Читать книгу Легенды Раэнора - Анна Соболева - Страница 1

ЛЕГЕНДА О ДЕВЕ ОЗЕРА

Весна снова пришла в Раэнор. Она начала свой путь с самых вершин Пепельных гор, превращая тихо журчащие речки с ледяной, прозрачной водой в широкие, мутные потоки, с ревом и грохотом проносящиеся меж скал и тесных ущелий и врывающиеся в долины, даруя жаждущим полям живительную влагу. Горы сбросили снежные одеяла. Их оголенные склоны подернулись нежно-зеленым пухом. В низинах островки деревьев покрывались первой листвой. Робка, несмела весна в горах. Но зато внизу, в долинах, набирает она силу и буйствует, пьяная от хмельных ароматов цветения.

В мае весь Раэнор, от северных границ в Бурых землях до южных в самых труднодоступных отрогах Пепельных гор, утопает в бело-розовой пене цветущих садов. Легкий ветерок колышет безбрежные моря молодых трав. В кипени садов утопают города, и только колокольные башни горделиво тянутся в ярко-голубое, ясное небо. Вдоль узорно выложенных цветными плитами дорог, обсаженных могучими платанами с густой листвой, заботливо укрывающей путешественников от полуденного зноя, тянутся поля с молодой пшеницей, гречихой, рожью. Дома улыбаются прозрачной чистотой оконных стекол.

Главным чудом страны по праву считается ее столица Дол-Раэн. Строился он не для войн и сражений, не как мрачные, неприступные крепости Запада. Город был подарком влюбленного властелина своей госпоже. Тонкие, узорные белые башни словно вступали в спор с горными вершинами. Они говорили: “Мы созданы из того же грубого камня, что и вы, гордящиеся своей высотой и мощью. Но в вас нет гармонии и легкости. Вы принадлежите земле, из нее выбиваетесь, растете, как зубы чудовищ. А мы устремлены в небо, к жаркому солнцу, к бледной луне, готовые улететь в прозрачную голубую бездну вместе с мечтами тех, кто нас создал”. Горы молчали, словно вся мудрость их матери-земли передалась им. И открылось горам, что красота хрупка и век ее короток. Исполненные печального знания, они бережно укрывали беспечный город от знойных, сухих, разрушающих ветров, дующих с юга. Текли века, годы мелькали, словно капли летнего дождя, принося обновление. Так было…

Прекрасна весенняя зелень садов

У подножия Пепельных гор… –

тихо пела княгиня Элен Раэниэль, стоя на смотровой площадке Сторожевой башни княжеского дворца. По-летнему теплый ветер играл прядями ее распущенных волос, вплетая в них принесенные снизу, из садов и цветников Дол-Раэна, розоватые лепестки яблонь и белые цветки вишни. Положив руку на увитые плющом перила, она смотрела на раскинувшийся у ее ног город.

– О чем задумалась госпожа? – раздался за ее спиной тихий голос.

Элен даже не обернулась: здесь тревожить ее смел лишь лекарь Дию, ее старый друг.

– Я снова видела, как рушатся знаменитые белые башни Раэнора…

– Что за грустные мысли, госпожа! И когда же? Накануне праздника! – Дию подошел к Элен и укоризненно покачал головой. – Княгиня должна быть бодра и весела, дабы не вселять уныние и сомнения в сердца своих подданных.

– Ты прав, но сердцу не прикажешь, Дию. Как говорят наши придворные дамы, весной томленья сердца больней и безнадежней. И праздник, кажется, совсем не вовремя!

– Праздник как раз вовремя. Судя по летописям, вот уже лет четыреста он не отменялся и не переносился. Не вовремя дурное настроение. К тому ж известно – надежде тоже свойственно тревожить сердце.

– Но Дию, как только представлю все эти давно надоевшие хлопоты, предстоящий Совет, нескончаемые доклады и нелепые жалобы, отчаяние овладевает мною!

– Ну, не может быть, чтобы все было так уж плохо!

– Нет, конечно. – Элен наконец-то взглянула лекарю в лицо. – Я жду посольство и надеюсь, что на этот раз нам удастся избежать потерь. Я должна, наконец, принять решение, Дию.

– Разве ты его не приняла? – спросил лекарь. Она не успела ответить. На лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Элен и Дию переглянулись – вход в башню был под запретом для всех, кроме княгини и ее лекаря.

– Госпожа моя, это я! – Раздался взволнованный возглас и перед ними предстал Ирлинг, новый секретарь Элен. Запыхавшись после долгого подъема, он выдохнул, явно смущаясь и ожидая неприятностей за вольность:

– Прошу меня простить, госпожа! Я никогда бы не позволил себе побеспокоить тебя здесь! Но ты сама просила сообщить, как только мне станет что-то известно. – Он замолк, переводя взгляд с Элен на Дию, не решаясь больше сказать ни слова.

– Что же ты молчишь? – нетерпеливо воскликнула княгиня.– Велемир вернулся. Он говорит, что посольство Морна вышло из ворот Мрака шесть дней назад и через день-два будет здесь.

– Отлично! – Глаза Элен зажглись азартом. Дию всегда поражался таким переменам в ее настроении и опасался их. – Они узнали, кто на этот раз?

Ирлинг потупился и в смущении развел руками.

– Они старались, госпожа, но, видимо, тебе готовят сюрприз: на этот раз послы необычайно осторожны. Однако разведчики вернулись не одни.

Элен, прикусив губу, отвернулась, не заинтересовавшись этим сообщением. Границы Раэнора вечно осаждали беглецы из других земель, жаждущие наконец-то обрести уверенность в завтрашнем дне. Ирлинг все же добавил:

– С молодым воином-иноземцем. Разведчики говорят, что он сумасшедший.

– Отчего они так решили? – спросил Дию.

– Посуди сам, господин. В первый раз его обнаружили у западной границы, но ему удалось уйти. Уж и не знаю, как он пересек кордоны Дарка. Там ведь не зевают. А настигли его уже недалеко от столицы. Несмотря на то, что он был один против целого отряда Велемира, этот безумец решил сопротивляться, и ребята погорячились, вправляя ему мозги. Но даже тогда он не унялся, всю дорогу норовил сбежать, требовал, чтобы его немедленно привели к госпоже!

Элен с изумлением обернулась:

– Ко мне? Что ему надо? Ирлинг, они не узнали?

– Нет, он говорит, что объяснит все только княгине.

– Вот как. Каков он с виду?

– Из людей и, кажется, пришел из-за Реки.

Княгиня с насмешкой протянула:

– Прелестное описание! И где же теперь этот «безумец»?

– Его привезли в город и заперли в свободной комнате казармы гарнизона.

– Ты сказал, что ему досталось в бою. Как он себя чувствует? – снова поинтересовался Дию.

– Судя потому, что лекарей не звали, с ним все в порядке.

Элен задумчиво пробормотала:

– Дерзок, да, но сумасшедший? Да и время выбрал удачное, легче проскользнуть в предпраздничной суматохе. Похоже, мне следует увидеть его.

– Когда же, госпожа? – Ирлинг был удивлен внезапным проявлением любопытства.

– Сегодня после Малого приема Велемир должен явиться ко мне, чтобы доложить о походе. Пусть с ним пошлют пленника.

