотистым загаром кожа безупречны. Талия и попа, пожалуй, слишком массивны – зато ноги, руки и грудь точеные, как у статуи. Она как Венера Милосская (волнистые пепельного цвета волосы собраны в ту же прическу), только зеленоватые глаза еще больше, а от природы яркие губы еще чувственней. И хотя то, что я успела узнать об Инге, ее не красит, она все равно вызывает во мне симпатию. Впрочем, улыбчивая латышка просто не может ее не вызывать.

– Люска уже уснула?

– Да.

– Ну, тогда можно ни о чем не беспокоится. Она очень плохо засыпает, но потом рядом может играть оркестр – ее не разбудишь.

– Да? Ну, ты тогда располагайся, а я… – а я, пока Жанны нет и она не подсчитывает, сколько я потратила драгоценной воды, бегу наверх и быстро мою воняющую рыбой башку. Увы, мокрые волосы не посушить никак, потому что у меня нет переходника для розетки – мой фен в местную просто так не вставишь. А забрать с собой свой переходник (у запасливого Роберто их оказалась целая коробка, всяких разных, для всех стран, где он побывал) мой друг не разрешил. Даже временно, пока я не куплю себе свой. Опять расходы… Все-таки Роберто скупая и равнодушная сволочь.

Ладно, посижу полчасика на кухне, пока волосы сохнут, выпью мятного чайку и приду в себя после сумасшедшего дома, устроенного мне Люси. Может, и голова заодно пройдет: мята всегда облегчает, а то и снимает боль.

На кухне обнаруживаю латышку, с аппетитом доедающую мои трубочки.

– Нравятся?

– Yes, very much! Никогда не думала, что Жанна умеет такое готовить.

– Это не она – я.

– Да? – изумление на лице у Инги неподдельно. – А Жанна сказала, что это она. И все перед Памми хвасталась, как она для него старается!

…Мы начинаем болтать о том, о сем на смеси английского и русского, который Инга знает чуть лучше, чем я Инглиш. Оказывается, латышка в Лондоне уже четыре года, наездами из Риги. Работала где придется, жила тоже где придется: снимала комнаты, в последнее время с подружкой и землячкой Илвэ. Несколько месяцев назад они нашли Жанну. Поначалу просто снимали ту комнату, в которой сейчас живу я, а потом татарка предложила Инге присмотреть за Люси, пока она будет в Египте. Самой же первой работой латышки, когда она еще ничего здесь не знала, был труд горничной. Поселились они с бывшей подружкой Магдой там же, при отеле. Но быстро поссорились.

– Магда дурочка! – пренебрежительно машет рукой Инга. – Она вроде Жанны: видит только то, что хочет, как ей моча в голову ударит – так говориться? И все под себя! В Риге я это как-то не замечала, может, не хотела, а здесь… Здесь многие дружбы распадаются, потому что люди не выдерживают трудностей, понимаешь? Мы с Магдой сильно поссорились, и я не захотела больше жить с ней вместе, спать рядом. Но меня это не сломало – то, что я осталась одна. Нашла себе работу официантки, это было намного легче и платили в два раза больше – шесть фунтов в час. А Магда, тупица, наверно, до сих пор в этом отеле горбатиться и спит в вонючем затхлом подвале. Я там задыхалась, не знаю, почему – все время воздуха не хватало. Вообще быть горничной – это ужасная работа, Анна, ни за что не ходи! Через два месяца станешь инвалидом.

– Почему?

– Когда двадцать кроватей перестелишь, узнаешь! Потом я соскучилась по маме и вернулась домой. Но ради денег приехала сюда во второй раз и устроилась работать на картонной фабрике, потом перешла на йогуртовую. Там платили 4—5 фунтов в час. Но через пару месяцев я оттуда ушла. Там было очень скучно – это такая промышленная зона под Лондоном, кроме нескольких фабрик, ничего нет. Еще мне там не нравилось, потому что со мной работало очень много рабочих из Литвы. И эти литовские мужики такие злые! Они от других приезжих из разных стран отличались тем, что всех презирали и ненавидели. С ними было очень тяжело. И еще я начала сильно полнеть на этих йогуртах, потому что их можно было брать сколько хочешь. Сначала думаешь: как здорово, все вкусно, а потом смотришь – у тебя 10 лишних килограмм!

– Скажи, а как ты смогла продержаться целых два года нелегально? Латвия ведь только-только стала членом ЕЭС.

– Мне помог совет одной подружки: когда у тебя будут спрашивать Иншуранс намба, придумай любое число от балды. Все равно эти цифрочки никто проверять не станет! – Инга весело смеется.

– Но я все равно знаешь, как всегда тряслась! – Инга испуганно обнимает себя руками. – Уф, сейчас это все для меня позади.

– А сейчас ты где-то работаешь?

– Еще недавно да, в очень хорошем кафе, там вместе со мной такой приятный мальчик работал из Бразилии, гей – мы так веселились! Платили 6 фунтов в час и чаевых давали много. Но я все-таки хочу сейчас вернуться домой.

– А что так?

– Да ну, надоело все. Я мать давно не видела, брата. Просто домой хочется! Еще видишь – я простыла, – Инга шмыгает носом, потом плюет на приличия и высмаркивается прямо при мне. Я сочувственно улыбаюсь. Я бы так не смогла – сморкаться при ком-то, но Роберто тоже делал это при мне. Может, надо быть проще? Меня например, оказывается, не шокирует, когда при мне сморкаются другие люди. Может, я бы их в такой ситуации не шокировала тоже? Да, но Роберто потерял ко мне всякий интерес именно после того, как увидел меня на унитазе. Из-за такой ерунды… А если бы я всерьез заболела?

– Мой бойфренд был явно рад от меня избавиться, особенно когда я получила простуду, – усмехается Инга. – Спросил, когда я вернусь. Я говорю: «Может, никогда». Я правда не знаю – может, больше в Лондон не вернусь. Кажется, он не поверил, решил, что шучу. Цену себе набиваю! Думает, он мне позвонит, и я в любой момент опять к нему приеду, как ни в чем ни бывало. Как раньше! Ему 28 лет, но он глупый, – Инга смеется.

– На самом деле, я тоже была рада с ним расстаться. Мне с ним скучно. Только в постели хорошо, но тоже надоело. Это было так, just for fun!* (*чисто для развлечения). – Инга усмехается изумляющей меня очень взрослой улыбкой. Так, будто за плечами у нее колоссальный опыт, и теперь она абсолютно умеет владеть своим сердцем. «Чтож ты тогда, если все это для тебя несерьезно, так подводила Жанну?» – хочу спросить я. Потом думаю – ладно, не мое дело. Потом все-таки спрашиваю, потому что у меня это не вяжется друг с другом – то, какой кажется Инга и некоторые ее поступки.

– Да, в самом деле, было: Жанна звонит, я обещаю – но потом мой бойфренд меня обнимет, целует, и уже никуда не хочется вылезать из кровати, одеваться, ехать через весь город сюда! Если выбирать меж тем, что тебе нравиться и работой, от которой ты не в восторге и за которую мало платят (Жанна, if, honestly, greedy) – ты что выберешь?

– Есть еще такое понятие, как долг. Ты ведь пообещала!

– Да, но… Ты еще многого о Жанне не знаешь. Может быть, это неправильно, но я не чувствую, что я ей должна. Например, она очень нехорошо обошлась с моей подругой Илвэ. Из-за этого Илвэ пришлось уехать отсюда.

– А что Жанна сделала?

– Илвэ занялась бизнесом и попросила, чтобы ее деловая корреспонденция приходила на этот адрес. Пустяк, да? Но Жанна отказалась наотрез! Короче, они страшно поругались. Жанна очень тяжелый человек. Может отказать в помощи там, где это для нее ничего не стоит! Ее Люска тоже не ангел.

– Это точно! Я таких девочек еще не встречала. Очень плохо воспитанный ребенок!

– Она крэйзи! У нее нервы не в порядке. Может быть потому, что у нее такая мать. Может, она родилась сумасшедшей. Мне ее жалко. Теперь ты будешь бэбиситтер? Не давай маленькой Люске садиться себе на шею. Иначе ты dead* (* покойник)! Мне было очень трудно с ней, особенно поначалу. Я даже плакала, – Инга тихонько смеется, глядя на меня.

– Скажи, а тебе правда совсем не жаль уезжать от твоего бойфренда за тридевять земель? Раз было трудно расстаться с ним даже на несколько часов.

– Да нет! Я считаю, у меня было интересное приключение, отличный секс, все было замечательно. Но все кончилось! Все рано или поздно кончается. Особенно когда возникают troubles. Вот, как сейчас with my health* (* с моим здоровьем), – мудро улыбается Инга.

– Прости, ты когда-нибудь влюблялась?

– Я была немножко влюблена в этого моего бойфренда. И он в меня. А слишком сильные чувства… я этого боюсь. Я боюсь, что не смогу управлять собой. Нет, мне это сейчас ни к чему! Мне нужно о себе подумать. Может быть, я учиться буду. Надоело, знаешь, просто зарабатывать деньги – ну да, здесь можно больше получить, чем дома – и что? Быть официанткой всю жизнь – это не то, что бы я хотела. Короче, ничего не знаю еще.

– А учиться хочешь на кого, где?

– Еще не решила. У меня вся жизнь впереди! Мне только 21! И подходящего парня я обязательно встречу. Как там у вас говориться: «Первый блин всегда комом», – Инга смеется.

– В смысле?

– Ну, до него я была, как это сказать… virgin* (*девственницей).

Инга поражает меня в который раз! Не с такой спокойной и веселой улыбкой вчерашние девственницы рассуждают о своем первом опыте, знаю по себе и другим девчонкам. Как можно быть такой хладнокровной, если для тебя все пока ново? И тебя волнуют тысячи вопросов! Любит ли он тебя – как это понять? Может, еще не пора? Как не залететь? Как сказать про презерватив? Есть ли он у него? Как показать в постели класс без опыта? И тд и тп!

Не выдерживаю и говорю Инге: – Я не понимаю тебя.

– Я порой сама себя не понимаю, – смеется латышка. – Видишь ли… я, конечно, до недавнего времени была девушка – но я слишком давно страдаю от attention мужчин, с детства. Поэтому я не могу серьезно к ним относиться. Я не жду какой-то сказки, great love, как многие женщины. Есть что-то хорошее – прекрасно, нет – я не буду сильно расстраиваться. Если совсем честно, у меня к мужчинам такой… страх. То есть спать с ними я могу, это оказалось довольно приятно, но любить, пускать в свою душу… Как можно верить мужчинам, если все бойфренды моей мамы приставали ко мне? С десяти лет! Знаешь, как мне было страшно! Мама уйдет на работу в ночь, она у меня врач, а я остаюсь с ее очередным другом. И он заходит в комнату, где сплю я, и начинает распускать руки. Кто-то пугался, если я делала вид, что waking up* (* просыпаюсь) – а я всегда просыпалась сразу же, как они входили в комнату. Но другой понимал, что я не сплю, и все равно продолжал! Я из-за этого до сих пор сплю… (Инга показывает, как: просунув простыню между ног и замотавшись в нее туго, как в бинт), чтобы никто не просунул палец! А у мужчин первым делом обращаю внимание на руки. И если я замечаю, что руки похожи на руки тех мужиков – у меня сразу все dead! Я с этим человеком уже не могу общаться, хотя у него может быть совсем другое лицо, голос, и сам по себе он может быть нормальный.

– А почему ты не говорила ясно и понятно, чтобы те уроды от тебя отстали?

– О, я боялась, что тогда неизвестно, чем кончится. Так я как бы сплю и ничего не замечаю – как бы ничего не происходит. А если я выведу мужчину на чистую воду, он может закончить дело – все равно, терять ему стало нечего! А я бы не справилась с взрослым мужчиной

– Неужели все мамины бойфренды приставали к тебе?

– Трое из четырех! Не приставал самый первый – может быть потому, что я была еще маленькая. А один раз на каникулах пристал муж моей тети, когда отвозил меня на машине в деревню. Он заставил меня делать ему минет! Понимаешь, о чем я? Я рассказала тете, но она рассердилась и не поверила. Позже я узнала, что этот мой дядя делал то же со многими другими девочками. И всех он запугал, так что ничего ему за это не было! – Инга гневно хмурится.

– Вот уроды! Один мой бывший, Ананасов, как-то выдал, что 80 процентам мужиков нравятся маленькие девочки. «Как малыши, по отечески?» – «Как женщины. В сексуальном смысле». А другой ухажер, бывший питерец, химик из Америки, сказал (у нас эта тема возникла случайно, среди прочих), что не видит ничего плохого, если отец трахает свою дочку. Мол, сейчас даже выходит литература, где все это пропагандируется. Слава богу, я с ним только на пару свиданий сходила. Тут же с этим «химиком» порвала! Я ведь писала на эту тему статьи несколько раз. Самое страшное не физические повреждения, которые возникают при таких контактах – самое ужасное душевные травмы. Мне психологи из кризисных центров говорили, с девочками и мальчиками, подвергшимися насилию, работать очень тяжело. Даже спустя годы таким людям очень трудно кому-то вновь поверить, потому что однажды самые близкие люди уже их предали. Но потом психологи добавляли: то, что навсегда ломает мальчиков, как правило, полностью преодолевает «слабый» пол. Вспомнить только, сколько женщин и девушек оскорбляли и насиловали захватчики в годы войн – но почти никто не кончал самоубийством и не кидался мстить всем подряд, хотя легко можно понять их гнев и омерзение! Но они продолжали жить и любить своих близких, детей, в том числе рожденных от заклятых врагов, и даже мужчин – несмотря на страшное прошлое!

– Думаю, я тоже все забуду. Просто еще немного времени прошло с моего детства.

– А маме ты говорила хоть об одном ее «друге» – что он проделывает?

– Нет, мне не хотелось ее расстраивать. Она бы убила их из-за меня! Ты что, она меня очень любит. Для нее это стало бы настоящей трагедией – что она меня не уберегла. Моя семья, мама и брат – это самое важное в моей жизни. А на все остальное и прочих людей мне наплевать! Даже если я делаю вид, что это не так, – Инга снова как ни в чем ни бывало весело улыбается. Все-таки, я ее не понимаю: терпеть такое столько лет! Да, для мамы это был бы шок и драма, но она пережила бы, ведь ребенок важней, чем привязанность к какому-то мужику, тем более извращенцу. Хотя я тоже не говорила маме, как мне больно от того, что отец издевается надо мной и порой просто зверски бьет. Но не потому, что мы с мамой сильно друг друга любили – нет, этого не было. Просто она бы мне не поверила – не захотела б. Папочка ж был хорошо обеспечен… А отец пинал меня, в том числе упавшую, без свидетелей. Зато словами он бил и унижал меня как наедине, так и при маме. Впрочем, ее он оскорблял каждый день тоже. Но она терпела… Изо дня в день, из года в год. Будто ничего не происходит! Почему?! Этого я не могу понять тоже! И ведь не скажу, чтобы она его безумно любила – несколько раз у нее, я точно знала, были любовники. Как и у отца. Неужели мать жила с ним только из-за денег? Я совсем не похожа на нее… К счастью.

А еще поразительно, какие разные люди встречаются мне! И у всех такой разный опыт. Впрочем, кое в чем он общий: так, еще ни одна из многочисленных встреченных мной женщин не сказала мне, что знает мужчину, которому можно доверять. Да, подруги и жены могут любить своих избранников, но при этом им не верят. Обнадеживает…

…Кто-то открывает дверь. В дом заходит смеющаяся, сильно поддатая Жанна в открытом вечернем платье и налегает рукой на дверь, не давая войти Памми.

– Я сказала тебе – нет! Нет, и все. Потому что не хочу. Это мое дело – с кем, когда и где спать. – Жанна с усилием все-таки закрывает дверь (Памми увидел в щель меня с Ингой и сдался). Потом, пошатываясь, поворачивается ко мне: – Видала? Любви ему захотелось! Пошел он! Козел…

– Ну дала бы в честь его дня рожденья. Ты же три года с ним спала! Один раз от тебя не убыло бы.

– Да не хочу я, и все! Что я, обязана с ним трахаться? – Жанна разозлилась. – Я свободная женщина! С кем хочу, с тем и сплю. Хватит с меня такого траха! Этот Памми у меня уже знаешь, где сидит? Так что пошли вы все!

– Ладно-ладно, как скажешь.

– Люська спит?

– Спит.

– Во сколько она заснула?

– Если честно, почти в десять, – не моргнув глазом, вру я.

– Удивительно. Как тебе это удалось? Обычно я ее по три часа спать укладываю. А то и по четыре. Она меня просто в стельку выматывает, хоть ложись и не вставай. И так каждый вечер! – Жанна истерически, изможденно смеется. О, как я ее сейчас понимаю!

– Ну что, Жанночка, пойдем и мы спать?

– Да, давай. И ты, Инга, не сиди тут. Хватит жечь мое электричество!

– Да, конечно, Жанночка! – как ни в чем ни бывало, улыбается Инга в ответ на грубость. Как говорится, ласковый телок двух мамок сосет. Сто процентов про эту латышку.

…Забираюсь в свою кровать, закрываю глаза, блаженно потягиваюсь. Наконец-то отдых, за весь этот долгий и трудный день! Ах, как хоро… Что это? Будто где-то разбили стекло. Господи, это не где-то, это здесь, у нас! Боже мой – снова! Кто-то бьет окна, прямо подо мной, внизу, на первом этаже. А если и до второго докинут?!

Спешно скатываюсь с кровати и одеваюсь. Бегу вниз. Там повсюду осколки стекла. Натыкаюсь на Ингу и Жанну, они прячутся у входной двери.

– Не ходи туда – опасно! – кричит Инга, не пуская меня на кухню. Кто-то ломится в дверь с улицы. Бам! Бух! Бац! Теперь камни, или нечто тяжелое, кидают и в дверь. Но замок еще держит. Пока…

– Кто это?!

– Кто-кто, Памми! – Жанна оборачивает ко мне опухшее, злое лицо. Ее глаза красны и зареваны, с них слезла вся косметика. Она вмиг протрезвела.

– Но почему?!

– Потому что я отказалась спать с этой пьяной скотиной!

– Господи, надо вызвать полицию!

– Уже вызвали, – говорит Инга.

– Что, если он сейчас вломится? – в ужасе воет Жанна. – Ой, девчонки, что тогда?! Он же неуправляем!

– Нас трое, а он один – справимся! – твердо говорю ей я. На самом деле я в этом далеко не так уверена. Пьяному, как известно, море по колено – люди под воздействием алкоголя не чувствуют боли. Но нам надо как-то продержаться до приезда полиции.

– Главное, чтоб Люси не проснулась, испугается.

– Нет, она не проснется, она всегда крепко спит. Идите, посмотрите, как там она. – Мы с Ингой поднимаемся, латышка заглядывает в спальню, облегченно улыбается: – Спит!

Возвращаемся вниз. Вроде, все стихло: камни и куски кирпича в окна больше не летят, в дверь тоже. И голоса Памми, выкрикивающего проклятия в адрес Жанны, теперь тоже не слышно. Смотрю на часы: полвторого.

– Так, девчонки, сейчас приедет полиция, будете свидетелями. Скажете, что мои родственницы и приехали ко мне в гости. – Жанна тоже прекратила истерить и теперь нервно курит.

– Хорошо. Конечно, Жанночка. Успокойся.

– Я этого ему так не оставлю! Я ему отомщу! Так отомщу! Ох, как он пожалеет! Быдло пьяное! – мне теперь понятно, в кого у Люси такая злость. Да, Памми всех нас напугал – но он это сделал сгоряча и под воздействием алкоголя (не зря я не пью!). А вот Жанна собирается его «живьем в землю закопать» уже на трезвую голову! Хотя нет, что я – какая может быть трезвая голова после всего этого?! Еще неизвестно, как бы я себя вела и что говорила, если бы подобное случилось в моем доме, из-за моего кавалера. Но сейчас, если честно, я не чувствую ничего, кроме страшной усталости. Очень хочется спать, но нельзя, сейчас приедет полиция. Надо давать показания.

…Прошел час. Полиции все нет. Может, и не приедет? Как у нас. Жанна стала еще злей, хотя, казалось бы, дальше невозможно. Она говорит, полиции до сих пор нет потому, что к эмигрантам предвзятое отношение – никто не хочет заниматься их проблемами. Мол, разбирайтесь меж собой сами! Наверно, полиция вообще не появится. Но если приедет (неизвестно когда), то ты, Анна, уж лучше сиди наверху, одной Инги как свидетеля хватит. Мне только еще проблем из-за тебя не хватало! Сиди там тихо, как мышка, поняла? Тебя нет! Ты тут не работаешь.

