Читать книгу «Народная газета», или Тайная жизнь библиотеки - Анна Мусаэлян - Страница 4

КОЛОНКА РЕДАКТОРА

Уважаемые читатели!

Поздравляю вас со вторым номером. Мои пальцы пока ещё на месте, так что продолжим наше дело. Тем более, что более или менее вялые отклики всё же были положительны. Значит, есть зачем писать. И повторюсь: будем надеяться, что это наша не последняя встреча.

P.S. Давайте обойдёмся без ненужных слухов. Дел много и они все делаются в своё, строго отведённое время. Эта газета пишется исключительно дома на домашнем компьютере ресурсами одного человека.

Ваш пока ещё живой Редактор

ЕСТЬ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

«Так, – подумает кто-то, – начинается. Открыл свежий номер, чтобы отдохнуть, и на тебе – новое предложение. Сколько можно предложений! Их на работе хватает». Нет, ничего нового и суперпотрясающего мы не предлагаем. Всё банально. День библиотекаря → выезд на природу. И вообще, когда мы, наконец, отпразднуем этот день по-человечески? Все отдыхают, мы – работаем. Это неправильно. Всем нужен глоток свежего воздуха перед отправкой в лагеря2. Давайте торжественно проводим товарищей на выполнение их достойного восхищения подвига. Пусть они едут с горящими сердцами и на полном позитиве.

И не надо говорить банальные вещи: «Нет денег!». Ближайший лес стоит не так много – Родину продавать не придётся. Не Куршавель, конечно, но какой-нибудь простой как блинчик Горячий Ключ ведь можно организовать (об остальных местах можно выяснить у библиографов – они у нас ходячие энциклопедии). Неужели поездка в «такую даль» стоит неподъёмных денег? Не позорьтесь, товарищи!

Все на природу – отмечать День библиотекаря!

P.S. Позвольте. У вас ещё зарплата и аванс впереди (намёк понятен?). Предупреждён, значит вооружён. Творческая подготовка приветствуется.

Редактор

КРИК ДУШИ

Дорогой Завхоз! Библиотекарям очень необходима сумка на колёсиках. Ну та самая, что дребезжит на камнях и неровном асфальте. А то наши нежные руки никакой самый дорогой крем для рук не спасает. И, если можно, по одной тачки на отдел обслуживания читателей для глобальных выездных мероприятий (типа платных). Да, и ролики для работников компьютерного читального зала. Ну жалко людей. Они ведь они у нас за работников МЧС. А, следовательно, у них должен быть свой специальный транспорт – для своевременного оказания помощи всем нуждающимся (как собственным коллегам, так и читателям).

Верните нам человеческий облик!

Э… ВЫРВАЛОСЬ

КАК НИ СМЕШНО, ИЗ НАШЕЙ С ВАМИ ИСТОРИИ

НАШЕ БЕЛЬЁ

(Продолжение. Начало в №1 (1))

(Печатается по материалу журнала Story, 2009, №10)

Времена нэпа стали расцветом нашей бельевой промышленности. Практически каждый мог приобрести то, что было ему по вкусу, при наличии денег. Образцы рисунков для тканей Ситценабивной фабрики делали художники-конструктивисты Любовь Попова и Варвара Степанова, а в разработке экспериментальных моделей принимали участие Надежда Ламанова и Вера Мухина. Их модели не приняли на паточную линию, зато одобрили для участия в международной выставке в Париже.

А ещё были белошвейки из Смольного и прочих институтов благородных девиц, которые километры батиста и шёлка вышивали вручную и кроили по дореволюционным лекалам сорочки, панталоны, лифчики и корсеты. Часто такие белошвейки дворянского происхождения спасали себе жизнь тем, что имели в клиентах всемогущих партийных деятелей и их жён.

У Льва Мехлиса, одного из ближайших соратников Сталина, была в портнихах дворянка, чьё имя было засекречено как государственная тайна. Мехлису она шила бельё из тончайшей шёлковой чесучи и репсовой отделкой и перламутровыми пуговицами. А товарищ Каганович, снимая затёртый френч и галифе, щеголял в белье цвета свежей лососины, привезённом из-за границы.

