Читать книгу Между Навью и Явью. Семя зла - Анна Мезенцева - Страница 5

Караман ликовал. Подаренная Тенгиром сила росла в нём стремительно и неукротимо. Мимолётный интерес к тому, откуда вдруг появляются в нём новые знания и умение делать то, о чём он раньше и помыслить не мог, быстро прошел. Не дело кама допытываться у бога, какие пути он выбирает для своей воли. Тенгир избрал Карамана – это всё, что ему нужно было знать.

А между тем росла слава самого Караман-кама. Ему приписывали великие умения и дар пророчества. Поговаривали, что само Небо благоволит к каму из рода Гнедого жеребца. Опровергать слухи было бы неразумно, напротив, Караман старательно подкидывал пищу для них, камлая над ранеными и больными, которые неожиданно быстро вставали на ноги, выжигая кости, чтобы просветить сомневающихся и ищущих. «Кам арвас арвади, – делился радостью с соседями очередной родич, – кам сотворил заклинание, и дух болезни сразу покинул моего старшего сына!». Это было легко. Злые духи словно повиновались Караману и покорно отступали, оставляя после себя преданность исцелённых, а также их щедрые дары.

– Караман-кам, наш добрый хан приглашает тебя в свой шатёр, – не поднимая глаз, пробубнил Керик, личный страж Ильбег-хана. Он застыл под откинутым пологом у входа, не смея войти внутрь без приглашения.

Караман поднялся с плотной овечьей шкуры, брошенной на ковёр и служившей ему сиденьем. Сердце предчувствием толкнулось в груди, упреждая догадку – хан зовёт его не ради камлания или совета. Наступил долгожданный день!

Изрезанное морщинами, выдубленное степными ветрами и обожжённое солнцем лицо Ильбега застыло маской.

– Входи, кам. Выпей кумыс, подумай, и скажи – зачем наш хакан Бору прислал ко мне искинчи8 с призывом явиться в кагал?

Караман принял медную чашу из рук своего хана, с наслаждением её осушил, пряча довольную улыбку, и ответил:

– Не тревожься, Ильбег-хан, Тенгри обнимает весь мир. Что видит Тенгир, вижу и я. До хакана долетела твоя слава, он получил твои дары. Наш Бору молод, но не глуп. Ему нужны верные союзники и ты – один из вернейших. Вели собрать ещё даров, отдай даже то, что отдавать не хочется, и ты получишь много больше! Пусть нас не сопровождают те, кто был в походе на Сугдею, но другие воины, закалённые в битвах. Ни к чему напоминать хакану о поражении. Не надевай лучшей одежды, – продолжил кам, покосившись на расшитый шёлк Ильбегова халата, – а самый хороший клинок принеси хакану в дар, вместе со своей верностью и всеми воинами, жёнами, шатрами и скотом нашего рода. Сделай так, и ты увидишь, как высоко может подняться Ор ат.

Ильбег-хан нахмурился, пожевал кончик пегого уса и криво улыбнулся. Шрам на щеке омертвил мышцы, и теперь любое проявление его настроений можно было истолковать двояко.

– Отчего, скажи мне, Караман, отчего я годами не замечал, что ты билиглиг9-кам? Если я поступлю по твоему совету, не оставит ли хакан себе моих воинов, жён, шатры и скот?

– Я всего лишь слушаю голос Тенгри, мой хан, – с поклоном ответил кам, – Тенгир говорит, что хакану нужна только верность твоего рода, а как ещё ты можешь её доказать?

– Хорошо, кам. Собирайся в дорогу.

Караман был уверен, что эта беседа с Ильбегом – последняя. Из кагала он возвращаться не собирался.

***

Лесок вокруг хутора, обожжённого набегом, давно скрылся из глаз. Перелески сменились кустарниками, а потом и те исчезли. Теперь степь развернулась перед ними во всей своей необъятности. Солнце падало за её недостижимый край, проливая в темнеющее небо кровавые слёзы. Красная зарница обещала завтрашний жар. Волшан отдохнул сам и дал отдохнуть коню, но пора было продолжить путь. Ночь – лучшее время разминуться с дозорными отрядами печенегов. Он разделся, подставляя обнажённую грудь прохладному ветру. Ильк перестал жевать и всхрапнул, прижав уши.

