Читать книгу (С)нежная магия - Анна Сергеевна Одувалова - Страница 2

Сердце бешено колотилось, в ушах стоял звон. Я только что намеренно сожгла все мосты, публично оскорбив матриарха рода в ее же замке. Глупо? Безрассудно? Возможно. Но кто сказал, что у меня лёгкий характер? Леди жаждала меня видеть? Шантажировала семью, чтобы я приехала? Что ж, я выполнила её волю. Но никто же не говорил, что во Вьюжхолл приедет безропотная девочка? Всё равно я чувствовала себя взвинченной и расстроенной. Баронесса, как никто другой, умела вывести из себя.

Мне нужно было просто добраться до комнаты. Упасть на кровать. Забыться. Но, сворачивая в менее людный коридор с гобеленами, изображающими зимнюю охоту, я вдруг замерла. У высокого стрельчатого окна, выходящего в заснеженный внутренний сад, на меня смотрел тот, кого я боялась увидеть больше всего.

Кассиан. Вероятно, он тоже был в курсе моего приезда. Вопрос, зачем он поджидал меня? Ведь точку в нашем общении поставил он сам пять лет назад.

Он стоял, прислонившись к каменному откосу, словно ждал тут именно меня. Зимнее солнце, приглушенное матовым стеклом, мягко обрисовывало его силуэт, и я невольно отметила про себя, что эти пять лет пошли ему только на пользу. Из худощавого юноши он превратился в мужчину с широкими плечами, размах которых подчеркивал камзол из темно-зеленого бархата. Поза его была нарочито небрежной, но в каждой линии чувствовалась скрытая сила, как у крупного хищника, позволяющего себе расслабиться там, где ему не угрожает опасность.

Его лицо, когда-то скорее смазливое, чем по-мужски красивое, приобрело скульптурную четкость. Высокие скулы, сильный подбородок с едва заметной ямочкой, прямой нос – Кассиан стал поразительным образцом мужской красоты. Жаль, я надеялась, что жизнь его не пощадит и наградит, например, мягким животиком или редкими усиками. Но главным по-прежнему оставались глаза. Цвета морской волны, с редкими золотистыми искорками, которые я когда-то могла описывать часами. Сейчас в них не было юношеского тепла, лишь пренебрежение и азарт. Его темные, почти черные волосы, всегда слегка растрепанные, сегодня были аккуратно откинуты со лба, но одна прядь все же выбилась, мягко касаясь виска, и от этого Касс казался менее недоступным.

Он не улыбался. Его губы, четко очерченные, были плотно сжаты. Он просто смотрел. И этого было достаточно, чтобы воздух в коридоре стал густым и тягучим, как мед. Достаточно, чтобы забыть о стычке с баронессой, о толпе родственников, обо всем на свете. Время будто замерло в этом мгновении, остановившись между прошлым, где его улыбка была для меня солнцем, и настоящим, где один лишь его взгляд заставлял сердце сжиматься от старой, знакомой боли.

Незримое притяжение, которое когда-то связало нас, вспыхнуло снова. Дыхание перехватило. Я чувствовала, как по коже пробегают мурашки, как кровь приливает к щекам, а ладони становятся влажными.

Столкнувшись взглядами, мы молчали, может быть, секунду, может, целую вечность. Я сама вряд ли смогла бы прервать это неловкое молчание.

– Тифани, – наконец произнес он. Мое имя, как всегда у Касса, прозвучало очень мягко, почти интимно. Голос его стал ниже, бархатистее, и в нём промелькнули знакомые нотки, что когда-то заставляли меня закрывать глаза и влюбляться в него сильнее.

Я снова почувствовала, как теряю опору под ногами, и осознание этого факта заставило меня разозлиться. Я не нашла ничего лучше, чем раздражённо фыркнуть.

– Так и знала, что не стоит ехать в эту задницу географии, – пробормотала я себе под нос, но в тишине коридора слова прозвучали нарочито громко. Я сделала шаг, намереваясь демонстративно пройти мимо, не удостоив его больше ни взглядом.

– И тебе хорошего дня, Тифани, – с усмешкой сказал Касс, не пытаясь даже сделать шаг мне навстречу. – Ты совсем не изменилась. Как была невоспитанной эгоисткой, так и осталась.

Его слова ужалили, и я поняла – Касс был свидетелем нашей перепалки с баронессой. Он всегда благоволил старой карге.

Я замерла на полпути, сжав кулаки. Обернулась. Наши взгляды сцепились снова.

– А ты изменился, – бросила я. – Постарел.

Кассиан лишь усмехнулся. Он был чертовски привлекателен в этот момент и прекрасно знал об этом. А так же он прекрасно понимал, что я тоже это вижу. Выйшло глупо, но я всегда рядом с ним чувствовала себя глупее, чем есть на самом деле.

