Читать книгу Лучший роддом на Мертвой улице - Анна Нест - Страница 3

– Привет, Сэт, – отозвалась одна из фигур, что была толще второй. – Чего это ты с добром наружу ходишь? – продолжил он, кивнув на вывалившийся из штанов хвост.

– Лысые котики! А я думаю, чего это новенькая так мне между ног глядит. Решил, что испорченная самочка попалась. Даже пожалел, что номерок двери записать не успел.

– Знаешь, Сэт, думать о только разродившейся женщине как об объекте для утех – грешно, – изрек толстенький, подняв указательный палец вверх. – За это ты можешь попасть в Ад, где Черный Владыка накажет тебя.

Кучерявый слегка приоткрыл рот от удивления, а в следующую секунду растянул его пошире, демонстрируя все 36 зубов – четыре еще не выросли, поскольку он был самым юным.

– Вот это ты отжег, Рик! Я думал, что ты в юморе не сечешь.

– Знаешь, голое философствование, не прикрытое забавными рюшами, выглядит пошло и ощущается безвкусным. Как твоя подопечная? Прошла тест?

– Ха, прошла она. Наши куколки даже идеальную мамочку выведут, – весело закричал Сэт, мотая от удовольствия хвостом. – Представляешь, решила им спины снести. Что за люди? А у тебя как с бабулей?

– Хорошо. Переродилась она. Сказала, что лупцевать тугие юношеские ягодицы – мечта каждой престарелой леди. Что готова этим заниматься всю жизнь.

– Вот умеют же люди жить в свое удовольствие! А не бегут рожать все поголовно. Что их заставляет это делать?

– Жажда, – улыбнулся толстый Рик.

– Жажда к чему? Быть порванными внутри и снаружи? Им хочется не принадлежать себе и прислуживать мелким существам, которые ничем не лучше наших куколок, а может еще и гораздо хуже? Какая жажда?

– Думаю, что обычная. Рожают, чтобы напиться в старости.

– Точно, – вяло усмехнулся Сэт.

Рик, Сэт замолчали и посмотрели на Жуля. Тот трясся, как под напряжением, что делал последние сто три года. Жуль с ужасом взирал на Рика, как будто задавая глазами вопрос: «Что с тобой творится сегодня, дружище?». Возможно, Жуль боялся, что Владыка не намерен терпеть двоих шутников. Что может произойти что-то жуткое.

На самом деле он не видел в шутках ничего плохого. Просто не отошел от свежей порции шока, поэтому юмор воспринимал особенно болезненно.

– Расскажи нам о своих делах, – обратился Рик к дрожащему напарнику с длинными волосами.

Тот дернулся от неожиданного вопроса. Ему меньше всего хотелось говорить о том, что он видел пять минут назад. Жуль стал наматывать волосы на пальцы, не обращая внимания на усердность действий. На руках оставались оторванные пряди. Глаза Рика расширились, он хотел толкнуть Сэта в волосатый бок, чтобы привлечь его внимание к Жулю, но не успел.

– Да что ему там рассказывать? – скривился Сэт. – Выбрал для себя беспроигрышный вариант – забитую пианистку. Что с такой может случиться?

Сэт бросил взгляд на дверь, из которой недавно вышел Жуль. Но ее, конечно, не было. При возрождении двери тоже исчезали. Единственное, что отличало пустоватые участки – это то, что, если человек перерождался, серый пол под исчезнувшей дверью оставался идеально ровным. Когда же прибывший проваливал тест, табличка с его «смыслом» жизни отрывалась и с грохотом падала вниз. Чем больше люди страдали от неправильно сделанного выбора за жизнь, тем отчетливее проступал след на мраморе. Рассечение расступалось, показывая кровоточащие края. Внутри углубления виднелась темень. Каменистый пол затягивался с прибытием нового поселенца, готовясь снова разойтись в любой миг.

Нехотя уперев взгляд в пол, Сэт моментально округлил глаза. Он даже присвистнул от шока. На полу виднелась настолько огромная трещина, что даже непутевая подруга Сэта могла позавидовать ее внушительному размеру. Поймав взгляд друга, Жуль судорожно глотнул горьковатую жидкость, подступившую к горлу сразу, когда он вошел в дверь.

– Может, мне тоже стать прихвостнем Владыки? – спросил Сэт у Рика. – Это ж какое мастерство нужно постичь, чтобы суметь довести человека умершего за то, что он любил больше жизни? Она ж вроде жила музыкой. Умерла от истощения или радости в день своего концерта. Не?

