Читать книгу Сборник сказок для взрослых - Анна Синельникова - Страница 2

На колокольню осторожно взбирался чёрт. Сегодня было полнолуние, и ровно в полночь он условился с Иваном, что придёт за его душой.

Иван основательно подготовился к акту приёма-передачи – намылся, натёрся, отпарился и щедро надушился благовониями.

Итак, в условленный час они оба стояли под колоколом, под который же и искоса светила полная довольная луна.

– Пришёл час, – сказал патетически чёрт, – Давай!

– Эт, а как мне тебе её отдать-то? – почесал затылок Иван.

Тут и чёрт зачесался:

– А давай так: ты прицепишься к языку колокола, а я так хорошенько с тебя ту душу то и вытрясу?!

– Хорошо, – согласился Иван. – Договор, так договор.

Вцепился Иван в язычок, а чёрт давай его раскачивать. Бьётся Иван об колокол, а душа всё с него не выскакивает. Чёрт и так старался, и эдак.

– Видать крепко засела, али зацепилась за что, – говорит чёрт.

А Иван побитый, да основательно прибитый молчит. Только с языка сполз, да повалился на пол.

– А давай, – говорит Чёрт, – я тебя по ступеням колокольни стану возить – глядишь, душа где и выскочит, отцепится?

– Ну, давай, – промямлил Иван.

Спустил чёрт Ивана со всей винтовой лестницы, до самого низа допинал, ничего не выходит. Умаялся чёрт. Давай его наверх тащить. Еле затащил. Иваново тело бьётся о ступеньки, а душа всё никак не выскакивает.

– Сил моих нет, – причитает чёрт, – эк, как закрепилась.

А Иван так вообще молчит. Избитое тело только ноет его всё.

Присел чёрт. Задумался.

– Эй, Иван, – ткнул его пальцем в глаз чёрт, а давай, я песню заунывную затяну, так душа, глядишь, и проявится, потянется ко мне?

– Давай, – согласился Иван.

– Ох, на полюшке-полянушке, горевали мы по бабушке, мы снесли к погосту пепел, разметал по полю его ветер… А цветочки головы склонили и меня дурного не простили…

– Ой, не простили, – протянул, поддержав черта Иван.

– Эх, сплюнул чёрт. – Не видать и краешка, чтобы ухватить, да потянуть. Крепко засела, небось. А давай, я тебя сейчас с колокольни сброшу, пока лететь будешь, точно в пятки уйдёт, потеряет форму, я её тут же и схвачу?

– Э, чёрт, а тело? Я же его разобью в лепёшку, – засомневался Иван, нахмурившись.

– Ну, договор же, – стал настаивать чёрт, – играть так хоть по последней пятке, а надо.

– Давай, перекурим, слышь?! Запарился я.

– А то, что, давай, – ответил чёрт.

Закурили.

Иван мечтательно смотрел на небо, по которому вальяжно проплывали облака. Ему мерещились мелкие искорки между облаками, которые как будто бы звали Ивана к себе. Он невольно залюбовался ими.

Чёрт тоже засмотрелся на небо, выпуская аккуратненько кольца дыма. Но он видел там синюю табуретку, как раз между трёх облачков сложилась, такая ладная.

– Удобно, удобненько, – подумал чёрт и заулыбался.

– Давай так, – прервал раздумья Иван, – вместе одновременно спрыгнем, тебе то ничего не станется, а там в полёте – ты своё дело и выполнишь, пойдёт?

– Пойдёт, так и быть, по рукам, – согласился быстро чёрт, отбросил окурок и затушил его острым чёрным копытцем, тщательно растирая искорки по деревянному полу.

Прыгнули.

Летят. Летят. Крутится чёрт и так, и сяк, а ничего у него не выходит. Никак никакой души и краешка обнаружить не может, хоть Иван летит и от ужаса воет как буйный оглашенный помешанный.

Итак, шмякнулся чёрт оземь первый, а Иван сверху него.

Очнулся Иван через некоторое время, да поплёлся домой залечивать раны, приговаривая:

– Нет мне смерти, нет мне смертушки…

По пути домой он откупорил заранее заготовленную под кустом в ямке бутылку с самогоном и с усилием влил её себе в горло.

– Фуф… – потряс он головой, зажмурившись, – Полегчало бы… Болит всё, зараза. Была б душа, так совсем бы подох, небось, – и он сделал ещё один большой глоток спасительного напитка.

А чёрт так пришибленный ещё до вечера под колокольней и провалялся.

Ваня же пил горькую, да весь свет материл. Уж больно ссадины и ушибы его досаждали. Анестезия всё-таки, как-никак…

Да, так выходит то, что нет у Ивана никакой души. Так родился. Таким уродился. Только чертей вот всё ходит доставать. Постоянно энтих товарищей на колокольню водит. А что ему станется – души нет, так и тела ему не жалко. Обижен, знаете ли, на весь свет. И на этот, и на тёмный, стало быть.