– Думал, что я всю дорогу буду трястись в жёстком седле? – ухмыльнувшись, спросил Волшан. Разговаривать с Ильком незаметно вошло в привычку. Какая-никакая, а компания.

В ответ жеребец фыркнул и снова потянулся за травой. После резни на хуторе он совсем перестал бояться, казалось, что Ильку даже нравится, когда Волшан принимает облик зверя. Может сообразил, что тогда Волшан не будет трястись на его спине? Умный конь. Упаковав одежду и проверив, хорошо ли держится у седла торба, Волшан отступил на пару шагов и обратился. Потянулся длинным волчьим телом, далеко отставляя передние лапы и вспарывая дёрн когтями. Поднял башку, поймал носом отчётливую волну запахов – дыма, скота, железа, крови, конского пота и немытых человеческих тел – и потрусил за ним вслед. Под подушками на лапах дрогнула земля, когда следом двинулся Ильк. Как две тёмных ладьи, огромный волк и вороной жеребец бок о бок разрезали грудью высокие травы, скользя в безбрежном ковыльном море.

***

Караман проснулся резко, вздёрнулся с нагретых телом овечьих шкур, завертел головой, вглядываясь в ночную темноту шатра. Войлочные стены не пропускали свет, и только по тканевому летнему пологу у входа метались причудливые тени – это ветер трепал пламя факела снаружи шатра. Причин для тревоги не было – утром они выступали в кагал по приказу хакана, как и мечтал Караман, но тревога ворочалась в груди холодной змеёй, обвивая сердце. Он поднялся и вышел в ночь. Бархатный полог неба украшал свет далёких факелов, освещавших жилище Создателя. Их россыпь мерцала и подрагивала, и было легко представить, что небесный ветер так же играет с божественными огнями, как и простой земной – с пламенем факела у входа в шатёр.

Где-то далеко за пределами стана завыл степной волк, и в ответ коротко заржала лошадь, затявкали собаки. Караман вздрогнул. Привычные звуки вызвали неприятный озноб, волной прокатившийся по спине. Почудилось, что кто-то смотрит на него из темноты за пределами светового пятна. Кам насупился и сделал несколько шагов туда, откуда, как ему показалось, за ним наблюдают. За границей неясного света и ночной темноты клубилось нечто, чего Караман никогда прежде не видел, но почувствовал – никакой угрозы оно ему не несёт, скорее наоборот. Незнакомый доселе дух, что явился без призыва, прятался за зыбкой тьмой, которая была черней самой ночи и напомнила ему невообразимо огромный полог гигантского шатра. Она начинала светлеть, и за едва ощутимой преградой медленно проявилась мутная фигура. «Лошадь?» – изумился Караман, но – нет. Сравнимый с лошадью только размером да тем, что стоял на четырёх ногах, зверь скорее напоминал собаку. Или волка. Или медведя, ведь у волков не бывает такой широкой груди и огромных лап. И тлеющих золотым огнём глаз. И искрящейся шкуры… Вот теперь Караман её почувствовал – угрозу. Холодную, как ледяной ветер зимы. Обжигающую, как раскалённые угли. «Враг. Найти. Убить». Мысль пришла к нему ниоткуда, похожая на приказ, чужая, но даже удара сердца не понадобилось, чтобы он принял её, как послание неведомого духа из тех, что служат Тенгиру. Чем ещё это могло быть? Ведь он, Караман, избран самим богом.

***

Волшан старался придерживаться направления, которое указал ему Смеян, но эта часть степи была ему незнакома, раньше он ходил на восток или, как в последний раз – значительно севернее. По всему выходило, что род Ор ат должен селиться где-то здесь. Об этом говорили и повсеместная вонь, и изрядно выбитая копытами трава, и широкие проплешины пастбищ, но ни скота, ни самих степняков пока не было видно. Возможно, они откочевали дальше в степь, решил Волшан. Он закрыл глаза и медленно вдохнул горячий ветер, поворачивая голову.

– Мы с тобой слишком забрали в сторону, – огладил он шею Илька. Конь развернул одно ухо, слушая человеческий голос.