…Полицейские все-таки явились, через час с лишним. Минут сорок Жанна с Ингой давали им внизу показания. Жанна все упирала на то, что «наверху спит моя маленькая дочь. Он мог ее убить!». Ну, скажем прямо, это вранье: окно спальни Жанны и Люси выходит во двор. А вот меня высоко залетевший кирпич вполне мог зашибить. Или ранить кусок стекла – запросто, кровать стоит как раз у окна. Но Люси, если бы не спала так необычно крепко, точно бы страшно перепугалась. Все-таки, какой же урод этот Памми! Правильно, пусть Жанна его уроет, чтоб впредь не повадно было. Подумаешь, баба отказала! Ну и что, что в твой день рожденья! Теперь всем вокруг должно стать плохо, даже маленькой девочке? Они этим похожи – Памми, Жанна и Люси: раз мне паршиво – всех утоплю в дерьме! Черт, я попала в настоящую семейку Аддамс…

…Полпятого. Полицейские уехали, а Жанна беспрерывно курит и в миллионный раз повторяет все, что она обязательно проделает с Памми – или вновь и вновь жалуется на власти, которым и дела нет до одиноких матерей с маленькими детьми: – Я ведь сообщила им номер Памминой машины, сразу же! Они легко могли его поймать, а он в стельку пьяный был! Его только за это можно привлечь. Но они мне: «У нас нет доказательств, что это сделал именно этот человек, что это он стекла разбил. При семейных ссорах много чего друг на друга наговаривают». А я им: «Да какая мы семья?! Это мой бывший бойфренд!».

– А как же показания Инги?

– Аа! – Жанна устало машет рукой. – Короче, без толку все. Ладно, девчонки, идите спать. Ань, нет, ну вот ты объясни мне: как мне теперь жить? Что мне делать?

– Да все на самом деле хорошо! Давно надо было с этим Памми расстаться. Он тебе не пара, только изводил. Сама говорила.

– Ты не понимаешь! Он ведь нам деньгами помогал. Именно с его помощью я собиралась массажный салон открыть – он давал деньги на помещение, ремонт, оборудование, раскрутку. А теперь как? У меня нет столько денег на все это!

– А сколько надо?

– Вот смотри, – Жанна достает какой-то листок. Я, пошатнувшись, присаживаюсь рядом с ней и таращу глаза: кажется, сейчас я засну прямо здесь, я безумно устала. А моя голова болит уже просто ужасно. Но Жанна хочет, чтобы ее успокоили и утешили. Ладно, сейчас ей хуже, чем мне. Наверное.

– Смотри: на аренду помещения нужно 40 фунтов в неделю, оборудование: массажный стол 260, стул 20, полки 20, лампы 20. Полотенца 50, цветы 20. Рабочие и ремонт 50, реклама 20. Косметические препараты от 100 до 500. Теперь доходы: массаж лица 15 паундов за сеанс, тела 25—50, чистка 10, маска питательная 5, и еще доход от продажи косметики.

– А зачем тебе полки и цветы? – интересуюсь я. – Всякие прибамбасы потом можно завести, когда дело пойдет.

– Да я их только для солидности хочу! Если будут голые стены, это тоже неприлично. Но ты права, на многом можно сэкономить первое время. В любом случае, мне нужно как минимум 100 фунтов, чтобы арендовать помещение на две недели, и на минимальный ремонт там.

– А как же массажный стол?

– Да у меня один есть! Я второй хотела купить, для компаньонки Стаси. Я тебе про нее говорила.

– Чтож, если нужно только 100 фунтов поначалу, в чем проблема? А рекламки можно на принтере напечатать и просто на улицах раздавать окрестным жителям. Люди обычно ходят в те места, что поближе к дому.

– Точно! Голова у тебя работает! Выкручусь. Назло Памми!

– Еще ты можешь снова стать модельером, шить на заказ.

– Ну нет, только не это!

– Почему?

– У меня уже было это все в Душанбе. И слишком плохо кончилось!

…Утешала Жанну до полседьмого утра. Ложиться спать на полчаса бессмысленно. Пора подумать, что же делать мне – Жанна призналась, что теперь не сможет платить мне ничего, потому что без помощи Памми получает только 100 фунтов в неделю, пособие от государства как мать-одиночка. На еду, телефон и коммунальные платежи ей хватит, а вот на бэббиситтера уже нет. Да еще нужны деньги на бизнес! «Но ты, так и быть, можешь пожить тут несколько дней, пока что-то другое не найдешь. За Люськой моей заодно присмотришь. Хоть зачем ты мне теперь нужна, я сама с ней посижу – бизнеса-то пока нет. Вообще стоп – я ведь буду уходить искать помещение, и на прочие деловые встречи, на сеансы… Так что мне понадобится твоя помощь. Короче, пока все непонятно, ты живи здесь – будешь с Люськой сидеть, когда я занята. Но платить я тебе не буду. Зато будешь жить тут бесплатно. И с голодухи не умрешь – можешь есть то, что я покупаю».

– Хорошо.

– Потом или я раcкручусь, или ты другую работу найдешь. – Жанна повторяет опять все по новой, в десятый раз: рассуждает при мне, нужна ли я ей? Не слишком ли накладно содержать мой рот? Берет бумажку и подсчитывает: проживание у нее 50 фунтов в неделю, кормежка 30. «Да ты мне влетишь в копеечку!».

– Жанна, умножь четыре-пять часов в день на пять дней и на пять фунтов – доход приходящего бэбиситтера в час.

– Ой, нет-нет, ладно: живи.

Живи! Ей легко говорить. «Живи» – будто у нее есть право решать, жить мне или подыхать. Не хочу я больше жить у Жанны, которая обо всех говорит гадости, а себя выставляет добренькой, хотя ей палец в рот не клади. Но хуже всего, что она сама не знает, чего хочет, ее мнение меняется поминутно: то она хочет бизнес, то нет, то хочет вернуть Памми, потому что боится остаться без его помощи, то поливает его дерьмом и клянется отомстить. Как знать, может завтра она опять передумает насчет бизнеса и выставит меня за дверь. Ее ведь гораздо больше салона привлекает идея найти нового состоятельного покровителя или мужа. И не хочу я сидеть с ее безумным ребенком!

Вот что я сделаю: куплю «Лут» и буду звонить по всем объявлениям, какие там есть. Авось куда-нибудь пристроюсь! Еще позвоню Лжегеоргию, и к Анжелике зайду. Ничего не выйдет – снова все подряд кафешки и магазинчики буду обходить, только в этом районе!

Да, но откуда же мне звонить? От Жанны не выйдет, она меня предупредила: телефоном пользоваться минимально. Да и не хочу я, чтоб она знала о моих попытках удрать от нее. Чего доброго, вспылит и вышвырнет за дверь, она же такой человек!

…Уже семь. Я сейчас позвоню Роберто, пока все здесь еще спят. Мой любимый – он спасет меня!

– Роберто! Прости, что так рано. Но здесь все просто ужасно: эта женщина, Жанна, она была настоящей проституткой. А ее пьяный бойфренд ночью разбил окна в доме, приезжала полиция. Жанна жила на деньги ее друга, и теперь она не может мне платить. Мне нужно искать другую работу. Можно я приеду от тебя звонить?

– О кей, я жду тебя, – слава богу, он ничуть не сердится! Напротив, кажется взволнованным. Ему не безразлична моя судьба! Ну конечно же… Не даром говорится, что друг познается в беде. Мой любимый никогда не оставит меня в дерьме!

Едва я кладу трубку, ко мне, как всегда, без стука, влетает Жанна: – Ты кому это названиваешь? Я просила тебя долго не говорить и зря не звонить!

– Я только одну минутку.

– Дай мне телефон. – Жанна забирает трубку и уносит с собой. Плевать – все, что мне было нужно, я уже сказала!

Нахожу Жанну на кухне. Она, как всегда, курит.

– Жанна, – надо быть очень осторожной, – Я могу сейчас уехать на несколько часов?

– Здорово! А кто с Люськой будет сидеть?

– Но она же все равно до трех тридцати в школе! К этому времени я постараюсь вернуться. Во сколько у тебя сегодня твои деловые встречи?

– Вообще-то, у меня их сегодня нет. Ладно. Куда едешь-то?

– К Роберто.

– А-а. У всех любовь! Щас и ты загуляешь. Только одной мне не везет.

– Жанна! – я шутливо грожу ей пальцем, – Все в наших руках!

– Эт-точно! Ну, Памми у меня попляшет! Я себе такого мужика отхвачу – он еще пожалеет! – пока Жанна разговаривает сама с собой, я незаметно смываюсь. Беру сумочку и выскальзываю за дверь. С наслаждением вдыхаю свежий воздух, он кажется особенно восхитительным после удушливой сигаретной вони. Мир так прекрасен, особенно на фоне Жанны и ее окружения! Я обязательно найду себе нормальную работу. И у нас с моим любимым все будет хорошо! Ура! Даже моя голова почти перестала болеть.

В магазине у станции метро Тёнпайк-лэйн покупаю «Лут». Повезло: он совсем свежий, сегодняшний. Значит, у меня большие шансы! Добегаю до дома Роберто. Он открывает, сочувственно улыбается: – Как ты?

– Ой, не спрашивай. Но я так рада, что я здесь! Ты – единственное хорошее, что есть у меня в жизни. Я так благодарна тебе!

– Ох, перестань, – Роберто выглядит смущенным, – На самом деле хороших мужчин не так мало. Примерно один из ста. Ты обязательно такого встретишь, если будешь упорной. – Зачем он мне это говорит? Он забыл меня всего лишь за день? Но вспомни: у вас и так ничего не было…

– Ну, как ты провел вчерашний день?

– Прекрасно! – потягивается Роберто. – Мэгэн и Майк тоже уехали на несколько дней. Пока никого не было, я как следует убрал дом. Наконец-то везде полный порядок! Давно я не чувствовал себя таким счастливым. – ого! Зачем он со мной так… Он же умный человек и понимает, что ранит меня, обзывая неряхой и намекая, что он счастливее без меня. И ни капельки не тосковал. Ему в самом деле пофиг, как он изо всех сил старается показать? Или он нарочно? Какой он… Я растеряно моргаю. Наверно, я плохо выгляжу после бессонной ночи, его разочаровал мой внешний вид. Мужчины от него очень сильно зависят, знаю по своим прежним бойфрендам.

– Я написал тебе рекомендацию, – протягивает мне листок Роберто, – Думаю, она поможет тебе найти работу, – вспоминаю, что раньше он отказывался дать мне ее наотрез. Все-таки тебе важно, что со мной будет?

Раскрываю листок, который он мне дал: «Всем, кому это может понадобиться: Анна была гостем в нашем доме в первые недели ее пребывания в Объединенном Королевстве. Помимо проведения исследований в рамках гранта Европейского Фонда культурного развития, она помогала по дому и с моим 10-летним сыном Джошуа. Она была ответственна, добра и заботлива, и охотно училась всему новому. Если вы нуждаетесь в более детальной информации, не стесняйтесь обращаться по такому-то телефону и email». Все же он хорошего мнения обо мне! Или это не более чем акт благотворительности?

– Эна, ты хотела звонить.

– Да, – раскрываю «Лут», обвожу подходящие объявления. Из 14-ти вакансий 9 о том, что требуется au pair, то есть студентка присматривать за детьми и помогать по дому за деньги на карманные расходы. А вот «Требуется ответственная особа с собственным авто для отвозки в школу и обратно, в школьные дни». У меня нет ни собственного авто, ни прав, и тут не предоставляется проживание. «Нужна уборщица, 1 день в месяц на 4 часа, 5 фунтов в час» – на 20 фунтов в месяц не проживешь (причем 5 из них уйдут на проезд). А вот тут требуется хаускипер на 3 вечера в неделю, параллельно нужно будет присматривать за пацанами 14 и 16 лет (нифига себе детки!), работа с середины июня до конца июля. Но мне нужна работа с проживанием и сейчас… Ага, в следующей вакансии «требуется хаускипер, гибкие часы работы»! Звоню с замиранием сердца. Сперва занято, потом женский голос отвечает: «сорри, мы уже нашли одну хорошую девушку». Уже?! Газета только утром вышла, прошло всего пара часов!

Набираю номер в другой объяве, там тоже требуется хаускипер, на полное время, с навыками готовки, с проживанием, питание за свой счет, 110 фунтов в неделю (!). Там кто-то со стоном спрашивает, который час. Узнав, что девять, ужасается и просит позвонить после одиннадцати. Ладно…

– Эна! – вдруг нервно восклицает Роберто, – Посмотри: ты здесь только 10 минут, а уже оккупировала весь стол! Это очень характерно. Ты всегда занимаешь слишком много пространства и времени.

Господи! Я всего лишь разложила на обеденном столе раскрытый «Loot» и, отдельно, вырезанные объявления, чтобы не перепутать, куда нужно перезвонить и в какой очередности, потому что везде занято. Все-таки, Роберто урод: я всю ночь не спала, нам угрожали, мы здорово перенервничали. Я не знаю, что со мной будет завтра. У меня раскалывается голова. Но, тем не менее, я улыбаюсь и стараюсь поднять настроение себе и ему. А он, зная, что я изо всех сил пытаюсь выплыть, дополнительно меня гнобит и унижает! Что я сделала?! Всего лишь раскрыла газету и положила ее на его драгоценный стол! Нет, я ему вообще не важна, стол куда дороже. А также его покой, комфорт и свобода. Ну и подавись ими!

Жанна еще в первый вечер у нее сказала, что не понимает, как я могу любить мужика, у которого так пахнет изо рта – это первое, что она заметила, когда Роберто переступил ее порог. «Будь он хоть какой красавец, я бы не смогла». Я очень удивилась: Роберто в тот вечер был куда ближе ко мне, он меня целовал, и никакого запаха я не почувствовала. Сегодня специально принюхалась – нет, от Роберто ничем не пахнет. Зато его душа здорово подгнила! Но подобные материи не воняют, и определить это можно только косвенно, по делам и поступкам. Ладно, что я так расстраиваюсь: все-таки сегодня он позволил приехать к нему и от него звонить. Мог бы отказать! Но отныне все – он чужой мне. Не любимый, не друг – просто знакомый! Навсегда. И я не переменю этого мнения!

Так, займись лучше делом. Звоню Лжегеоргию: – Добрый день, пожалуйста, Сережу (прикидываюсь хорошей знакомой, чтобы не донимали вопросами «Вы кто?» и дальше: «Что передать? Он сейчас занят»). А секретарша в ответ: – Машунь, привет, это ты? – и громко кричит кому-то: – Ксюха, скажи Сергунчику, ему жена звонит! – Опа!

– Маш, а его нет! – она снова возвращается ко мне. – Позвони ему на мобильный.

Звоню Сергею на мобильный. Он опять говорит, что еще ничего не решилось, и предлагает посидеть в кафе. С трудом удерживаюсь, чтобы его не послать, но прошу перезвонить, когда вакансия появится – если появится. Господи, как мне плохо! Что-то меня затошнило…

Что же делать? Идея! Сейчас позвоню в обе русские газеты и попрошу их продиктовать мне по телефону все свежие вакансии. Если они есть, конечно. Так, во «Времени» никто не отвечает, зато в «Ньюс» дизайнер Саша говорит, мне здорово повезло: он мне сейчас по блату сообщит одну объяву, которая выйдет в печатном виде только завтра. Я буду первая из позвонивших!

– Объявление немного странное, – предупреждает Александр, – Но больше насчет работы ничего нет. Если, конечно, тебя не интересуют эскорт-услуги, этого добра у нас навалом.

– Нет уж, спасибо! – смеюсь я. Итак, вот оно: «Требуется помощница в работе как секретарь, переводчик, повар и няня для детей». В самом деле очень странно: переводчик-повар! Няня-секретарь! Но позвоню, за спрос денег не берут. Набираю номер. Со мной говорит некий господин Сингх. Оказывается, в объявлении ничего не перепутано: господину Сингху, он врач, в самом деле нужна универсальная помощница: и на звонки отвечать, и быть переводчиком для его многочисленных русскоязычных пациентов (Сингх по-русски не говорит), а также присматривать за тремя детьми школьного возраста, готовить на всех еду и убирать дом. За 60 фунтов в неделю.

– Это с едой и проживанием?

– Ну, вы можете есть то, что вы для нас готовите. Надеюсь, вы нас не объедите, – Сингх смеется. – Над проживанием тоже можно подумать. Приезжайте, поговорим, – договариваемся на завтра.

Оборачиваюсь к Роберто: – Ура! Одно собеседование есть.

Роберто меж тем протягивает мне еще один листок: – Это адреса ночлежек для бездомных и различных организаций, помогающих тем, кто оказался без денег, еды и крова, а также жертвам домашнего насилия.

– Зачем они мне?

– Как знать. Прекрасно, если они тебе не понадобятся. Но жизнь непредсказуема.

– Я надеюсь, что не окажусь на улице! В самом крайнем случае, ты ведь не оставишь меня в таком положении? Ты поможешь мне?

Роберто молчит. И на меня не глядит. Он не хочет! Не может. Я ему надоела. Он точно меня не любит. Правильно я отказалась с ним трахаться позавчера: помимо ощущения того, что тебя предал друг, я бы вдобавок чувствовала, что меня использовали. Подтерлись и выкинули.

– Помню, когда я сам был без дома и денег, мы с друзьями не стеснялись обращаться в подобные организации. Они не скоординированы между собой, мы могли прийти в одно место и сказать, что нам нечего есть, и нам давали 20 фунтов. Потом мы шли в другое место и получали еще 20, – Роберто весело улыбается, вспоминая бурную юность.

– Не забывай, ты имел право здесь работать как гражданин Италии. А у меня гостевая виза. Я не имею права работать в Англии. Если я приду в такую контору, меня тут же спросят: «Вы приехали по приглашению, за вас поручились, что вам обеспечат кров и помощь – почему вы оказались на улице? И почему не едете домой, раз у вас есть обратный билет»?

– Эна, половина населения Лондона – бывшие эмигранты из разных неблагополучных мест или их дети. Будь уверена, эти люди знают, что такое трудные времена, и они не будут чрезмерно к тебе придираться!

– Все равно я не хочу, чтобы меня депортировали домой. Боюсь, мне окажут именно такую «помощь».

С тоской спрашиваю Роберто, могу ли я дождаться в его доме 11 часов, когда нужно перезвонить насчет вакансии хаускипера.

– Можешь подождать, я пока дома.

– Спасибо. – Куда бы деться, чтобы не мозолить Роберто глаза и его не раздражать?

…Время тянется какими-то рывками, то страшно медленно, секунда как вечность: то какой-то провал, и уже двадцати минут как ни бывало. Или это я засыпаю сидя, сама не замечая этого? От усталости трудно соображать. А эмоций уже никаких. Ну и хорошо, мне сейчас не до любви – главное, выжить. И плевать мне на Роберто. Как ему на меня… У нас с ним ничего нет, не было и не будет – ну и как-то пофигу. Уже. Я хочу только спать. Очень сильно.

– Да, тебе оставили сообщение на автоответчике, – вспоминает Роберто.

– Что же ты мне не перезвонил, не сообщил? Вдруг это о хорошей работе?

– А я не знал твоего номера, ты не оставила.

– Ты сам мог спросить.

Набираю 1571. Голос Скворцова просит срочно с ним связаться. А дальше… Дальше я слышу голос Донны. Пьяный и неуверенный. Она просит Роберто ей перезвонить. Да, эта сука не теряет зря времени!

…11-ть. Скворцова в редакции пока нет. Снова звоню насчет вакансии хаускипера. Прежде мне отвечал женский голос, теперь мужской. Просит перезвонить еще через час и позвать Джейн. Со страхом оборачиваюсь к Роберто – боюсь, что сейчас он опять не выдержит и вспылит, что я отнимаю слишком много его драгоценного времени.

– Ладно, хорошо. Я подожду еще один час. Слава богу, сегодня я работаю дома, – пожимает плечами Роберто. Я хочу есть и очень хочу пить, но на всякий случай ни о чем не прошу. Мне сейчас нужно найти работу, чтобы ни за что не возвращаться в Черную речку. Остальное не важно.

