Читать книгу Берег Живых. Наследники Императора - Анна Сешт - Страница 4

3-й месяц Сезона Половодья

Владыка Секенэф Эмхет не показывал своего горя на людях, но близкие знали, что весть о гибели старшего сына надломила его. Груз прожитых лет точно увеличился вдвое, согнул могучие плечи – вес двойного венца Таур-Дуат, украшенного змеедемоном-защитником, становился непосильным.

Хатеперу было больно видеть брата таким. Он и сам тяжело перенёс весть о покушении на племянника, и до сих пор был не в силах поверить. Разум же его привычно просчитывал последствия этого страшного для государства события – пугающие последствия, способные перечеркнуть дело многих лет. Пока Великий Управитель[12] не решался обсуждать с Императором свои соображения – слишком свежа была рана. Более прочих своих детей Владыка любил Хэфера, единственного сына царицы Каис, погибшей незадолго до окончания войны. Это не означало, впрочем, что наследник не воспитывался со всей строгостью и требовательностью, необходимыми для его становления. Хэфер принимал тяготы обучения с достоинством и внимательно познавал разные аспекты жизни Империи, будь то воинское дело, возделывание земель, отчёты писцов о налогах или многочисленные государственные собрания. Будущий Владыка должен был знать и уметь многое, ведь от этого зависела мудрость его грядущего правления и благополучие всей страны.

Хатепер сам немало времени уделил обучению племянника и ценил его живой ум и дипломатичность. Последнее встречалось в представителях их рода намного реже, чем воинственность. И кому, как не Хатеперу, главному дипломату Империи, было понимать, что завоёванное нужно было ещё и суметь сохранить. Понимал это и царевич Хэфер – мысли его больше занимало процветание земель и восстановление страны после отгремевшей около трёх десятков лет назад войны, чем дальнейшие завоевания, которыми грезил его младший брат Ренэф. Для государства смерть Хэфера была невосполнимой потерей. Конечно, все хотели верить, что Секенэф будет править ещё много, много лет. Но как быть с годами, ушедшими на достойное обучение и подготовку наследника? Как тяжело, как больно было осознавать Хатеперу, что они с Секенэфом пережили молодого царевича! Дипломат всерьёз боялся, что горе скажется на рассудке брата.

Когда-то очень давно, ещё будучи юным наследником трона, Секенэф полюбил жрицу Золотой Хэру-Хаэйат, рэмейскую деву невельможного рода. После нескольких лет тайных встреч царевич решился нарушить запрет и женился на своей Каис – разумеется, тоже тайно от всех, кроме брата. И Хатепер хранил секрет: окажись он в руках недоброжелателей или даже самого Императора Меренреса, их отца, гибель жрицы была бы неизбежной. Издревле царицами становились женщины не просто из вельможных семей Таур-Дуат, но из тех, что вели свой род со времён заключения Первых Договоров[13]. Силу рода Эмхет не до́лжно рассеивать – её необходимо поддерживать с помощью магии других родов. Первый Эмхет, божественный Ваэссир, будучи супругом Богини Хэру-Хаэйат, воплощения принципа Любви, заповедовал, что сила наследников заключалась в таинстве их рождения, в призыве души в ходе ритуала единения с Любовью. Как правило, служение общим задачам примиряло сердца и сближало супругов. К тому же царицы становились проводниками Силы Хэру-Хаэйат, а значит, Любовь всё равно освещала союз и рождение наследника, пусть и не через чувства царской четы. История, впрочем, знавала случаи, когда Императоры отступали от традиции и выбирали в супруги женщин недостаточно благородных, а то и вовсе не благородных кровей, но редко когда влиятельные семьи Таур-Дуат принимали такое решение благосклонно.

Как бы там ни было, Секенэф не ошибся в своём выборе. Вступив на трон, он сумел открыть тайну своего брака. Каис оказалась мудрой и дальновидной правительницей – она стала своему Владыке не только отрадой, но и соратницей в неспокойное время страшной войны, завоевала расположение и глубочайшее уважение сторонников. Но немало у неё было и недоброжелателей. Увы, не так много лет было отмерено Богами союзу Секенэфа и Каис, как того желало сердце Императора. Его царица была убита незадолго до заключения мира с королевством Данваэннон – Каис успела подарить Секенэфу только одного наследника.

