Читать книгу Возвращение. Книга-дорога для тех, кто любит путешествовать, но всегда возвращается к себе - Aнна Санина - Страница 5

Один из котов облизывает мои волосы, дети, сидя на черном диване, делают мне прически, и за бокалом итальянского кьянти, закусывая бри, я мечтаю о весенней Каринтии. Это как было с Парижем. Сначала кажется: и что здесь особенного? А потом, внезапно видишь заходящее солнце над Сеной и.… А, ладно, ведь зимний сезон еще даже не начался.

Я думаю вдруг об Алине. Вспоминаю ее, немного напоминающую раскрытую раковину улыбку и кивание в знак согласия, ведь Алина кивала «да» даже когда внутренне не соглашалась с собеседником. Еще я думаю о том, что так и не удалось узнать ее достаточно хорошо. Если меня спросят, кто такая Алина, то вряд ли я смогу много рассказать.

Молчаливая, но откровенная в наших вечерних прогулках. Маленькая, робостью подернутая фигурка, носящая мини-юбки и большие круги в ушах. Извиняющаяся, заискивающая улыбка и звонкая бесконечная насмешливость на лице. Динозаврик, который умеет искушать, но путает фантазии с реальностью. Закрытая, одинокая душа.

Да ведь я мало знала ее. Именно мало, потому что с нашего знакомства прошло почти два года, а виделись мы считанные разы. Каждый раз, после встречи с ней, я испытывала чувство легкого раздражения от ее полумолчаливого согласия.

– Кажется, в этом фильме не хватает укропа и соли. —Я пыталась спровоцировать Алину на совместную кинокритику, услышать вопиющее возражение с ее стороны, но все, чего мне удавалось от нее добиться, было примерно:

– Да-да, укропа в нем точно маловато и подсолить бы не мешало.

Я прибегала к метафорам и пыталась сказать то, что, как мне казалось, могла бы понять только она, а она понимала и… ускользала.

Нельзя сказать, что Алина не имела своего собственного мнения, но она всегда тщательно его маскировала, так, что казалось, она всего боится. И я, обманутая ее скромностью, возмущалась про себя: «Почему она не может поделиться со мной? Я ведь рассказываю ей все о себе. Я спасаю ее от вечного одиночества, от заключения в тонких стенках посреди чужой земли, а она даже не звонит мне никогда!» Я всегда звонила первой. И она всегда соглашалась на любое мое предложение, если была свободна, но ни разу не предложила что-то сама.

Мне хотелось взять маленькую Алину и поместить ее на страницы большой книги, где слова были бы моими, а контекст – ее. Но мне все не хватало терпения.

Теми осенними днями небо было таким синим, что от него кружилась голова. Кружились ярко-желтые листья вокруг неба. Солнце светило так ярко, что слепило глаза и, казалось все (на лету, быстро-быстро на велосипеде) как бы разлитым, плавно переходящим из одной краски в другую. Сильно разбавленный водой ультрамарин, белые нежные полосы реактивных самолетов, зеленая от солнечных дождей трава, по которой, шепча (иногда переходя на шелест-крик) то быстро, то медленно и лениво передвигалась листва.

Вот проплыла золотая «она», нежно свернув уголки ближе к стеблю – готовясь засохнуть-заснуть. А вот «он» с красно-коричневыми побегами на глянцевой, но почти сухой поверхности. Мимо пролетел паук, перебирая лапками тонкую струнку. Воздух наполнялся запахом полуденной осенней земли, и ветер читал в моих волосах Алинину тайну.

Алина была опэркой1 в германской семье. Как и я. Жила на правах члена семьи, помогала родителям управляться с детьми, нянчилась и тоже переживала свой первый европейский опыт. Я сейчас вспомнила о ней, потому что она показывала мне австрийские фотографии. Теперь я в Австрии, а она осталась в Германии.

О Германии я вспоминаю только лучшее – орехи кешью и божоле на каменной террасе, задний дворик, гордо именованный хозяевами садом, коллекцию дисков в полстены, черные кожаные диваны, плети цветов в саду и Пауля, маленького эльфа. Еще я вспоминаю Никласа.

Я приехала в Австрию, чтобы забыть прошлый год, а вместо этого начала думать о нем все больше. Ну да это только начало.