Ещё до заката однообразие окружающего мира нарушило небольшое, голов в пятьдесят, стадо овец. Его пасли двое тощих мальчишек и хромой длиннолапый пёс, который с хриплым лаем выскочил было под копыта Илька, но, учуяв зверя, сначала ощерился, а потом исчез из вида с поджатым хвостом. Глупые овцы не обратили на Волшана никакого внимания.

Мальчишки насупились и держались поодаль, наблюдая за всадником. Волшан чуть сдавил бока жеребца и направил его к пастухам прямо через стадо.

Один из них остался на месте, второй рванул прочь что есть мочи. Видимо, за подмогой.

– Я ищу Сачу из рода Ор ат, – подъехав вплотную к мальчишке, сказал Волшан. – Знаешь такого?

Тот кивнул, нервно переминаясь и едва удерживаясь, чтобы не оглянуться вслед сбежавшему дружку. Морда Илька нависала прямо над мальчишкой. Жеребец всхрапнул и вконец его перепугал.

– Сачу там, – пискнул пастушок и махнул рукой в том направлении, куда сбежал второй мальчишка, – с конями.

Это могло значить всё, что угодно. То, что Сачу – такой же пастух. То, что он – один из разведчиков рода. И ещё с десяток предположений. Волшан поднял Илька в лёгкий галоп и очень скоро разглядел мальчишку-беглеца. Поймав его за шкирку, как щенка, прямо из седла, Волшан предоставил беглецу орать и болтать ногами в воздухе, пока Ильк неспешно рысил вперёд. Наконец мальчишка замолчал, и Волшан остановил коня.

– Знаешь Сачу? – грозно спросил он, тряханув беглеца.

Тот засипел и что-то промычал.

Волшан подтянул его повыше и заглянул в чумазое лицо.

– Садись впереди, дорогу покажешь.

Мальчишка сделал попытку кивнуть. Волшан отпустил поводья и затащил его на коня. Ильк громко захрапел и пару раз недовольно поддал задом.

– Успокойся! – осадил его Волшан и сжал коню бока, сопровождая посыл печенежским: «хеч-хеч!10»

Скоро впереди показались первые лошади табуна. Ильк напрягся, надулся, как петух, выгнул шею и задрал хвост. Рысь превратилась в высокую пляску, отчего мальчишку и Волшана подкидывало и бросало обратно.

– Не надо близко, – наконец раскрыл рот мальчишка. – Там кобылы с жеребятами.

– Понял, слезай. Приведёшь Сачу, получишь вот это, – Волшан отцепил от своего пояса одну из медных птичек-амулетов и показал мальчишке.

На его лице забавным образом отразились недоверие и радость одновременно, но радость победила, и он, не сводя глаз с обещанного подарка, лихо соскочил в мягкую траву. Здесь, между двумя пологими холмами, не рос ковыль, и степь переливалась зелёным бархатом, украшенным яркими точками цветов полевых цветов.

Ильк продолжал волноваться в опасной близости от табуна, и Волшану пришлось немного отъехать назад. Он не решался спешиться, и просто отпустил поводья, предоставив коню брякать удилами во рту, когда тот решил пожевать травы.

Прошло довольно много времени, прежде чем Волшан услышал топот копыт. Услышал и Ильк – он поднял голову и развернул уши в сторону звука. Вскоре показался и сам всадник – молодой степняк на приземистой лошадке. Пока тот не подъехал ближе, Волшан успел благодарно огладить шею своего коня – с тех пор, как оборотень стал наездником, лошади больше не обращали на его звериную природу никакого внимания, чего не скажешь о собаках и другой живности. Но среди кочевников, в степи, это было неоценимым даром.

– Сачу? – крикнул Волшан.

На таком расстоянии он прекрасно чуял, что всадник не вооружён и пахнет только дымом, кумысом и лошадьми.

– Я – Сачу. А ты кто? – прокричал в ответ пастух, явно опасаясь подъехать ближе.

– Я привёз тебе кое-что от Тэмира11.

Смеян говорил, что кое-кто из степняков знает его под этим именем, как и Сачу.

– Покажи! – Всё ещё не решаясь приблизиться, крикнул парень.