– Прости мою дерзость, госпожа, но боюсь, что у тебя сегодня будут другие, более неотложные дела. Мэллор настаивает на скорейшем проведении Совета, и его поддерживают остальные.

Услышав эти слова, Элен изумленно подняла брови. Ирлинг понял, что совершил ошибку.

– Прошу, не горячись, – мягко, но настойчиво вмешался Дию.

– Ах, перестань, пожалуйста! Ирлинг, иди и передай Совету, что я сама назначу время, а пока пусть они ждут и готовятся.

– Как прикажешь, госпожа. – Секретарь глубоко поклонился, переглянулся со стариком и проворно скрылся. Шум его торопливых шагов слышался какое-то время, а потом и он смолк. Княгиня и лекарь остались одни. Элен примирительно протянула Дию руку:

– Прости, дорогой друг. Я-то надеялась, что здесь, на немыслимой высоте, спасена от суетных забот, но, увы, ошиблась. Дела зовут, и нужно спешить.

– Наконец-то я слышу княгиню, а не капризную девчонку! – проворчал довольный переменой Дию, и рука об руку они покинули площадку, спускаясь по крутой витой лестнице, на белоснежные ступени которой сквозь высокие узкие окна косыми лучами падал солнечный свет.

– Не кажется ли тебе, госпожа, что ты немного небрежна по отношению к новому Совету? Это не делает тебе чести! К тому же нынешние советники еще очень молоды. А молодость обычно горда и честолюбива. – Вздохнул Дию.

– Возможно, я немного строга к ним, но думаю, что это пойдет советникам на пользу. – Небрежно отмахнулась княгиня. – Не забывай, я возлагаю на них большие надежды. Да ты и сам знаешь, как многое будет зависеть от этого Совета. Пока же они больше огорчают меня своими вечными спорами и препирательствами. Каждый думает, что умнее и талантливее других. Несомненно, советники – люди незаурядные, заслуживающие уважения, но только по отдельности. Вместе же они несносны. Но довольно о Совете. Расскажи-ка мне лучше, кто из врачевателей на этот раз получит золотую цепь.

Дию метнул на княгиню лукавый взгляд из-под седых бровей:

– Ах, госпожа, госпожа! Неужели ты думаешь, что я раскрою такую тайну? Нет, не скажу, но поверь, мое решение будет для тебя большой неожиданностью.

– Старый лис! – Она усмехнулась и ласково пожала его руку.

Когда кончился спуск, Элен и Дию по крытому проходу попали на второй ярус основного здания дворца. Сквозь анфиладу комнат, где толпились придворные, почтительно склонявшие головы при приближении княгини, они дошли до Гобеленового зала. У массивных, покрытых позолотой дверей застыли, взяв на караул, стражники.

– Здесь я покину тебя, госпожа, – сказал Дию.

– Не забудь, ты должен быть вечером у меня. Нам будет что обсудить.

Стражи распахнули перед ней двери. Стены зала украшали гобелены со сценами охоты, битв и празднеств – сотворенное руками вышивальщиц Раэнора чудо. Огромный беломраморный камин в ненастные зимние вечера прогонял сырость и холод. На небольшом возвышении под балдахином стояло обитое темно-зеленым бархатом кресло княгини. Пушистый ковер покрывал пол. Высокие окна украшали витражи, повторявшие рисунок гобеленов.

Как только Элен переступила порог зала, все ее надежды на скорое окончание приема рухнули. Толпа нетерпеливо ожидавших ее подданных замерла в поклонах, пока она медленно шествовала мимо них, а сзади шел уже невесть откуда взявшийся Ирлинг. Он поднялся вслед за княгиней на возвышение. Как только она села в кресло, секретарь положил подушечку ей под ноги и весьма довольный своей ловкостью, что ясно читалось на его физиономии, застыл, стоя рядом с маленьким столиком для документов чуть поодаль от своей обожаемой госпожи и чутко следя за любым ее движением, чтобы тут же откликнуться на него.

Оглядев собравшихся, княгиня остановила свой взгляд на стоящем в первом ряду Фреагоре, ее церемонимейстере и главном герольде, ужасе дворцовой челяди. Еще совсем молодой, он уже теперь брюзжал и ворчал, словно старик, постоянно ко всему придирался якобы из любви к порядку и был так дотошен в соблюдении даже самых незначительных правил придворного этикета, что вызывал лишь неприязнь подданных княгини за вечные укоры и наставления. Но она ценила церемонимейстера за преданность и знание дела и не давала в обиду. Вот и сейчас княгиня милостиво ему улыбнулась и чуть приметно кивнула, но и этого было достаточно. С кучей свитков в руках, покрасневший от удовольствия, что именно ему оказана честь быть выслушанным первым, Фреагор торопливо подошел к возвышению.

– Ну, милый Фреагор, чем ты меня порадуешь? – спросила Элен.

– Госпожа, я был бы бесконечно счастлив сообщить хорошие новости, но не виноват, что их нет. Я знаю, что очень многие недовольны той добросовестностью, которую я проявляю, исполняя твои поручения, почитая ее, и весьма справедливо, укором своей нерадивости, – начал Фреагор, бросая победный взгляд назад, в толпу, и саркастически улыбаясь. – но я на них не в обиде. Что значат чувства бедного Фреагора, когда обсуждаются дела государства! Но к делу! – неожиданно прервал он свои излияния. – Госпожа, вот проекты торжественной речи. Выбери наиболее тебе понравившийся. Вот списки приглашенных гостей согласно их родовитости и сану.

Он продолжал говорить, а Элен скучающим взглядом обводила такие же отсутствующие лица придворных. Она наперед знала, что скажет Фреагор в следующую минуту, ведь все это повторялось для нее сотни раз. Те же гости, те же речи, те же хлопоты, и все ради соблюдения древних традиций и удивления многочисленных иноземцев, ежегодно валом валивших на знаменитый праздник.

– Довольно, Фреагор, я вижу, ты, как всегда, отменно потрудился… – Элен попыталась прервать затянувшуюся речь церемонимейстера, но не тут-то было! Если уж ему удавалось начать говорить, то заставить его замолчать было делом нелегким.

– А еще, госпожа, я хочу выразить свое возмущение тем, как некоторые стремятся испортить праздник! Тебе известно, что помосты не готовы, а новый мост не испытан? Да о чем говорить, если повара еще не составили списка блюд, что будут поданы на торжественном обеде! Позор! Гости не сегодня-завтра начнут собираться, а покои для них не приготовлены! Мне начинает казаться, что все это не иначе, как злой умысел! Но это мелочи. Ведь я еще не поставлен в известность об официальных посольствах! Нет, это невозможно, я ничего не успею, и бедного Фреагора обвинят в измене, приписав мне все прегрешения других. Аэрэлин придется отменить!

– Ну, господин церемонимейстер, не стоит так горячиться! Сегодня, я думаю, мы все выясним, и насчет моста, и насчет гостей… – начала было по привычке успокаивать своего не в меру мнительного подданного Элен, но он бесцеремонно прервал ее, ибо за собой несоблюдений этикета не замечал:

– А посольства…

– А посольства – не твое дело, милейший Фреагор! – теперь уже раздраженная княгиня перебила его. – Список посольств и последовательность их представления будут у тебя через день. Ты свободен. Эльвира, подойди, что у тебя?