Меж тем Роберто сам собрался поланчевать.

– Эна, ты будешь есть? – спрашивает он меня. Кидаю на него взгляд – вроде предлагает не только из вежливости, чтобы я в ответ отказалась. Впрочем, кто его разберет, он такой противоречивый, а я слишком устала и отупела, и для меня все сейчас как в тумане. Где уж тут разбираться в хитросплетениях настроений Роберто!

– Нет, спасибо, – говорю я. Мой аппетит в самом деле уже куда-то делся на нервной почве. Зато я с наслаждением пью чай. Ощущаю прилив бодрости и хорошего настроения. Все у меня обязательно будет в порядке! И без Роберто. Да ведь?

…12-ть. Скворцова все нет, а у «спящих» теперь хронически занято. Удается дозвониться до Джейн только через двадцать пять минут беспрерывного набора ее номера. Она назначает мне собеседование на субботу, на два часа, потому что весь вчерашний день и завтрашнее утро у нее уже расписаны. Интересно, есть ли у меня здесь вообще шансы? По крайней мере, сразу меня не отвергли. Как и в случае с индусом, я никак не могу разобрать адрес, куда надо подъехать. И опять Роберто приходит мне на помощь, берет трубку и записывает. Сильно подозреваю, что если бы не он, я бы вообще никуда в итоге не поехала, мне бы просто не стали повторять адрес в третий-десятый раз. Роберто также говорит Джейн, что она может обратиться к нему за рекомендациями обо мне, если будет нужно. Он такой очаровашка, когда захочет! Никто его в этом не затмит. Но, похоже, это не только вежливое лицемерие – настроение Роберто в самом деле улучшилось. Потому, что обуза возни со мной скоро исчезнет? Он смеется: – Эта леди, Джейн, американка. У нее такой смешной акцент!

…Спустя несколько минут Роберто протягивает мне две пестрые странички.

– Что это?

– Карты, как добраться до мест собеседования. Я их увеличил и распечатал, чтобы ты не заблудилась. В путеводителе карта чересчур мелкая и многие улицы не нанесены, а это более подробная.

– Спасибо, – странно, что это он стал так услужлив? Как я устала от всего! То он так добр и внимателен – даже, для меня, чересчур, я к такому не привыкла. То, ни за что, начинает цепляться и прессовать. Ладно, мне-то что – Роберто для меня уже вчерашний день. Буду относиться к нему, как Жанна к Памми: с паршивой овцы хоть шерсти клок! А когда заведу себе здесь нормальных друзей, вообще забуду о Роберто, слишком он меня измучил. Вообще, подумаю обо всем потом, я сейчас не в силах это делать.

…Скворцов в редакции так пока и не появился. Не рискую злоупотреблять гостеприимством Роберто дальше и прощаюсь с ним. По дороге захожу в Анжелину забегаловку, но мне говорят, что сегодня она не работает. А ее телефона у меня нет.

– Вам нужны работники? – спрашиваю у сегодняшней продавщицы. Та зовет хозяина.

– Нет, нам никто не нужен. Мы хотели перейти на работу ночью, но пока этого не будет. У нас хватает людей. – ну, чтож… по крайней мере, у меня есть неплохой шанс у господина Сингха.

…Возвращаюсь к Жанне. За время моего отсутствия дыры вместо окон в кухне заменили фанерой. Из-за этого там теперь потемки, хотя Лондон залит солнцем. Относительно цела осталась только узкая форточка сбоку – там трещина, но мастера не стали ее менять. Жанна говорит, стекла вставят только через несколько дней почему-то.

Пора идти за Люси. Жанна говорит дочери, что завтра в школу ее поведу и заберу я, но та гневно кричит: – Нет! Я с ней не пойду!

– Почему? – удивляется мать

– Мне не нравиться her face.

– А почему тебе не нравится ее лицо?

– Она некрасывенька!

Жанна смеется: – Ну, Люсь, не всем же красивыми быть.

Кажется, я начинаю понимать причины такого поведения малютки: еще пару дней назад я ей нравилась! Но умонастроение детей напрямую и очень тесно зависит от состояния умов их родителей, я это еще в Черной речке отчетливо увидела. И чем младше ребенок, тем эта связь сильнее. Сперва я стала «чокнутой» для Ирины Юдиной и Юрия Кравченко. А уже потом для их отпрысков.

– Ну и что теперь делать? – спрашивает меня Жанна. Я пожимаю плечами: – Когда я за ней приду, ей придется со мной пойти.

– Ты ее не знаешь, она может запросто от тебя убежать. Я так боюсь, что она под машину попадет! Или, не дай бог, с ней еще что случиться.

– Я буду все время держать ее за руку, – нельзя мне пока терять работу у Жанны! Еще ничего не определилось.

– Посмотрим.

Дома Жанна принимается разогревать свою вчерашнюю похлебку, а я без сил падаю на кровать. Но отдохнуть, даже две минутки, не удается: в мою комнату влетает Люси – без стука, как и ее мать, и принимается скакать вокруг меня. При этом она тонким ехидным голоском напевает: – Fuck off! Fuck off! Fuck off!

И еще дополнительно корчит рожи плюс издает такие звуки, будто кто-то отчаянно пердит. Короче, выдает мне весь арсенал того, чего успела набраться от продвинутых школьных приятелей. Ну, прыгай-прыгай – я на тебя, таракан, обижаться уже не способна. Тебе четыре года, что ты понимаешь? Откуда у тебя взяться состраданию, в твоем возрасте и при такой матери? Просто поначалу, ночью, я опешила, успела позабыть, какими могут быть детки. В том же поселке. И, все равно – мы такими не были! Хотя тоже могли проверять кого-то на силу и вшивость.

Но что я? Я, хоть и повзрослела, тоже ведь проверяла Роберто. Также жестоко. А он меня. И он не выдержал… Но я должна выдержать поведение Люси!

– Люсь, а ночью ты обещала, что мы будем дружить. Друзья так себя не ведут!

– Пошла ты! Fuck off! Bitch!

– Знаешь что – пошла ты сама! Мне такой друг не нужен. Ну и сиди одна! – я выпихиваю Люси за дверь и подпираю ее, чтобы она снова не ворвалась. Несколько секунд малявка ломится в нее, потом бежит к матери с воплем: – Мамочка! Аньа заперла дверь! Она не пускает меня…

Они возвращаются вместе.

– Ну, что у вас случилось? – интересуется Жанна. – Ты что, ее обижаешь? – ой! Сейчас она меня выгонит!

– Да мы просто играем, – я вру на автопилоте. Как безумно я выдохлась!

Жанна внимательно смотрит на меня, на дочь.

– Да, ми играем, – вдруг соглашается Люси.

– Ну тогда мне не мешайте. Вообще, пошли есть.

Жанна пытается наложить Люси фасолево-баклажанного варева, но Люси кричит: – Я не буду это есть! Я не буду это есть!

– Вот черт, и Памми вчера не притронулся, – в сердцах говорит Жанна, – а я целый тазик сготовила! И куда это все теперь? – накладывает мне. Придется есть, хотя выглядит ужасно, пахнет тоже. И фасоль с баклажанами я терпеть не могу.

– И возьми рыбы, все равно до завтра пропадет, – Жанна вытаскивает из духовки блюдо, отделяет мне самый маленький и подгорелый кусок – хвост. Наплевать. Рыбу я люблю. Еще помидорка, хлеб – и я отлично поем сегодня.

– А ты рыбу будешь? На, – Жанна кладет себе и Люси хорошие кусочки. До завтра пропадет еще несколько хороших кусков, но мне их моя новая знакомая не предлагает. Какое-то время едим молча и с аппетитом, потом Жанна вдруг вскрикивает: – Дождь! Сейчас все белье намокнет, – и бежит снимать его с сушилки на заднем дворе. А Люси меж тем вскакивает, вцепляется в мою тарелку и начинает изо всех сил ее у меня вырывать: – Отдай! Это не твое! Не трожь! Не трожь! Это не твоя еда!

Я молча отвоевываю свою тарелку и встаю. Доедаю стоя. А Люси меж тем изо всех сил бьет меня кулаками и пинает (очень больно): – Отдай! Не трожь! Дура!

Я ставлю тарелку на стол и так же молча выставляю маленькую жадину за дверь. Никаких хороших чувств у меня к ней не осталось, но и страха с обидой к Люси я больше не чувствую. Так, скорее уж безразличие. Какое мне дело до этого психованного ребенка? Я уеду отсюда через несколько дней. И пусть мать сама расхлебывает плоды своего воспитания. Может, Люси и в самом деле, как думает Инга, родилась сумасшедшей… Вполне возможно: все проститутки чем-то больны, а все эти герпесы и хламидиозы ведут к поражению нервной системы плода.

Снова подпираю собой дверь и быстро дожевываю рыбу. Жанна такая же жадная, как и ее дочь, только более скрытная и получше воспитанная. Но кто знает, удастся ли мне сегодня еще поесть? Вряд ли.

– Открой мне! – в щель вижу Жанну. – Что тут у вас опять? Что за дурацкие игры? – вместе с матерью в кухню вбегает Люси и опять с размаху пинает меня по ноге, потом бьет кулаками – ну вылитый боксер.

– Люси, больно же! – при ее матери я не осмеливаюсь на какие-то более решительные действия. Хотя мне чертовски хочется ударить маленькую злюку в ответ. Но разве это выход? Вообще, нельзя бить детей! Это называется педагогическое бессилие.

– Она и со мной так, бывает, – вздыхает Жанна. – Люся! Нельзя так себя вести! – теперь Люси бьет кулаком и мать, правда, не с той силой, что меня. Но Жанна морщится: – Ты что, офонарела?

– Я хочу сыра! – не обращая внимания на наши стоны и ни перед кем не извинившись, приказывает матери Люся.

Жанна встает и открывает холодильник. Достает сыр, отрезает кусок. Люси молча хватает его, без всякого «спасиба», и убегает из кухни.

– Видала? – спрашивает Жанна. – Помню, звоню я им из Египта. «Инга, а что ты плачешь?» – спрашиваю. «Ой, – отвечает, – Жанночка, приезжай скорей! Я больше с ней не могу!». И сколько я им потом ни звонила, было все то же: Люси не скучала, зато Инга ревела в три ручья. Потому что мой монстр издевался над ней, – Жанна весело смеется.

– Жан! Это, конечно, не мое дело, – не выдерживаю я. – Но посмотри: она тебя ударила, а ты тут же бежишь выполнять ее просьбу. А потом смеешься, как ни в чем ни бывало. Будто это весело, что ребенок бьет свою мать. Поэтому она так себя и ведет – потому что ты это никак не пресекаешь!

– Да, ты, наверное, права. Я сама ее разбаловала. Это все с младенчества началось: заплачет – я места себе не нахожу. У нее ведь, кроме меня, никого нет! Кто ее еще, кроме мамы, приласкает? Целыми сутками с рук не спускала. Без сна выматывалась жутко, просто падала, в глазах темнело – но стоило ее положить в кроватку, Люська тут же принималась хныкать! Уже тогда вредной была. Нет-нет, что я говорю – это я сама виновата, приучила ее, что кидаюсь к ней по первому зову. Вот уже год ей, потом полтора, два – но смотрю, не прекращаются эти ее бесконечные капризы! Я-то надеялась, станет она чуть постарше, пройдет. Но вот не проходит…

– Сама только трава растет, а дети не рождаются с прекрасными манерами. Надо объяснить Люси, что хорошо, что плохо.

– Да. Но как? Выпороть ее? Рука не поднимается!

Рассказываю Жанне про опыт Роберто: – На самом деле ребенок может слушаться с первого раза. Если быть ему другом и не орать на него. Но Жанна отказывается верить.

– Главное, ты сама не заводись. Мне кажется, с таким ребенком, как Люси, важно спокойствие и никаких крайностей.

– Не знаю. Это ведь не твой ребенок! Как-никак, я получше тебя ее знаю. А у тебя вообще детей нет. Это тебе еще повезло, что я тебя взяла, – Жанна зло щурит глаза.

– И твоему Роберто тоже просто повезло – у него спокойный ребенок.

– Ты бы видела, сколько он в него души и любви вкладывает! Джош – главное дело его жизни.

– А я что, не вкладываю? Мало я с ней времени провожу? Да она меня сожрала всю с потрохами! – окончательно выходит из себя Жанна. – У меня с ней нет никакой личной жизни! А ты говоришь, я ей мало сил отдаю.

– Да я не в том смысле. Просто надо немножко по другому…

– Вот своего родишь, тогда и делай с ним, что хочешь. А это мой дом и мои порядки!

– Конечно-конечно, Жанночка. Я просто предложила. Ну, давай я помою посуду.

Жанна уходит, злорадно бросив напоследок: – Кто бы говорил про воспитание! Она еще советы мне будет давать. Я ведь вижу, не нравишься ты Люське. Ладно, ты домывай, а потом садись свою книгу пиши. А с Люськой несколько дней Инга посидит, и в школу ее поводит, хоть ночлег отработает. А ты пиши, я тебе потом много чего про свою жизнь расскажу. – слава Богу, Жанна оказалась тщеславной! Мое предложение написать о ней не испугало ее, как всех прочих русских, а, наоборот, польстило.

Попросила на минутку телефон (Жанна с ним не расстается, названивает всем своим подружкам и долго жалуется на Памми), позвонить Скворцову. Татарка дала трубку крайне неохотно: – Девчонки, сами будете за свои разговоры платить!

– Это звонок на городской номер, бесплатно, – поясняю я. Жанна смотрит на меня недоверчиво. Ну почему все люди для нее потенциальные обманщики и враги, которые жаждут подложить свинью? Я вообще удивляюсь, что с таким отношением к людям у нее, тем не менее, есть друзья!

Позвонила опять впустую, редактор так и не появился. Ладно, завтра после Сингха заеду в «Ньюс». Ура! Меньше времени с Жанной и Люси проведу.

…Оставшиеся часы прошли спокойно: Жанна болтала в living room с появившейся Ингой, перемывала косточки Памми. Люси несколько раз с любопытством заглядывала на кухню, где мы разместили Робертов компьютер, но мать строго кричала ей: – Не мешай Ане работать!

Красота! Я даже немного пришла в себя.

20 часов. Жанна принимается укладывать Люси. Это продолжается до почти полодиннадцатого. Люси то смеется, то хнычет, то обзывает мать, то ластится к ней, то просит поесть, потом бежит в туалет. Жанна поначалу терпелива, шепчет дочке нежности, веселится с ней, но в конце концов не выдерживает: – Ах ты, блядь! Ты спать наконец будешь, а?! Ты долго еще собираешься меня изводить?! То ей ссать надо, то жрать, то срать, – эй, девки, идите сюда, полюбуйтесь! – Жанна в гневе распахивает дверь в детскую и тычет пальцем в притихшую Люси. – Вот, детей хотите, да? Валяйте! Получите этого дерьма сполна. Ты же мне всю жизнь загубила, тварь этакая! – Люси начинает реветь, в который раз за день. Мне одновременно жаль и мать, и маленькую дурочку, и в то же время они вызывают у меня отвращение. Как можно так портить свою жизнь и жизнь близких, превращая их во врагов? Мой отец был такой же, хотя я была куда тише и незаметней Люси.

11 июня, пятница

Утром, когда Инга отправилась с Люськой в школу, а я спешно одевалась на встречу с Сингхом, ко мне в комнату вошла Жанна со шваброй в руках. Разумеется, без стука. Я как раз надевала лифчик.

– Ой, я не одета, – застеснялась я, одновременно намекая, что неприлично это – так поступать! Но с Жанной такие номера не проходят, хотя ей давно уже не четыре года.

– Да что я там не видела, – ухмыльнулась она. – На ка вот, лучше пол протри, а то уже смотреть страшно.

Я пристально огляделась: кроме пары моих волосин, да еще пары крошечных пылинок на линолеуме ничего не было. Но на всякий случай, чтобы не ссориться с Жанной, быстро везде пробежалась шваброй. Уже причесывалась в прихожей, готовая выскочить за дверь, когда меня нагнала красная и разъяренная домовладелица: – Я тебя о чем попросила?! Протереть пол!

– Жан, но я помыла, честно! Клянусь.

– Какие вы, девки, лентяйки! Сами для себя не хотите!

– Жанночка, я сейчас правда сильно опаздываю. Я вернусь через три часа и еще раз все вымою! А также ванну и туалет, обещаю, – я умоляюще смотрю на нее и, не дожидаясь ответа, выскакиваю за дверь.

Если честно, я ошарашена реакциями Жанны также, как поведением Люси. Я 12 лет прожила в коммуналках, у друзей и в съемных комнатах, в результате я хорошо убираюсь и знаю это! Может, татарка потому так вскипела, что я не помыла пол внизу, на кухне и в living room? Да, наверное. Но я просто не успевала уже! Хотя она же сверху спускалась такая злая, то есть именно результаты моего мытья наверху так на нее подействовали. Странно… Уж на что Мариванна была придира, а Елена Иосифовна чистюля, они и то не возникали насчет моего мытья полов! Но, говорят, татары очень чистоплотный народ. Любитель путешествий Федотов, помниться, рассказывал как анекдот, что когда он останавливался в индийской гостинице, то в номере был слой пыли как ковер, на мебели и полу – и это там считалось нормальным. Когда он попросил горничную прибрать, на него страшно обиделись и посчитали чокнутым занудой. Зато когда Федотов был в Германии, оказалось, там одна капелька кофе на безупречно чистом столе уже означает, что он чудовищно грязный. Да, у всех разные понятия о чистоте, это так. Может, то, что было хорошо в России, плохо для татарки? Хотя мой бывший Максим тоже был татарин – но грязнуля, каких еще поискать! Так что татары, видно, тоже разные… как и все люди.

Хотя я ужасно опаздываю, сегодня решила вдруг, на свой страх и риск, пойти по совсем другой дороге. Сама не знаю, почему. Хотя нет, знаю: потому что метро, которое мне указала Жанна, расположено от ее дома слишком далеко по здешним меркам. В Лондоне станции находятся ближе друг к другу, чем у нас в Питере и в Москве. В центре английской столицы вообще как грибы. Не может быть, чтобы вокруг нас не было метро поближе!

Иду наобум. Созерцаю неказистые, полупромышленные окрестности Гринича. Повсюду трубы и глухие высокие заборы. Улочка петляет. Вокруг ни души, дорогу уточнить не у кого. И зачем я пошла именно в эту сторону, балда? Крик-сайд – название, как из фильмов Хичкока. Сейчас как зайду в какой-нибудь глухой тупик!

Но внезапно я выхожу на широкую улицу с нормальными домами и облегченно вздыхаю. Спрашиваю у проходившего мимо парня – где ближайшее метро? Оказывается, буквально за углом! Путь, что я инстинктивно выбрала, оказался короче Жанниного раз в пять. Как она за столько лет не узнала, что метро к ней гораздо ближе, чем думает? Все-таки я могу, нет, должна верить себе!

Оказалось, господин Сингх живет у черта на куличиках – от метро Redbridge (которое само по себе находится через весь город от нас, на северо-востоке) еще долго пилить на автобусе (мне еще повезло, я сразу попала на нужный номер, едва выйдя из станции, ждать не пришлось), а потом пешком. По карте казалось, путь намного короче.

…Наконец, нашла! Слава богу, благодаря сэкономленному на пути до метро времени я опоздала только минут на десять. Дом мистера Сингха как примерно пять Робертовых. Или больше, здоровенный такой особняк. Я позвонила, мне открыл смуглый полный мальчик в очках, лет тринадцати. Довольно домашнего вида. Впрочем, мне после Люси все дети кажутся сущими ангелами!

Подросток исчезает, а на его месте вырастает настоящий великан в тюрбане. Я уже привыкла, что индийцы-пакистанцы обычно невысокие и худенькие, но господин Сингх ростом и комплекцией похож на гору. Ему за пятьдесят. Он проводит меня сквозь сильно захламленную большую комнату (никогда не видала такого бардака, даже у Макса), потом через другой большой зал. Все помещения очень плотно заставлены штабелями лекарственных упаковок. Запах в доме невыносим: смесь аптеки и химической лаборатории, едкий, удушливый. Здесь что, никогда не проветривают? Или бесполезно?

…Сингх подробно распрашивает обо мне. Кажется, я ему понравилась, особенно когда он понял, что я справлюсь со всем – и факсы умею отправлять, и на компьютере работать, и в медицине секу, да еще и готовлю хорошо. Мне даже удается поднять гонорар до 80 фунтов в неделю: – Подумайте сами, как много разнообразной работы мне придется выполнять. И я очень добросовестный и надежный человек.

