Читать книгу Ледяное сердце - Анна Одувалова, Анна Сергеевна Одувалова - Страница 6

Кажется, я задремала. Даже на то, чтобы просто сидеть, уходит слишком много сил. В сумке копошится Эль, и я ощущаю исходящую от него волну беспокойства. Вампир чувствует мою кровь. Он очень хорошо понимает, насколько серьезна рана. Ее нужно обработать зельем, которое находится в сумке, а мне как следует отдохнуть, но сначала необходимо добраться до города.

Поддерживать разговор с эш Грисом не получается, и я делаю вид, будто дорога меня утомила. Прислоняюсь лбом к стеклу и прикрываю глаза, наблюдая из-под опущенных ресниц за мелькающим пейзажем за окном. Впрочем, тут смотреть не на что. Черные силуэты деревьев под белой опушкой снега, переливающегося в лунном свете.

Но я все равно наблюдаю за лесом, потому что знаю: когда он закончится, мне откроется невероятный вид. И это отвлекает от боли и поднимающегося жара. Впереди нас ждет похожая на чашу заснеженная долина, в центре которой сверкает ледяной город Сноург. Я нигде не видела ничего подобного. Если за пределами Сноурга погода – метели и суровый климат Севера, то внутри магического купола, раскинувшегося над городом, царит сказочная зима. Нетающий снег, ледяные дворцы и отели, ледяные скамейки, фонтаны, сверкающие мостовые и комфортная температура, при которой не мерзнешь даже в легкой распахнутой шубке, так популярной у аристократок, показывающих свой достаток.

Сноург недаром считается самым магическим городом империи. Сюда съезжаются со всего света, чтобы прогуляться по хрустальному бульвару, насладиться шоу Стеклянных фонтанов, ну и, конечно, многие отдадут все, чтобы хотя бы снаружи взглянуть на знаменитый Ледяной дворец – зимнюю резиденцию монарха.

Я невольно меняю позу, когда мы начинаем спускаться с холма в сверкающую магическими огнями долину. Даже в этот вечерний час в сторону центральных ворот в город двигается поток экипажей и повозок. Осталось недолго. Пробка, небольшой и обычно быстрый досмотр, и после нужно лишь добраться до гостевого дома.

– Ну что так долго?! – раздраженно отзывается эш Грис, выглянув в окно минут через пятнадцать. Мы и правда двигаемся чересчур медленно.

– Да, действительно, что-то сегодня дольше обычного, – соглашаюсь я и снова бросаю взгляд в окно. Повозки, снова повозки и опять повозки. Почему именно тогда, когда мне хочется сдохнуть и я еле сижу?

Мы все же медленно и упорно ползем к цели, которая находится за воротами. Я уже облегчено выдыхаю, когда мы, наконец-то, выезжаем за стену. Наверняка эш Грис озаботился специальным пропуском, и нас не будут досматривать. Но, как выясняется, я ошиблась.

В дверь экипажа раздается деликатный стук, и она тут же открывается, явив нам строгого стражника в серебристом форменном костюме.

– Добро пожаловать в Сноург, – приветствует он нас. – Могу я попросить вас выйти из экипажа?

– Дипломатическая миссия, – сообщает эш Грис устало. – С каких это пор нас досматривают на въезде, как потенциальных преступников? А как же печать неприкосновенности?

– Приносим извинения за неудобства. Но чрезвычайное происшествие на заставе заставляет принимать меры.

– Какое чрезвычайное происшествие? – спрашиваю я, пытаясь унять сердцебиение. Мне не нравится то, что происходит.

– Сорвавшийся вампир убил несколько человек. Мы ищем его.

– Но у нас нет вампиров, – уверенно отзывается эш Грис.

– Мы верим, но должны убедиться сами и осмотреть экипаж. Он мог спрятаться, используя вторую ипостась.

Эш Грис корчит недовольное лицо, но все же выходит. Я, стараясь держаться ровно, следую его примеру, а руки в это время уже начинают незаметно плести заклинание. Скрыть себя ненадолго от окружающих несложно, хоть и приходится воздействовать на большую площадь, а вот скрыть кого-то другого, да еще на время досмотра, – это требует много сил, которых почти не осталось.

Единственное, что я могу сделать – наложить весьма кривую иллюзию. Если не будет мага, если это действительно формальность и нас никто не подозревает, моя магия сработает, но тщательной проверки не выдержит ни она, ни я. И так спина покрывается холодной испариной, а руки дрожат от перенапряжения. Если грохнусь в обморок, случится фиаско. Мою рану обнаружат сразу же, а с Эля слетит иллюзия.

Карету осматривают тщательно, но с должным почтением. Нас запускают в пространство за воротами и под крепостной стеной. За спиной находятся закрытые двери и толпа ожидающих въезда, а впереди шлагбаум, за которым сверкают ледяные улицы Сноурга. Над головами смыкаются своды из белоснежного кирпича. Крепостная стена Сноурга широкая, говорят, внутри нее располагаются казармы. В это несложно поверить.

Когда стражник вежливо просит открыть сумочку, прошибает холодный пот, но я послушно распускаю тесемки. Оттуда весьма бойко высовывается мордочка хорька.

– Ой, какой хорошенький! – умиляется осматривающий сумку стражник и неосмотрительно сует руку. Через секунду раздается крайне обиженное «Ой».

– Он незнакомцев не любит, – с вымученной улыбкой сообщаю я. – Так нам можно идти?

– Да, пожалуйста.

За покусанного отвечает старший смены. Тот, кто говорил с нами в карете и руководил осмотром. Он смотрит на нас с тоской, словно извиняясь за своих бестолковых помощников. А сунувший в сумку руку парень задумчиво разглядывает прокушенный палец.