Фреагор, не ожидавший такого поворота дел, сдал в руки Ирлинга грамоты и, обиженно насупившись, пошел от возвышения, сопровождаемый ухмылками и тихими смешками. Его место заняла Эльвира, живая, подвижная женщина уже не первой молодости. Она крепко держала в своих проворных руках челядь, кладовые, кухни, заведовала всем дворцовым хозяйством. И сейчас, привычным жестом убрав под накидку непослушную прядь волос и проверив, в порядке ли складки на широких рукавах яркого цветастого платья, Эльвира принялась обстоятельно, не торопясь, перечислять все, за чем и пришла на прием.

– Ты, госпожа, уж не очень-то верь всему, что тут тебе этот книжник наговорил. Он вечно чем-нибудь недоволен, таков уж уродился. А у меня все готово. Провизия закуплена самая наилучшая, повара получили нагоняй на всякий случай. Покрывала для помостов, новые платья, костюмы стражей – все сшито и лишь дожидается торжеств. Список праздничных даров, утвержденный Советом, приготовлен. В прошлом году метельщики были не особо проворны, так теперь они предупреждены заранее, и их беда, если все повторится снова.

Она перевела дух, секунду прикидывая в уме, все ли сказала. Видимо, решив, что все, поклонилась и отпущенная ласковой улыбкой госпожи, унеслась из зала, гремя ключами.

Один за другим подходили к трону княгини ее подданные. Гора списков, прошений, указов, громоздящихся на столике рядом с троном, росла и росла. Элен с ужасом думала о том, что сегодняшний день целиком потерян, что давно уже надоевшие и бессмысленные дела настигли ее и теперь придется заняться ими всерьез. Наконец зал почти опустел. Кроме Элен и ее секретаря, остались еще двое – странная парочка, в последнее время доставлявшая княгине немалые хлопоты. Первый – невысокий, широкоплечий грим с могучими жилистыми руками, сплошь покрытыми шрамами от ожогов, один из лучших строителей Раэнора. Ему не было равных в возведении крепостных стен и укреплений, таящих для неприятеля немало смертоносных сюрпризов. А какие он выковывал каминные и оконные решетки, на которых диковинные цветы красотой и изяществом спорили с цветами живыми! Но вот характер у мастера был прескверный. Гримы Раэнора известны своей строптивостью, высокомерием, тщеславием, но Гройн, казалось, перещеголял всех. Его дерзко торчащая темно-рыжая борода, независимый вид, гордо поднятая голова и единственный глаз, часто загорающийся гневом, – все словно предупреждало: “Не задевай меня, приятель, а то пожалеешь!”. Своего левого глаза он лишился еще в молодости, когда по приказу княгини был отправлен на север учиться мастерству. Он утверждал, что получил увечье в жестоком бою с дикарями, но вскоре стало известно, что причиной была драка, по разрушительной силе едва ли уступающая настоящей битве. Гройн учинил ее, доказывая преимущества своего метода кладки. И теперь грим был явно не в духе. Грозно сдвинув брови, Гройн тяжело дышал, сдерживая негодование.

Альв Талион, высокий, статный, всегда спокойно-печальный, с видом мученика взирал на грима.

– Подойдите, друзья мои! – Княгиня решила быть невозмутимой, что бы ни произошло. Оба приблизились: грим, решительно топая коваными сапогами, бросая грозные взгляды на Талиона, желая этим предупредить, что сдерживаться не намерен, и альв, почтительно-вежливый, словно извиняющийся перед княгиней за грубость спутника.

– Что за забота омрачает чело славного Гройна? – участливо спросила Элен, быстро переглянувшись с альвом. Грим, будто дождавшись условного знака, глубоко вздохнул и дал волю негодованию.

– Конечно, я понимаю, мне здесь не доверяют, видимо, думая, что на старости лет я из ума выжил. Но тогда и скажите мне это прямо в лицо! Нечего перед родичами посмешищем выставлять! – загрохотал его мощный бас.

– Но о чем ты, благородный Гройн? – Элен в изумлении воззрилась на него.

– Как о чем, княгиня? Зачем ко мне приставили этого? – он небрежно кивнул в сторону молчащего альва.

– Мы хотим помочь тебе, Гройн. Я подумала, что такое трудное дело не по силам одному, будь он хоть трижды искусным гримом! – примирительно сказала Элен, надеясь, что гнев Гройна утихнет. Но он продолжал бушевать:

– А меня спросили, нужна ли мне помощь, да еще от него? Так и знай, госпожа, ворота к празднику готовы не будут, если только… – Тут он умолк, и его единственный глаз хитро прищурился.

– Что “если только”, Гройн? Договаривай! Каково твое условие?

– Пусть он оставит меня в покое! Этот умник всю душу мне извел своими вечными придирками! Хорошо, согласен, что его чертежи и задумки прекрасны, решения великолепны, но теперь-то моя очередь творить, и пусть он в это не вмешивается! Я знаю, он не хочет делить со мной славу!

Элен внимательно слушала строптивца, участливо кивая головой, а при его последних словах даже вздохнула, явно расстроеная таким безобразием.

– Если я прикажу Талиону больше не досаждать тебе, ворота будут готовы к празднику?

– Да!

– И все будет благополучно, без неожиданностей, как пять лет назад, когда незакрепленная оконная решетка упала во двор как раз во время церемонии награждения, чуть не проломив головы зрителям? Помнишь тот скандал с Фором и его тещей?

– Тогда были виноваты мастеровые, а вовсе не я! Клянусь своей бородой, госпожа, все будет как надо.

– Такой клятве я верю, ибо без бороды, почтенный Гройн, я тебя не представляю и боюсь, что родичи твои тебя не поймут. Можешь идти, и удачи тебе! А с тобой, Талион, я должна серьезно поговорить. Отчего ты изводишь придирками столь почтенного мастера?

Альв виновато пожал плечами. Казалось, он был очень расстроен, и Гройн, уходя, пожалел его, подумав: “А не слишком ли я к нему строг? Он ведь всего-навсего альв!” Кинув на Талиона уже почти сочувственный взгляд, он вышел из зала и не спеша направился в мастерские.

Едва дверь за гримом затворилась и шаги его затихли в глубине коридоров, Элен и Талион, встретившись взглядами, улыбнулись.

– Подойди и садись, мой друг. Давно тебя не видела. – Элен все еще улыбалась, указав на обитую черной кожей скамью, стоящую на ступени ниже трона. Талион поклонился и сел, внимательно глядя на княгиню. Он ждал вопросов, и княгиня не замедлила их задать.

– Неужели все так серьезно с гримом?

– Нет, госпожа, он почти справился. Если бы не его заносчивость и непомерное упрямство, Гройн мог бы, пожалуй, обойтись и своими силами.

– Но мы сможем воспользоваться мостом и воротами во время праздника? Или гостям придется через ров вплавь переправляться?

– Княгиня, отбрось сомненья. Я знаю, где в конструкции ошибка.

– Прекрасно, Талион. Прости Гройна за несдержанность. Он вовсе не так плохо к тебе относится, как старается это показать.

– Я знаю, княгиня, иначе я бы не стал с ним работать. Но согласись, иногда он становится просто несносен.

– К сожалению, это правда. Поверь, я очень ценю твою выдержку. Однако оставим Гройна. Что действительно меня тревожит, так это твоя грусть. Или ветер весенний не в силах развеять печали туман? Или юного солнца лучи не изгонят зиму из сердца? Отчего ты печален? Неужели Аэрэлин тому виной? Так ли сильны воспоминания? Неужели еще недостаточно времени прошло, чтобы забыть боль?