– Хорошо! – восклицает великан, – Я вас беру! Я также понял, вам негде жить? Здесь недалеко, всего в нескольких остановках, у меня есть два дома, в них живет много русских и украинцев, человек по 20 в доме, по 5—6 в комнате. Я вас поселю в том доме, где потише, поменьше мужчин. В комнате будут только женщины и девушки. За первый месяц можете не платить – это мой подарок, а потом я буду высчитывать за место 35 фунтов в неделю. Плюс оплата за телефон и коммунальные расходы. Да, еще я у вас заберу паспорт, для своей секьюрити.

– Что? – изумленно и со страхом восклицаю я.

– Да, и денег тоже платить не буду: отдам всю сумму через год или два, когда вы надумаете от меня уйти. Пусть лучше они лежат у меня, для лучшей сохранности, – тут господин Сингх самодовольно похлопал себя по большому карману.

– Почему так?

– А зачем вам деньги? Еда у вас будет бесплатная, о жилье тоже можно не беспокоится.

– Но мне нужно хотя бы на проезд и колготки. В конце концов, на критические прокладки! – выхожу из себя я. Сингх смеется: – Ладно, месяца через два я согласен начать платить. Но сразу – нет!

– Тогда я не смогу к вам добираться, потому что у меня не будет на это денег.

– Ну хорошо, я буду выплачивать столько, чтобы хватало на проезд первые две недели. А потом посмотрим. Может, всю сумму буду платить. Понравились вы мне! Но надо быть скромнее. Надо уметь усмирять свои желания. Вот у нас в Индии люди получают очень мало, и были бы счастливы иметь даже 10 фунтов в неделю, – Сингх смеется. Что он, за дуру меня держит? Это же чистой воды манипуляция!

– Мы не в Индии, а в самом дорогом городе мира. И еще: если вы хотите забрать мой паспорт, я точно не смогу у вас работать. – твердо говорю я. Что-то здесь плохо пахнет – и не только буквально!

– Почему? – господин Сингх явно расстроен. Ему не хочется терять такой ценный и универсальный кадр.

– А зачем вам мой паспорт?

– Как вы не понимаете – для моей безопасности, я ведь вас совсем не знаю! Я пускаю вас в свой дом. Вдруг вы возьмете деньги за первые две недели и сбежите? Кто тогда будет работать?

– Ну и что, если даже я сбегу через две недели? Вы ведь мне будете платить по факту работы, а не вперед! Я возьму честно заработанные деньги. И если я передумаю у вас работать, я заранее предупрежу, обещаю.

– Да, но вы будете знать все секреты! – Сингх мнется. Здесь что, подпольная фармацевтическая фабрика – или, того хуже, производство наркотиков?! Все может быть! Во что я могу влипнуть?

Даже не знаю, что хуже – работать здесь или терпеть Люси и Жанну. Надо как следует подумать. Еще неизвестно, с кем мне в одной комнате жить придется… Паспорт мне удалось отстоять, но мои денежки Сингх явно намерен зажать. Ишачить как проклятая семь дней в неделю за кормежку? Даже по выходным мне тоже придется готовить три раза в день и убирать этот дом, маленький такой! Но, главное, я не хочу участвовать ни в чем криминальном. А здесь явно что-то нечисто…

– Я подумаю, хорошо? – говорю я Сингху.

– И обязательно позвоните в понедельник. Я буду ждать вашего звонка. Скажу честно, вы у меня будете кандидатура номер один – если вы согласитесь, я всем другим откажу. Вы мне понравились – я вижу, что вы хороший человек. – да? А зачем тогда отбирать паспорт «во имя секьюрити» и отдавать честно заработанные деньги через год или два?

Господин Сингх снова расплывается в улыбке, прощаясь со мной. Хорошо хоть, он не посягает на меня сексуально. И он не хам, как Жанна, и не псих. Зато такой же жадный, как татарка, и Бог знает чем занимается. Ох, что же мне делать?

…Еду в «Ньюс». Оказывается, Скворцов хотел через меня договориться с Роберто, чтобы сделать его фото вместе с Джошем для материала об отцах-одиночках. «Вы могли бы это сделать напрямую», – пожимаю плечами я. «Да, но все же это ваши знакомые». Я при нем набираю Робертов номер и Дмитрий быстро договаривается на понедельник. Я увижу Роберто уже так скоро (заодно попросилась от него в разные места позвонить)! Да, ну и что?

Рассказываю всем про бессонную ночь и выбитые стекла. Можно ли дать разок, в виде исключения, рекламку массажного бизнеса Жанны: поможем несчастной матери-одиночке! Увы, никак – только за 10 фунтов, правила одинаковы для всех. А мое объявление о консультациях по фэншуй, вы же все время забывали его поставить? Хорошо, один раз дадим его бесплатно. Говорю «спасибо».

Вернувшись в дом Жанны, максимально добросовестно мою полы везде, чищу до блеска ванну, раковины и унитаз. Но вернувшаяся татарка все равно остается недовольной. Она указывает мне на подоконник и говорит: – Глянь, пылища-то! – ой, а про подоконники я и забыла! Все отполировала, кроме них. Просто из головы вылетело.

– Жарко, окно открыто, вот пыль с улицы и летит.

– Так убирать надо! Каждый день! – каждый?! Дома мы с мамой мыли подоконники только тогда, когда заклеивали на зиму окна – и потом весной, когда отклевали обратно. А так на них стояли цветы да кухонная утварь. Впрочем, моя мать вовсе не эталон образцовой хозяйки. А в коммуналках я убирала общий подоконник на кухне раз в 3—5 недель, строго следуя графику еженедельного дежурства. На моих же собственных окнах вечно громоздились пачки бумаг. Конечно, вытирать пыль с подоконников раз в несколько недель (другие соседи ленились это делать) маловато, особенно летом. Но, с другой стороны, каждый день?! Перебор! Раз в неделю было бы достаточно.

Вечером, в семь часов, нам неожиданно привезли пиццу – кто ее заказал, неизвестно, да вот только забыл оплатить. А она стоит 18 паундов! Жанне явно не по карману, особенно сейчас. Поэтому пицца отправилась восвояси – вернее, ее развозчик. Слышала из разговоров Жанны и Инги, что они подозревают меня. Инга говорит, это точно Анна заказала: «Она, она! Я даже слышала, как она звонила». Жанна в ответ: «Нет, ты подумай, какая дрянь!». Но дрянь не я, а Инга. Жанна была права насчет латышки: в лицо улыбается, а за спиной клевещет. За что она так? У Жанны ведь нет никаких доказательств, одни выдумки Инги – и, тем не менее, татарка теперь абсолютно убеждена, что это моих рук дело.

12 июня, суббота

Утром к Жанне приехал грек Санни, которого она нашла в разделе «Знакомства» в «Ньюс». Трудно сказать, что за чел, тем более, что я с ним почти не общалась, они уединились с Жанной на кухне, а потом в living room. Но, по крайней мере, видно, что он куда уравновешенней Памми.

Потом Жанна с Ингой пошли в Интернет, к соседке Донне. Честно говоря, когда я услышала это имя, мне стало нехорошо – особенно когда выяснилось, что она к тому же еще и учительница. Неужели мамочка Джоша живет за соседней дверью? Может, кому то это смешно, но только не мне! Но потом оказалось, что эта Донна полная негритянка с короткой стрижкой, и ей под полтинник. Уф! Как гора с плеч.

Удивленно спросила у Жанны, почему она общается с Донной, ведь та черная, а татарка их не любит. «Ну и что, – ответила моя нанимательница, – Она приличный человек, учитель. И, потом, Донна дает мне пользоваться Интернетом. Но обычно черные наркоманы и вообще никчемные людишки».

Жанна вернулась окрыленная: только за сутки ей пришло около тридцати писем (я вчера, когда была в «Ньюс», разместила ее анкету и фото на брачном сайте. Предложила это, когда она на Памми жаловалась, и Жануся ухватилась за эту идею). И это при том, что она с ребенком! Пара мужиков ей особенно запали в сердце, и внешне, и финансово. Да еще примерно через неделю, как она сегодня призналась, к ней должен приехать некий Клаудио, учитель из Италии, с которым она уже давно общается в той же Сети. Кстати, когда он узнал, что она сейчас в трудном материальном положении, сразу спросил по телефону: «Не волнуйся, когда я приеду, я тебе помогу. Может, сейчас что-то послать? Пару-тройку сотен фунтов?».

Честно говоря, я не понимаю Жанны. На кой черт ей еще кобели, если у нее уже есть такой Клаудио – и еще другой итальянец, с которым она также давно переписывается, и он тоже обещает ей золотые горы и реки внимания? Хотя, все они обещают…

А Клаудио – я выяснила, почему Жанна не делает на него ставку: он небогат. Бывшая проститутка считает, что делает ему большое одолжение, общаясь с ним и милостиво принимая его помощь. Она все время жалуется, как сильно била ее жизнь, как много ее предавали – но любила ли она сама реально хоть однажды? И была ли хоть кому-нибудь благодарной за помощь? По моему, все, что Жанна умеет, это использовать других людей, а потом обсирать их. Да еще ныть о своей тяжкой участи.

…Еду на второе собеседование. Метро, где мне нужно выйти, тоже расположено на другом конце Лондона, на западе, но ближе к центру, и называется красиво: «Кенсингтон Олимпия». Правда, поезда до этой станции с узла пересадок почему-то долго было – я прождала полчаса! Да еще район незнакомый, впервые увиденный. Спасибо крупной карте Роберто, она мне здорово помогла. Но все равно я опоздала почти на час. Я в пролете?

Звоню. С той стороны слышится лай собаки. Дверь открывает худенькая коротко стриженная блондинка лет сорока пяти, в джинсах. У нее большие, яркие серо-голубые глаза. В целом ее лицо очень привлекательно – чуть более мужественно, чем считается необходимым для женщины, но все равно. Этакий Роберт Редфорд в женском варианте, смешанный с Сарой Джессикой Паркер из знаменитого сериала «Секс в большом городе».

– Здравствуйте, я Анна. Простите, я опоздала.

– Ох, вы сильно опоздали! Сейчас должна еще одна претендентка прийти. Я уже не могу – за три дня я увидела слишком много девушек, – устало улыбается Джейн. – Но пожалуй, у нас есть еще несколько минут, – не знаю, почему, но Джейн нравится мне с первого взгляда. Ну, во-первых, сразу видно, что она деликатный человек (не отшила меня, хотя уже задыхается от претенденток).

Я захожу. Вот так домина! Никогда не бывала ни в чем подобном. Сразу видно, что здесь живут очень богатые люди. Слева шикарная большая гостиная, ее никак не назовешь (хотя Джейн именует это помещение именно так, предлагая мне туда пройти). Прямо передо мной широкая лестница белого мрамора, ведущая наверх (а оттуда сейчас словно выглянет Хью Грант). Я опять чувствую себя в каком-то невероятном кино. Скорее всего, фантастическом. К реальности меня возвращает большая собака, помесь лайки и овчарки. Она внимательно обнюхивает меня.

– Как ее зовут?

– Это он. Его зовут Бэнджи. Вы сможете с ним гулять?

– Конечно! Я хочу спросить: я прочла в моем учебнике английского, что про животных нужно говорить не «она» или «он», а «it», как про неодушевленные предметы. Но вы сейчас сказали про Бэнджи «он». Как правильно?

– «Он». Потому что Бэнджи живой!

– Я тоже так думаю, – мы с Джейн весело смеемся.

– Вы из России, Энн?

– Да. А вы из Америки?

– Yes!

– Я еще никогда не встречала американок, – говорю я.

– А я русских, – отвечает Джейн. Мы обе с любопытством разглядываем друг друга. Я правда еще никогда не встречала американских женщин вот так, вживую. Да и американских мужчин, по сути, тоже – какой-то мерзкий жаб или десяток престарелых секс-туристов на вечеринке брачного агентства не в счет.

– Вы знаете сериал «Секс в большом городе?» – спрашиваю я.

– Да! – оживляется Джейн. – Неужели в России его тоже смотрят?

– Еще как! Я хочу сказать, вы очень похожи на главную героиню, Кэрри. – Джейн вдруг очевидно смущается, а я мысленно пинаю себя изо всех сил. Какую чушь я несу! И не где-нибудь, а на собеседовании, от которого зависит вся моя жизнь. Может, Джейн тоже актриса, и ей вряд ли понравится сравнение с другой, пусть и «звездой». Ей может вообще не нравится Сара Джессика, вкусы у всех разные. Нет, я неисправима!

– Пожалуйста, вы можете спрашивать меня, о чем угодно, – виновато говорю я, и протягиваю Джейн Робертову рекомендацию. Джейн внимательно ее изучает, потом спрашивает: – Энн, вы умеете гладить? – я не понимаю это слово, но она показывает жестом.

– Конечно! – удивляюсь я.

– А стирать?

Я изумленно хлопаю глазами: – Я умею делать всю работу по дому, как любая взрослая женщина. И готовлю очень хорошо. Спросите у Роберто.

– Хорошо! – улыбается Джейн. – Но вы ведь, насколько я поняла, писатель? Будете ли вы счастливы, занимаясь готовкой и уборкой?

– Да, я люблю готовить! – отвечаю я вполне искренне (какая мне разница, готовить и убирать только для себя или для других жильцов. Тем более, если за это дают халявную комнату, да еще платят по 110 паундов в неделю). Еще я в полном восторге от того, что кто-то вообще поинтересовался: буду ли я счастлива? Джейн первый человек в моей жизни, кто об этом спросил!

– Энн, подождите меня пять минут, хорошо? – Джейн исчезает, оставив меня одну. Я сижу на скользком кожаном диване, возле большого журнального стола, и рассматриваю обстановку: огромное окно эркером, в котором я сейчас нахожусь, задернуто прозрачно-белыми занавесками. По бокам тяжелые темные портьеры. Слева белый мраморный камин, рядом телевизор, видео, напротив второй кожаный диван, рядом кресло. Большой обеденный стол со стульями вдалеке. Много картин и разных утонченных безделушек. Меж тем в living room неслышно появляется Бэнджи, подходит и внимательно смотрит на меня. У него добрые, умные, грустные глаза.

– Ты хорошая собака, Бэнджи, – шепотом говорю я. Пес шершавым языком лижет мне руку. Мне отчего-то вдруг ужасно хочется заплакать. Я очень хочу остаться здесь! Потому что знаю: с Бэнджи и Джейн мне будет хорошо.

Неожиданно в комнату заглядывает девушка азиатской внешности, в модных очках и джинсах. И с интересом пялится на меня.

– Хеллоу! – поспешно говорю я, но азиатка ничего не отвечает, только улыбается и исчезает. Наконец появляется Джейн.

– Ну чтож, Энн, пойдемте, я покажу вам дом, – она быстро бежит впереди меня.

– Вот это ваша комната, – американка распахивает белую дверь на пролет выше входа. Там очаровательная светлая комната, в центре которой стоит большая кровать. Я также успеваю увидеть телевизор. Круто! Даже свой телик!

Джейн ведет меня выше.

– Вот это ваша ванная, – в просторном помещении, размером с мою комнату в однушке на Черной речке, расположены душевая кабинка, большая ванна и унитаз. Это все мое?!

– Ваш только душ, – тут же предупреждает Джейн. – Этой ванной комнатой еще пользуется мой экс-муж Питэр, он сейчас у меня в гостях, – меня ведут выше.

– Вот моя комната, – я вижу просторное белое помещение, также с огромной кроватью. Рядом стоит офисный аппарат для горячей и холодной воды. У окна стол, заваленный бумагами и заставленный старинными статуэтками. Но большую часть немаленькой комнаты занимают целые батареи массивных чемоданов, сложенных друг на друга в человеческий рост. Рядом сиротливо приютился музыкальный синтезатор. Ничего себе! Смесь спальни, кабинета и кладовки! Но опять нужно бежать вверх.

– Здесь комната моего бывшего мужа Питэра –туда сейчас нельзя, он еще спит. – (смотрю на часы – уже почти четыре!).

– Рядом гостевая комната, в ней обыкновенно останавливается моя дочь Маргарэт или моя гёлфренд Сюзи, но сейчас здесь живет друг Питэра Грэг. Ну и дальше, выше, комната моего сына Билли, он тоже еще спит. Энн, скажите мне вот что: вы можете подождать до 27 июня? Дело в том, что моя нынешняя девушка, китаянка Хайди, улетает на родину именно в этот день.

– Я постараюсь. Когда вы сможете определиться с выбором?

– О, я позвоню вам завтра, хорошо?

– Да. Я буду ждать! – мы с Джейн улыбаемся друг другу. Она закрывает за мной дверь и я слышу ее громкое: «Worried!» – «Обеспокоенная!». Как я ни улыбалась, провести Джейн мне не удалось. Возьмет ли она меня, или предпочтет кого-то столь же непроницаемого, как ее нынешняя китаянка? И с опытом?

На обратном пути у меня уже было время рассмотреть окрестности. Тут дома в основном от трех этажей и выше. Богатый район, никогда в таком не была. Вот будет прикольно узнать, какова она на самом деле – жизнь Олимпийских небожителей!

…Greenwich. Почему-то нужно говорить не «Гринвич», а «Гринич». Впрочем, я столького еще не знаю! Опять привозили неоплаченную пиццу. Все-таки, кто ее заказывает: Памми или Роберто? Это точно мужик, потому что Жанна звонила в ихнюю контору и просила больше по ее адресу пиццу не доставлять. Заодно диспетчер ей сказал, что заказчик – мужчина. Слава Богу: меня Жанна больше не подозревает и не смотрит на меня волком! Это так развлекается итальянец? Намекает: ты можешь предлагать мне все самое лучшее, что у тебя есть – да вот только оно мне даром не нужно! Или, как думает Жанна, это месть ее психованного бойфренда? Кстати, этот придурок Памми (или это Роберто? Не узнать! Номер не определяется) все последние дни звонит по 30, если не больше, раз на дню – и ночью тоже. И молчит.

А если Памми все-таки говорит с Жанной, он или кается, или угрожает и требует вернуть его деньги, потраченные им на нее – и все это с перерывами иногда в полчаса! Плюс он то всерьез собирается вернуться к жене и детям (оказывается, он женат, у него есть две дочки), то хвастается, с какими классными русскими бабами он познакомился благодаря «Ньюс» и как он их оттянул, то вновь хочет быть вместе с Жанной. Нет, он точно ненормальный! О чем я и говорю Жанне: «Нафига тебе такой псих? Это хорошо, что на этот раз он только стекла побил, а что будет в следующий, когда у него опять съедет крыша»?

Но Жанна теперь опять готова (несмотря на все оскорбления и угрозы!) делать с ним совместный косметико-туристический бизнес. Хотя она колеблется: то собирается бежать в полицию, так как круглосуточные звонки и угрозы Памми всех достали, то хочет «расстаться с ним по хорошему, друзьями». И все это каждые пять минут выливается на меня, и спрашивается мое мнение (как будто Жанна станет его учитывать). Вообще, Жанна, Инга, Люся отвлекают меня от работы буквально каждую минуту вопросами и праздными разговорами. Люси: «Что ти делаешь? А это что?». Инга: «Загорать пойдешь? О чем ты сейчас пишешь? А как ты пишешь, расскажи мне? Да брось все это – сейчас на baсk yard так хорошо!». Жанна: «Ну все-таки, что мне делать? Послать Памми? Страшно одной остаться!». Я совсем не могу сосредоточиться (О, Роберто – как я тебя теперь понимаю! Хотя я обращалась к тебе с вопросами в лучшем случае раз в час-в полчаса).

…1.30 ночи. Собственно, уже 13-е, а не 12-е. Жанна и Инга несколько часов назад ушли на дискотеку и прошвырнуться по кабакам. Инга не хотела, но Жанна ей позвонила и попросила прийти. «Вдруг Жанна познакомится с кем-нибудь? Одной ей скучно, плохо».

Дискотека вообще-то до часу, а идти от нее до дома 10—15 минут. Но их все нет… Хорошо хоть, что Люси спит крепко. Инга укладывала ее всего полтора часа, и на сей раз обошлось без слез и негодующих воплей. Я заглянула туда: Инга делала девочке массаж спины.

– Она нервная, а от этого получает релакс. И быстрей засыпает, – пояснила мне позже латышка.