Волшан вздохнул, но снял с шеи шнурок с лепестком и поднял над головой. Тот заблестел в лучах закатного солнца, будто и впрямь был золотым. Или – был?

Низенькая лошадь степняка, бодро перебирая ногами-столбиками, рысью припустила к Волшану.

– Друг Тэмира – желанный гость для Сачу, – заявил тот, подъехав чуть не вплотную.

Ильк покосился на его лошадку и фыркнул. Волшану показалось, что презрительно.

– Темир хочет, чтобы я тебя в кагал Чобан проводил? – удивился Сачу, когда оборотень рассказал о цели своего появления. – Это далеко, знаешь?

Он щурился и качал головой, совсем не радуясь просьбе Смеяна.

– Я заплачу. Серебром заплачу, когда приедем, – попытался изменить настроение парня Волшан.

– Ты не из моего народа, пёстрая голова. Кто ты? Рус? – внезапно спросил Сачу.

– Нет, не рус, – отрёкся Волшан, скрепя сердце, – я – как ты.

От Смеяна он знал, что Сачу родился среди печенегов от угнанной в полон девушки из русичей. И, хотя внешне паренёк пошёл в отцовскую породу, кровь своё дело сделала – он исправно служил Смеяну в торговых и иных делах, когда у того была потреба.

– А какого ты рода? – не спешил униматься Сачу.

– Пусть тебя это не беспокоит, лучше скажи, сколько времени нужно, чтобы добраться до кагала?

Сачу задумался, морща лоб и нос, и принялся считать, шевеля полными губами. При этом он выставил оба кулака перед собой и по очереди разогнул семь грязных пальцев.

– Столько дней, – показал он Волшану. – Может, ещё один, если никого плохого не встретим.

Восемь дней пути Волшана не смутили, он даже подумал, что парнишка ошибся на день-другой.

– Хорошо. Возвращайся, пока тебя не хватились, соберись в путь. На рассвете буду ждать тебя здесь. О «плохих» расскажешь по дороге.

Сачу появился вовремя. Волшан уже успел натянуть одежду и перепоясаться. Решив до рассвета накормить зверя, чтобы быть готовым к неожиданностям, он поохотился. Ильк покосился на рыжего конька, когда тот пристроился рядом, но и только. Солнце вставало слева, а значит они двигались на юг, далеко огибая становище племени Ор Ат.

Первый день пути не принёс никаких неожиданностей. Давая передышку коням, Волшан и Сачу останавливались, чтобы пожевать сухого козьего сыра, который взял в дорогу степняк, а потом просто двигались дальше по однообразной волнистой равнине.

К вечеру Сачу вывел их к небольшой лощине, на дне которой прятался ручей.

– Здесь будем спать, – заявил он, спешиваясь.

Волшан не стал спорить, ведь парень лучше знал эту степь. К тому же коней нужно было напоить. Прислушавшись, он не учуял вокруг никакой опасности и снял седло со спины Илька. Стреноживать, как это сделал Сачу со своим конём, он его не стал. Знал, что Ильк никуда не денется.

В тёплых сумерках над травой летел треск насекомых, в сырой лощине заквакала неведомо как оказавшаяся там лягушка, всхрапывали кони, шлёпали хвостами по крупам, отгоняя мошек.

– Ты не сказал, что за «плохих» людей мы можем встретить, Сачу? – спросил Волшан.

Он подложил седло под голову и устраивался поудобнее.

– Разных, – сонно отозвался Сачу, – люди из чужого племени, не Чобан и не Чор. Могут забрать коней. Могут убить.

– А сейчас мы на чьей земле?

– Завтра будет земля Чор, но они стали как мы, Чобан. Вместе. Хакан Бору собирает народ, он – Великий хакан, – пробормотал Сачу и засопел.

Волшан уставился в густо-синий бархат ночного неба. «Хакан Бору» – повторил он мысленно. Тот молодой хан, о котором говорил Смеян. Отметина деда Славко налилась несильным жаром. Сачу только что подтвердил правоту опасений купца. Из того, что видел Волшан за последнее время, выходило, что опасения эти не напрасны. Перед глазами встал разоренный хутор. Земли русские были совсем не готовы к объединению орды. За мыслями он не заметил, как провалился в короткий и чуткий сон.