Только одного… Хатепер помнил далёкую страшную ночь, когда Каис нарушила прямой приказ Секенэфа – тогда ещё царевича – укрыться в храме и не вмешиваться в сражение. Руководствуясь чутьём и полученными от своей Богини знаниями, жрица подняла воинов Хатепера и убедила их последовать за Секенэфом. В тот час слова её имели поистине колдовскую силу, и взгляд, обычно такой спокойный, способный умиротворять других, горел нездешним огнём. Она сама поднялась на колесницу вместе с Хатепером и безошибочно провела их сквозь битву на помощь своему супругу. Они успели как раз вовремя… Авангард Секенэфа оказался в ловушке и не был перебит лишь благодаря своевременному вмешательству Хатепера и Каис. Так будущая царица заслужила безусловную преданность воинов, сражаясь с ними бок о бок.

Но жертва была велика. Ах, если бы Хатепер только знал раньше! Так много крови… Тот бой стоил женщине, которую он с гордостью назвал сестрой, желанного ребёнка, в тайне носимого под сердцем. Жизнь Секенэфа за жизнь их сына или дочери… Целители позаботились о здоровье Каис, но предупреждали, что она едва ли сможет выносить и родить ещё одного ребёнка. Потеря надломила что-то в ней, заставила помутнеть её завораживающий золотой свет.

Секенэф был зол, как пустынный ша, – на воинов, на брата за то, что тот послушал жрицу и взял её с собой, и более всех – на себя самого. Его гнева союзники боялись тогда не меньше, чем враги, и только Каис сумела успокоить мужа. Бесплодие Каис не заставило Секенэфа отказаться от супруги. Он скорее отказался бы от трона – к ужасу своих будущих подданных, отца и самого Хатепера, который для себя вовсе не желал судьбы правителя.

Преданность Каис и Секенэфа друг другу была вознаграждена два года спустя – неожиданно для них самих Золотая благословила супругов рождением Хэфера. Это счастье Хатепер разделил с братом в полной мере. Увы, прекрасная царица не успела увидеть становление своего сына. Она не дождалась даже заключения такого желанного мира. Виновники её смерти были наказаны по всей суровости Закона, но сердце Императора закрылось и замолчало. Хэфер стал его единственной отрадой, напоминанием о любви, озарявшей его юность. Другим напоминанием был мир, за который Секенэф и Каис боролись вместе.

Вельможи и жрецы всерьёз опасались, что династия Эмхет прервётся. Единственный наследник – такого не мог себе позволить ни один Владыка, царствовавший в смутное время. История Таур-Дуат хранила немало случаев, когда царевич покидал этот мир раньше своего отца. Хатепер и сам мог бы унаследовать трон, но во всеуслышание отказался от своих прав сразу, как только брат стал Императором. Его поддержка помогла Секенэфу избежать множества интриг в неспокойное время такого шаткого на первых порах мира. Хатепер ведомыми ему одному способами устранял тех, кто решался прийти к нему с предложением занять место брата.

После смерти Каис Великий Управитель поддержал настроения влиятельных семей. В тот момент он думал не как простой рэмеи, разделявший с братом боль его потери, но как политик, заботившийся, прежде всего, о крепости государства. Доверие народа императорской семье во многом строилось на целостности этой семьи. Даже сам Ваэссир не правил в одиночку. Секенэфу нужна была абсолютная поддержка сторонников, а народу – воплощение на земле не только Ваэссира, но и Хэру-Хаэйат, Его божественной супруги.

Секенэф не подчинился бы воле вельмож, если бы и сам не осознавал необходимости этого шага. В другую эпоху столь желанное ему одиночество было бы возможно, но после войны Таур-Дуат особенно нуждалась в стабильности и спокойствии. В своём сердце Император уже вдыхал воздух Западного Берега вместе с Каис, но выбор он сделал, руководствуясь разумом. Выбор этот пал на Амахисат из вельможного рода Шепсаит. Гордая и прекрасная, жестокая к врагам и справедливая к подданным, Амахисат стала новой царицей Таур-Дуат и родила своему супругу двоих детей – Анирет и Ренэфа. Хатепер и Секенэф ценили её острый ум и силу. Подданные уважали, а многие и искренне полюбили новую царицу. Но она не была Каис… Вся любовь Секенэфа к погибшей супруге перешла на их общего сына, но он не жалел своего наследника, и всю требовательность отца Хэфер познал куда больше, чем его брат с сестрой.