Сэт повторно оглядел след, сравнив его с тем порезом, который оставила табличка Шиловой. Тот, что остался после Насти, выглядел насколько несерьезным, что Сэту даже стало немного стыдно. Он не знал, что кричит в нем громче в эти секунды – негодование или проснувшийся интерес к способностям пугливого приятеля. Он думал, какой вопрос задать, чтобы добиться от Жуля внятного ответа сегодня. Выстраданный вопрос не понадобились.

– Она лишила себя пальцев, – тихо прошептал Жуль и снова вырвал клок волос.

– Что?! – крикнул Сэт.

– Как? – удивился Рик.

– Откусила, – ответил Жуль, буквально поняв вопрос Рика.

– Нечаянно? – задал глупый вопрос Сэт, злобно рассмеявшись от перенапряжения.

– Специально откусила, – Жуль уставился в пол и сильно сжал губы. Он попытался справиться с порывами, но уже через секунду подпирал опустевший участок стены, заливая порезанный пол завтраком. Зеленоватая жижа летела на стены, ноги Жуля. Огромная лужица появилась на месте пореза. В середке моментально образовалась воронка, засосавшая все высвобожденное в черное отверстие.

– Вы там с ума сошли, бесовские дети?! – послышалось внизу.

– Владыка, – испуганно выкрикнул Жуль и продолжил делать свое зеленое дело, но теперь закрывал отверстие тощей ладошкой.

– Капец тебе, – хохотнул Сэт.

Жуль побледнел и сполз по испачканной стене. Его длинный хвост, перетянутый голубой резинкой с ромашкой со стразами, выглядел, как использованный десятилетиями веник. Причем веником мели явно не домашние хоромы, а изгаженную улицу с торчащими острыми камнями вместо ровного асфальта. Он закрыл глаза и попытался воссоздать картину в голове. Жуль хотел собрать все обрывки в памяти, чтобы наспех запаковать их в тяжелый сундук с надписью: «Не открывать никогда!».

Он действительно не мог работать с прибывшими душами, погрязшими в нечистотах. Жуля интересовали максимально чистые существа, которые попали сюда из-за слабости и болезненной покорности, граничащей с безумием. Увидев вчера табличку с изображенным фортепиано, услышав чарующие звуки, которые доносились из комнаты, Жуль обрадовался так сильно, что чуть не завизжал от радости. И это несмотря на то, что на яркие проявления эмоций он был способен лишь в моменты дичайшего страха. Например, когда ему пришлось работать с фермером, который сильно любил свою лошадь, особенно по субботам.

***

Пританцовывая под звуки пьесы «К Элизе», Жуль медленно вошел к Ней. Анна снова сидела за фортепиано. Голова девушки возлежала на крышке инструмента, а русые волосы полностью закрывали практически детское лицо. Прядки спускались паутинками к темной блестящей поверхности, на которой виднелась капля малинового джема. Именно о нем подумал Жуль, увидев возле волос загустевшую красную жидкость.

– Анна? – робко позвал длинноволосый, рассматривая босые ножки любимицы. Они безвольно стояли возле левой педали, отказываясь работать, как прежде.

Девушка издала неразборчивое мычание и непроизвольно дернула узкой лодыжкой. Не отрывая головы от твердой «подушки», Анна резко выдохнула, заставив волосы на секунду приподняться. Жуль успел рассмотреть красные губы и подбородок Анны.

– Вставай, маленькая свинка, – улыбнулся Жуль. – Вся испачкалась в джеме.

Проронив последнюю фразу, Жуль осознал, что Анна не имеет доступа к вкусностям. Он считал, что это несправедливо, ведь сладкие девочки должны кушать сладости. Для кого же они делаются? Но дело сейчас не в справедливости правил, царивших в комнатах для перерождения.

– Что у тебя с лицом? – спросил Жуль, ощущая на вкус странность ситуации.

– С лицом? – переспросила Анна. Она приподнялась над инструментом, не до конца выровняв спину, что раньше считала недопустимым. – Что у меня с лицом? – с насмешкой повторила девушка. – Тебя не интересует, что у меня с пальцами?

Анна приподняла кисти вверх, которые до этого прятались в складках нежно-голубого концертного платья. Она повертела ими перед Жулем и звонко рассмеялось. Смех был чистым и искренним, словно ее развеселила добрая шутка.