Разбудило его острое чувство опасности. Волшан открыл глаза и сел. Вокруг стояла умиротворяющая тишина, даже птицы ещё молчали. Он посмотрел на Сачу – тот спал, запрокинув голову и тихо посапывая, но что-то было не так. Волшан пригляделся и похолодел – свернувшись в несколько колец, на груди его провожатого лежал аспид. Тёмный узор чётко выделялся на более светлом теле. «Только не шевелись!» – мысленно взмолился Волшан, обращаясь к незадачливому парню, и медленно потянулся к спящей змее, пытаясь углядеть в клубке колец плоскую голову. Яд такой большой змеи непременно лишит жизни, и Волшану совсем не хотелось рисковать. Гадина пригрелась и дремала, но могла быть быстрее молнии, если её испугать. От разглядывания в сумерках резких заломов узора у него зарябило в глазах, но голову увидеть удалось. Волшан ухватил и сжал её, сдёргивая с груди Сачу. Змея, длиной чуть не в его рост, очнулась и принялась извиваться, стараясь зацепиться хвостом за руку. Холодное тело оказалось сильным и билось за свою жизнь с яростью. С зубов раскрытого рта капал яд. Прямо за спиной Волшана захрапел Ильк, гулко топоча копытами. Оборотень развернулся. Конь раздувал ноздри и лупил передней ногой в землю.

– Давай, – прохрипел Волшан.

Стряхнув уцепившийся за запястье хвост гадины, он бросил её оземь. Ильк взвился в воздух и тяжело припечатал плоскую голову копытом. Тело судорожно дёрнулось, свернулось и развернулось, и, наконец, распласталось по земле длинной безжизненной лентой.

– Спасибо, – Волшан огладил горячую шею коня. Ильк сердито фыркнул в ответ.

– Ты спас мне жизнь, Шан. Теперь ты стал мне, как брат, – тихо прозвучало за спиной.

– Хорошо, что ты остался жив, – пожал плечами Волшан, – что бы я делал без тебя в землях Чор?

Жизнь давно научила его, что надеяться на преданность степняков не стоит. Несмотря на жестокость, в чём-то они были совсем как дети. Легко давали клятвы и так же легко их забывали.

Проехать половину степи и не встретить печенегов было немыслимо. Через день они наткнулись на большое стадо овец, которое охраняли несколько верховых. По счастью Сачу быстро нашёл с ними общий язык. Недолго думая, он галопом помчался навстречу ближайшему всаднику и о чём-то с ним потолковал.

– Это Чор из рода Зимней травы. Мы торгуем и спорим из-за пастбищ. – коротко отчитался парнишка, когда вернулся. – Всё хорошо, можно ехать спокойно. За двойным холмом, в дне пути, видели отряд чужаков, но здесь их нет.

За землями Чор снова начались земли Чобан, но, как утверждал Сачу, теперь это были дружеские земли.

– Ай, Шан, хочешь, скажу что-то? – он пристроился рядом с Волшаном, и его рыжий конёк то припускал торопливой рысью, то отставал, пытаясь двигаться рядом с Ильком.

– Ну? – покосился на парня Волшан.

– Никакой ты не печенег. Конь у тебя – ах, какой конь! А ездить не умеешь. Кто в степи не умеет ездить на лошади, скажи? Никто.

Волшан нахмурился. Ему-то казалось, что он успел притерпеться к жёсткому седлу и давно перестал испытывать неудобства, сидя верхом на Ильке. То, что на взгляд степняка он был плохим наездником, не радовало.

– И что? – буркнул он в ответ.

– Ничего. Думаю, просто. Зачем, думаю, Шану такой конь, если он и ехать нормально не может? Зачем, думаю, Сачу столько серебра? Куда он его спрячет? Не нужно серебра, отдай мне коня своего, и даже забери моего, Шан. Хорошая мена!

Волшан расхохотался, заставив Илька вздрогнуть от неожиданности.

– А я гадал, чем ты Смеяну приглянулся! – сквозь смех выдавил он. – А ты – купец! «Хорошая мена»!