На секунду гримаса страдания исказила прекрасное лицо альва, словно к незажившей еще ране притронулась неосторожная рука.

– Ах, госпожа… – Он горько улыбнулся. – Вот что напоминает мне о прошлом!

Резким движением Талион сорвал со лба повязку из тонкой узорной ткани. Блестящие черные волосы рассыпались по плечам. Его лоб был обезображен посветлевшим от времени клеймом: магической руной Морна.

– Не стереть! Клеймо не только здесь, – его ладонь с длинными пальцами коснулась лба, – но и там, внутри. – Рука легла на грудь. – Свобода потеряна навсегда, а с ней и мечта о счастье. Мы – клейменые альвы, изгои, всюду подозреваемые в предательстве и сговоре с Врагом. Нам нельзя вернуться в мир, чтобы не быть причиной горя и бед для своего народа.

– Но, Талион, здесь, в Раэноре, ты свободен! – Элен, взволнованная, встала, подошла к альву и положила руку на его прижатую к груди ладонь. Альв смутился, но, взглянув в ее полные участия и сострадания глаза, улыбнулся в ответ.

– Что ты говоришь, княгиня! Прекрасный Раэнор для меня – та же тюрьма. Ведь я не могу сделать выбор. А без возможности выбора нет свободы. Мне жаль огорчать тебя, но и лгать тоже не могу.

– Я понимаю, Талион. Ведь княгиня Раэнора Элен Раэниэль – тоже пленница своей судьбы. Но скажи, так думают все твои сородичи?

– Почти все. Прости. – Он встал, но ладони Элен из своих рук не выпускал.

– За что? Ты сказал правду. Значит, как я ни старалась, не смогла сделать эту страну вашим домом. Неужели здесь так плохо?

– Нет, отчего же! Дол-Раэн прекрасен, словно древний город Грэндоома, но знаешь, что нас всех держит здесь? Ты, только ты. Если бы не было тебя, княгиня, здесь не было бы и нас. Ты – единственная в этой стране, кто может нас понять.

– Может быть, друг мой. – Теперь уже Элен грустно улыбалась альву.

– Я пойду, госпожа. Не беспокойся, к празднику все будет готово. – Он бережно поднес ее руку к губам и поцеловал, а затем поклонился и вышел.

– Госпожа, он забыл надеть повязку, – тихо произнес Ирлинг, во время беседы Элен и Талиона стоявший, затаив дыхание, боясь малейшим шорохом напомнить им о себе. Он восхищался госпожой с самого детства, когда, будучи совсем еще ребенком, вертелся во дворце, целыми днями бегая с поручениями на кухни, в конюшни, к истопникам, частенько появляясь у швей, горничных, служанок, где был любимцем и молодых хохотушек-кружевниц, и острых на язык кумушек-прачек с мощными ручищами и обильными телесами. Когда ему удавалось проникнуть в покои придворных, он восторженно следил за проходящими мимо него, высоко подняв головы и не замечая прячущегося в тени тяжелых портьер мальчишки, кавалерами в роскошных костюмах. Как грозны были воины, бряцающие длинными тяжелыми мечами, в сверкающих кольчугах, в шлемах с разноцветными трепещущими шарфами, бросающие проницательные, настороженные взгляды из-под нахмуренных бровей! И совсем редко, если уж очень повезет, Ирлинг видел княгиню. Она была загадкой для всех, такая разная и в то же время совсем не зависевшая от бега времени. Когда она была весела, а чаще всего она и была такой, ее звонкий, мелодичный голос слышался повсюду: в галереях, переходах, садах у фонтанов. То здесь, то там появлялась она, шутя и посмеиваясь. Если же ей становилось грустно, она любила уединяться в Сторожевой башне и подолгу оставаться там. В такие минуты беспокоить ее не разрешалось.

“Ах, княгиня!” – вздохнул про себя Ирлинг. Иногда лукавая, капризная, смешливая, как обычная городская девчонка, иногда грозная, жестокая – настоящая правительница, она всегда была одинока.

– Да ты спишь, что ли, Ирлинг? – Нетерпеливый возглас вывел его из задумчивости.

– Нет, госпожа, прости. – Он слегка покраснел.

– Ирлинг! – Голос Элен стал жалобно-молящим, томный взгляд из-под длинных пушистых ресниц ввел бы в соблазн любого. – Если ты сейчас же не придумаешь что-нибудь, твоя госпожа умрет от усталости и голода! – И последовал тяжелый, скорбный вздох, как бы невзначай вырвавшийся из ее груди.

– Только и всего? Княгиня, я как преданный слуга спасу тебя! – Он торжественно извлек из резного сундука, укрытого от любопытных глаз тканью балдахина, золотой чеканный кувшин с длинным узким горлом, блюда с румяными яблоками, темным виноградом и сладостями.

– Да ты волшебник! А ну-ка, смахни со стола все эти бумаги, и мы с тобой попируем. Но сначала предупреди стражу, чтобы никого, кроме Велемира, не впускали. Как только он появится, пусть сразу же введут его сюда.

– Сейчас! – Он сгреб со столика свитки, отчего стала видна цветная мозаика – розовые прозрачно-перламутровые цветы на гибких изумрудных стеблях с резными листьями, придвинул его к креслу княгини, поставил кувшин, блюда и золотой кубок той же работы. А когда все было готово, метнулся к дверям и исчез, но через минуту вернулся. Почтительно остановившись около столика, он поднял кувшин за тонкую витую ручку, и благоухающая влага с мелодичным звоном полилась в кубок, пенясь и рубиновыми брызгами оседая на его стенках. Элен, взяв кубок и отпив глоток, вдруг поставила его обратно.

– Послушай, дружок, ты что же, думаешь, что большое удовольствие давиться едой, будучи сжигаемой твоим голодным взглядом?

Ирлинг в смятении потупился и еле слышно пробормотал:

– Прости, госпожа, я не хотел. Я выйду.

Она секунду удивленно смотрела на него, словно не понимая, а потом рассмеялась:

– Я не о том! Где второй кубок? Придвинь ближе скамью, садись. Сегодня ты обедаешь со мной. Да не стой ты как истукан! Шевелись!

Секретарь растерянно потоптался на месте, не решаясь последовать приглашению княгини, но потом махнул рукой, отважно уселся рядом с госпожой и налил себе вина в кубок попроще. Несколько минут они весело хрустели яблоками, запивали вином нежные пирожные, горстями сыпали в рот орехи, но, по мере того как голод отступал, наступало смущение. Стараясь скрыть его, Ирлинг спросил:

– Госпожа, я давно удивляюсь, как ты можешь так ловко управляться с нашим шумным народом! Взять хотя бы этого скандалиста Гройна! Нет, правда, удивительно.

– Оставь лесть, дружок. Просто я очень не люблю ссоры и избегаю их любыми способами. Ты вот лучше скажи, откуда это вино?

– Нравится? – Ирлинг притворно удивился.

– Нектар!

– То-то, госпожа! Это вино – надежда Альвиса на победу в состязании виноделов.

– Сдается мне, он надеется не зря.