– Как ты это сделала? – удивленно переспросил Жуль, стремительно приближаясь к девушке. Блестящие, стянутые резинкой волосы устремились за ним. Прислужнику Владыки захотелось узнать секрет розыгрыша. Робко ощупывая руки девушки, Жуль все шире раскрывал глаза. Он начал осознавать ужас ситуации, когда посмотрел на расположенную за спиной девушки полочку. На ней вместе с многочисленными наградами и грамотами стояли окровавленные обрубки. Узнать в жалких кусках плоти часть Анны можно было по голубому маникюру, выполненному в тон платья.

– Откусила, – сказала девушка и снова рассмеялась.

– Все? – глупо переспросил Жуль, рассматривая укороченные руки пианистки?

– Почему все? – нахмурившись, произнесла Анна. – Немного осталось! Она сунула под нос Жулю свои кисти. На каждой из рук виднелось по одной половинке пальца. Снизу на них блестели кольца, сверху над обкусышами возвышались косточки.

– Зачем? Ты же не сможешь играть? – заикаясь протараторил Жуль.

– На это и расчет, – улыбнулась Анна. – Никогда не хотела играть. Сидеть дни и ночи над черно-белыми клавишами, когда другие в это время живут. Я призираю музыку за то, что она отобрала у меня детство! Я призираю матушку, которая познакомила меня с музыкой и заставила заниматься ею! Что может быть отвратительней музыки? Я ненавидела свои пальцы, когда они научились издавать эти тошнотворные звуки. Я ненавидел людей, которые восхищались моим «даром», не давая шанса на нормальное существование…

– Тебе придется сложно, – пробормотал Жуль, потупив взор в пол.

– Сложно? Знаешь, что было действительно сложно?! Сложно было выбрать способ распрощаться с ними, – девушка мотнула головой в сторону полочки. – У меня было столько вариантов – оторвать, откусить, раздробить крышкой фортепиано…

– Теперь у тебя будет шанс испробовать их всех, – с досадой и раздражением буркнул Жуль. Он расстроился, что мир лишится такого таланта. Жуль был зол на Анну за содеянное, он сердился на себя, поняв, что не научился разбираться в людях. «Что могло пойти не так? Как можно настолько ненавидеть музыку, чтобы решиться на такое?» Жуль, потупив голову, устремился к двери. Ему было сложно передвигать ноги. Но апатию мгновенно заменил страх, когда он снова услышал смех за спиной. На это раз он был настолько жутким, что, наверное, сам Владыка в приступе бешенства не способен так отвратительно смеяться.

– Прощай! – закричал Жуль и поспешно выскочил за дверь. За его спиной послышался скрежет. Казалось, что тысячи острых зубов впиваются в костяшки пальцев, разгрызая плоть. На самом деле звук издала сорвавшаяся с двери табличка. Она рассекла твердый пол и упала рядом с расщелиной. Жуль в последний раз увидел стройный силуэт, склонившийся над инструментом. «Я не умерла от радости. Горе и полное разочарование от того, что придется давать регулярные концерты, добили меня». Эти слова не выходили из головы Жуля.

***

– А потом она бросила в меня один из пальцев. Сказала, что могу взять на память, – тихо всхлипнул Жуль и поднял затравленный взгляд на друзей.

– Лысые котики! Какие же эти бабы тупые, – выпалил Сэт. – Почему им не приходит в голову нести ответственность за свою жизнь? Они постоянно ждут поддержки. Смотрят коровьими глазами на окружающих, как будто говорят: «скажи, как мне жить, дай совет, и я смогу постоянно обвинять тебя во всем».

– Сэт, разве так можно говорить о женщинах? – запротестовал Рик. – Женщины – лучшее, что могло случиться с Вселенной!

– Я не хотел никого оскорбить. Но, лысые котики, как же бесит, когда свою вину они переносят на других. «Я стала несчастной, потому что мать заставила меня родить ребенка». Вот скажи, как мать может заставить родить? Она же не силой запихала в нее детородный орган, она не заставила парня кончить в нее…

– Знаешь, я знаком с такими ситуациями, – перебил Сэта Рик.

– Я сейчас не о них, – шикнул Сэт, но в ту же секунду с любопытством посмотрел на Рика. – Расскажешь мне потом?

– Хорошо, – согласился Рик.

– Извращенцы, – выдавил из себя Жуль, опасаясь, что снова продолжит поливать все вокруг.