Волшан снова рассмеялся. Сачу же обиженно надулся, совсем по-детски.

– В Степи нет «купец», – так же, мешая русский и родной языки, ответил он. – В Степи умеют делать хорошие мены. Я – умею. Давай договоримся, Шан?

– Да ты шутишь? – посерьёзнел Волшан. – Ильк тебе голову откусит, не успеешь прокатиться.

– Я не буду скакать на таком замечательном жеребце, Шан. Я отведу его в табун к кобылицам, и через год у меня будет много таких, как Ильк!

– Точно купец! – искренне восхитился Волшан. – Нет, не выйдет. Ильк с тобой не пойдёт, Сачу. Не обижайся. Он – мой друг.

– Конечно, – быстро согласился Сачу. – Бал, – он потрепал своего рыжего конька по гриве, – тоже мой друг. Но он – лошадь. Не человек. Менять, дарить, даже съесть коня не стыдно.

– Нет договора, Сачу. Оставь это. Илька я не отдам, – отрезал Волшан.

Дальше ехали молча.

– Завтра днём увидим кагал, – заявил Сачу, когда они устраивались на ночёвку.

У Волшана ныла спина от целой седьмицы, проведённой в седле, и он был в мрачном настроении. Хотелось выпрямиться, растянувшись на жёсткой земле и ни о чём не думать.

Не дождавшись его ответа, Сачу продолжил:

– Будут сторожевые отряды. Говоришь ты хорошо, но похоже на то, как говорят на севере, поэтому лучше молчи, если не спросят. А спросят, скажи, что ты из Кухей. Я слышал, что они отправили искинчи к нашему хакану, хотят мира.

– Хорошо, – проворчал Волшан. – Я понял. Кухей.

– Они к шапкам волчьи хвосты пришивают, но хвост же может потеряться? – зевнув, предположил Сачу и свернулся калачиком, готовясь уснуть.

У него это получалось легко – только что говорил и вот уже громко засопел.

Волшан подождал немного и со вздохом поднялся на ноги. Когда он приедет в кагал, зверь должен быть сыт. Да и волчий хвост раздобыть не мешает, раз уж он теперь «кухей».

Утром Сача изумлённо вытаращился на обрубок рыжеватого волчьего хвоста, который Волшан привязал к заострённой верхушке своего тягиляя кожаным шнурком так аккуратно, что даже дырка, которую пришлось проделать для этого в шапке, была незаметна.

– Шан, сейчас ты похож на настоящего печенега, – восхитился Сачу, цокнув языком. – И ехать верхом получается уже намного лучше.

Ободрённый похвалой, Волшан свистнул Ильку, и тот примчался на зов, сбивая метелки с поредевшей здесь, на юге, травы.

***

Ильбег хан отправился в главный шатёр кагала, а Караман, даже не стряхнув пыль с сапог, заявился к ата-каму. Высокий и тощий стражник преградил ему путь у входа.

– Кто ты? Ата-кам отдыхает и никого не ждёт.

Караман вздохнул. Кам, который не принимает родичей – что может быть удивительней?

– Сообщи Бычин каму, что пришёл Караман кам из рода ОрАт.

Стражник не посмел возразить и нырнул за полог входа.

– Входи, кам, – пригласил он, вернувшись.

Караман и сам был не молод, но Бычин-кам оказался действительно старым. Редкие побелевшие космы слиплись от пота. На макушке их почти не осталось, и она просвечивала бледной кожей. Слезящиеся глаза прятались в складках обвисших век. Он грузно восседал среди подушек и валиков, набитых конским волосом. Несмотря на жару, в очаге пылал огонь.

– Что понадобилось каму из далёкого рода? – сварливо поинтересовался старик, не предлагая сесть.

– Я пришёл, чтобы сказать, – мягко ответил Караман, – что почтенный Бычин должен уйти.

– Уйти? Куда? – не сразу понял ата-кам.

Он сощурился, силясь разглядеть неожиданного гостя сквозь мелькающие языки пламени.

– Племени давно нужен новый ата-кам, почтенный Бычин. Ты слишком устал, и это плохо. Я, Караман-кам, пришёл, чтобы занять твоё место.

