Читать книгу Супруга Короля. Викканский роман - Анна Никитина - Страница 3
2
ОглавлениеНоги сами несли её в колдовском танце, в ритме чарующей песни. Эту песню ткал ночной ветер, и она вторила ему своим волшебным голосом, в котором звенели тени потустороннего. Искры мелодий осыпались в город, стучались в запертые ставни, но большинство людей страшилось отзываться на стук и отпирать свои сны. Лишь немногих смелых касались отзвуки её сказки.
Ночь расправила свои тёмные украшенные россыпью бриллиантов крылья, вздохнула и разлилась лунным светом. Остался позади замковый сад, спящий город, крепостная стена. Она протанцевала над лугом и теперь летела к заповедному дубовому лесу, издревле находившемуся под защитой королевского рода. Лес манил её, звал. Вдалеке она слышала переливы других голосов, подобных её собственному. Ей никогда не удавалось приблизиться к ним достаточно, чтобы поймать блуждающие огни и увидеть лица тех, кто звал её так пронзительно и невыносимо самим своим присутствием. Она пела, и они слышали, но не могли приблизиться к ней так же, как она не могла найти их. Она брела по их следу, иногда находя отмеченные ими заколдованные поляны, но всегда чуточку опаздывала, приходила, когда они уже снимались с места и отправлялись дальше по своим зачарованным тропам.
Её босые ноги коснулись мягкой травы, когда она в нерешительности остановилась на краю леса, прервав свой танец-полёт. Вдалеке, во мраке чащобы, в хитросплетениях древних ветвей звенели нездешние голоса, манила, вынимала сердце из груди сказочная музыка. Больно было понимать, что сегодня она снова не доберётся до них, но она должна была попробовать.
Раздался едва слышный призрачный перестук копыт. Она обернулась, уже зная, кого увидит там. Тёмный сотканный крылатой ночью неосёдланный конь переступал с ноги на ногу, не решаясь приблизиться к ней. Непокорное пламя рубиновых глаз приглушала глубокая печаль. Следом вынырнули из мрака туманные псы, завились текучими тенями, обретая подобие формы. Они радостно приветствовали её, но тоже не решились приблизиться.
А потом показался тот, кто встречал её здесь каждый раз – тёмный Всадник на таком же коне, как тот, что одиноко ждал её. Его плащ висел сложенными чёрными крыльями, а лицо, как всегда, скрывал глубокий капюшон. Затянутые в перчатки руки сжимали поводья коня – мглистые змейки, охватывавшие шею мудрого скакуна, никогда не знавшего узды.
– Пусть ночь раскроет вам желанные объятия, – тихо поприветствовала она привычной фразой всё это странное собрание.
Псы тихо, шепчуще заскулили. Кому-то этот звук показался бы жутким, как заунывная песнь призраков, но только не ей. Кони негромко приветственно заржали. Голос каждого из них был будто соткан из нескольких и отозвался в лесу потусторонним эхом.
Всадник склонил голову.
– Пусть она осыпет тебя своими драгоценностями.
Его голос – глубокий, тягучий – тоже не мог принадлежать никому из тех, кто каждый белый день бродил по земле. Для неё этот голос был мягким, но он мог быть и смертоносным, как последний свист меча.
Она чуть улыбнулась, радуясь встрече, а потом с тоской посмотрела на лес, вслушиваясь в перезвон далёких голосов.
– Ты не сможешь достигнуть их, пока не очнёшься ото сна там, – тихо напомнил Всадник, – от сна куда как более глубокого, чем тот, что приводит тебя сюда.
– Но ведь ты приходишь, – она чуть улыбнулась ему и приблизилась, вглядываясь в провал капюшона. – Они не дожидаются меня, но ты приходишь всегда.
Черт его лица она никогда так и не смогла разглядеть и не помнила даже, было ли у него лицо. Но иногда, как сейчас, его глаза вспыхивали вдруг, как у ночного зверя – серебристо-стальные огни в тени.
– Мы здесь для тебя, – пожал плечами Всадник, придерживая поводья своего коня. – Мы выбрали так.
Она протянула руку и, остановив ладонь почти у самой головы скакуна, вздохнула.
– Я благодарна вам. Но вы ведь не можете вернуться домой. Из-за меня…
– Пока не можем, да. Как и ты.