Что до царицы Амахисат – она отдала свою любовь Ренэфу, потому что мечтала о сыне, а не о дочери. Хатепер старался поддерживать всех троих племянников, чтобы не вызывать ревности и разногласий, но и у него была любимица – царевна Анирет, молодая, но уже такая мудрая. Удивительно, характером она пошла не в мать, а скорее напоминала жрицу, которую Амахисат так тщательно старалась стереть из памяти супруга. Жаль, что Секенэф не замечал этого сходства…

Погрузившись в воспоминания, Хатепер ожидал своего брата и Владыку у маленького семейного святилища, где тот в последнее время проводил все свободные часы. Пребывая в размышлениях, он не сразу заметил, как резные двери открылись, и Секенэф вышел в потайной сад, где его не мог потревожить никто, кроме членов семьи и самых доверенных слуг. Император опустил голову; поседевшие ещё тогда, около тридцати лет назад, волосы, не убранные в ритуальную причёску, разметались по плечам. Хатеперу не хотелось верить, что этого колосса можно повергнуть, но при виде брата ему стало страшно. В тронном зале с вельможами говорил наследник Ваэссира, воплощение Силы божественного Эмхет. Личность же, воплощавшая эту Силу, пошла трещинами.

Приблизившись к брату, дипломат обнял его за плечи.

– Знаю, о чём ты хочешь говорить, – сухо сказал Секенэф вместо приветствия. – Я по-прежнему могу вести народ.

– В этом никто не сомневается, – мягко возразил Хатепер.

– Ты сомневаешься, – ответил Император, поднимая потускневший, но всё ещё проницательный взгляд. – Зря. Разве так мало я сделал во исполнение своего долга?

Хатепер вздохнул и покачал головой.

– Более, чем многие из нас. Но я боюсь за тебя, брат, – честно признался он.

Слова поддержки им не требовались – братья, как всегда, понимали друг друга почти без слов. Тень улыбки коснулась губ Секенэфа. Его брат, его друг был рядом с ним так же, как и в тот день, когда он потерял Каис.

Потом взгляд Владыки снова устремился куда-то за только ему одному видимый горизонт, и его расправившиеся было плечи бессильно опали.

– Моего сына нет на Восточном Берегу, Хатепер. Каждый день я ищу его и не нахожу. А мёртвые говорят мне, что нет его и на Западном. Хэфер заблудился, так и не нашёл дорогу к Стражу Порога… и я не могу дать ему погребение, помочь ему найти путь. Это страшнее, чем принять его смерть. Он будет потерян для нашего рода… навсегда.

– Сила Ваэссира позволяет тебе прозревать лишь до пределов нашей земли, – осторожно напомнил Хатепер. – Возможно, Хэфер жив и покинул вверенные тебе владения. Не по своей воле, конечно…

– Ты и сам в это не веришь, – с горечью усмехнулся Император. – Как и я. Хочешь верить… но не веришь… Я не защитил наше нерождённое дитя тогда, и не сумел защитить нашего сына теперь. Всей моей власти не хватило на это. Какая жестокая ирония! В народе меня называют живым Божеством, и вместе с тем я так… бессилен.

– Твоей вины нет и не было – ни тогда, ни сейчас.

– Я думаю иначе. Не нужно было мне позволять ему эти глупые забавы.

– Хэфер уже давно не мальчик, но мужчина, воин. Разве не этого ты требовал от него все эти годы? У него и детства-то толком не было, – устало возразил Хатепер – в который уже раз. – Он не один охотился глубже в пустыне, когда начинался Разлив, Предательство – вот чего мы не предусмотрели. А в этом я виноват не меньше твоего.

Секенэф стиснул зубы, и лицо его стало неподвижным, точно у одной из многочисленных воздвигнутых в его честь статуй – только холоднее, опаснее.

– Да будут прокляты те, кто совершил это, а имена их – забыты.