– Что? Кто ты такой, Караман? Пыль, под подошвами моих сапог! – Взвился старик.

Его голова затряслась, от гнева задрожали губы. От гнева и страха. Но Караман не почувствовал жалости. Его цель была больше, чем неудачливый старик, стоящий на пути.

– Я – тот, кто нужен хакану Бору. Тот, кто нужен всему племени Чобан и народу Великой Степи, – уверенно ответил Караман.

Он так и остался стоять у входа, не желая нарушать традиций.

– Мне жаль, что ты не способен этого понять, Бычин-кам. Ты наделал достаточно ошибок, и, если завтра созвать совет, то изберут меня, ты же знаешь это? У тебя было время уступить. Оно и сейчас ещё есть.

– Как ты смеешь? Чок!12 Я – ата-кам племени! Я служил трем хаканам, – зашипел Бычин. Из беззубого рта полетели брызги слюны.

– И племя ценило это, – уважительно кивнул Караман, но даже не подумал согнуться, – теперь мой черёд. Прими это. Или прими позор.

– Прочь! Я прямо сейчас пойду к хакану. Он снесёт тебе голову… – Бычин завозился среди подушек, пытаясь подняться.

– Ни один хакан не станет убивать кама, и ты это знаешь. Хочешь убить меня? Сделай это сам!

Караман со вздохом склонил голову и покинул негостеприимный шатёр ата-кама, думая о том, что на его месте выбрал бы первое, и, однажды, несомненно совершит именно такой выбор. А пока ему предстояло сразиться с Бычином один на один, используя те силы, которыми наделил их Создатель Земли и Неба. Не сомневаясь в своей победе, Караман отправил верного роду искинчи к Еке, с просьбой организовать совет всех кам племени.

Восемь ночей, пока гонцы созывали остальных кам, Караман провёл в ожидании смерти. Нет, он не боялся. Отправиться в Тенгри и остаться там навсегда рано или поздно предстоит каждому, но к чему торопиться, если сделано так мало? Ему поднесли отраву – он выпил смертельный напиток, улыбаясь. Пусть ата-кам стар, но такого бессилия Караман не ожидал. Результатом стала всего лишь чёрная рвота, которую слизал тощий пёс за шатром, да издох тут же. К нему подослали убийцу в ночи, с тонким, как змеиное жало ромейским клинком – из мрака шатра Караман наслал на него духа падучей, и долго смотрел, как тот корчится, захлёбываясь пеной изо рта, прямо у входа. У старика-кама вовсе не осталось силы, если он решился на подобные поступки. Отогнав духа прочь коротким заклинанием, что теперь почти не стоило ему усилий, Караман склонился над едва способным дышать убийцей и прошептал:

– Ты встанешь, вернёшься к тому, кто послал тебя, и передашь слово в слово: ала13 избавиться от меня, пока я жив, ведь у тебя нет силы, чтобы прогнать меня, когда умерев, я вернусь к тебе духом мести!

Больше Карамана никто не побеспокоил. Бычин легко мог навсегда отправиться в Тенгри в любую из предыдущих ночей – каждый кам знал нужные снадобья – но даже такой долгой жизни ему оказалось мало. Старый ата-кам не был глупцом, просто его время закончилось, а он не пожелал с этим согласиться. Теперь же Бычину предстояло вкусить позор смещения, и Караман не знал, что могло быть хуже. Завтра Еке, добрый и недалёкий, повернёт голоса остальных кам в его пользу – верный роду искинчи уже вернулся и доложил, что послание передано в точности.

Конечно, хакан Бору знал, что камы сместили Бычина и избрали нового ата-кам, и это ему не слишком понравилось, но сколько бы власти не имел над племенем хакан, дела духов и их проводников его не касались. Когда ему сообщили, что совет завершился и камы разъезжаются по своим станам, Бору велел пригласить нового ата-кама в свой шатёр.

– Так ты и есть тот кам, который призван советом служить и защищать племя? – Хакан Бору оглядел Карамана с головы до носков запылённых сапог.

К его удивлению, гость оказался не слишком стар, поджар телом и невысок. К своему хакану явился в скромной одежде, в какую носят в пути, а не в той, что обычно отличает кам – увешанной таинственными амулетами, перьями и сухими костями животных и птиц.