Своим сердцем, самой глубиной своей сути она помнила, о чём он говорил, но никак не могла поймать пламенную птицу этой мысли – так же, как не могла поймать блуждающие огни в лесу. Была только неизбывная тоска по чему-то безвозвратно утерянному, и она не знала дороги, хоть та и звала её.
– Как жаль, что вас даже нельзя коснуться.
Туманные псы заскулили, грустно перетекая из формы в форму. Неосёдланный конь досадливо стукнул копытом, высекая искры. Всадник только покачал головой.
– Слишком дорого дастся тебе каждое касание здесь, на границе, когда не истончается Вуаль Матери. Мы выпьем силы твоей хрупкой плоти, сами того не желая.
Как в тумане она внутренне увидела давнее своё пробуждение, когда руки и ноги налились свинцом, кровь отказывалась течь по венам, и каждый вздох давался с трудом. Но ночной полёт стоил того, стоил каждой минуты последующего странного недуга, и сейчас она мечтала повторить его.
Всадник нарушил молчание прежде, чем она успела попросить его.
– Ты полюбила человека, – проговорил он с нотками печали.
Она отвела взгляд и кивнула.
– А желанна ли ему ты?
– Не желанна, – с горечью ответила она. – Не обещана. Его сердце молчаливо, как заброшенный лесной омут. И всё же я смею мечтать, что сумею пробудить его.
Всадник ничего не ответил. Она решительно подалась вперёд и сжала его затянутую в перчатку руку…
Риана вскрикнула и проснулась. Казалось, кто-то скинул её на смятую постель, и болью отозвалась каждая косточка. Сердце вяло трепыхалось в груди – как и всегда после её снов-путешествий. Она попыталась поймать то томительное чувство, вспомнить подробности… и не смогла. Ей остались лишь хрупкие отголоски пережитого, мельчайшие искры вместо огня, который до поры до времени свернулся где-то на самом дне её сути.
Рука онемела и похолодела, но сейчас девушка была рада этому напоминанию о том, что всё было по-настоящему. Её ждали. Где-то она всё же была желанна. Где-то она умела всё то, что должна была уметь. Она могла не помнить всего, но знала это сердцем.
Здесь она совсем не могла танцевать. Кто-то будто подменял её ноги, и они забывали грациозность походки принцессы, делались вдруг чужими и неуклюжими.
Здесь она не могла петь. Стоило ей попытаться исполнить какую-нибудь балладу, как её низкий приятный обычно голос начинал походить на воронье карканье.
Риана пробовала, обманывая себя ожиданиями, и раз за разом разочаровывалась. Но и не пытаться она не могла. Её сердце томилось без музыки, и она чувствовала себя покалеченной без возможности выразить себя так, как хотела. А уж сколько раз она слышала шёпотки за спиной! «Младшая дочь прекрасной королевы-ведьмы Лиоры так похожа на неё лицом! Но ах, Риана ведь не унаследовала её даров, кроме потомственного ведьмовства, типичного для женщин Валлы, и особенно – для королевской семьи».
Всё это она могла в своих снах-путешествиях, и поэтому знала, чего была лишена. А ещё песня и танец становились подвластны ей в Священные Дни, но в этом как раз не было ничего удивительного. Когда истончалась Вуаль Матери, у многих открывались недоступные в обычное время таланты. Зато одного у принцессы не мог отнять никто: она писала чудесные сказки о местах и событиях, которых никто не видел, но о которых мечтали многие. Она и сама не знала, откуда к ней спускалось вдохновение. Возможно, слова и образы навевали ей эти сны-путешествия.
Спохватившись, Риана быстро поднялась с ложа и подбежала к распахнутому окну, но не успела задвинуть щеколду – Илса вошла раньше. Хмуро окинув девушку взглядом, пожилая ведьма покачала головой, прошла к окну и быстро закрыла его.
– Снова ты уходила! Волосы спутаны, босые ноги покрывает роса, а ночной убор смят и пахнет лесом. Не отпускают тебя Дороги Ши1. Может быть, права была твоя покойная матушка, когда советовала забрать окна решётками из звёздного железа. Да только где ж его взять-то!
– Не сердись, Илса, – тихо попросила девушка. – Я не помню, как ухожу, но я ведь всегда возвращаюсь. И никто ещё ни разу не видел меня.