Эти тихие слова падали тяжело, как сама неотвратимость. Дипломат тронул брата за локоть:

– Я прошу тебя, даже в горе своём не действуй опрометчиво. Ты – Хранитель Закона на земле. Если Закон преступишь ты…

– Я не так глуп, – спокойно ответил Владыка.

Хатепер невольно отстранился, когда из золотых глаз брата на него посмотрела сама древность божественной власти Таур-Дуат. За все эти годы он так и не привык к этому взгляду до конца. Да и можно ли было привыкнуть? Сила Ваэссира и могучая личность Императора переплелись так тесно, что порой сложно было отделить одно от другого.

– Я выжду, и решение моё будет справедливо, как того требует Закон, – продолжал Секенэф. – Но сейчас… дай мне быть собой. Дай мне скорбеть и помнить.

Хатепер склонил голову в знак уважения. Любые слова были бы в эту минуту лишними и лживыми. По крайней мере, брат дал ему понять, что не собирался развязывать новую войну. Пока не собирался.

⁂

Анирет мучилась и тосковала. Говорить не хотелось ни с кем, даже с дядюшкой или верной Мейей. После известия о гибели старшего брата царевна не находила себе места. Так уж сложилось, что с Хэфером она была куда ближе, чем с Ренэфом. Он был ей другом, и их связывало столько тёплых воспоминаний, столько общих дел.

Кому, Боги, кому могла понадобиться его смерть?! Наследника трона ведь уважали. Но Хэфер слишком верил тем, кто окружал его, и в итоге это обернулось против него. Из трёх его стражей живым в столицу вернулся лишь Павах, спасённый из подвалов дальнего поместья лорда Тремиана Ареля. Второй пленник эльфов, Метджен, не выдержал страшных пыток и погиб, не дождавшись отряда.

С телохранителями, сопровождавшими Хэфера в день злополучной охоты, царевич был дружен, да и сама Анирет – тоже. Паваха и Метджена она знала с детства, а Сенахт – он ведь спас Хэфера несколько лет назад, на другой охоте! И после брат возвысил его из простых рыбаков до личного стража. Тем страшнее было узнать, что именно Сенахт продал царевича наёмникам из Лебайи. Эльфийским наёмникам… Предательство не могло быть прощено. Доказательства ясно указывали на вмешательство высокорождённых – аристократии Данваэннона. Тремиан Арель, много лет живший в Таур-Дуат под видом преуспевающего торговца реликвиями, был эмиссаром королевы Ллаэрвин Тиири. Очевидно, что и его сыновья, выбравшие смерть в бою с имперскими солдатами, а не справедливый суд Владыки, участвовали в делах отца. Должно быть, пропавшая дочь Тремиана предпочла покончить собой, как и её отец, потому что боялась допросов и справедливой кары, но её след терялся.

Очень многих фрагментов не хватало этой истории для целостности… Что до наёмников – ни для кого не было секретом, что на нейтральной территории Лебайи многие поддерживают эльфов. В эпоху мира это было даже хорошо. Увы, отряд был нанят именно там.

Анирет понимала, что нападение на наследника могло стать началом новой войны, и боялась этого – несмотря на все заверения дядюшки Хатепера, что всё образуется. Но ещё больше она боялась, что отец не выдержит. Владыка был проводником божественного на земном плане бытия, но он был и живым мужчиной со своими мечтами, надеждами и страхами, к тому же мужчиной уже не слишком молодым.

Мать выражала сочувствие сдержанно. Не то чтобы она питала особую любовь к пасынку – ведь он напоминал ей о предшественнице – но нападение на кровь Владыки вызывало в ней гнев. Ужасная судьба. Хэфер был убит страшно, подло. И не осталось даже тела, которое до́лжно было передать служителям Стража Порога для подготовки к путешествию на Западный Берег. Отряд воинов из Апет-Сут был отправлен в пустыню – место указал едва находившийся в сознании Павах, – но вернулся ни с чем.

Хэфера любили, и Анирет не сомневалась, что его будут помнить долгие годы. И пусть бы этой любви, этой памяти оказалось достаточно, чтобы сохранить его в вечности, и чтобы душа его нашла покой на Западном Берегу.