Караман почтительно склонился.

– Подойди, сядь. Расскажи, кто тебя надоумил решиться на такое?

– Великий хакан, мои учителя – мудрые духи и Тенгир дин. Только его советы имеют для меня цену.

– И что же поведал тебе Тенгир дин? – равнодушно спросил Бору. Было заметно, что ответ Карамана его не впечатлил.

– Все мы во власти Тенгри хотим того или нет. Все отправимся туда в конце пути. Но здесь, на земле, бежим друг друга, льём кровь родичей так же легко, как кровь врагов, словно дикие собаки, не знающие хозяина. И враги радуются нашим распрям, видя, как легко мы сами помогаем им в победах, – начал Караман, наблюдая за тем, как хакан всё больше хмурится с каждым словом. – Мы – как разжатые пальцы руки, нас рубят и ломают по одному и однажды искалечат навсегда. Тенгир горюет. Он разочарован слабостью своего народа. Где, спрашивает он меня, тот хакан, что соберёт мою руку в грозный кулак, бьющий врага, подчиняющий чужие народы и земли великой славе степного народа? Если бы я мог, ответил бы Создателю Земли и Неба, что знаю такого хакана. Он молод и полон сил. Он жаждет славы и уже познал горечь поражения, познал, чтобы никогда не допустить его в будущих сражениях. Ему вверяются многие роды, а вверятся и многие племена. За тысячами придут тысячи тысяч. Минглиг воинов, готовых ради него на всё. Вся Великая Степь дрогнет и двинется на врага. И не будет ей преград на земле… Враг захлебнётся в крови, его жёны станут сбивать нам кумыс, его дети – пасти наш скот, его пастбища заполнят наши овцы и кони, его реки станут нести воды только для нас. Те народы, чьи земли не подойдут нам, будут платить золотом и железом только затем, чтобы оставить их нетронутыми… Так ответил бы я Создателю. Но этот хакан слушал не меня, а другого кама. Возможно, Тенгир задаёт ему другие вопросы, подумал я. Или ата-кам их неправильно понимает? Вот и приехал, чтобы спросить самого Бычин.

– Странные речи слышат мои уши, Караман-кам, – недобро прищурился молодой хакан. – Ты рассуждаешь, как воин.

– А разве кам – не воин, мой хакан? – Караман поднял голову, выдержав тяжелый, испытующий взгляд Бору. – Я встречаю врага так же часто, как ты. Моё оружие – не острая сабля, и сражаюсь я не с людьми, а со злыми духами, но я такой же воин, как же иначе? Не будучи воином врага не одолеть. Потому и речи мои такие.

Бору хмыкнул. Недоверие и растущий гнев во взгляде сменились любопытством. Караман позволил себе мягкую улыбку. Он знал, что уже победил, но торопиться не следовало.

– И в чём же, по-твоему, ошибался ата-кам Бычин? – подался вперёд Бору.

Вопрос был с подковыркой, но Караман был к нему готов.

– Нет ошибки без условий, хакан Бору. Уважаемый Бычин давал верные советы для кама малого племени, желающего всего-навсего сохранить людей и не дать им умереть от голода на клочке земли. Но для племени, способного стать чем-то большим, объединить под рукой сильного хакана весь народ Великой Степи, советы ата-кама были ошибочными. Всё зависит от взгляда на вещи – я верю, что ты избран для великой цели, ата-кам же всего лишь мечтал о спокойствии. В спокойствии тоже есть свои радости. Если ты готов ими довольствоваться, тогда ошибаюсь я. Если нет – ошибался почтенный Бычин. Но я вижу твою душу в одном твоём взгляде, Великий Хакан, и так же вижу, что не ошибся.

Узкие, длинные, по-женски красивые глаза молодого хакана блестели. Караман много раз видел такой блеск. Его вызывала жажда обладания. Хакан Бору увидел картину будущего, нарисованного Караманом, и она никогда его не отпустит. Тенгир, Хозяин Земли и Неба, не мог ошибаться – так же, как избрал он Карамана, избрал и Бору. Хакан жаждал славы, а Караман явился, чтобы помочь в этом.