Они еще немного поболтали о предстоящем празднике, а потом княгиня, как-то сразу став серьезной, скомандовала:

– Ну, хватит, теперь за дела. Читай, а я буду диктовать ответы!

День прошел незаметно. Элен и Ирлинг разбирали бумаги. Оба устали. В голосе княгини все явственнее слышалось раздражение. Секретарь бросал на свою госпожу встревоженные взгляды, но не смел предложить отдохнуть. Указ следовал за указом, прошения подписывались, почти не глядя, – вечная праздничная суета. Время от времени Элен с тоской поглядывала в окно – солнце садилось, сумерки надвигались на город, пора было зажигать огни.

– Постой-ка, прервемся! – Ирлинг читал указ о расчистке рва вокруг дворца, но на полуслове запнулся и с удивлением уставился на госпожу.

– Ты разве не заметил, что стемнело? Я же ничего не вижу! Как я могу что-то подписывать в кромешной тьме? – Она возмущенно отбросила перо и свиток бумаги.

Секунду Ирлинг оторопело моргал глазами, но лишь секунду. Он живо понял намек и кинулся исполнять повеление княгини. Подбежав к двери, он высунул голову наружу и зычно крикнул:

– Эй, где фонарщик? Заснул? Что стоите, лоботрясы, найти его, живо!

Видимо, ему возразили, но он возмутился:

– Что значит – не время? Княгиня из-за вас, растяп, работать не может! Да побыстрее!

Закрыв дверь, Ирлинг метнул взгляд назад, на княгиню, сидящую в кресле и со скучающим видом глядящую в окна, где небо только еще начинало блекнуть, а последние косые лучи солнца золотили шпили башен, слепили глаза, отражаясь в оконных стеклах. Удрученно покачав головой, секретарь вернулся на свое место.

– Сейчас, госпожа, только не волнуйся!

Княгиня в ответ тихонько вздохнула. Ирлинг не понял, довольна она или все еще сердится. Не зная, что делать дальше, бедняга молча стоял и ждал, что еще придет в ветреную голову его госпожи, что она прикажет ему. Но тут его пытка кончилась, потому что дверь тихо отворилась. Княгиня, думая, что пришел фонарщик, даже не повернула головы. Однако она ошиблась. Громкий, хриплый голос стражника разнесся по залу:

– Капитан Велемир просит позволения войти.

Элен, встрепенувшись, живо произнесла:

– Впустите скорее.

Наконец-то! Не оглядываясь на секретаря, она спросила:

– Ирлинг, что у нас там осталось?

– Самая малость, госпожа. Закон о пошлинах на будущий год, список подарков к празднику, жалоба…

– Все потом. – Она встала, прервав его на полуслове, и застыла в ожидании. Двери распахнулись. В зал вошел капитан разведчиков Велемир со своим отрядом. Капитан был невысокого роста, стройный, гибкий, как юноша. Мягкие высокие сапоги словно и не касались плит пола – так легка была его поступь. Но решительно сжатый рот и черные насупленные брови капитана выдавали страстный нрав. Его воины, привыкшие во всем подражать своему командиру, готовые идти следом за ним хоть на край земли, и внешне старались походить на него. Среди них не было гигантов вроде стражников, охраняющих дворец, что проводили дни, стоя у дверей и зевая во весь рот. Однако хрупкость этих храбрецов была обманчива. В ловкости, искусстве владения оружием и находчивости разведчикам Велемира не было равных. Элен невольно залюбовалась ими. Темная зелень одежды оттеняла тусклый серебряный блеск кольчуг, тяжелые черные бархатные плащи украшали золотые застежки, легкие шлемы укрывали чело. При каждом их шаге длинные мечи бились о бедра. Отряд подошел к возвышению. Шедшие попарно воины разделились и двумя шеренгами выстроились вдоль гобеленовых стен зала, а в образовавшемся коридоре остался стоять один человек. Это был пленник, высокий, с широкими плечами, в залитой кровью, изорванной одежде. Все молчали: княгиня, с любопытством разглядывающая юношу, Велемир, ждущий знака от госпожи, молчал и пленник, уронив голову, держась за левое плечо и покачиваясь от слабости. Густые черные волосы закрывали его лицо, но когда он поднял, наконец, голову, Элен, вздрогнув, сразу его узнала, а он, смертельно бледный, но победно улыбающийся, еще смог сделать несколько тяжелых, неверных шагов к возвышению, опуститься на одно колено и произнести слабым, чуть слышным голосом, не сводя восхищенных глаз с ее лица:

– Приветствую тебя, Дева Озера! Я нашел то, что искал на Востоке.

А потом глаза его закрылись, и он упал, сраженный усталостью и болью.

Хаггар очнулся, словно проснувшись после тяжелого, долгого сна. Приоткрыв глаза, он зажмурился – даже призрачный, мутноватый предутренний свет был сейчас для него слишком ярок. Но привыкнув к нему, он увидел, что лежит в комнате с высоким потолком, позолоченный краешек которого только и был ему виден из-за плотного синего с золотыми кистями полога, скрывавшего от его взора остальное. Еще он видел кусочек бледного неба в окне. Хаггар попытался отдернуть бархатную ткань, но не смог ни рукой пошевелить, ни голову поднять. Ему оставалось только лежать без движения, ожидая, что кто-нибудь придет. Но сквозь пелену слабости и боли пробивалась в его сердце радость: он сделал то, о чем мечтал столько лет! И получил награду – увидел, как изумленно распахнулись глаза той, которую он так долго искал, как зажегся в самой их глубине огонек радости. Как давно это было!

Сумерки сгущались над Серебряной Чащей. Тишину нарушал лишь щебет птиц да треск цикад в густой траве. Край этот, прежде звавшийся Садом Восточного мира, теперь опустел. Жители давно покинули его из-за бесконечных войн и набегов разбойников. Но лес все еще хранил былую красоту и великолепие. Мощные темные стволы древних дубов укрывала густая листва. Заросли орешника прятались в ее тени. Никто уже много лет не прокладывал тропинок в высоких травах.

Но вот еле уловимый шорох послышался в глубине леса, а через мгновение на большую, густо заросшую папоротником поляну из тени дубов-великанов вышел отряд воинов. Статные, высокие как на подбор, в зелено-коричневых штанах и рубахах, скрывавших блеск кольчуг, опоясанные широкими ремнями, на которых висели длинные мечи и кинжалы в кожаных ножнах, они внимательно оглядывались, словно что-то искали. У некоторых за плечами были луки и колчаны, полные стрел. Легкие шлемы на головах скрыты под капюшонами. Темные глаза на совсем еще молодых лицах горели азартом погони. Они рассыпались по поляне, тщательно обследуя каждый куст, каждую веточку на дереве. Только двое не принимали участия в поисках.

Хаггар, старший сын правителя Арандамара Номанатура, был командиром отряда. Зимой ему исполнился двадцать один год, а именно с этого возраста сын правителя становился совершеннолетним и ему присваивали титул Капитана Цитадели. До своего совершеннолетия сыновья правителя были обычными воинами. А теперь Хаггар стал предводителем отряда, в котором еще недавно сражался как простой солдат. Он был любимым сыном и обещал стать талантливым и удачливым полководцем. Рядом с ним стоял единственный в отряде воин, чей возраст перевалил за середину жизни. Они тихо переговаривались.