Младший царевич, Ренэф, готовился принять на себя роль наследника как следующий мужчина рода, но Император пока медлил с официальным объявлением. Весть о гибели Хэфера привела Ренэфа в ярость. Гнев вообще был его обычной реакцией на всё, что ему тяжело было принять. Мрачный, царевич вымещал злость на приближённых и был напряжён, как готовый сорваться с привязи одичавший пёс. Будь его воля, он бы уже давно направил карательный отряд в Лебайю и сжёг её дотла без всяких разбирательств. Но к счастью, страной пока управлял не он, а их рассудительный отец. Анирет не сомневалась, что у Владыки были причины не предпринимать резких действий. Царевна верила, что отец не бездействовал, что бы там ни говорил Ренэф в порыве раздражения. Не всё, что происходило при дворе, было открыто взорам его обитателей.

Был ли доволен младший брат тем, что именно он однажды получит власть как наследник, Анирет не знала. Всех детей Императора воспитывали с мыслью о том, что власть – это прежде всего ответственность, которую Боги возлагают на того, кто должен претворять в жизнь Священный Закон. Что до самой царевны, она была рада, что родилась женщиной. Женщины рода Эмхет так же несли в себе кровь первого Божественного Владыки во всей сияющей полноте её силы, но их задачи были иными. Жертвовал собой на троне мужчина, становясь воплощением Силы Ваэссира на земле. Только если бы в прямой ветви рода не осталось больше мужчин, Анирет пришлось бы стать Императрицей, выбрать себе супруга, чтобы род не прервался, и ритуально принять на себя мужские задачи служения Ваэссиру. Это было страшным бременем для правительниц Таур-Дуат, а потому к подобной мере прибегали очень редко. К счастью, пока в распоряжении отца был Ренэф, и – если придёт нужда – Хатепер.

Анирет направлялась в потайной сад, зная, что найдёт отца там, как и во все последние дни. В маленьком семейном святилище он говорил с душами предков… и с душой царицы Каис. Царевна знала первую супругу Императора только по скупым рассказам дядюшки. Мать вообще запрещала говорить о ней. Амахисат стремилась затмить первую царицу во всём, и, возможно, ей удалось это. Ренэфа она тоже воспитывала так, чтобы однажды он сумел превзойти Хэфера во всём, от воинского искусства до наук. Но память о Каис жила в сердце Секенэфа, и Хэфер оставался наследником по праву первого рождения. В целом окружение находило царевича достойным преемником, хоть некоторые и поминали – не в лицо, конечно же, но за спиной – не самое благородное его происхождение по линии матери.

Анирет всегда оставалась в стороне от этого бессмысленного для неё состязания. Царица Амахисат не замечала успехов дочери в науках и государственных делах, не видела в ней пользы, кроме той, чтобы однажды породниться с кем-то из выдающихся союзников. Отец изредка позволял себе нежность, и эти мгновения были для Анирет бесценны. Но несравнимо больше тепла, чем от обоих своих родителей, она получила от любимого дяди и старшего брата. Вот почему теперь со всей искренностью она молила Стража Порога о том, чтобы нашёл и принял Хэфера, чтобы открыл ему путь к Водам Перерождения, несмотря на отсутствие подобающего погребения. И Анирет обещала себе: она никогда не забудет брата, найдёт способ сохранить его имя в веках.

Проходя в сад, царевна столкнулась с дядюшкой Хатепером. Должно быть, они с отцом обсуждали что-то важное, потому что дядя выглядел даже более озабоченным, чем всё последнее время. Его лицо было печально и задумчиво, но, заметив девушку, он тепло улыбнулся.

– Анирет! Хорошо, что ты здесь.

Они обнялись.

– Что-то ещё случилось? – спросила царевна. – Ты выглядишь обеспокоенным.

Дипломат невесело усмехнулся.

– Не мне тебе объяснять, – он подумал о чём-то и вдруг спросил: – Давно ли ты говорила с Павахом?

– Я навещаю его почти каждый день. Выздоровление затягивается – тело словно отравлено. Так говорят целители.

– Он рассказывал ещё что-то о том дне?

– Нет, ему… тяжело вспоминать, что они с Метдженом не сумели защитить Хэфера, – Анирет вздохнула, качая головой. – Я так и не смогла объяснить ему, что их никто не винит. И он удивлён, что отец решил оставить его во дворце, а не отправил к семье.