***

– Что я хотел сказать? – продолжил Сэт. – Я о Шиловой, об этой пианистке и еще о сотне тысяч таких «насть» и «анн». Они для меня на одно лицо, потому как истории их однотипны. Девочки хотели жить, любви, в Париж, удариться в рок или вкусить лесбийской любви. Как все у них сложилось? Правильно! Все испортили родители! Эти вредные и безжалостные существа. Тогда как их дочурки были самыми прекрасными, тонкими натурами, которых не поняли, недолюбили. Удобная отмазка! Почему ты ведешь себя, как истеричка – это все родители. Почему не стремишься к лучшему – это родители! Почему не смываешь за собой – родители.

– Не нужно об этом, – тихо обозвался Жуль. Слышать о туалетной теме ему сегодня было ни к чему.

***

– Я понимаю твое негодование, – обозвался Рик. – Более того, ты отчасти прав. Но все не так прозаично, как тебе кажется. Любовь! Она толкает женщин на жертвы. Любя кого-то, они настолько боятся его обидеть, что готовы на все – на безрассудные жертвы в первую очередь. Жертвовать собой! В этом есть огромная доля романтики. Женщины страдают не по причине глупости, они просто не умеют любить в меру. Женщины живут чужой жизнью, так как любят своих родителей настолько, что мечтают им угодить любой ценой. Они не только готовы делать, как им велят, но и способны притворяться, что им это нравится. Эти бедные мамы и папы не всегда догадываются об искренних чувствах детей.

***

– Любовь? Страх! Только он заставляет отказаться от своей судьбы. Женщины боятся быть отвергнутыми родными, они опасаются осуждения, того, что общество посчитает их не такими. Быть ненормальной для них страшнее, чем быть несчастной или мертвой. «Я должна быть такой, как все», – шепчут эти девчонки. Я часто это слышу. Бедняжки не могут кричать о своих чувствах, ведь кричать – это неприлично и страшно. Они водружают свою жизнь на алтарь Страха, – разразился длинной тирадой Жуль.

– Я же говорил – глупые коровы!

– Сэт!

– Ну как тут умолчать?

– Все нормально Рик, – отозвался Жуль. – Сэту просто незнаком страх. Ему не понять.

– Зачем мне бояться? – огрызнулся Сэт. – Ты с этим справишься за троих, Червяк!

– Да я тебя сейчас…

– Что? Заблюешь? – не унимался Сэт.

– Успокойтесь! Оба! – повысил голос Рик. – Когда друзья ругаются, враги ухмыляются, – выпалил Рик первое, что ему пришло в голову.

– У меня нет врагов, – раздраженно кинул Сэт, но замолчал. – Знаешь, Рик, ты сегодня несилен в философских высказываниях. Неубедительные нравоучения, смех. Все хорошо?

– Да, я просто немного взволнован.

– Боишься? – спросил Жуль. Он поймал на себе грозный взгляд Сэта и смолк.

– Ты сегодня виделся с Владыкой? – уточнил Сэт.

– Виделся. Он подготовил новый план.

– Мне снова придется отправляться к людям? – переспросил Сэт.

– Нет. Хозяин хочет возродиться с моей помощью. Без женщин, конечно, тоже не обойдется.

– Как так? Неужели и тут не обойтись без женщин? Зачем они понадобились хозяину? Ведь раньше он довольствовался детьми!

– Я понимаю твое негодование, – сказал Рик. – Но затея со взрослыми детьми –бесполезная трата времени.

– А кто такое придумал? Разве раньше это не действовало?

– Действовало? Так почему Хозяин до сих пор в Аду?

– Может, ему здесь нравится, – ответил Сэт.

– Конечно, нравится! – возмутился Рик. – Но он думает о своей миссии на Земле. Она важнее, чем укромное место в Аду.

– А я бы не хотела распрощаться с этими стенами. Вряд ли на Земле есть такие красивые розочки.

– Розочки? – удивился Жуль. – Какие розочки?

– Ты что слепой? – оскалился Сэт. – На стенах. Они совершенны. Даже краше твоей пианистки.

– Не смей говорить о ней! – закричал Жуль. – Она прекраснее любых роз.

– Даже без пальцев?

– Даже без них.

***

– Где вы ходите, мелкие засранцы? – послышалось откуда-то снизу. – Неужели у вас имеются дела важнее?

– Владыка! – запищал Жуль. – Вот мне сейчас достанется!

– И не только тебе, – ответил Рик. – Хозяин говорил, чтобы я собрал вас сразу, как разберусь с бабулей.

– А ты что?

– А я был увлечен интересной беседой с друзьями.