– Хаггар, ты делаешь ошибку! Дай людям отдохнуть, иначе они не смогут биться завтра! Позволь… – Но воин не успел договорить, прерванный на полуслове своим юным собеседником:

– Ты все еще сомневаешься во мне, Гаральд. Твоя трогательная забота о людях достойна похвалы, но они – не избалованные городские юнцы, а воины. Если не устал я, значит, не устали и они. Отец приказал тебе наблюдать, а не давать советы! Я командую отрядом и отвечу как за победу, так и за поражение.

Хаггар отвернулся от наставника, давая понять, что разговор закончен. Гаральд сумрачно оглядел заносчивого юношу и пожал плечами. Они в полном молчании простояли еще немного, когда к Хаггару подбежал один из воинов и тихо сообщил:

– Капитан, мы нашли их следы. Они прошли здесь совсем недавно, сок еще не успел застыть на сломанных ветках.

Хаггар мрачно улыбнулся и приказал юноше:

– Живо собери людей! – Он, сдерживая волнение, смотрел, как возникают из темноты силуэты бойцов. Удостоверившись, что все в сборе, Хаггар тихо начал говорить:

– По моим расчетам, мы догоним их часа через два, если будем идти быстро, не делая остановок для отдыха. Они наверняка решат устроить привал ночью, не догадываясь о погоне. Мы застанем негодяев сонными и покончим с ними.

Один из окружавших его молодых воинов, почти ровесник Хаггара, спросил, возмущенно блестя глазами:

– Убивать безоружных, спящих?

Хаггар резко прервал его:

– Может, ты хочешь, чтобы в честном бою с разбойниками я положил весь отряд? Нас – всего двадцать, а их к сотне, я думаю. Заговорил о благородстве! Ты лучше вспомни, что они творили в захваченных деревнях! Хватит глупых разговоров.

Он подал знак, и отряд скрылся в лесу так же бесшумно и незаметно, как и появился на поляне.

Лагерь разбойников, разбитый на месте когда-то вырубленного леса, укрытый от ветра растущим по краям поляны кустарником, они обнаружили к утру. Как и предполагал Хаггар, разбойники спали. Потухающий костер, разбитый бочонок из-под вина, объедки, валяющиеся по всей поляне, красноречиво указывали на затянувшуюся пирушку. Тюки с награбленным добром валялись около новых владельцев, грязных, заросших щетиной, одетых в невероятные лохмотья, спящих вповалку прямо на земле. Воздух стал тяжелым от смрада давно не мытых тел, смешанного с парами в изобилии разлитого накануне вина. Оружие валялось тут же: ятаганы двергов, мечи, дротики, копья, пращи. Если бы бандиты проснулись, арандамарцам пришлось бы несладко. Но то ли по глупости, то ли из наглой беспечности они даже не выставили часовых.

Взяв поляну в кольцо и оставив несколько лучников в засаде, люди Хаггара, обнажив мечи, вышли из укрытия деревьев. Тускло поблескивала темная сталь клинков. Хаггар поднял руку, дав знак, что пора начинать, и первым неслышными шагами двинулся меж громко храпящих людей. За ним пошли остальные. Капитан подошел к одному из разбойников. Тот лежал на животе, крепко обхватив руками мешок с добычей. Время от времени он тихо поскуливал то ли от боли, то ли от страшного сна и даже не вскрикнул, когда арандамарец, подняв меч, рубанул по его шее, замотанной рваными тряпками. Хрустнули позвонки, человек, дернувшись, обмяк. Переступив через мертвое тело, Хаггар шагнул к следующему спящему. Длинный, тощий, с серым, костлявым лицом, он спал, широко раскинув руки, обнажив хилую грудь. Его реденькая бороденка смешно торчала вверх. Хаггар с размаху ударил ниже, туда, где вверх-вниз двигался острый кадык. Тут же алая струйка крови брызнула прямо ему в лицо, на одежду, на сапоги, забулькала, потекла в траву.

Они действовали бесшумно, пока один из бандитов, проснувшись, не увидел над собой занесенный меч и не заорал что было мочи. Крик его был тут же прерван ударом, но оставшиеся в живых разбойники проснулись. Тех из них, кто пытался укрыться в лесу, догнали стрелы стороживших в засаде лучников, а те, кто, взявшись за оружие, пытался защититься, были окружены и добиты.

Восходящее солнце осветило заваленную трупами поляну.

– Все, возвращаемся домой, – устало скомандовал Хаггар. Его воины, такие же хмурые, с ног до головы забрызганные кровью, молча, не смотря друг на друга, вытирали мечи о траву. Через несколько минут отряд во главе с Капитаном двинулся обратно все той же тропкой, что и пришли, покидая поляну и тех, кто на ней остался. А в небе уже кружили черные птицы, пронзительно кричали, радуясь обильной трапезе.

Они шли весь день. Река была уже близко. В чистом лесном воздухе чувствовалось ее присутствие. Люди спотыкались от усталости, но никто не заговаривал об отдыхе: ждали приказа Капитана. Наконец, когда солнце спряталось за верхушки деревьев, Хаггар уступил их молчаливой просьбе. Мгновенно устроили привал, выставили часовых, и через несколько минут обессиленные бойцы спали. Не приходил сон только к их молодому командиру. Он лежал, глядя в темное звездное небо, и думал о своем первом самостоятельном походе, об отце, о брате, так просившемся пойти с ним, о том, как встретят его дома… Но нерадостно было у него на душе.

Да, кто-кто, а уж Хаггар понимал, какие чувства переполняли сегодня его молодых, честолюбивых соратников. Кому же из них не хотелось биться, покрыв себя славой, а не красться в ночи по-воровски, чтобы прирезать сонного врага, словно свинью на бойне! Стать великим и отважным рыцарем было когда-то и его мечтой. Но в жизни, он знал, все совсем по-другому. Лишь с достойным нужно биться достойно, а подвергать опасности жизни своих людей из-за шайки бродяг он считал неразумным. Наверняка отец одобрит его решение. И все же……

Думы не давали покоя. Нет, видно, в эту ночь ему так и не удастся уснуть. Юноша встал, предупредил часовых, что пройдется, и исчез в зарослях орешника.

Он вдыхал свежий ночной воздух, пахнущий травами и хранящий воспоминания о днях счастья и благоденствия, когда не было горя и смерти, а была лишь радость и нежная грусть. В темно-сапфировом небе парили звезды. Огромная, золотая луна плыла над самой землей, и в ее призрачном свете деревья отбрасывали на траву причудливые тени.

Вдруг в тишине этой волшебной ночи он услышал новый нарастающий звук – шум падающей воды. Водопады в этих местах – явление нередкое. Арандамарец пошел навстречу этому звуку. Неожиданно деревья перед ним расступились, приглашая взглянуть на то, что раньше так ревниво укрывали от чужих глаз, и изумленный юноша увидел озеро. Оно было круглым, как чаша, выточенная в горной породе самим Великим Гримом, а наполнял эту чашу водопад. Несколько ручьев соединяли в нем свои воды, переплетаясь при падении. Звездный свет мерцал в струях, несущихся с горного уступа и падающих серебряным дождем, чтобы слиться с водами озера. Луна отражалась в черной, как небо, воде точно в центре круга. Блики ее скользили по темной глади, образуя золотую дорожку, ведущую к берегу.