Я не нашла, что ответить. Лишь бросила на него последний, сверкающий ненавистью взгляд, резко развернулась и пошла прочь, высоко подняв голову. Я чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину, но не обернулась.

Пусть думает, что он победил. Мой побег, однако, упирался в практический вопрос: мне некуда было идти. Вернее, было – в какую-то из бесчисленных комнат замка, – но я понятия не имела, в какую именно. А в голове засело лишь одно навязчивое желание: добраться до своей кровати, упасть лицом в подушку и вычеркнуть этот день, а заодно и Кассиана из памяти. Но для этого сначала нужно было эту самую кровать найти.

Дом бурлил, как гигантский котел. Воздух гудел от смеха, музыки арфы и флейты и гомона десятков голосов, сливавшихся в один радостно-беспокойный гул. Стены, украшенные гирляндами из заснеженных еловых веток и серебряными лентами, преобразились и уже не казались такими старыми и унылыми. В нишах стояли хрустальные вазы с волшебными подснежниками, от которых исходил чарующий ледяной звон, удивительно гармонично вплетавшийся в звучащую со сцены мелодию. А из огромных каминов, где поленья трещали, извергая искры-феерики, тянуло не только теплом, но и сладковатым запахом горящего ароматного яблоневого дерева – бабушкин любимый рецепт для создания уюта.

Сегодня все вновь прибывшие гости были предоставлены сами себе – первый вечер традиционно был неформальным. В Главном зале, под сиянием люстры из заколдованных ледяных сосулек, были накрыты фуршетные столы. Они ломились под тяжестью блюд: запеченные в меду окорока, серебряные подносы с устрицами на колотом льду, который никогда не таял, пирамиды из эклеров с заварным кремом и целые замки из песочного печенья.

А мажордом, служивший в семье бабушки уже не одно столетие – воскрешенный одним из наших предков, в чьих жилах текла кровь некромантов, – степенно обходил гостей, раздавая им карточки с номерами комнат.

Мне тоже стоило взять свою и понять, в какой угол этого огромного замка меня поселили на этот раз. Распределение комнат было отдельным, изощрённым развлечением баронессы, своеобразной лотереей для взрослых. Каждый из гостей мог обнаружить себя проживающим то ли в дальнем сыром крыле, в которое даже семейные призраки боялись залетать, то ли в высокой ветреной башне, куда вела бесконечная винтовая лестница, то ли в покоях с «интересным» прошлым, где по ночам слышались шаги. Вариантов в лабиринте Вьюжхолла было великое множество, и от расположения комнаты напрямую зависело, будет ли ваш визит комфортным или превратится в квест на выживание. Зная «нежную» любовь баронессы ко мне, я на приличный вариант размещения даже не надеялась.

Начищенный до зеркального блеска череп мажордома со светящимися зелёными глазницами я заметила почти сразу – он выделялся даже в разномастной и пёстрой толпе родственников.

Те, кто видел Джейкоба впервые, обычно пугались или замирали в шоке, но мы, знавшие его с детства, уже не замечали, что мажордом баронессы – оживший скелет в безупречной форменной ливрее с серебряными пуговицами в виде стилизованных черепов. У всех свои недостатки; у Джейкоба, помимо не совсем живого состояния, их попросту не имелось. Он был безмерно вежлив, отлично знал своё дело и никогда не брал отгулов или больничных, что, учитывая его природу, было вполне логично.

Однако найти мажордома оказалось гораздо проще, чем до него добраться, минуя ломящиеся от яств столы и кажущееся бесконечным море родственников.

Сначала меня, как магнитом, потянуло к столам с горячими закусками. От румяных, истекающих сыром профитролей с трюфельной начинкой, миниатюрных кишей с дичью и нежных бутербродиков с зернистой икрой разум и сила воли меня покинули. Сдавшись, я взяла небольшую фарфоровую тарелку и замерла перед этой гастрономической роскошью. Пока я раздумывала, с чего начать, ко мне подбежала кузина Эмми.

Пять лет назад она была долговязым, вечно краснеющим подростком со взъерошенными волосами и торчащими локтями и коленками. Сейчас же передо мной стояла изящная девушка в платье цвета зимнего неба, с аккуратно уложенными каштановыми локонами и лукавым, знакомым блеском в глазах.

– Тифф! Это правда ты? – Её голос звенел от неподдельного восторга. – Мы слышали, ты тут бабушке Ванессе целое представление устроила! Все об этом шепчутся! Боги, я бы на твоем месте умерла со страху!

Мы поболтали минут пять о пустяках, и за это время Джейкоб, как призрак, переместился к выходу в Зимний сад. Я вежливо извинилась и направилась к нему, но на моё плечо легла тяжёлая рука.