– А если у него бешенство? – несчастно уточняет он.

– Думаю, скоро вы об этом узнаете. Говорят, оно начинается с водобоязни.

В спину мне не доносится ни слова, и я с наслаждением падаю в кресло в экипаже. Голова кружится от слабости, и я мечтаю об одном – доехать уже до гостевого дома и отдохнуть.

– За что же вы так мальчика? – Эш Грис укоризненно качает головой, когда экипаж трогается.

– Не люблю, когда руки суют туда, куда не просят, – злобно отзываюсь я.

– Хорек? – Мужчина усмехается и внимательно смотрит на мою сумку. – Не ожидал.

– А кого ожидали? – недовольно бурчу я, но он только жмет плечами и отворачивает к окну. У меня создается впечатление, что провести эш Гриса в отличие от стражей не вышло. Тогда почему он не задает вопросов? И если знает, во что мы вляпались с Элем, как использует это знание?

Как же мне не нравится то, во что я ввязалась, и как же мне хочется как можно быстрее решить все проблемы, а не погружаться в них все глубже и глубже.

Мрак

Работать сегодня невозможно. Я сижу в кабинете перед раскиданными по столу документами и ведомостями. Их нужно изучить, подписать, большую часть отправить на доработку, но на Пушистеньку напал приступ нежности, и все мои планы идут насмарку. Расскажи кому из коллег – не поверят, что одного кота достаточно, чтобы заставить темного магистра отложить все дела. Кот, правда, необычный. Такого в подворотне увидишь, потом икать будешь неделю. Некоторые студенты первые полгода пребывания в замке боятся выходить из комнат в темное время суток, к тому же Пушистенька очень любит сидеть под дверью новичков и буравить ее взглядом, а когда кто-то пытается выйти в коридор, кот выгибает спину дугой и показательно шипит. В этом случае покинуть комнату пока не решился никто. Правда, такое времяпровождение Пушистеньке быстро надоедает, и он идет дальше искать себе развлечения. Например, ловить бегающие скелетики мышей – с недавних пор мы ввели такое практическое задание на некромантии. Недомагам полезно, Пушистеньке забавно.

Сейчас все двенадцать килограммов счастья развалились на письменном столе и изволят мурлыкать. На моей руке, сжимающей перо, покоится лохматая морда, и на меня смотрит жуткий глаз, в котором горит колдовской огонь. Когда-то этот глаз Пушистеньки перестал видеть, и его затянуло белое бельмо. Оно тоже выглядело не лучшим образом, но, пожалуй, симпатичнее, чем огненное. Другой глаз – самый обычный, но его кот чаще всего щурит.

Что кот видит сейчас, я не знаю и не уверен, что хочу знать. Одна из вытянутых лап достает до моего предплечья, и при каждом утробном, мурлычущем звуке когти впиваются в меня через рубашку.

– Вот что же ты за тварища-то такая? – с нежностью спрашиваю я, разглядывая жуткую животину, мешающую работать. Кот словно понимает слова, потому что приподнимает голову и, прищурившись, смотрит на меня. На его морде отчетливо читается: «Что создал, то и люби».

– Да люблю, люблю, – вздыхаю я обреченно и чешу за ухом. Пушистенька мурлыкает, словно тигр. На его устрашающей морде выражение блаженства. Только природная ловкость, помноженная на опыт общения с кровожадной тварью, которая некогда была моим котом, позволяет вовремя убрать руку. Клацают клыки, и Пушистенька обиженно шипит, оставшись без законной добычи. Думаю, он убежит искать себе новую жертву, но нет. Сегодня кот проникся нежностью ко мне. Растягивается во весь свой немалый рост, изгибается на бумагах и, подумав, скидывает с края стола чернильницу на пол.

– Ну, скотина же! – шиплю я, но не встаю убирать. Кот, свесив голову с края стола, с интересом смотрит на учиненное безобразие, и следом за чернильницей летит пресс-папье. Его, впрочем, не жалко, подарок из министерства – золотая и бесполезная штуковина.

Хвост Пушистеньки мотается из стороны в сторону, смешивая документы и показывая, насколько скотина недовольна жизнью. Впрочем, с тех пор как я не очень предусмотрительно попытался продлить жизнь своему любимцу, Пушистенька ненавидит весь мир и делает все, чтобы мир начал отвечать ему взаимностью.

– Кэвин! – ору я, и в дверь просовывается голова моего помощника, а потом заходит и он сам.

– Да, учитель?

Ну еще бы реверанс сделал. Стремление Кэвина угодить раздражает, но он лучший. Лучший после нее, и это место он занимает не случайно, а с обязанностями справляется хорошо. Быть правой рукой мастера почетно, но за восемь лет можно было бы немного вырасти и проявить чуточку… непочтения, что ли? А то скучно.

– Найди кого-нибудь из девчонок, – командую я, имея в виду старшекурсниц, которые иногда помогают в замке по хозяйству и выполняют обязанности секретарш. Не бесплатно, конечно. Маги, даже будущие, – народ на удивление меркантильный. – Пусть уберут тушь с ковра. И еще: надеюсь, ты собрался? Хочу выехать вечером. С утра у меня уже дела.

– А я еду с вами? – уточняет Кэвин, и я не слышу в голосе энтузиазма.

– Ну, а ты как думаешь? Хочешь, чтобы я два дня улыбался напыщенным идиотам, а ты все это время прохлаждался в замке? Нет уж. Все эти сборища светского общества утомительны. Это твоя работа. Моя заключается совсем в другом. Вырастешь – узнаешь, – не могу удержаться от язвительного замечания. Лицо Кэвина вытягивается, а мне становится чуть менее паршиво, чем обычно.