Хаггар догадался, что в ночь Великого Полнолуния оказался у Зачарованного озера, о котором старики рассказывают сказки и которое воспевают в песнях и легендах менестрели. Немногие бывали здесь, и вот теперь ему, неизвестно за какие заслуги, выпала неслыханная удача. Но уж единицы видели то, чему оказался свидетелем старший сын правителя, ибо самым прекрасным и чудесным в эту ночь было не небо, не луна, зовущая к себе, не озеро – мечта поэтов Запада, а девушка, стоящая в центре озерного круга. Подняв руки к луне, она пела тихо и печально:

Ин меэрэс фульмонан натан

Моона, эов леотас гале.

Эовер сэлдик леоман

Мин алигтэ анд дреам гиэф.

Юноша смотрел на нее и все яснее понимал, что эта встреча изменит его жизнь. Дева Озера! О ней он читал в старинных манускриптах, о ней бредили молодые мечтатели, тщетно пытаясь найти Зачарованные Воды. Да, она была прекрасна: легкая, стройная. Тяжелые черные косы спускались по спине к ногам. Ее обнаженное тело было укрыто лишь плащом тьмы. Единственным украшением девы были брызги воды – капли на волосах, на белоснежной коже сверкали золотом и серебром, вбирая свет луны и звезд.

Хаггар стоял, не шелохнувшись и почти не дыша. В его голове не было и мысли о том, чтобы выйти и заговорить с певуньей. Из старых сказаний он знал, что спугнуть Деву, помешать ей – значит навлечь на себя ее гнев, и тогда беды ждут нескромного, не сумевшего удержаться. Дослушав песню, тихо, так, чтобы не хрустнула ни одна веточка под ногами, он стал пробираться прочь от заповедного места. Отойдя достаточно далеко, побежал в сторону лагеря, а когда оказался на месте, заснул как убитый. На следующее утро арандамарец, вспоминая увиденное, не мог решить: сон то был или наяву привиделось ему озеро.

Отряд достиг западного берега без приключений и с почестями вошел в родной город. Взрослая жизнь Капитана захватила Хаггара. Заботы мешали остановиться, задуматься. Но иногда ночью приходила к нему Дева Озера и смеялась, и пела, и манила его к себе. После таких сновидений он бывал рассеян и задумчив. Время шло, дни летели незаметно, и некогда было думать о чудесах. Арандамар воевал, и война была жестокой и безнадежной. Дела насущные заставляли забыть о себе, о чувствах и надеждах. Но как вырывается из клетки зверь, долго томящийся в неволе, и уничтожает всякого, вставшего на его пути, так желания гордого человека, подавляемые его железной волей, с большей силой захватывают его, и уже нет сил им сопротивляться. Так произошло и с Хаггаром.

Через несколько лет непредсказуемая судьба воина вновь занесла его в заповедное место. Ночь Великого Полнолуния приближалась. И тогда Хаггар решился. “Будь что будет, но я хочу снова увидеть тебя, Волшебная Дева, и я поговорю с тобой, чего бы мне это ни стоило!” – думал он. Опытный разведчик, Хаггар устроил себе надежное убежище у самой воды и стал ждать полуночи. Cердце неустрашимого бойца этой ночью билось, как у пойманной птицы. Он не мог объяснить себе причину такого волнения. Кажется, в этом приключении ему ничто не угрожало, но чувство, что никогда в жизни не понадобится ему большего мужества и удачи, не покидало его.

Темнело. Но для Хаггара время словно замерло. Ладья Небесного Стража все не показывалась на небе. Бедный упрямец! Если бы это было в его силах, он взошел бы на небо и на руках вынес бы ночь из-за горизонта. Но она уже сама, вняв горячим мольбам всех влюбленных Срединного мира, сходила на землю, раскинув черный бархатный плащ.

Все звуки, кроме пения воды, умерли. Но вот среди настороженной тишины чуткое ухо разведчика различило едва уловимый стук копыт стремительно скачущей лошади. Вскоре всадник показался в глубине аллеи из сплетенных верхними ветвями древних вязов. В следующий миг конь пронесся мимо замершего арандамарца и, взрыв влажную землю копытами, остановился у кромки воды. Он был прекрасен, словно легендарные кони Великого Охотника, тонконогий, атласно-черный, без седла и узды. Лишь серебряная звезда с вправленным в нее огромным алмазом висела на тонкой цепочке на могучей груди жеребца. Длинный хвост и косматая грива взметались черным вихрем. Но истинным его украшением была всадница в летящем плаще, словно сотканном из ночного воздуха. Вся она, с тяжелыми прядями темных волос, с огнями, мелькавшими в черных глазах, была воплощением Великой Ночи. Тогда зло и добро не привыкли еще сравнивать с тенью и светом, и лишь Единый мог смотреть на только что созданную им юную землю.

Всадница легко спрыгнула на землю, шепнула что-то на ухо коню, и тот, ласково ткнувшись храпом в плечо хозяйки, скрылся в лесу. Она же осталась наедине с озером, луной и ночью, как равная средь равных. Хаггар испугался. Все предания о коварстве лесной красавицы разом вспомнились ему, но он не жалел, что очутился здесь, и смотрел, не отрывая восхищенных глаз, на хрупкую девушку на берегу. Но вот луна достигла центра озера, и наблюдатель чуть не вскрикнул от изумления: Дева шла по воде. Она вскинула руки, подняла глаза к желтой луне и запела странную песню. От песни этой хотелось грустить и радоваться, потому что печалью и любовью складывались ее строки. И, если приглядеться, было заметно, как лунный свет, льющийся с неба, словно облаком, окутывал девушку.

Песня кончилась. И вот уже озерная волшебница снова оказалась на берегу. Когда же она нагнулась за оставленным у самой воды плащом, с удивлением обнаружила, что тот скрыт под россыпью золотисто-белых, нежных цветков нифредили. Она выпрямилась, закуталась в черный шелк, огляделась, но, не заметив ничего особенного, тихо спросила, глядя в темноту широко открытыми глазами:

– Кто здесь?

– Не бойся, – ответил арандамарец и шагнул из укрытия на поляну. Девушка, казалось, не удивилась и не испугалась, только строго спросила:

– Как ты здесь оказался? Кто ты и зачем следил за мной? Ну же, отвечай, я жду! – И в глазах ее промелькнул огонек гнева.

– Не сердись, прекраснейшая из всех детей земли, не сердись, ибо на влюбленных нельзя сердиться! Пять лет назад увидел я тебя здесь, поющую свои печальные песни луне, и с того дня думы мои всегда с тобой. Ты приходишь ко мне во снах, беспокоя сердце, отнимая радость! Ты зовешь, и вот я снова здесь, но виновата в этом лишь ты, только свою красоту считай тому причиной!

Он говорил, как в бреду, лихорадочно блестевшие глаза и хрипнущий голос выдавали необычное волнение, охватившее беднягу. Глубоко вздохнув, он продолжал:

– Я, Хаггар, старший сын правителя Номанатура, первый рыцарь и Капитан Цитадели великого королевства Арандамар, прошу твоей руки! Мне все равно, кто ты и откуда, стань моей женой и возлюбленной!