13 июня, воскресенье

Все-таки Жанна слишком любит порядок, как и Роберто. Она готова мыть полы каждый день (сегодня с утра принялась опять, и меня заставляет), хотя сама она убирает плохо, остаются крупные мусорины. Что это – способ себя успокоить? Еще психологи говорят, что убираться без конца любят люди, у которых совесть не чиста. Те, кто чувствует себя не очень-то чистоплотными в средствах по жизни.

В 11-ть за Жанной должен заехать грек Санни – она хочет, чтоб он отвез ее на дешевый рынок затариться на неделю. Потому что это далеко, и кучу продуктов на себе не унесешь. Я говорю: – Вот отличный шанс проверить мужика на вшивость: если предложит сам оплатить твои покупки, значит, щедрый, если нет – жадина.

А Жанна резко отвечает: – Да что я, нищая стоять с протянутой рукой и просить оплачивать такую мелочь, так унижаться? Мужик тебя за такое, во-первых, уважать перестанет, а во-вторых, потребует платы за все, что он для тебя сделал! Если уж на что-то их и раскручивать, так на бриллианты, не меньше. Я три года ждала подачек от Памми – и что он для меня сделал при всех его миллионах? Чем он мне отплатил! Сегодня опять требовал вернуть все им потраченные на меня деньги, угрожал! А ты забыл, сколько раз я тебя кормила? А ты мне оплачивал покупки в дешевом супермаркете, да и то не каждую субботу. Вот все, что я от него видела! Зато у него ко мне столько претензий! Я ему должна то, должна это! В первую очередь, конечно, трахаться с ним. Нет, будешь вести себя, как дешевка – даже если у тебя взаправду нет денег на жизнь – к тебе и будут относиться, как к дешевке. Особенно мужики!

Как это верно! Из-за каких-то паршивых йогуртов и копеечной туалетной бумаги, которую я «неэкономно» расходовала, Роберто перестал меня уважать. Хотя, с другой стороны, он же знал, что я без денег и именно поэтому не хочу, боюсь приезжать. Потому что может быть и такой вариант развития событий. Но он словно не читал моих писем…

Короче, напридумывал себе неизвестно что. Ему хотелось, как всем, передышки, спасения, облегчения бремени – а тут дополнительные трудности! Но ведь и новые радости тоже. Понимание, поддержка, утешение… Но… Опять это но!

– Жанна, как правильно произносится эта забегаловка напротив, Laban – Лэйбен или Лабан?

– Лабан.

– Роберто говорил, это модный танцевальный центр, там можно запросто устроиться подрабатывать официанткой…

– Да это обычные кружки! А кафе там только одно, маленькое. Он, небось, был до смерти рад от тебя избавиться, вот и нес, что ни попадя, лишь бы тебе лапшу на уши навешать! Смотри: сколько дней ты уже здесь – и он тебе хоть раз позвонил узнать, как ты?

– Нет. Но ведь до четверга он не знал моего номера! Скажи: Памми раньше, когда вы ссорились, названивал тебе и молчал так, как сейчас – по пятьдесят раз на дню?

– Нет. Но мы никогда и не ссорились так!

– Что тем более странно, что он не только молчит, а еще ругается или кается. Перебор, даже для маньяка! А Памми все-таки вменяем. А вот для Роберто такое поведение характерно, он поступал точно так же, когда я жила в России. А когда я попросила больше так не делать, он ответил, что это не он – но после этого ежедневные звонки прекратились, – (я благоразумно промолчала о том, что подозреваю, что пиццу тоже заказывал итальянец. Может, не потому, чтобы меня уесть, я чтобы я попробовала, что такое настоящая пицца?)

– И все равно могу поспорить: ты ему не нужна! Он все взвесил, и списал тебя со счетов. А это так, эхо былых страстей, – с усмешкой заявляет Жанна. – И вообще, я что-то не понимаю: названивать и молчать он может, а помочь тебе хотя бы немного – нет? Не ври сама себе!

…Жанна уехала с греком на рынок, Инга повела Люси гулять. Вот что я сейчас сделаю, пока мне никто не мешает, а Люська не прыгает у меня на голове, попутно пытаясь ущипнуть – напишу-ка я письмо, которое буду посылать своим потенциальным женихам. Мне же написало несколько сот мужиков! Наверняка среди них найдется чел получше Роберто. Уж явно кто-то, кто станет больше меня ценить. А этот итальянец – ему на меня начхать, в четверг и сегодня после слов Жанны я это отчетливо поняла. Ну и не стоит больше тратить на него драгоценное время! Ни за что не буду вести себя так же глупо, как Жанна с ее Памми. Что она с ним вообще разговаривает после всех его угроз?

Так, займемся универсальным посланием новым претендентам (буду добавлять к нему индивидуальные вопросы для каждого, чтобы лучше их понять): «Привет! Ты кажешься интересным человеком. Я буду рада, если мы станем друзьями. Я считаю, что дружба – это основа серьезных отношений. А настоящая любовь, как и дружба, растет день ото дня. И я очень боюсь романтиков! Конечно, это мило – стишки, театры, цветы. Но реальная жизнь не только поэзия! Например, я хороший человек, но я не идеальна – я живая, хожу в туалет, временами у меня бывает головная боль или простуда. У меня хорошее здоровье, но есть аллергия на некоторые продукты. Сейчас я работаю как бэбиситтер у одной русской женщины, но пытаюсь найти более высокооплачиваемую работу.

Как я оказалась в Лондоне? Это забавная история, но не для меня и не сейчас. 2 года я переписывалась с одним человеком отсюда. Он полагал, что когда я появлюсь в его жизни, случится чудо и вся она изменится, как по волшебству. Например, я буду помогать ему с работой (хотя я объясняла ему, что мой английский пока недостаточно хорош). И он был очень зол, что я приехала в Лондон только с 30 фунтами (хотя я его предупреждала тоже, что в России мало платят и я смогу приехать примерно с такой суммой).

Этот человек очень интересная персона и я быстро влюбилась в него. Конечно, у этого мужчины есть свои недостатки, но это было неважно для меня. Если помнишь, в знаменитом фильме «Некоторые любят погорячее» с Мэрилин Монро старый богач в ответ на реплику «Но я не могу выйти за вас замуж! Я мужчина» отвечает: «Никто не совершенен!».

Но Он видел исключительно мои «плохие» привычки – причем плохие только для него. Например, я «слишком много времени провожу на кухне» и использую «слишком много» воды, когда мою руки и посуду (зато он сам моет руки не очень хорошо, из-за чего потом имеет проблемы с кожей и здоровьем). Конечно, это был его дом, его мир – но он пригласил меня в него! Он взрослый умный человек и мог бы осознать, что идеальный партнер, который все делает так, как ты хочешь и никогда ни в чем не нуждается сам – это иллюзия. И живой человек не игрушка (надоела – бросил в угол или вообще выкинул). В России очень популярна книга «Маленький принц» французского писателя Сент-Экзюпери. В этой книге говорится: «Ты в ответе за тех, кого приручил». Это не только о животных, это о любой душе.

Когда ты читаешь все это, то, наверное, думаешь, что этот человек не очень умный и не добрый. Нет, это не так, это очень достойная личность. И он стал величайшей любовью моей жизни. Теперь ты можешь понять, что я сейчас чувствую (мы только что расстались). Но я оптимист и верю, что могу встретить другую большую любовь, мужчину, который будет меня любить так же сильно, как я его (причем настоящую меня, а не придуманный идеал). У меня немало положительных черт и я могу принести кому-то счастье. Я знаю это, потому что все мои бывшие, которые поначалу не ценили мое хорошее отношение (они думали, так будет всегда: я буду вечно терпеть их грубость, эгоизм и так далее), потом бегали за мной годами и умоляли вернуться. Но я отвечала: «Прежде ты не хотел слышать меня. Теперь я не желаю слушать тебя».

Конечно, мне нужно время, чтобы забыть этого итальянца. Но я думаю, лучший путь для меня, если я встречу новых друзей и позитивные впечатления вытеснят все эти потрясения. Я в Англии только 42 дня и, конечно, настоящих друзей за столь короткое время обрести невозможно. Но я смотрю вперед! И надеюсь, кто-то из новых друзей сможет стать в будущем чем-то большим для меня».

…Перечла и поняла, что я опять дискутирую и объясняюсь с Роберто. Может, показать это письмо ему? Может, тогда до него что-то дойдет? И мы сможем восстановить наши отношения, сделав их более искренними. Мне нужен в лице Роберто хотя бы друг, поскольку человек он все-таки неплохой. Очень тяжело, когда совсем не на кого рассчитывать и всем на тебя начхать.

Еще думаю, что немногие захотят отвечать на такое послание, где женщина откровенно пишет о всех своих проблемах и ничего о сильных сторонах. Хотя, если вспомнить Роберто, достоинства и недостатки – они для каждого свои. Пусть Роберто раздражало, что я «все время торчу на кухне», но кому-то может понравится, что я умею и люблю готовить! В целом, про личные предпочтения можно поговорить и выяснить их чуть позднее. Главное, у меня сейчас нет ни времени, ни желания играть в изматывающие игры с теми, кому не нужно ничего серьезного в перспективе. И кто не способен поддержать другого человека (тем более в беде). Так что, возможно, все к лучшему – ловеласы и те, кто сами не знают, чего хотят, сразу отсеются.

…Жанна вернулась злая, Санни сказал: «Я подожду тебя в машине» у рынка. Больше он вряд ли объявится в жизни Жанны и нас (жаль, я уже рассчитывала получить работу в его швейной мастерской, он обещал). Еще больше Жанну обозлило очередное появление пиццы (вот блин! И когда ж этот урод, кто бы он ни был, уймется). Теперь пиццу заказали в другом заведении, и там не запомнили, кто.

…Сижу на кухне, работаю. Вдруг заходит Жанна, закуривает.

– Слушай, а почему писателям в России платят так мало, всего от ста до тыщи долларов за книгу?

– Не знаю, – говорю я, – это тем более странно, что издательское дело считается выгодным.

– Я готова тебе заплатить 500 – причем не долларов, а фунтов, если ты напишешь книгу обо мне, – вдруг говорит Жанна.

– Но я и так пишу о тебе! – удивляюсь я.

– Нет, не так, не где-то посреди своей книженции. А отдельный роман, понимаешь? Скажи-ка мне еще, сколько стоит в России книжку напечатать?

– 1000—1500 долларов.

– А теперь давай подсчитаем, какой я смогу получить доход, если мы еще будем сами книгу продавать. Какой минимальный тираж может продаться?

– 10 тысяч уйдет. У меня все книжки и большими продавались.

– А средняя цена за книгу?

– Минимум 100 – 150 рублей.

– Умножаем 100 на 10 тысяч – это миллион рублей, или 20 тысяч фунтов! И это только в России. Дорогуша, да эти издатели грабят тебя подчистую! Эх ты, шляпа… – знала бы Жанна, как я сейчас ошеломлена! Отчего-то мне никогда не приходило в голову проделать все эти нехитрые арифметические операции. Даже если учесть, что оптовая цена для магазинов ниже и расходы на рекламу (мои книги, впрочем, никогда не рекламировались. Прекрасно продавались и так) – все равно выходит очень прилично. А мои издатели все время ноют, как им, бедненьким, тяжко живется!

– Если ты мне поможешь все это осуществить, я тебе больше заплачу, – говорит Жанна.

– Сколько?

– Увидим, – по лицу Жанны я вижу, что она врет. Вряд ли при ее скупости я увижу даже обещанные 500 фунтов.

– Главное, посмотреть, что у нас получится. Если пойдет, мы с тобой бизнес организуем! Я тебе буду поставлять таких клиентов, просто обалдеешь. Например, у меня есть знакомый миллиардер. Наверняка он тоже хочет иметь свою биографию.

– А так ты меня с ним познакомить не хочешь?

– Прости, ты не в его вкусе. Его интересуют только 18-20-летние модели. И то на пару недель, ему все очень быстро надоедает. Вот что: ты пиши свою книгу, параллельно будешь писать обо мне, за это можешь жить тут бесплатно и я буду тебя кормить. И даже выплачивать по 20 фунтов в неделю. Хотя нет, зачем тебе так много? Десять по за глаза хватит! Ты же и так на всем готовом, – эх, Жанна! Где же ты раньше была? Вроде бы, я уже приглянулась Джейн. У меня там не будет столько же времени для писанины! Хотя я не знаю, выберет ли меня американка. И надолго ли сохранится такой настрой у татарки. Я сейчас ни в чем не уверена. Только в себе – что я все выдержу и не сломаюсь, не сдамся!

Роберто мне так и не позвонил, хотя два дня назад я оставила ему сообщение на автоответчике: опять не могу открыть в Mac файл с информацией, необходимой для написания новой статьи (Уфаева заказала мне текст про поиски работы, то есть я ей предложила и редакторша заинтересовалась, даже прислала мне необходимую статистику, так как интернета у меня сейчас нет и заниматься поисками некогда – но как раз эту нужную инфу открыть не получается). Уже кучу времени убила – но никак! Все время получается абракадабра из символов. Скоро надо текст сдавать, а Роберто пофиг! Впрочем, телефон здесь почти всегда плотно занят Жанной. В целом, Жанна не разрешает пользоваться ее телефоном и все время носит его с собой. На ночь оставляет при себе тоже. Такая жадная! «Он очень дорогой» – а сама без конца по нему болтает, и по действительно дорогущему мобильному тоже!

Не выдержала, пошла попросила телефон у Жанны, загорающей с Ингой и Люсей во дворе.

– Куда ты хочешь звонить?

– По городу. Не на мобильный, то есть бесплатно.

– Девчонки, свои счета сами будете оплачивать! – Жанна почти кричала. Очень зло.

– Я только одну минутку. Я сегодня никуда еще не звонила, и вчера тоже.

При Жанне (она буркнула: «здесь звони, при мне») набрала домашний номер Роберто – никого. На мобильный звонить не стала: Жанна убьет. Набрала 1471 (до этого только Жанна беспрерывно звонила всем): «Сорри, номер последнего позвонившего не определяется». Как почти всегда! Кто же ты, неизвестный молчальник – Памми или Роберто? Может, это вообще Жаннин воздыхатель Клаудио, или еще кто-то.

– Ну что, дозвонилась ты своему кавалеру? – с усмешкой спрашивает Жанна.

– Нет, – еле выдавила я из себя и поскорее ушла, чтобы она вновь не начала сыпать мне соль на раны. Плевать. Постараюсь выкрутиться без этой инфы и все-таки сдам статью завтра! Как обещала. Я, в отличие от Роберто, никогда людей не подвожу.

…Какой Жанна все-таки бывает грубой очень часто! И на дочку орет ни за что. Та, конечно, далеко не подарок – но, например, сегодня я попросила Люси принести мне мыло, на кухне оно кончилось. Девчонка с готовностью побежала наверх, спросить у матери, где оно, а та как заорет с дикой злобой: «Скотина такая, что тебе еще надо?!». Причем дочка ее до этого вообще не доканывала. Люси после этого опять плакала.

А я, как только войду в туалет, слышу тут же: «Ты там надолго застряла»? – даже если я только зашла, и она это видела! Господи, как я устала от всего! Почему все ко мне придираются, почему мир ко мне так несправедлив и жесток? Почему Жанна, сама пережившая, как она призналась, жуткий пятилетний депрессняк после того, как ее бросил любимый (нет, не отец Люси, еще до него), а после предательства отца Люси двухлетний депрессняк, из которого смогла выйти только с помощью лекарств, не может и не хочет понять, насколько мне сейчас фигово? Почему Роберто, в свое время живший, по сути, на улице, не желает вспомнить, как это тяжело – скитаться по чужим углам и чужим людям, не просто равнодушным к твоим бедам и нуждам, а еще и стремящимся по максимуму использовать тебя? Выжать и выкинуть, как ставший бесполезным мусор.

…Только что вернулась со встречи с неким Джо, его телефон мне отдал в четверг Роберто и сказал, этот мужчина звонил в числе прочих. Странно, почему именно его номер он записал? Оказалось, Джо по-русски ни бум-бум. «Как же вы прочли мое объявление?» – «У меня еще несколько дней назад жили русские квартиранты, и они мне перевели, потому что знали, я хочу познакомиться с хорошей женщиной». Джо очень быстро ко мне приехал, буквально через час после звонка, я и опомнится не успела, хочу ли я вообще с ним встречаться, надо ли мне все это? Пошла только потому, что он обещал помочь работу найти.

Джо оказался довольно приятным на вид и в общении дядькой лет 45, высоким, смуглым, шапка черных кудрей с проседью. В возрасте, но подтянутый и веселый. Говорит, с Кипра. Тут с 16-ти лет. Был женат на англичанке, две дочки теперь уже взрослые, у них своя жизнь. Какие впечатления остались от семейной жизни? Джо в ответ строит такую рожу, что я невольно начинаю смеяться.

– Английские женщины – это кошмар! – вздыхает Джо. – Они очень эгоистичны, очень! Моя жена ни разу не приготовила мне завтрак. И вообще была очень холодной – я не о сексе, понимаешь? Мои дочки – увы, они в мать пошли. Но, слава Богу, я еще помню, что наши женщины совсем другие. И, я слышал, русские женщины очень заботливы. Ну, Анна, сейчас поедем со мной.

– Куда?!

– В один клуб.

– Ночной клуб?

– Нет, это восточный клуб, только для своих, на нем нет вывески. Он только для мужчин. Они там курят сигары и кальян, пьют хороший кофе. Это мое заведение.

– Спасибо, конечно, но у меня аллергия и на кофе и на табак. И вообще я клубы не люблю.

Джо смеется: – А я хотел тебе работу там предложить! Другой у меня нет, – я разочарованно молчу. Ну и кем я должна была у него работать? Танцевать топлесс? Да еще без вывески! Даже полиция не найдет.

– Я хотел пристроить тебя фасовать и взвешивать кофе для продажи, – поясняет Джо. Нет, все-таки, похоже, у него не закрытый притон, а приличное заведение. – Но, раз у тебя аллергия… Тогда поедем прямо ко мне. У меня дома отличная большая кровать. Сейчас увидишь, – ого! Меж тем мы уже едем. Он даже меня не спросил – а хочу ли я!

– Джо, меня сильно смущает ваш напор, – уже без обиняков говорю я. – Я общаюсь с вами только полчаса. Как я могу спать с человеком, который мне вообще чужой? Я вас абсолютно не знаю!

– Ну вот и узнаем! Что тут такого? – хохочет Джо. – Ты красивая девочка, мне сразу понравилась!

– Джо, прошу, остановитесь!

– Сейчас доедем, и я остановлюсь.

– Я не поеду! – я открываю дверцу машины на ходу. И всерьез собираюсь выпрыгнуть. Я понимаю, что могу сломать руку или ногу. Или шею. Но что мне еще остается?

– Ты крэйзи! – восхищенно говорит Джо. Но тормозит. Потом разворачивается и едет обратно.

– Я просто не шлюха. Тебе что, порядочные девушки не попадались? Я сплю только с тем, кого люблю. А ты Джо, прости – я вижу, ты не из тех, кто хочет завоевывать женщину.

– Да. Зачем? Мы или сразу друг другу нравимся, или нет. Зачем играть в какие-то глупые игры? А вдруг мы несовместимы в постели?

– Совместимость возникает при любви! – но Джо в ответ качает головой.

– Короче, нам друг друга не понять. Но я знаю, кто тебе может подойти. Я сейчас живу у очень эффектной женщины. Я думаю, вы как раз во вкусе друг друга. Вот она очень любит клубы и вообще развлечения.

– Да? Ну, зови.

Вбегаю в дом, говорю Жанне: «Хочешь прямо сейчас познакомиться с богатым мужиком? Он с Кипра – почти грек» (татарка к ним неравнодушна, несмотря на весь свой печальный опыт). Но вместо радости Жанна в ответ ужасно злится: – Да как ты смела говорить обо мне с кем-то, меня не предупредив?

– Я только сказала, что ты эффектная женщина, – теряюсь я. Но Жанна продолжает меня прессовать. Доходит даже до того, что она меня хочет выгнать, ей «такие предатели не нужны»! Вдруг татарка неожиданно меняет гнев на милость: – Богат, говоришь?

– Да.

– А внешне он как?

– Очень симпатичный.

– Ну, пойди скажи, я сейчас приду. Накрашусь только. Да быстрей иди, пока он не уехал!