– Это не только награда, но и мера безопасности, – серьёзно объяснил Хатепер. – Видишь ли… вполне вероятно, что Павах знает что-то такое, что может не только пролить свет на те события, но и стоить ему жизни. Так считает твой отец, и я согласен с ним. Что-то произошло там, в песках, что-то, чего мы пока не понимаем… Тебе Павах доверяет… может быть, только тебе и доверяет. А значит, однажды может захотеть рассказать – когда ноша станет совсем уж невыносимой.

– Я буду слушать внимательно. Но я не расспрашиваю его настойчиво сейчас – ему и так многое пришлось перенести. Пытки надломили его. Он всегда был храбр, но сейчас сам на себя не похож.

– Никто не упрекает его в трусости. Умеючи, можно сломать любое мужество, – вздохнул Хатепер. – Я видел солдат, которые, вернувшись с войны, боялись собственной тени и не расставались с мечом даже во сне.

– Тело Метджена… оно действительно выглядело так ужасно, как говорят?

– Я рад, что ты не видела, – коротко ответил дядя. – Всё, больше не стану задерживать тебя. Иди к отцу. Ты нужна ему.

– Я не так много могу сделать для него… – с сожалением возразила царевна.

– Просто будь рядом.

Анирет склонила голову в знак согласия. Направляясь к отцу, она продолжала думать о том, что дядя сказал о Павахе. Прежде ей и в голову не приходило, что воин может скрывать что-то. Зачем? Ведь здесь все хотели помочь ему. Девушка надеялась, что друг решится поговорить с Императором начистоту на ближайшей аудиенции, когда ему станет хоть немного легче.

Царевна вошла в сад. В гармоничном сочетании, созданном искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы и цератонии[14], невысокие гранатовые и персиковые деревья с нежными цветами, статные акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы жизнерадостно пели в ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили прохладу.

Но даже в своём прекрасном саду Император не находил спокойствия. Он стоял, бессильно опустив руки, погружённый в мрачные мысли, и выглядел таким потерянным, что сердце Анирет сжалось. Сейчас Секенэф не был Владыкой Таур-Дуат, могучим, почти неуязвимым. Он был родителем, потерявшим любимого сына, лишённым возможности даже похоронить его… и не знавшим, откуда черпать силы.

Подчинившись скорее инстинкту, чем разуму, царевна поспешила к отцу. Взяв под руку, девушка повела его по саду к фонтану, выложенному зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Здесь цвели лотосы, ещё только начавшие распускаться и распространявшие вокруг тонкий сладковатый аромат.

Секенэф не сопротивлялся, безучастный ко всему в своём горе. Анирет посадила отца у фонтана, а сама села у его ног и обняла его колени. Утрата сблизила их, подарила им возможность безмолвного понимания друг друга, которого у них не было прежде. И в эти мгновения Хэфер словно оживал, воплощаясь в их общих воспоминаниях. Его сила и живой ум, его чуткость и весёлый нрав. В этих разделённых на двоих воспоминаниях непроглядная глубокая печаль хоть немного светлела.

Царевна не знала, сколько времени они провели вот так, в уединённом переплетении мыслей и чувств. А потом отец вдруг провёл ладонью между её рогами с непривычной нежностью, которую она помнила только из далёкого детства. Император приподнял её лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, и с удивлением она встретила взгляд не древнего Ваэссира, но живущего здесь и сейчас Секенэфа.

– Тебя я хотел бы обучить всему, что умею, дочь, – тихо сказал Император. – Ты знаешь моё сердце лучше, чем я мог надеяться. Останься рядом со мной в эту бурю, и она будет мне по силам.

В эти мгновения между ними было больше близости, чем за всю её жизнь!..

– Я рядом, Владыка… отец.

– Я научу тебя, что значит чувствовать жизнь этой земли и всех в её пределах. Ты сумеешь принять это, я знаю.

– Но как я могу…

– Тш-ш, – он приложил палец к её губам и покачал головой. – Не сомневайся. Я научу тебя, как открыть всю силу твоей крови.

Последние слова были произнесены Владыкой Эмхет, древним и вечным.