Илса прищурилась. В её проницательных глазах отразилась тень искренней тревоги за девушку. Но даже она так и не смогла простить Риане смерть королевы, своей близкой подруги. И так же, как и все, Илса побаивалась того, что таилось в принцессе.
– А если заблудишься однажды и не вернёшься домой? Это разобьёт твоему отцу сердце.
Риана с горечью усмехнулась.
– Он бы и рад был, если б я никогда не вернулась. Может быть, мне и правда стоит заблудиться на Дорогах Ши…
– Не говори так, девочка моя. Сегодня канун Праздника Отцова Огня. Вуаль Матери истончается в такие ночи над всем Миром, и другие Её дети бродят среди нас. Сейчас особенно опасно вести такие речи.
– В эту ночь я, как и прочие, вряд ли буду спать, – девушка чуть улыбнулась.
Илса одобрительно кивнула и с интересом спросила:
– Уж не молодого ли короля Вальтена ты рассчитываешь очаровать накануне Праздника Отцова Огня? Каждый раз, когда он гостит у нас, ты сама не своя.
Риана зарделась, а потом всерьёз задумалась: а с кем она мечтала в эту мистическую ночь отпраздновать Единение Отца и Матери Мира – с Вальтеном Завоевателем, правителем Кемрана, захватившим её помыслы, или тем, другим, чьего имени она не знала?
Внутренняя Сила Вальтена завораживала её. Он был могучим воином и Воином по духу. Он был похож на героя легенды из тех, которые поражают чудовищ и спасают принцесс из башен. Но его взгляд был холодным, и гореть его заставляла совсем иная страсть, чем та, что была доступна большинству людей. Правда принцессе казалось, что искра Богини, сокрытая в каждой женщине – особенно в подходящей ему женщине – могла бы растопить его лёд. Невозможно было чувствовать какой-то надлом в нём и совсем не желать исцелить его. Риана даже написала об этом волшебную сказку со счастливым концом, но Вальтену её показать не решилась…
А тот, другой, чей огонь она помнила так ярко, кто находил её сквозь всё – разве он не тревожил её сердце? Он был единственным, кто посягнул на искру Богини в ней. Это противоречило всему возможному, ведь неслучайными встречи становились только для тех, кто уже выбрал спутника и потому договаривался заранее. Те, кто уже любил, праздновали Единение друг с другом. Все остальные пробуждали в себе искру и вверяли себя в руки Отца и Матери Мира, встречая воплощение Богов в ком-то незнакомом и сами становясь таким воплощением. Многие встречали в эту ночь свою судьбу, с которой потом соединяли свою жизнь.
Тот, другой – только он праздновал с ней мистическое Единение каждый раз с тех пор, как она перестала быть ребёнком и впервые вышла в пылающую ритуальными кострами ночь вместе со всеми. И каждый раз она узнавала его сердцем и плотью, хотя никогда не видела его лица, никогда так и не узнала, кем он был в своей обычной жизни, вне Священных Дней. Странным образом он всегда находил её под любой маской, не давая шанса приблизиться к ней никому больше.
В самых тайных, самых безумных своих мечтах, в которых Риана даже себе боялась сознаться, она желала, чтобы эти двое оказались одним…
– Дорогая, я не знаю, станет ли король Вальтен высвобождать сегодня искру Бога в себе, – вздохнула Илса, прервав её мысли. – В землях Кемрана уже не следуют многим традициям. Там чествуют Отца и постепенно забывают Мать, – она сокрушённо покачала головой. Риана тоже невольно вспомнила доходившие до Валлы тёмные истории о жрецах Отца, отрицавших всякую правду, кроме собственной. – Ох, и погибельный это путь. Одно не может существовать без другого… Вальтен – человек других нравов, чем мы, опасный человек. Странно, что он снова пришёл в Валлу как гость и как друг. Что мы можем предложить Завоевателю?
Девушка отвела взгляд. Дар иного знания коснулся её лёгким крылом совсем кратко, но достаточно, чтобы она успела узнать ответ.
– Вальтен пришёл в Валлу в поисках волшебства, – с улыбкой ответила принцесса и посмотрела на свою наставницу. – Возможно, здесь он найдёт то, что ищет.
1
Ши, или Сиды, Сидхи (Aes Sidhe) – в кельтской мифологии – высшие Фейри. В кельтском фольклоре Фейри – общее название для всех сверхъестественных существ. В некоторых легендах Ши ещё считались старшей братской расой людей (примеч. автора).