Прошло уже тридцать пять минут – но, как ни странно, Джо еще здесь! Говорю, что Жанна сейчас придет. А вот и она, вместе с дочкой. Удивительно, но с Джо Люси ведет себя как паинька: смотрит на него во все глаза и застенчиво улыбается. Сейчас она даже кажется милашкой. Если у них все срастется, отлично. Меня уже порядком запарили бесконечные Жаннины излияния по поводу Памми! Пусть повстречается хоть немного с другими, и поймет, что индиец не единственный член в брюках на этой Земле. Хотя мне самой данная терапия много помогла? Ничуть! На фоне Джо, хоть он и не противный, Роберто вновь кажется верхом совершенства… Как же мне тяжело без него!

А в легенде Джо можно найти немало противоречий. Например, в «Ньюс» каждую неделю выходят целые страницы объявлений русских женщин, мечтающих познакомится с обеспеченным бритишем. Почему его привлекла именно моя объява, которая была вообще не о том? Может, это Роберто подослал Джо – проверить, как я буду себя вести, поеду ли с лету трахаться? Да нет, что за бред!

…Жанна вернулась со свидания с Джо сияющая: – Веселый мужик! И у него глаза добрые. И Люська, представляешь, целый час прилично себя вела! – короче, они договорились о свидании в следующее воскресенье. Жанна потащит Джо на рынок, проверять на вшивость. Впрочем, киприот об этом пока не подозревает. Небось, предвкушает суперсекс! Но Жанна, судя по всему, собирается его продинамить. Мы смеемся. Но, если честно, мне все они как игры теней – все это не касается моей жизни. Лишь бы не мешали. Впрочем, им до меня также нет дела. Так, Жанне глубоко пофиг, что я могу загнуться на такой «кормежке» – мне достается почти один только хлеб, и то тайком, всего остального ей жалко.

…Впервые за все эти дни меня позвали к телефону. Подумала: наконец-то, Роберто! Но это звонила Ида из русского магазина (я ей напомнила о себе на днях), предлагала встретиться завтра. Я сказала, что не могу, так как сейчас надо усиленно искать работу. А в понедельник выходит журнал «Леди», свежий «Лут» и я буду плотно занята общением с потенциальными нанимателями. И еще в «Ньюс» надо. Ида посоветовала мне ни за что не идти в рабство к индусу. И предложила 50 фунтов в подарок – просто чтоб мне помочь. Ну вот, все же мир не без добрых людей!

…К Жанне заехала семья ее компаньонки по несостоявшемуся массажному бизнесу, Стаси. Они из Литвы. Поэтому Стася и ее муж могут работать как члены ЕЭС где хотят. Стасин муж уже устроился на стройку и доволен зарплатой. Они взяли с собой дочку Сандру, тихая длинноволосая блондиночка на год старше Люси, и в, отличие от родителей, почти не говорит по-русски. Рядом с ней Жаннина дочь кажется особенно коренастой и угловатой. Изящная спортивная Стася и ее муж, которого я видела лишь мельком, тоже вполне симпатичные и приятные люди. И почему Инга сказала, что все литовцы жутко противные и злые? Наверно, потому, что отношения рядом живущих народов как меж соседями в коммуналке – они до чертиков надоели друг другу.

…Жанна с дочкой уехала в гости к Стасе. Инга тоже куда-то смылась. Я сижу на кухне одна, пишу. Телефон, наконец-то (впервые за все дни у Жанны) в кухне, рядом со мной. Татарка забыла или было неловко при Стасе забирать? Трубка-то не маленькая, в кулаке не спрячешь!

Опять кто-то звонит и молчит. Раз, другой, третий… Памми, Клаудио или Роберто? Кто этих мужиков разберет! Они сами себя не понимают, и нас запутывают. Впрочем, и мы, женщины, абсолютно такие же. Завтра хочу спросить у Роберто прямо (я уже успела здорово разозлиться и обидеться) – почему он не перезвонил мне, чтобы помочь открыть файл? Что, пяти минут своего драгоценного времени пожалел? Или зловредная Мэгэн стерла мое сообщение? Джош и Майкл не могли этого сделать 100%. Или Роберто не слушает свой автоответчик? Вряд ли, за два-то дня! Или это я что-то напутала с записью или номером? Ну нет – номер я набирала по памяти, но правильно…

Но, что бы там ни было, завтра спрошу: «Скажи мне прямо и честно: мне больше не звонить тебе никогда?». Не хочу быть попрошайкой, которую терпят из последних остатков милосердия! В то же время страшно боюсь, что Роберто ответит: «Да – и спасибо за понимание». Но не видеть его больше никогда (или минимум год с лишним, когда выйдет английский вариант этой книги) я точно не в силах! Я этого не выдержу!!! К тому же он за это время может уехать в Италию, может женится на ком-нибудь и ждать наследника. Все это точно разорвет мне сердце окончательно и навсегда.

Кроме того, сейчас мне просто неоткуда звонить насчет работы. Из «Ньюс» фиг много назвонишь: во-первых, и там бдят, не на мобильный ли ты звонишь, во-вторых, это служебный phone и я не имею права занимать его надолго по своим личным нуждам. Даже если я сейчас нуждаюсь как никогда.

Джейн так и не перезвонила, хотя обещала… Мне становится все тоскливей, все больше не по себе. Как плохо быть одной, никому в целом свете не нужной! Тишина начинает меня уже просто душить. Ага! Рядом с забытым телефоном Жанна оставила магнитолу. Ура! Я уже не одна! Как сразу полегчало…

Да, вроде такая ерунда, как радио. Но эта музыка – она словно говорит с тобой, обращается прямо к тебе. Вот как сейчас Мадонна c ее «You’ll see»: «You think: «I have nothing…«» – «Ты думаешь: «У меня ничего нет, я разрушен, я никогда не смогу забыть». Подожди, ты увидишь Путь. You’ll see…».

Меж тем в кухне совсем стемнело, глаза устали. Смотрю в розово-синее небо вечернего Гринича. По улице напротив фигачит рыжий мужик в очках и клетчатой шотландской юбке, из под нее видны голые волосатые ноги. Мне становится весело. Я уверена, я еще найду свое счастье в этом безумном городе! В этом безумном мире…

14 июня, понедельник

С утра с замиранием сердца решилась сама позвонить Джейн. Ну, пусть услышу, что не подхожу – зато будет твердая определенность. Тогда побегу куплю свежий «Лут». Сперва меня попросили перезвонить через полчаса, однако через полчаса оказалось занято (включили в «черный список»)? Но я упрямая – набирала вновь и вновь, пока, наконец, не соединило.

– Энн, у меня к вам еще несколько вопросов. Вы курите?

– Нет.

– А вы уверены, что останетесь в Лондоне после конца октября, когда заканчивается срок вашей визы? Что вам не придется возвращаться в Россию за студенческой визой? Что вы сможете получить ее здесь, в Лондоне? Я слышала, это непросто! До Хайди у меня работала девушка из Анголы, и по этой причине ей пришлось вернуться домой.

– Да, один мой знакомый так уже делал, – ответила я, еще даже не выяснив все у Скворцова. Но, черт возьми, даже если все совсем не так, неужто я не найду выход, как это было в моей жизни всегда? Тем более что до октября еще три с лишним месяца. Мне кажется, мы с Джейн чудно уживемся, тем более что она сказала, я ей тоже нравлюсь. А не звонила она, во-первых, потому, что неправильно записала мой телефон, а во-вторых хотела справиться у Роберто о моей стряпне, но не дозвонилась. Неужели этот засранец сменил номер, как он обещал, разъяренный так и не прекратившимися до сих пор звонками русских мужиков? Или он провел эти выходные, как хотел, с сыном – и с Донной?

– Ну что ж, в любом случае я буду рада, если вы поработаете у меня хотя бы до конца октября, – сказала мне на прощание Джейн. Я прямо подпрыгнула от счастья. Когда потом шла до метро, уже не замечала унылого вида здешних промышленных улочек. В голове звучала песня Роя Орбисона:

«Anything you want, you got it.

Anything you need, you got it» – «Ты получила все, что ты хочешь, все, в чем нуждаешься». Да! Мне была позарез нужна эта работа – и я получила ее! Именно я, с моим нелепым английским и без нормального референса хаускипера – и, тем не менее, выбранная из десятков других. И настоящая любовь у меня обязательно будет, точно! Счастливая и взаимная.

Перед тем, как зайти за Скворцовым, я нырнула в ближайший магазинчик. Купила себе бутылку воды, потому что сегодня особенно жарко, за тридцать (буду потом наливать в бутыль кипяченую воду, но один раз придется потратиться). Еще купила Джошуа шоколадку «Кит-Кат». Хоть его папочка и козел, зато Джош хороший и добрый мальчик. Пошла в «Ньюс». Оказывается, Дмитрий и Роберто передоговорились встретиться на полтора часа позже – итальянец редактору позвонил. А мне нет. Это о многом говорит.

Если сейчас вернутся к Жанне, обратно я уже опоздаю. Да еще не факт, что татарка меня снова отпустит. Пошла посидеть в парке в ожидании 16.30, когда нужно выезжать к Роберто. Чуть не спеклась на солнце за эти пару часов: помимо жары сегодня страшная духота, особенно в метро, так как оно здесь старое и без вентиляции. Все это время читала «Корни дуба» Овчинникова, что выудила из кипы старых газет и журналов в «Ньюс». Прочла большую часть этой книги про Британию – там тоже описана странная любовь англичан к мытью рук и лица в не блещущей чистотой раковине, затыкаемой грязной пробкой (даже в общественных уборных и поездах!) – и еще они никогда не ополаскиваются после ванны, так и вытираются, будучи все в мыле. Плюс никогда не ополаскивают посуду, так и ставят ее всю в средстве для мытья, липкую и в остатках пиши, в сушку. Овчинников далее пишет, что мол, английская нация очень живуча, она доказала это, просто у каждого народа свои собственные традиции и обычаи, и надо уважать чужие, а не считать только твои единственно правильными. Кто же спорит, я всегда за уважение. Но вот только лично я не могу есть с грязной посуды и умываться в нечистой воде!

А все остальное у Овчинникова, по моему, устарело и не соответствует истине. По крайней мере, сегодняшнему дню. Например, что англичане уделяют своим детям минимум внимания и слишком, до жестокости, суровы с ними. Дипломат аргументирует это цифрами: общество защиты животных было основано в Англии в 1921 году, а общество защиты детей лишь 40 лет спустя. «Англичане говорят, что детей не должно быть слышно. А в идеале и видно… Голод, жажда, холод, перегрузки – это превосходное средство для формирования характера». В итоге маленький британец с ранних лет привыкает самостоятельно справляться с эмоциями гнева, страха, боли, обиды и не бежит за помощью к папе и маме. Правда, в результате между родителями и детьми возникает непреодолимое эмоциональное отчуждение. А громоотводом для чувств служат собаки и кошки. Да, в Англии любят животных, но вот это – явная пурга: «Англичане считают, что телесные наказания необходимы». Меж тем я недавно видела по телику обсуждение о недопустимости даже шлепков детей!

Еще Овчинников пишет, что с англичанами невозможно говорить серьезно о том, что тебя волнует (они, мол, позволяют только легкий треп ни о чем). Конечно, я познакомилась из настоящих англичан только с Клайвом, и Скворцов, с которым мы в метро обсуждаем прочитанное мной, говорит, это все правда, хотя из каждого правила бывают исключения – все равно, что-то я все время вижу слишком много исключений! Например, я читала в старых выпусках «Времени» и «Ньюс» письма русских эмигранток, которые делятся своим мнением об англичанах – и, с их точки зрения, это открытые и доброжелательные люди: «Я ехала к мужу, и за два с половиной часа дороги мы с попутчицей Элис успели обсудить, кто и что подарит мужьям на Новый год, похихикать над схожей расцветкой семейных трусов, перемыть косточки своим благоверным и разойтись вполне довольными друг другом». Я много ездила в своей жизни по России и знаю, что далеко не каждая русская женщина станет откровенничать с соседками по купе! Даже если они едут вместе не пару часов, а неделю.

И молодежь на улицах Лондона часто ведет себя очень эмоционально: девчонки и парни громко, с жаром обсуждают собственные любовные истории. Хотя Скворцов опять-таки говорит, что Лондон – это не Англия, а такое же государство в государстве, как Москва в России. Здесь тоже половина населения приезжие, причем со всего мира. Может, и так – но сколько я видела явно native British, которые целуют и обнимают своих разновозрастных чад в метро и на улицах! Хотя, с другой стороны, в парке в футбол с детьми действительно играли только иностранцы. И Джош тоже говорил Роберто, что отцы его друзей никогда не играют с ними…

Короче, Скворцов считает, Овчинников до сих пор актуален – когда, например, говорит о священном для англичан праве на прайвиси – частную жизнь, закрытую от других. Помнится, Марсэла об этом же говорила… Но ведь Роберто сам пригласил меня в свою частую жизнь! Я не просила. Наоборот два года убеждала его, что все может оказаться не так легко. А он меня уверял: «Ничего не бойся, ты всегда будешь окружена вниманием и заботой».

По поводу прайвиси Дмитрий вспоминает еще одну цитату: «Неприличным здесь считается даже пристальный взгляд. Они стараются даже взглядом тебя не побеспокоить».

– Лично мне это очень нравится – что никто не насилует тебя взглядом в метро, в России от этого очень устаешь, – отвечаю я.

– Даже толпа на улице – она здесь другая, – вновь повторяет за Овчинниковым Дима.

– А по моему, абсолютно такая же, как в Питере и Москве, – говорю я. – И вообще все люди в мире, по моему, одинаковы. Среди них есть достойные и непорядочные, вот и вся разница.

– Нет, каждая нация имеет свои характерные особенности, – не соглашается Дмитрий.

– И какие же национальные особенности у русских и англичан?

– Мы открытые, щедрые, всегда придем на помощь… – тут я хотела привести массу примеров против: сколько раз мне отказывали в помощи в России, когда я прямом смысле слова умирала – и всем было пох! Вспомнить Ананасова: я все ему прощала, мне было его жаль, я пыталась его спасти, вылечить от алкоголизма – и как он мне отплатил! Свалил на меня свой же подлог, продажу моих статей под псевдонимом другой газете ради денег на выпивку, и меня выгнали из «Вечерки» за то, что публикую одно и то же здесь и у конкурентов. А я в ту пору, как выяснилось, еще и «залетела» от этого гада. Но Витька, уже зная про это, первый побежал к главреду заявить, что ничего не знал о моих проделках. Вместо признания своей вины, моей защиты и извинений он угрожал мне всем, чем мог, чтобы я оставила все, как есть и прекратила попытки оправдаться – а он в самом деле мог сделать так, чтобы мне стало еще хуже, его отчим был бывший глава Питерского КГБ (знать бы заранее – ни за что бы с Ананасовым не связалась). Но фиг с этим алкашом, пропившим совесть, больнее было другое: как злорадствовали мои вчерашние коллеги, как плясали на моих костях, как мешали с дерьмом – и никто девчонку не пожалел, никто не захотел ни в чем разобраться! Я просила рассказать правду Укрюмова – редактора газеты-конкурента, покупавшего мои тексты у Витьки, но тот отказался: «У Ананасова очень большие связи». А всем остальным было просто пофиг. Как и милиции, когда я умоляла защитить меня от агрессивных соседей. Ну и что, что английская полиция тоже не идеальна и предвзята – по крайней мере, она с опозданием, но приехала. А наша отвечает: «Когда убьют, тогда и приходите» – мне говорили именно это, еще усмехаясь при этом. А когда Марушин избил меня по заказу Звездеца, менты заявили: «Откуда мы знаем, может, вы первая на соседа напали» (ну да, девочка-«ромашка» на здоровенного мужика с кулаками с мою голову! Вообще где смысл, если хоть чуть подумать? Зачем мне на него нападать?) – и ему ничего не было! Совсем ничего. Несмотря на выписки из больницы, которые тянули на умышленное причинение увечий средней тяжести. Нет, у нас всем на тебя наплевать! Ни один из соседей в Черной речке за меня ни разу не заступился, «лишь бы нас не трогали»! А когда я еще жила в Питере, сантехников было полгода не дождаться, когда мы сидели вообще без горячей воды. Их ничто не пронимало, ни твои бесконечные ангины, ни то, что у кого-то грудной ребенок. В ответ на просьбы женщин прийти наконец починить (мы к ним ходили группами периодически) они лишь издевательски ржали и крыли нас трехэтажным матом. А их начальство было не застать, либо там изображалось удивление и обещалось все починить – но месяц проходил за месяцем, а ничего не менялось. Только когда я собрала подписи с жильцов дома под заявлением в суд, проблема с водой решилась тут же!

Слава Богу, я вовремя заставила себя заткнуться и не пикнула, чтобы не шокировать подробностями своей биографии Скорцова, благополучного сына крутой мамы-журналистки, Томской «звезды», и видимо, такого же крутого папочки («Они помогали мне с деньгами первые годы жизни здесь» – они ему! Взрослому молодому мужчине! Оттуда! Причем он все это время только учился, работать не смог. Месяц пробегал официантом и спекся: «Это слишком тяжело». ).

– Ну а какие характерные черты у бритишей?

– Англичане – это сильная нация, очень сильная, недаром они долгое время правили большей частью мира. И сейчас английский остается повсюду языком номер 1. Протестантизм возводит в культ упорство и труд, а у нас все полагаются на авось и небесную справедливость, как и католики. Еще англичане более замкнуты и закрыты, чем мы – но сострадательны, всегда придут на помощь.

…Скворцов признается, что его, как и всех его знакомых русских, мучает ностальгия – но я, судя по Диминым рассказам, назвала бы это идеализацией, приукрашиванием давно оставленной родины. Будто там остались сплошь кудрявые березки да сердобольные бабы с пряниками. Никаких нищих, бездомных детей, пьяной швали и агрессивной гопоты и наркоты, никакого мата на улицах и вечной сигаретно-фекальной вони в подъездах. А пряники с черным хлебом, милый Дима, можно и в «Горбушке» с «Пионеркой» купить!

– А меня ностальгия никогда не мучила. Например, когда я вырвалась с севера в Питер из провинциального болота, где я слышала от окружающих только: «К чему ты рвешься? Куда ты стремишься? Знай свое место». Другим, конечно, виднее, какое именно место твое! В Петербурге у меня впервые появились настоящие друзья, с которыми можно нормально поговорить. Я была просто счастлива от этого! Я уверена, что по Чернореченским гопникам тосковать точно не буду! – даже несмотря на тяжелый характер Жанны и Люси, даже несмотря на то, что Роберто от меня отрекся и на жизнь впроголодь, все равно мне здесь лучше, чем там! По крайней мере, в Лондоне я чувствую себя в неизмеримо большей безопасности, это проявляется в тысяче мелочей.

– Вы думаете, у меня в Томске не было неприятных соседей и плохих событий? Я о другом говорю, но вам сейчас этого не понять. Давайте вернемся к этому разговору через полгода.

За разговорами мы подошли к дому Роберто. К шести, минута в минуту, как договорились. Звоним. Но дверь никто не открыл! У меня противно засосало под ложечкой, но я не стала выдавать, как у меня испортилось настроение, а вместо этого весело сказала: «Надо же, я боялась, что это мы опоздаем»! И предложила перезвонить Роберто на мобильник: «Наверняка они застряли в пробке» (нет, не может быть, чтобы Роберто совсем не хотел меня видеть! К тому же он знал, что я буду фотографу дорогу показывать – а может, и вообще не приду, если нужно будет ехать на интервью по работе).

Дима позвонил и сказал – так и есть, Роберто с сыном уже подъезжают. И правда, они появились почти тут же. Я протянула Джошу красный «Кит-Кат», что купила для него днем (не знаю, почему выбрала именно его, были шоколадки и дешевле). «Моя любимая!» – обрадовался ребенок. Скворцов сфоткал отца и сына, потом всех нас вместе. Джош повел его показать, где туалет. Мы с Роберто наконец остались наедине. Я тут же спросила: «Ты получил мой мэссидж в субботу?»

– Да. И я перезвонил тебе сегодня днем, но ты уже ушла.

– Но если ты понял, мне твоя помощь была позарез нужна именно два дня назад!

– Нас не было дома все время с вечера субботы. Мы ездили на футбольный матч в пользу детей-инвалидов, в котором участвовал Джош.