– Не такая она была и интересная, – парировал Сэт.

– Это уже неважно. Хозяин ждет нас. И он очень зол. Благоразумно будет не доводить его до крайней точки бешенства.

– Пошли скорее! – крикнул Жуль.

***

Друзья устремились вдоль длинного коридора. Волосы Жуля выглядели сзади ещё более жалко. Гонимый животным страхом Жуль не обращал внимания на такие мелочи. Он боялся наказания, которое ему мог подготовить хозяин. "Много ли на него попало?" – беспокоился Жуль. Он зря опасался наказания. Хозяин был слишком увлечен будущим перерождением. Ему не было дела до своего пугливого прислужника. Единственный, кто его интересовал – Рик. На этого парня возлагались большие надежды. Он мог сделать то, что никто не делал до этого.

***

Сэт немного думал о Насте, о розовых розочках на стенах, о бестолковом Жуле. Он был рад, что не станет выходить на поверхность. Что эта трудная миссия будет возложена на плечи Рика. Сэт не верил в успех новой затеи, но не слишком переживал на этот счёт. "Владыке виднее", – подумал Сэт. Доверить судьбу философу – более разумно, чем трусу. Сэт не мог понять, к чему тут женщины. Хотя сказать, что это было для него слишком интересным – значит соврать. Его больше интересовала подружка Сэнди. Она так приятно пахла сожженной листвой и дорогим ароматом сыра с плесенью. Сэт много раз ел дорблю. Только вкушать прелести Сэнди было намного приятнее.

***

Рик крепко призадумался. Мысли о возрождении Ада на земле постоянно смешивались с образами о стараниях сладострастной старушки. Рику показалось, что Ада на земле и так предостаточно. Иначе как объяснить то, что он видел за дверью? Почему старые женщины так падки на юношеское внимание? Почему молоденькие мальчики получают удовольствие, когда их плоть истязают змеевидным батогом? Перед глазами Рика возникали исполосованные крепкие полушария. Они дергались в такт хлестким ударам. Сдавленные стоны устремлялись в сморщенную промежность Ирэн. Так называла себя сладострастная бабушка. "Неужели ему действительно нравилось терпеть боль? Люди – странные существа». Рик задумчиво потупился в пол. Он пытался сосредоточиться на своём задании. Сделать это было довольно трудно, ведь нюансов он не знал.

***

Друзья пошли быстрее. Прислужники не хотели злить хозяина больше, чем он уже разозлился. Только ускорив свой ход, ребята тут же остановились. Внимание привлекла затягивающаяся дверь. Подобное здесь случалось редко, когда человек смог переродиться без предварительного разговора, саркастических нравоучений. Они понимали, что сейчас происходит именно этот случай. Табличка на двери медленно растворялась. На ней был изображён человек, который изжарился под лучами южного солнца.

– Какая странная смерть, – сказал Сэт. – Жил на Земле, а сгорел, как в Аду.

– Зато он занимался любимым делом! – ответил Рик.

– Каким?

– Отдыхал, – продолжил философ. – Умереть за то, что любишь, не грешно, стыдно – не жить вовсе.

***

Ребята еще долго могли говорить о возвышенном. Спорить. Язвить. К сожалению, общее состояние троицы не способствовало жарким дискуссиям. Друзья были настолько изможденными, что не чувствовали ничего. Их не радовали кричащие грешники и безумные счастливцы. Даже курортная смерть не вызвала особых эмоций. Сгорел и сгорел. Они тоже часто горели на работе в переносном и прямом смысле. Над последним всегда был рад постараться Хозяин. Владыка не был особо злым. Зато он был не в меру странным. Друзья не догадывались о всех его странностях, но от этого их не становилось меньше.

– Как ты думаешь, что будет? – спросил Сэт. – Какая гениальная мысль пришла в голову нашему Величеству?

Все промолчали. Искать ответ на вопрос, находясь в десяти шагах от чёрной двери … Да, смысла в этом не было. Скоро всё станет известным. Жуль и Сэт поспешно отошли назад, освобождая Рику дорогу. "Если он избранный, то пусть тогда и отдувается первым", – одновременно промелькнуло в голове пошляка и труса. Рик неспешно открыл дверь и заглянул в полумрак. Хозяин стоял в пол-оборота. Он судорожно пытался снять через голову зеленый шерстяной свитер. Услышав, что кто-то вошел, Владыка схватился за толстую вязаную резинку обновки. Он с силой разорвал одежду, показав прислужникам выбритый торс.