– Племянница! Наконец-то отыскалась! Сто лет тебя не видел!

Дядя Маркус, пухлый, вечно запыхавшийся и пахнущий портвейном с нотками дорогой сигары, загородил собой свободное пространство, которое я могла бы использовать для побега. Маминого двоюродного брата интересовало абсолютно всё: и моё «странное» искусство, и жизнь в столице, и, конечно, мои соображения касательно наследства.

– Старая, конечно, колючая, но состояние-то у нее… ого-го! Кому достанется – уму непостижимо!

Я отвечала односложно, поглядывая поверх его плеча, где на мгновение мелькнул и снова исчез синий фрак мажордома, и чувствовала, как моё терпение тает. Только вот поругаться за один день с двумя родственниками даже для меня было слишком.

Спасение, как это часто бывает, пришло с самой неожиданной и, в данном контексте, не самой приятной стороны. Мама материализовалась рядом неожиданно.

– А вот ты где! – Её голос звучал холодно и ровно, не предвещая ничего хорошего. Она вежливо, но бросила моему собеседнику: – Маркус, извини, мне нужно срочно поговорить с дочерью, – и, взяв меня под локоть хваткой, достойной лучшего из наших стражей, оттащила в относительно тихую нишу под парадной лестницей, украшенную хрупкой ледяной скульптурой плачущей нимфы.

– Ты совершенно невыносима, – зашептала она, и её глаза блестели от сдержанной ярости. – Публично хамить главе семьи в первый же час! Ты понимаешь, что так себя не ведут воспитанные юные леди? Какой пример ты подаешь Лили? Ты должна извиниться перед баронессой, как можно скорее. Сегодня ей не до тебя, но завтра утром первым делом ты попросишь у неё прощения! – «И помашу на прощание», – добивала я про себя, а мама продолжила. – И сделай вид, что ты хоть немного искренна.

– Она первая начала, – обиженно и упрямо пробормотала я, глядя на слезу, застывшую на щеке ледяной нимфы и переливавшуюся в свете факелов.

– Неважно! – Мама резко перебила меня, понизив голос до шепота. – Ты слушай меня и запомни раз и навсегда. Ванессе Рэ Лоур девяносто лет. Она старейшина нашего рода, хранительница его истории и устоев. Она прожила жизнь, полную испытаний, держала на своих плечах и семью, и состояние, когда другие пасовали. Её характер – да, он сложный, с годами стал только хуже. Но её возраст и её заслуги дают ей право так себя вести. А мы должны быть снисходительны к её слабостям. И не потому, что мы ждем от неё наследства – боги знают, я уже смирилась с мыслью, что она может оставить всё кошачьему приюту. А потому, что так поступают порядочные люди. Потому что такова традиция. Потому что ты – Лоур, а она – глава нашего дома. И пока она жива, мы проявляем к ней почтение. Поняла меня?

Я молчала, сжав зубы, наблюдая, как за спиной у мамы в конце зала мелькнул синий фрак и блеснул знакомый зелёный огонёк. Джейкоб! Он уходил в другой зал! Да поймаю ли я этого неуловимого мажордома!

– Я всё поняла, мама, – сквозь зубы выдавила я. – Извинюсь.

– Искренне, – сурово повторила она, не веря ни единому моему слову.

– О, да, безусловно, сокрушенно и со слезами в голосе, – я не смогла сдержать едкого сарказма.

Мама вздохнула так, словно носила на плечах все тяготы мира, и, наконец, отпустила мою руку. Когда я вышла из-под лестницы, Джейкоба уже нигде не было видно. Я осталась посреди шумного, яркого, пахнущего праздником и мандаринами зала с пустой тарелкой. Мелькнула мысль взять свободный экипаж, исчезнуть в ночи, и эта мысль была крайне соблазнительной, но из зала мама показала мне кулак – как любой опытный родитель, она без труда угадывала недостойные мысли своих детей. Нет уж, мне с ней еще жить, так что придется оставаться до утра, извиняться и только после этого, если повезет, может быть, получится сбежать с этого праздника жизни.

Вздохнув, я смирилась со своей участью. Придётся играть по этим дурацким, лицемерным правилам. Хотя бы до завтрашнего утра. Осознав это, я возобновила поиски неуловимого скелета-распорядителя, мысленно составляя список самых язвительных и в то же время формально-почтительных извинений для баронессы. За окнами, в черно-синей пустоте ночи, кружились снежинки, подсвеченные магическими фонарями. Волшебная зима за стенами Вьюжхолла танцевала свой вечный, прекрасный и безмятежный вальс, а мне начинало сильнее хотеться есть, и совсем немного спать.