Роберто дал полчаса посмотреть мою почту на его компьютере. Я, колеблясь до последнего, все же отправила универсальное письмо нескольким кандидатам. Потому что за последние дни я твердо себя настроила, что у нас с итальянцем все кончено. И мы только так, шапочные приятели. Но сейчас он смотрит так, будто очень мне рад, распрашивает, как живется у русской леди. Не били ли больше окна? Будто это не он всего четыре дня назад яростно защищал от меня свой стол и свое жизненное пространство! Я в полной растерянности.

Спрашиваю у него, как следует понимать слово girlfriend – как «подруга» или как «моя девушка»? Джейн так сказала про свою приятельницу, и меня это беспокоит. «Проблема в том, что можно понимать и так, и этак», – смеется Роберто. Все-таки я не думаю, что Джейн лесби, просто дружелюбная. Роберто говорит, он рад, что я нашла себе работу, а господин Сингх правда урод и чудовищный жмот. Оказывается, он звонил итальянцу и очень подробно и долго распрашивал обо мне. «Правильно ты сделала, что отказалась у него работать!». Но, помнится, когда я позвонила Роберто в пятницу из редакции, чтобы посоветоваться: «Индус хочет забрать мой паспорт и не отдавать мне деньги!», мой приятель мне ответил: «Ну, это же не навсегда». Хорошенький пофигизм, да?

– Не забывай обо мне как о своем друге, хорошо? – прошу я Роберто.

– О, тебя очень сложно забыть! – усмехается он. – Не смейся слишком громко! Я тебе позвоню, обязательно. На днях. И скоро мы с Джошуа приедем к тебе в гости. Держись!

Роберто улыбается мне какой-то особенной улыбкой. Такой искренней, счастливой. Джош тоже встретил меня очень тепло, угостил печеньем. Все это не может не радовать. Но чем дальше я от дома Роберто, тем больше меня гложет мысль, правильно ли я поступила: дело в том, что я оставила у Роберто на «рабочем столе» его компьютера свое «универсальное письмо». И попросила его прочесть, когда я уйду, «потому что мне хочется узнать твое мнение». Почему мне сейчас кажется, что я совершила очередную ужасную глупость? Я ведь правду в нем написала! Пусть задумается над многими вещами. Но все равно, не надо было этого делать. Не надо было этого делать! Но почему? Просто нет, и все.

…Едва я вернулась (ура, вставили стекла!), как снова приехал мини-кэб с пиццей. Жанна выбежала к развозчику, громко и возмущенно отправила его обратно: – Мы это не заказывали!

Я вспомнила, как сегодня рассказала Роберто про пиццу. Странно, он не рассмеялся, не удивился. Только сказал: – Обычно эти пиццы приезжают уже оплаченными.

– У нас нет. По крайней мере, Жанна так говорит. Зачем Памми еще больше злит Жанну? Она просто на стену лезет! – ответила я (не стала говорить, что подозреваю самого Роберто. Причем теперь гораздо больше). Может, он начал заказывать пиццу, потому что беспокоится обо мне? Я ему в четверг призналась, что у скупой Жанны приходится питаться почти одним хлебом, и тот татарка жалеет! Пицца начала появляться как раз после этого…

– Это точно Памми! – разъяренная Жанна вернулась в дом. – Я теперь уверена! Больше некому. Зачем он это делает?

– Может, хочет помириться? Ты не спросила – пицца была оплаченной?

– Нет… – Жанна вдруг растерялась. Потом сообщила, что полиция все-таки добралась до Памми, с него слупили штраф и вышибли с работы. После этого он начал каждый день «квасить» и Жанне угрожать. Но теперь вроде одумался и притих.

– Мне его жалко, – признается татарка. – В конце концов, гулять, так гулять! Страдать, так страдать! – она весело смеется, а в ее вечно недовольных подозрительных глазах загораются лукавые огоньки. – Помириться с ним, как считаешь?

– Жанна, я не вправе тебе говорить, что делать. Это должно быть только твое решение. – правда, это не мое дело! Чем я тогда отличаюсь от Робертовых наушников? Я и так уже достаточно гадостей сгоряча о Памми наговорила! Мол, брось его, пошел он в пень. А ведь я его совсем не знаю. Я бы с таким не связалась, да – но Жанна другой человек, и возможно, именно с Памми ей будет хорошо. А всяких Клаудио она просто, как танк, раздавит, проедет катком и не заметит. А потом скажет: «Эх, не осталось настоящих мужиков!».

…Жанна еще говорит, Памми сообщил ей: оказывается, Инга с Илвэ все время с ним общались, все дни их ссоры. И докладывали ему о малейших телодвижениях Жанны – о ее обращении в полицию, о том, что она теперь плотно общается с целой кучей интернетовских мужиков, а также о Санни, Джо, и что она Клаудио ждет.

– Памми говорит: «Дура ты, им веришь – а они смеются над тобой!» – утирает злые слезы Жанна. – Само собой, я выгнала Ингу к чертовой матери. Пусть живет теперь, где хочет, достаточно я с ней нянчилась! Сколько она у меня бесплатно жила, я ее еще и кормила! А они с Илвэ чем мне отплатили? – все-таки, мне ее жаль.

…Чтобы отвлечь Жанну от тяжких дум о предательстве Инги, спросила ее мнение об англичанах – какие они?

– Равнодушные, – угрюмо отвечает татарка. – Помню, когда я только приехала, хозяйка комнаты, где я жила, утром уходила и отключала отопление. Совсем. И я сидела до вечера, тряслась в жуткой холодине – была зима. Но на мне она экономила. А преподаватель на языковых курсах мне так улыбался! Всегда спрашивал, как у меня дела. Однако когда я попросила написать мне рекомендацию, чтобы устроиться на работу, заявил, что знает меня недостаточно. – Жанна зло щурит глаза. И все-таки ее мнение не абсолютная истина. Это опыт только одной личности, притом не слишком приятной. Ничего, я все узнаю сама!

…Все уже спят. А мне не спится. Думаю вот о чем: только после расставания с очередным бойфрендом я могла оценить картину объективно. И начинала осознавать, что этот человек меня по настоящему не любил, не ценил, а частенько просто вытирал об меня ноги и использовал. Но сейчас прошло всего несколько дней с тех пор, как мы расстались с Роберто, и я ничего еще не успела понять. Раны еще слишком свежи, и я пока лежу, чуть живая, на поле битвы.

Захочу ли я вернуться к Роберто? Не знаю… Он так меня обидел! Не глобально чем-то, а мелочными придирками и холодностью, невниманием, неверием, нелепыми подозрениями, боязнью меня полюбить – а то как бы чего не вышло, как бы не изменилась, не перевернулась вверх тормашками его драгоценная хорошо отлаженная жизнь. Короче, Жанна права, он сам не знает, что хочет – и мучает меня, и себя тоже.

Судя по его письмам в Россию, он был готов принять меня в любом виде – но в реальности шаг влево, шаг вправо от придуманного им идеала оказались смертельными для меня и для его чувств ко мне.

Но что он стал для меня абсолютной академией – это точно! Я за этот май поняла больше, чем за всю свою жизнь. Наверняка в будущем наши отношения станут более человечными, сгладятся острые углы обид и недоразумений, слишком большой требовательности, свойственной всем влюбленным. Но это произойдет не за пару дней – сейчас мы оба слишком досадили друг другу.

15 июня, вт.

О, как я теперь понимаю тебя, Роберто! Это же невыносимо, когда тебе не дают работать нормально – Люся и Жанна все время рвут меня на части. Но все же я не была и десятую долю такой доставучей! А здесь меня доканывают буквально поминутно. То Люси надо понажимать на «мышь», то еще поесть мороженого – нет, того, другого, то попеть песни и подурачиться, шатая стол с компьютером и клавиатурой или вися у меня на спине и вдобавок пиная туфлей. А параллельно Жанна в сто пятый раз спрашивает: «Правда ведь у Джо глаза добрые?» (до этого она то же самое говорила про Санни). И опять в тысячу первый раз: «Нет, ну какая сука эта Инга!». И затем грузит меня новостями об очередном, тридцатом или сороковом за сегодня звонке от Памми. Большая часть из них молчаливые. Другие с пылкими извинениями и заверениями в вечной любви. Памми предлагает Жанне жениться! Но ей теперь больше нравится Джо. И еще любопытно, каким окажется Клаудио: «Понимаешь, он скоро приедет – ну как я сейчас опять с Памми сойдусь? Итальянец про него ничего не знает. Ой, а как мне скрывать звонки от Памми, когда здесь будет Клаудио? Как ты думаешь, мне с ним спать в первую ночь? Вдруг он мне так понравится – но тогда он решит, что я легкодоступная! Вообще, зачем мне этот Памми, если, может, я уеду в Италию. А что! Нет, ну а как же мой бизнес? Надоело от мужиков зависеть!».

Короче, дурдом натуральный! Но я стараюсь помнить, что у Жанны ПМС – а в это время, женщины особенно ранимы и нуждаются в повышенном внимании и участии. Хотя все время быть «жилеткой», психотерапевтом и параллельно пытаться писать статьи безумно проблематично: все мысли, как верно говорил Роберто, разбегаются из твоей головы, и фиг их обратно скоро соберешь. Особенно если никак не сосредоточится и тебя все время дергают и в переносном, и в прямом смысле. Но все равно, я Жанну понять могу. А вот Роберто меня понять не в силах. В мужских телах телах бушуют совсем другие гормоны… Или не в них, не только в них дело?

…Все-таки, я от Жанны сейчас свихнусь. Мне нигде от нее и Люськи не укрыться даже на две минуты. Они тут же (само собой, без стука) влетают ко мне в комнату, я даже одеть трусы не могу! И опять начинают лопать меня, мое время, мое внимание. Чем бы заняться, чтобы не в этом доме? Может, договориться об интервью с известным радиоведущим ВВС Севой Новгородцевым? Но мне нужно экономить каждый фунт на проезд и еду, ведь Жанна, хоть и пообещала, меня не кормит: покупает теперь, нарочно, только апельсины, то есть то, что мне нельзя – покроюсь красной коркой, трескающейся до крови. И она это знает, я ее предупредила. Я на днях попробовала один маленький стаканчик коттедж чиз, так после этого Жанна нарочно все оставшиеся баночки пооткрывала и позалезала в них ложкой, начертив сверху кресты. Это чтобы я их не трогала.

Да и стыдно мне показываться перед вальяжной и лощеной «звездой эфира» в заштопанной юбке с разными пуговицами. Вот что: пойду-ка я на Хай-стрит прибарахлюсь! Куплю дешевую, но приличную юбочку. Или хотя бы пуговки. Подумаешь, жратва! Зато когда Роберто увидит меня в обновке, он не сможет устоять. И картина меня на унитазе сгладится из его памяти.

– Ты куда это собралась? – спрашивает меня Жанна.

– Пойду куплю себе пуговицы – в таком виде по улице ходить стыдно. Может, вообще юбку куплю, если найду. – Жанна обещала сшить мне юбку из валяющихся у нее тканей, но теперь не предлагает, хотя времени у нее вагон. Зато сейчас она говорит, что сама купит мне пуговицы – врет? Я ведь ее уже несколько раз об этом просила, я ж не знаю, где их искать.

– Нет, сиди дома, с Люськой. Мне нужно идти на деловую встречу.

– Насчет массажного бизнеса?

– Да. Нет. Ну, неважно. С Памми я встречаюсь!

Жанна ушла. Ну вот, я словно при крепостном праве! Что делать, остаюсь с Люськой. Та опять надрывно ревет, но теперь недолго. Тем более, что я на все это безобразие никак не реагирую. Я уже поняла: девчонка слишком часто играет на публику, берет ее измором, и стоит поддаться, высосет все силы и станцует победный танец над хладным трупом. Сперва я попыталась ее отвлечь: «Люси, смотри, что у меня есть!» – я показала ее любимое мороженое. Но она начала, явно нарочно, орать еще пуще. Тогда я положила мороженое обратно в морозилку и снова принялась за работу – будто никакой Люси нету вовсе.

…Быстро успокоившись, крикунья принимается расхаживать вокруг меня и задавать разные вопросы. Ну вот, она вполне может вести себя, как нормальный ребенок. Если бы только не пиналась и не щипалась. Почему Жанна на это никак не реагирует?

Люси говорит, что хочет есть. Разогреваю оставленные Жанной на сковороде макароны. Люси обильно сдабривает их кетчупом, добавляет колбасы. Я, пользуясь отсутствием Жанны, делаю себе бутерброд с маслом и джемом (завтра непременно что-то себе из еды куплю. Не могу я больше одним хлебом питаться).

– Я тожи это хочу! – завистливо говорит Люси.

– Сейчас я тебе сделаю.

– Нет, я хочу это!

– O’кей, – протягиваю ей первый сэндвич, делаю себе другой.

– Я хочу это! – Люси выпускает из рта бутик и показывает на новый.

– Люся, они одинаковые. И ты свой уже обкусала.

– Ти плохая! – надувшись, заявляет Люси. – И ти некрасывенька! Я, когда вырасту, мама говорит, я буду handsome. А ты уродина, бе-е! – она строит мне рожи и опять издает неприличные звуки. Мне хочется ответить: «Чья бы корова мычала!», но я усмехаюсь и молчу. Помни, она всего лишь ребенок. Невыносимый, но еще далеко не все понимающий человек.

В школе и универе вся учеба английскому у нас заключалась в основном в письменных переводах. Но однажды нашу заболевшую пофигистическую училку неделю замещала другая, поживее. И она, я это запомнила, сказала, что «хансм» говорится только про мужчин – дескать, это интересный и привлекательный экземпляр рода человеческого. Хотя, возможно, она ошибалась и «хансм» можно сказать и про женщину? Но мне сейчас очень хочется съязвить: «Да, Люси, ты обязательно будешь настоящим мужиком! Сто пудов».

Внезапно Люси подбегает ко мне, с размаху зверски больно пинает по ноге, заодно щипает. И с веселым смехом бежит во двор. Ну, все – сейчас я этому раз навсегда положу конец! Итак уже вся в синяках… Да, я вижу: политика игнорирования, когда я в ответ на плохое поведение молча выставляю девчонку за дверь и не хочу с ней общаться, вроде бы действует – но страшно медленно. И толку от нее мало, поскольку Жанна меня в этом не поддерживает – наоборот, когда Люси меня обзывает и бьет, мать только смеется. Нет, я сейчас покажу маленькой поганке, на конкретном примере! Я подхожу к Люське (та насмешливо мне улыбается), и вдруг, неожиданно для нее, с размаху ударяю ее по руке. Девчонка растерянно моргает глазами. До этого я была взбешена, но сейчас чувствую себя самым ужасным монстром на свете. Я ударила ребенка, маленькую девочку! Да, я сделала то же, что постоянно делает Люси, но невозможно описать, как мне хреново. Но как еще заставить ее понять?

– Люси, я показала тебе сейчас, как ты себя ведешь, – все же внешне сдерживаясь, чтобы не завопить от ужаса (я — не мой отец! Я — не мой отец! Я — не мой отец!), говорю я. – Я сейчас была абсолютно как ты. Так нельзя!

– И ни капельки не больно, – сощурившись, говорит несносный ребенок – хотя удар, и я знаю это, был чувствителен, пусть не со всей силы. Но она гордая, не признается. Я начинаю испытывать восхищение перед Люси. Я раньше тоже такая была.

– И не больно! – Люси снова бьет и щипает меня. Ах, так? Мое бешенство просыпается снова. Я излавливаю хохочущую Люси, беру ее лапку (малявка пытается меня исцарапать и укусить, но я непреклонна) и снова бью по ней. Все, я навеки погубила свою душу. Ну и плевать. Больше бить себя я не позволю! Никому.

– Больно, – удивленно говорит Люся.

– Мне тоже больно, когда ты меня бьешь! И маме больно. Нельзя так себя вести! Это мама терпит, потому что она тебя любит. Но никто другой не будет терпеть, запомни это! Тебе всегда будут отвечать ударом на удар. Теперь, если ты меня ударишь, ты ВСЕГДА получишь сдачи! – Люси снова растерянно хлопает глазами. Она явно не знает, как ей себя вести. Зареветь? Но тетя Аньа сейчас такая сердитая – вдруг еще наподдаст? На всякий случай Люси решает больше не выводить меня из себя. Ага! Все-таки, наконец-то, ее проняло! Подумаешь, я ее несильно шлепнула два раза! Мои родители на всю жизнь оттолкнули меня от себя своими побоями – но я совсем не в обиде на сибирских бабушек, шлепавших детвору полотенцами. Это было не больно, скорее, как знак: стоп бегать и шуметь, баба Лена на пределе. Люси на меня за мое сомнительное воспитание, как это не поразительно, кажется, на обиделась тоже. Она тихо садится за кухонный стол, молча, без обычных капризов доедает бутерброд и макароны. Я протягиваю ей листы бумаги, и она принимается рисовать, больше не мешая мне. Лишь иногда, совершенно по детски, как нормальный ребенок, спрашивая что-то. Кажется, она начала меня уважать. Но, елки-палки, какой ценой! Я чуть не поседела, ее ударив. И до сих пор страшно себя корю. А вот она, похоже, уже все забыла, что-то напевает и улыбается мне. Не отразиться ли мой поступок на ее будущем? Но ведь с ней надо было что-то делать! Да, надо было. Но не так!

Вспоминаю актрису Анастасию Мельникову: «Мы с братьями порой так доводили взрослых, – смеялась она, – что мама входила к нам в спальню, молча, без вопросов, кто виноват, срывала с каждого одеяло и стегала ремнем по попе. Но действительно, порой нам в самом деле надо было наподдать!». Я, когда это слушала, никак не могла понять Настю. Лично я побои отца вспоминаю не веря, что это было со мной. Вся цепенея. Да, но Анастасию били не сильно, не пинали упавшую с размаху в живот… Но все равно ее били. Тем не менее, она искренне обожает своих родителей-врачей и считает их за идеал и пример. Люди в самом деле все очень разные. Некоторые, похоже, понимают только «справедливость силы». Но, черт побери, я заставила Люси себя уважать! И все равно мне так погано на душе, так плохо.

…Вернулась Жанна, необычно умиротворенная. Похоже, ее отношения с Памми из стадии обострения вновь вошли в вялотекущую колею. Он снова предлагает ей делать совместный бизнес. Но она пока колеблется – вдруг ей безумно понравится итальянец? Или срастется с Джо? Разумеется, несмотря на всяких там Памми, она по прежнему ждет скорого приезда Клаудио (он появится здесь когда я уеду, в начале июля). А в воскресенье Жанна встречается с киприотом. Наверное, это правильно: надо выбирать, а не подбирать, что прибило к твоему берегу (обычно это всякий сор).

Надо же! Жанна все-таки не забыла про мои пуговицы. На сей раз… Пока я их пришиваю, слышу за стеной разговор Жанны с Эмили, другой ее соседкой. Обо мне! Оказывается (и я это чувствовала), англичанка наблюдала за мной и Люси со своего второго этажа. И теперь звонит Жанне, испуганно сообщает, что нянька била ее дочь (так что все вы врете, мистер Овчинников! Вон как Эмили испугала пара легких шлепков по рукам. А вы утверждаете, тут так принято). Все, сейчас от меня останутся рожки да ножки! Но вдруг с изумлением слышу: – Нет-нет, она не жестока, – как ни странно, в хрипловатом голосе обычно заводящейся с полооборота Жанны не появилось и капли возмущения. В нем одна улыбка. – Нет, она хорошо с моей девочкой обращается. Поверь, я вижу. Я знаю. Не беспокойся так. У нас все в порядке!

Уф! Я так перенервничала, что мне не сидится на месте. Все же пойду сбегаю на местную Хай-стрит, куплю йогурт и птичьего фарша (вдруг ужасно мяса захотелось, наверно, из-за нервотрепки кончились витамины группы В). А еще мне, несмотря ни на что, стыдно Люси и Жанне в глаза смотреть. Вот что, куплю мяса на всех и угощу салатом и котлетами.

…Как пустынна сегодня здешняя Хай-стрит! То есть на ней довольно много людей, особенно по сравнению с прочими, в самом деле безлюдными улицами. Но с тем, что здесь было в среду, не сравнить. Ага, Жанна говорила, что барахолка и вещевой рынок работают только по средам и еще в выходные. То есть юбку сегодня искать бессмысленно. Ну чтож, продукты тогда куплю. Какой здесь дешевый йогурт! Всего 40 пенсов поллитра. Еще беру, в соседней лавочке, огурец, а напротив, на углу, куриное мясо. Продавцы везде восточного вида, очень вежливые. Но вот мясники наглые, неприятные. Я им протянула 20 фунтов, а они сдачу не хотят отдавать! Потом кидают мне двухфунтовую монету: – Это все!