Когда нэп запретили и страну перевели на «сухой паёк», на бельевом фронте стало тоскливо. Отдельные товарищи – жёны и дочери партчиновников, генералитета и выездные, народные, заслуженные и прочие популярные артистки ещё позволяли себе вольности в виде белья из шёлка, французских чулок и носков с подтяжками. Но это были лишь исключения.

В предвоенное десятилетие бельё потеряло не только своё лицо, но и половую принадлежность. Одинаковые чёрные или тёмно-синие сатиновые труселя а-ля «боксёр» – и хорошо, если не до колена, и хлопковые безразмерные майки. А в качестве «зимнего» варианта исподнее в стиле «белогвардеец после бани» – кальсоны на штрипках и тесёмках и просторная сорочка с широкой горловиной.

С наступлением военного времени бельё ещё посуровело. Стало этакой моделью-унисекс, и женской и мужской, а точнее – ни женской, ни мужской. Поэтому женщинам оставалось надеяться только на свои руки. Трусы и панталоны кроили из той же хлопчатобумажной ткани и обвязывали их по краям крючком белой нитью. Простую белую сорочку некоторые мастерицы могли превратить в произведение искусства, даже не имея под рукой мулине и шёлка. Красиво жить не запретишь, и победа над Германией и завезённые оттуда трофейные образцы тоже сыграли свою роль. Женщины, не подозревая, что перед ними всего лишь кружевные ночные сорочки, шёлковые комбинации и пеньюары, принимали их за вечерние туалеты. Поэтому в театрах иногда появлялись дамы, щеголявшие в белье.

«Откуда у них только дети берутся?!»

Это там у них, в Европах, всякие Ив Сен-Лораны на послевоенных руинах возводили в культ женское тело, утянутое корсетом до нечеловечески тонкой талии, пышные юбки, которым могла позавидовать Мария-Антуанетта, и гладкий изящный «верх», где груди обеспечивалась идеальная фигура. А у нас с бюстгальтерами была напряжёнка. Их практически не носили. И не из-за феминистских настроений, с феминизмом как раз было всё в ажуре: половых различий практически не делалось ни для кого и нигде. Просто размеры бюстгальтеров подходили далеко не всем. В 30-е годы размерная линейка представляла всего три пункта. В начале 50-х она увеличилась до пяти, но товар так и пылился на полках за ненадобностью. Правда, из больших чашечек лифчиков умудрялись шить чепчики для младенцев.

Лифчики как класс не особо почитали. Разве только в форме детской одежды. Их носили и девочки, и мальчики до самого что ни есть пубертатного возраста. Летом хлопчатобумажные, зимой шерстяные. Причём детское бельё с самого начала века и до конца 60-х шилось по революционному образцу: лифчик с чулками, штанишки на пуговицах, потому что резинки якобы вредны для детского организма. Конструкция напоминала лошадиную сбрую, дети маялись. А в побеждённой Германии успели обратить внимание даже на девочек-подростков и открыли для них линии по производству белья. Оказалось, что это довольно большая потребительская группа.

У нас же в это время весь нательный комплект женщины состоял из нижней сорочки и панталон. Ни эротичности, ни сексуальности не подразумевалось. «И откуда у них только дети берутся?» – под таким девизом в середине 50-х любимец советских женщин Ив Монтан открыл в Париже выставку советского белья. Панталонами, семейными трусами, майками и сорочками артист во время визита в Москву набил несколько чемоданов. Привёз, показал – и мигом стал «невъездным» в наш оплот социализма. Париж, а за ним и вся Европа потешались над советскими женщинами. Над безразмерными «чехлами на танки» – нижними сорочками, над панталонами цвета персика или майского неба.

И зря, между прочим. Именно в 50-х лёгкая промышленность худо-бедно начала выпускать изделия хоть с каким-то намёком на красоту. Возник кокетливый бантик между чашечками бюстгальтера, и трикотаж начала вытеснять хлопчатобумажную ткань. Цветовая палитра тоже обогатилась, но на всех опять не хватало, и любой хулиган мог привязаться к девочке с убийственным вопросом: «У тебя голубые или розовые?» Обидно, но точно: именно голубые или розовые.

(Продолжение в следующем номере, если он ещё будет)