– Нате ваше мясо обратно.

– Ладно, что ты так злишься? Мы пошутили. Вот, возьми свою сдачу, – мне отдают 15 фунтов. Все равно ощущение такое, что меня одурачили (весы у них почему-то расположены не у прилавка, а далеко от него и цифр не видно). Я сейчас чувствую себя точь в точь как после похода на рынок в России, где каждый рад всучить лоху-покупателю гнилье втридорога и обвесить (я несколько раз писала статьи про способы обмана покупателей. У нас на рынках, продавцы сами мне признавались, это делают все). Там меня фиг проведешь, а если начинают хамить, я или возвращаю товар, или грожу пожаловаться куда следует – но здесь я этого не ожидала. А почему, собственно? Сама ведь утверждала: люди везде одинаковые! И все равно настроение испорчено. Не пойду больше к этим мясникам. Хотя Жанна говорила, что здесь лучшее на Хай-стрит мясо. Все равно не пойду!

Эх… Да, с одной стороны, можно сказать, я права: если таких, как я, будет много, эта гнусная лавчонка закроется. Но только я знаю: вряд ли это произойдет. Потому что уходит или борется всегда меньшинство? большинство предпочитает проглатывать обиды. А хамы в ответ становятся все наглей.

Ну почему всегда так? Почему всегда я должна чем-то жертвовать, уходить, убегать? Без конца выбирать новые маршруты, лишь бы не сталкиваться со своим прошлым. А всякие козлы типа чернореченских гопников прекрасно себя чувствуют и в ус не дуют! Я же вынуждена опять и опять начинать свою жизнь заново. Сколько можно? Неужели я настолько слабее, и поэтому злые силы всегда побеждают? Ну нет! В конце концов, сантехников мне всегда удается приструнить, и нерадивых продавцов очень часто. Но даже один хам способен испортить настроение очень надолго. А уж своих соседей я не забуду никогда! Но им за все их дерьмо ничего, а я снова скитаюсь. Просто один в поле не воин… Один против всех. Странно, как другие «приличные» соседи в Черной речке не понимают: если уезжает один изгой, тут же начинается травля кого-то следующего. Для агрессии обдолбанного хамья всегда нужен выход. И он обязательно найдется!

Причем если бы меня кто-то защитил – ничего этого не было бы, ни со мной, ни с другими. Но все промолчали. И теперь кто-то другой расхлебывает ту же кашу. Интересно, когда-нибудь эта российская безнадега кончится? Какая ложь, что россияне никогда не пройдут мимо чужой беды! Актер Михаил Светин, он часто бывает у дочки в Америке, сказал – там да, там не пройдут мимо. А у нас могут средь бела дня бить человека на улице, и никто даже ментам не позвонит! А сколько современных маугли выросли в собачьих будках или лакая из кошачьей миски, сколько детишек родня заморила голодом насмерть – и соседи прекрасно знали о том, что происходит рядом, годами – но всем было плевать! Видела передачу, где журналистка спрашивала одну такую соседку: «Вы же знали, что здесь медленно умирает с голоду пятилетний мальчик. Почему не обратились в милицию? Почему никто из села не забил тревогу о том, что родная мать и дед с бабкой не дают ребенку еды?» – «Да нормальная они семья! – ответила деревенская тетка. – А ты что хочешь от меня, чокнутая? Отстань! Иди отсюда».

…Вернулась, быстро навертела котлет. Пока они жарились, соорудила салат из помидоров и огурца. Жанна попробовала мою стряпню, и ее реакция меня в очередной раз поразила. Я думала, она, как всегда, надменно усмехнется и скажет, что видала в этой жизни кое-что покруче – но, так и быть, спасибо. А она вдруг заявляет, что ничего вкуснее не ела, что у меня кулинарный талант и вообще, для нее никто в жизни никогда не готовил, тем более так! И смотрит на меня преданными благодарными глазами, как собака. Мне просто не по себе стало! Был один человек, я к нему успела привыкнуть и приспособиться – и вдруг стал другой. Что, если Жанна теперь начнет бегать за мной по пятам, как я поначалу за Роберто, ища заботы и покоя, ошибочно заблуждаясь, что я все знаю и могу – и вытащу на своих плечах нас двоих из той жопы, где мы оказались? Она и раньше-то, когда относилась ко мне с недоверием, не давала вздохнуть, я без конца должна была давать всякие советы. Вот Люси была в своем репертуаре: поела без видимого ажиотажа и, как всегда, не сказала «спасибо».

После котлет Жанна дала позвонить без обычного скандала. Я договорилась с Идой на завтра. Татарка меж тем уложила спать дочку. Затем пустилась вниз, закурила и предложила начать рассказывать свою биографию для книги о ней. С самого начала, с таджикского кишлака. Оказывается, ее мать, как это ни странно, была учительницей. А отец занимался чем попало, но основное его занятие было выпить.

– Зато он был добрый, – говорит Жанна, – и меня любил. Бывало, придет, покачиваясь, и мне из кармана конфетку достает – всю грязную, в налипшем соре. А мне все равно! Зато от матери нежности с лаской было не дождаться. Она отца не любила, и это выливалось на нас с сестрой и братом. Ну и что, что она была учительница? Она могла запросто швырнуть миски с кашей на стол и буркнуть: – Жрите!

Я так старалась, каждый день мыла пол – помню, мне лет пять-шесть, я дома одна (вместо детского сада меня запирали в доме, не знаю, почему – может, в кишлаке садика не было). Родители на работе, старшие в школе, мне скучно и страшно – и вот я мою пол, думаю: мама придет, обрадуется! Ага, черта с два. Она всегда была нами недовольна. Ох, мама, за что ж ты меня так не любила? – Жанна вытирает скупые слезы. Надо же, эта барракуда куда чувствительней, чем кажется!

– Когда я стала постарше, после школы любила уйти на окраину кишлака. Смотрела на горы в вечной голубоватой дымке, по которым проходила граница, и думала – что там, за ними? Мне почему-то казалось, там что-то необыкновенное, сказочное! Волшебная страна, где меня ждет счастье, – Жанна горько, желчно усмехается. – Вот наверно, тогда мне и пришла в голову мысль, что моя судьба – уехать за границу. Когда я окончила школу, поехала в Ригу, в швейное училище. Два года проучилась на закройщика-модельера.

– А что так далеко от дома?

– Ну, мне же хотелось мир посмотреть! Я ведь нигде еще, кроме своего кишлака, не была. А это, хоть и был единый Союз, все равно была Европа! Первые два месяца я только ходила и удивлялась на все. И там, в училище, я встретила свою первую любовь. Мне было 17, ему 29, он был грузин, женат, дома его ждала маленькая дочка. Но мне было все равно, я влюбилась! Он так красиво ухаживал, носил меня на руках. Когда мы расставались, разъезжались по домам, Зураб клялся, что обязательно меня разыщет. Но я почему-то знала – нет! Мне было грустно, и в то же время я понимала, что наш с ним роман обречен. Я уже ждала чего-то другого…

Вместо своего кишлака, куда я была обязана вернуться по распределению, я поехала в Душанбе, сняла угол, шила платья на заказ. Потом мне очень повезло: меня взяли модельером в Театр кукол – без опыта! Хотя там уже был один модельер, и она всячески старалась меня выжить. Я, когда пошла туда устраиваться, одела новое, самой сшитое платье – атласное, алое, с пояском. И видно, понравилась директору, его звали Сафаршо. Этот Сафаршо от театра дал мне квартиру, много помогал, причем безвоздмездно. Спустя какое-то время он пошел на повышение, его позвали в Москву. Потом он в Америку уехал.

– Ты скучала?

– Нет. У нас с ним никогда ничего не было. Мне было 21, ему 31, он был красивый представительный человек, бизнесмен – правда, очень красивый. Но у меня к нему как к мужчине не было никаких чувств. К тому же в то самое время я встретила свою вторую любовь Юру, он тоже был значительно старше меня, на 17 лет. Тут чувства были уже не детскими. Тут все стало всерьез. Я, как только его увидела (он зачем-то пришел в наш театр), меня аж затрясло. Сразу. Хотя он не был красавцем. Я, – представь себе, сама! – нашла, где он живет, и каждый день проезжала мимо его дома на троллейбусе: хоть на окна его посмотреть. Потом я познакомилась с его матерью. Я приходила к ней в гости, она угощала меня конфетами и говорила: «Ну, Жанна, вам надо решиться: или туда, или сюда». В конце концов, мы Юрой стали жить вместе. Потом поженились. Свадьба была красивая! Я сама себе сшила платье: на мне было 50 невесомых юбочек, одетых друг на друга. Даже его мама сказала, что я как принцесса, и ее сыну со мной повезло!

Как раз грянула перестройка, Юрка затеял бизнес, у него была коммерческая жилка. Он нашел помещение, я – модельеров и ткачих, и так возник наш швейный цех. Мы быстро раскрутились и процветали – да, мы были обеспеченными людьми и могли себе позволить все, что хотели. Любую одежду, любую еду, любой курорт.

Я была счастлива: я жила нормальной жизнью, с любимым человеком, при деньгах. Но свекровка ревновала меня к своему сыну, и по мелочам ко мне цеплялась. А еще когда я до Юрки снимала угол у одной семьи – вот кто ко мне придирался, так придирался! Я чувствовала себя такой одинокой, так старалась им угодить, но хозяйка семейства всегда была мной недовольна, называла неряхой, хотя я мыла полы каждый день – а потом вообще выгнала, приревновала к мужу. Да нужен он мне был сто лет! Но бог с ними, все это тут же забылось. Больше всего меня тогда волновало, что у Юры начались двухмесячные запои. Но я кротко убирала всю блевотину: «Юрочка, родненький, все будет хорошо!». Еще меня очень смущало, что он не хотел ребенка. Или, может, не хотел от меня?

Так длилось три с половиной года. Но в девяностом среди таджиков начались этнические войны: кулябы дрались с памирцами за власть. Если бы ты знала, как это было страшно! Практически все семьи, которые я знала, не зависимо от того, русские они были, таджики или другой национальности – так вот, у всех погиб кто-то из близких, друзей, родных, любимых. Мы все потеряли кого-то. У многих детей и родителей убивали на их глазах, насиловали жен, вспарывали беременным женщинам животы. Однажды, случайно, я встретилась несколько лет спустя в Москве с Сафаршо. Я его не узнала – прошло лет шесть, но передо мной был постаревший на 20 лет, абсолютно седой человек. Я вошла, он шагнул ко мне. Мы обнялись и заплакали. Он сильный, мужественный человек, но плакал навзрыд, как ребенок, и я сказала: «Сафаршо, не стесняйтесь своих слез». Мы с ним тогда всю ночь проговорили, вспоминали его и мою молодость. Он такой человек – как хлеб, без которого нет жизни. Он помог многим! Без него и моя жизнь сложилась бы совсем по другому – я, без прописки, скоро вернулась бы в свой кишлак. – Жанна замолкает, делает последнюю затяжку, потом закуривает новую сигарету.

– И все-таки могу сказать, что нам повезло: Юрка каким-то чудом достал авиабилеты, хотя самолеты тогда почти не летали. Муж заплатил за билеты целое состояние, и мы сумели вырваться из этого ада. Нас просто спас Бог, потому что вскоре началось настоящее зверство. В Москве мы поселились в комнате в коммуналке, которую купили на накопленные деньги. Тогда, в начале 90-х, купить жилье так запросто, как сейчас, было невозможно, тем более в столице – пришлось нам с Юрой развестись, и я фиктивно вышла замуж за алкаша с московской пропиской, Олега Тришкина (от него у меня осталась моя нынешняя фамилия). Нашла его одна наша знакомая маклерша. Света пообещала нам с Юрой сделать потом отдельную квартиру, но взяла почти все наши деньги (мы посчитали – их хватало на двушку, а то и на трешку в Москве!) и кинула – просто исчезла. Еще имя такое хорошее – Светлана, да? И почему мы ей поверили, чужому человеку? – Жанна грустно усмехается.

– И она же нас с Юрой развела! Причем не только фиктивно, а по настоящему. Мне эта тетка говорила: «Зачем тебе муж-алкоголик»? А ему шептала: «Зачем она тебе такая»? А какая? Ну вот ты скажи – что во мне не так? – Жанна пронзает меня глазами, в которых застыли вечные обида и ярость. Как ей объяснить, что довольно многое на самом деле? Разве она поймет? И, может, раньше она другой была?

– Помню день, когда он ушел, – после паузы, сильно затянувшись и не глядя на меня, погрузившись в свое, говорит Жанна. – Это было 8 декабря, под Новый год, когда люди покупают близким подарки. Юрка забрал все деньги, что оставались, около 9 тысяч долларов, и вещи (даже мои!), когда меня не было дома. И исчез: бросил меня с одной сумкой в этой вонючей коммуналке. Я тогда несколько недель пролежала, не вставая с раскладушки – больше в комнате ничего не было, даже постельного белья. Я укрывалась своей одеждой, было холодно. Вставать, что-то делать, искать еду или деньги на нее у меня просто не было сил. Да и не хотелось мне есть! Как и жить. Я умирала. Я была в шоке – не могла поверить, что это все происходит со мной. Я же так его любила, за что мне это?!

Это было время переворота в Москве, помнишь 91-й год? Телефона в нашей коммуналке не было, я была полностью отрезана от связи. Когда у меня была возможность, я звонила Фирузу, моему знакомому по Душанбе, и искала Юру. А он мне: «Дура, какой Юра? В городе танки, война начинается! Опять – и здесь тоже!» – Жанна невесело смеется.

– Потом начался другой этап: я кругами ходила по комнате и повторяла сквозь зубы: «Я сильная женщина, я выживу!». Постепенно мне стало чуть легче. Да и нужно было на что-то жить, что-то есть. Сперва я покупала в магазинах все, что удавалось – хлеб, плавленые сырки, пиво, сигареты (тогда ведь ничего не было на прилавках, и даже за этим «ничего» нужно было давиться в очередях на морозе перед универсамами по 3—4 часа, если помнишь), а потом перепродавала на улице. Тогда многие так поступали. На эти вырученные копейки я и жила.

Потом другая подружка еще по Душанбе, Маринка – настоящая оказалась подруга, не то что эта маклерша Света! – устроила меня администратором на вещевой рынок. Кто там не работал и на себе это все не испытал – не поймет! Помню, как-то приехали ко мне в гости родственники, заглянули ко мне на работу. Полчаса потоптались на морозе и говорят: «Да как же ты выдерживаешь на таком лютом холоде с 11 утра до 9 вечера? У нас уже ноги отваливаются!». А вот так! Выпивать начала, конечно. Сперва по вечерам только, чтобы прийти в себя, не расклеиться, а потом и днем уже, как почти все там. Ну и наплевать! Наплевать уже на все было! Жила, как рабочая лошадь – не думая, брела по кругу. – Жанна снова замолкает, погружаясь в воспоминания. Потом продолжает: – Пять лет я ждала, что Юра вернется. Когда узнала, что у нас будет последняя встреча, купила ботфорты за 3 тыщи, мохеровый свитер, сделала химию. Он, когда меня увидел, спросил с интересом: «Что это ты такая красивая?» – я же на нервной почве очень сильно похудела. Я отвечаю загадочно: «Может быть, для тебя». А он мне: «Знаешь, я хочу пожить один».

– Подожди, он же тебя ограбил!

– Разговор о деньгах даже не шел, настолько безумно я его любила и надеялась, что он вернется. Но когда я по телефону попросила вернуть хотя бы мои брошки золотые, он сказал, что привезет – и исчез навсегда. Я не знаю, почему я так его любила. В постели он не был хорош, влиял алкоголь. И моей первой любовью он тоже не был – говорят, первая любовь никогда не забывается. А у меня вот вторая и четвертая!

…Помню первое время в Москве (уже после того, как ушел Юра). Была у меня такая подружка Вика – почти единственный человек в белокаменной, кого я тогда там знала. Марину я уже позже встретила. Мне было тогда так плохо: коммуналка эта ободранная, Олег-алкоголик, муж фиктивный меня достает, денег клянчит, угрожает – от всего этого просто выть хотелось. А к Вике приедешь и отдыхаешь душой: отдельные хоромы, уютно, чисто, светло, тепло! Словом, настоящий дом, по которому я тогда так тосковала. И вот на этом-то Вичка меня и подловила. У нее хахаль был, к которому она бегала, а мне говорила: слушай, переспи пока с моим муженьком, отвлеки его – ну что тебе стоит? Это я сейчас, спустя 10 лет понимаю, что она меня просто использовала, а тогда я даже не могла этого осознать. Мне так нужны были близкие люди, хоть кто-то рядом, что я рада была прощать и терпеть все, лишь бы меня не бросили опять. – О, Жанна! Как же я тебя понимаю!

– Давай я завтра продолжу – уже два ночи.

16 июня, среда

Утром поехала на встречу с Идой. Она живет почти в центре, близко к району Олимпия, где я была. Мы договорились пересечься возле супермаркета Теско. Когда я сказала, что не понимаю, о чем она говорит, Ида возмутилась: «Как можно жить в Лондоне, хоть и месяц, и не знать, что такое Теско?». Оказалось, это сеть крупных универсамов. Но откуда мне знать? В районе Роберто мы все покупали в супермаркете другой популярной сети, Сэйнсбери, а тут в массе мелких лавчонок. Ведь никто со мной не возится, не объясняет, что к чему! Все приходится узнавать самой, любую мелочь.

Ида не стала описывать мне свою внешность. Сказала, я ее сразу узнаю. В итоге я торчала у входа в Теско в страшной тоске, а мимо меня сновали люди. Я чувствовала себя невероятно глупо и уже собиралась поехать обратно, как вдруг из недр магазина появилась пожилая женщина с тележкой, полной продуктов, и я сразу же поняла, что это Ида – хотя она и не говорила, что еврейка.

– Вы такая молоденькая, – окидывая меня разочарованным взглядом, говорит Ида. – Вам лет двадцать, наверное? Как это я про ваш возраст не догадалась спросить.

– Мне много больше. При чем тут вообще это? Можно быть в возрасте, и при этом круглым дураком.

– Ой, не знаю, получится ли у нас что-нибудь. Ладно, раз уж мы договорились, пошли. Тут наверху есть кафе.

В огромном и почти пустом кафетерии Ида предложила выбрать перекусить. Я отказалась, потому что мне надо экономить, но она настояла: «Я все оплачу, берите, что хотите». Я взяла йогурт и чай, а Ида натуральный черничный сок (никогда такого не видела. Сколько всего в этой жизни я еще не видела!).

– Все никак не приду в себя после операции, – вздыхает она.

– Сочувствую. Что с вами случилось?

– Да не хочу даже вспоминать! Меня, можно сказать, с того света вытащили. Надеюсь, все позади. Я оптимистка, и считаю, что оптимизм – это и есть вера в Бога. Вы православная?

– Как сказать, – осторожно отвечаю я, с тоской думая: что, если Ида окажется как Лина? Или Федотов, упертый фанатик? Она откажется со мной говорить только потому, что я не ее веры?

– В целом, я верю в Бога! – отвечаю я.

– Я еврейка, как вы видите, – прямо говорит Ида. – Но, не удивляйтесь, я православная. Как так вышло? Я родом из Херсона. Однажды, мне было шесть лет, я бежала мимо церкви. И одна женщина у нее вдруг улыбнулась мне и предложила попробовать кутью, был какой-то праздник. Почему она это сделала? Все ведь знали, кто я! И вот я попробовала, а потом впервые зашла в церковь: мне было интересно, я никогда в таком месте не была. Если бы меня тогда выгнали, этим бы дело и кончилось. Но эта улыбающаяся женщина, ее приветливость, общая атмосфера праздника… Одним словом, меня стало тянуть в церковь.

К семнадцати годам я стала красавицей, с толстыми косами до пояса. У меня было много поклонников. Еще в школе меня приглашали работать манекенщицей, но папа сказал: «Моды демонстрируют только проститутки!». Папа у меня был строгий, можно сказать, деспот – в годы войны был разведчиком, а мирной жизни стал фотографом. Меня приглашали диктором на местное телевидение – девчонку без образования! Но папе и эта работа не понравилась тоже.

– А кстати, какое у вас образование?