Она слушала его молча, внимательно глядя в его глаза, а затем ответила:

– Я слышала твои слова, Хаггар, и поняла, что речи твои – речи ребенка. Я не знаю, что такое Арандамар, и ничего не слышала о его Капитане. Что сделал ты такого, чтобы я смогла полюбить тебя? Ты герой, мудрец, чародей или великий король? Таких, как я, не завоевывают, выслеживая и подсматривая, таким бросают под ноги жизни и королевства! Однако, если ты не лжешь о своем чувстве, что же, я не отнимаю надежды. Но ты должен стать достойным моей любви. Мы поговорим, когда твоя юность сменится зрелостью, и в твоей власти сделать нашу следующую встречу скорой.

Она обернулась в сторону аллеи, тихо свистнула. Тотчас ее чудесный конь вылетел на поляну и остановился перед своей госпожой, всхрапывая и грозно кося глазом на незнакомца. Хаггар подошел, чтобы помочь девушке сесть на коня, и вздрогнул, когда почувствовал, как самая прекрасная в мире, маленькая, как у ребенка, ножка скользнула по его руке. Будто во сне, услышал он ее тихие прощальные слова:

– Ищи на Востоке.

И черный смерч унес его счастье.

С тех пор искал он свою любовь. И все поиски были тщетны. Восток – закрытая земля для Арандамара, чужая земля, земля Врага. Но недаром говорят люди: иди вдоль реки, выйдешь к морю. По сказкам, по небылицам, по слухам о волшебнице искал он дорогу к ней и нашел, почти потеряв надежду на встречу.

Мысли его путались, предутренняя мгла не рассеивалась, наоборот, сгущалась все больше. А может, это темнеет в глазах? С каждой минутой он чувствовал себя все хуже. Голова закружилась, и Хаггар стал терять чувство реальности. То ли сон, то ли беспамятство уносили его в темноту. Ему казалось, что комната наполняется шумными, смеющимися людьми. Они подходят к нему, шепчутся меж собой, а потом исчезают, растворяясь в воздухе. Чей-то мягкий, ласковый голос говорил странные слова. Нежные руки прикасались к нему… Видение вновь исчезало. Потом резкая боль во всем теле, невыносимая, вытягивающая душу, внезапно обрушивалась на него, и Хаггар кричал, не слыша собственного крика. Его отец Номанатур и брат Хэльмир появлялись и звали с собой. Но он не хотел с ними идти, пытаясь объяснить свое нежелание и не зная, как это сделать. А потом пришла озерная волшебница. Она смеялась, манила его рукой, звала, а когда он, обезумев от любви, ринулся к ней, ее прекрасное лицо преобразилось, став холодным, белым слепком, и лишь темнели провалы глазниц, втягивая его в бездонную глубь, сулящую смерть. И Хаггар пытался убежать от кошмарного видения. Так он метался, теряя силы, сходя с ума, пока не ощутил, как на его лоб легла властная, прохладная ладонь, а потом в пересохший рот влили горячее, терпкое, пахнущее полынным полем питье. После этого юноша уже ничего не чувствовал. Он заснул крепко, спокойно, без сновидений.

Хаггар проснулся и тут же с радостью понял, что вчерашние мучения кончены, призраки исчезли. Теплый солнечный луч прокрался по одеялу к его руке, пригрелся на ладони. Арандамарец почувствовал, что сегодня силы вернулись к нему. Он попытался приподняться на подушках, и ему это удалось. Голова слегка кружилась, ныла рана, но ни усталости, ни тоски не было. Решив для начала как следует осмотреться, Хаггар, все же невольно морщась от боли, отдернул полог кровати и зажмурился от хлынувшего света. Но вскоре глаза привыкли, и он огляделся. Комната с высоким золоченым потолком была совсем небольшой. Оконные занавеси из точно такой же, как и полог, ткани отдернуты. Недалеко от постели, стоящей на возвышении, – столик и пара ореховых стульев. На одном из них, спиной к арандамарцу, сидел человек, одетый в черный просторный балахон, с длинными седыми волосами, заплетенными в косу и перехваченными легким серебряным обручем. Человек, видимо, углубился в изучение свитков, в беспорядке лежащих на столике. Время от времени он качал головой, словно не одобряя прочитанного, но занятия своего не бросал. Арандамарец не знал, что делать: то ли окликнуть сидящего, то ли снова лечь и подождать, пока он не уйдет, а потом уже встать. Но ему не пришлось выбирать. Тихий, приятный голос произнес:

– Я рад приветствовать достойного рыцаря и счастлив, что смог помочь твоему выздоровлению.

Говоривший обернулся к Хаггару, отложил свиток и встал. Это был невысокого роста старик с лицом, изрезанным глубокими морщинами. Однако, когда старец прошел к ложу, юноша удивился, до чего легка была его походка.

– Я вижу, ты почти здоров! Что ж, думаю, что сытный завтрак тебе не помешает. Позвони вот в этот колокольчик, и тебе все принесут.

Спокойная речь, умный взгляд выцветших серых глаз, легкая, приветливая улыбка – все в старце располагало к себе, внушало доверие, и Хаггар решился:

– Прости, почтенный незнакомец, но я хотел бы тебя кое о чем расспросить. К примеру, кто ты, где я нахожусь и что мне предстоит?

– О, это ты прости меня великодушно! – Старик огорченно развел руками. – Как же я забыл! Старость, старость. Сейчас я все тебе объясню. Вот уже третий день ты здесь, во дворце. Княгиня приказала отвести тебе эти покои. В них легко дышится, уличный шум не долетает сюда. Вчера ты был в забытьи, бредил, но стараниями княгини и при моем недостойном участии опасность для тебя миновала. Теперь ты почти здоров.

– Что ты сказал, лекарь? Княгиня была здесь? – Щеки юноши запылали.

– О, не стыдись! Она превосходная целительница, и даже я, Главный лекарь Раэнора, личный врач княгини Элен, не могу с ней сравниться в искусстве врачевания. – При этих словах старик отвесил поклон, однако веселые искорки смеха зажглись в его глазах, морщинки в уголках рта дрогнули. Хаггару захотелось расспросить у симпатичного старика подробнее о княгине, но он не решился, а тот полушутливо продолжал:

– Да будет тебе известно, что сегодня утром Хаггар, рыцарь Арандамара, объявлен личным гостем княгини Элен, а стало быть, и всего Раэнора. Думаю, это приятная для тебя новость. Ну, мне пора. До встречи.

Он снова поклонился и бесшумно вышел, оставив арандамарца одного. Хаггар еще немного посидел, опершись на бесчисленные подушки, наслаждаясь покоем и тишиной, а потом решительно встал. Он поискал глазами свою одежду, но нигде ее не обнаружил.

– Ничего себе гостеприимство! Видно, мне придется весь день в постели проваляться или бродить по замку вот в этом, словно призрак Старого Дворецкого! – Он раздраженно дернул подол длинной, ниже колен, шелковой рубахи, неизвестно как на нем оказавшейся. – Ну надо же, бабьи тряпки напялили!

Изящная рубашка с богатым шитьем и впрямь казалась арандамарцу женской. Снова усевшись на кровать, он, насупившись, уставился в пол, но потом вспомнил про колокольчик, что дал ему лекарь и что лежал теперь на постели рядом с его рукой, схватил его и позвонил. Мелодичный звон был совсем негромок, но дверь тут же отворилась, и на пороге показался пожилой мужчина с круглым, румяным, добродушным лицом, в нелепом цветном костюме. Он низко поклонился и почти пропел, так ласков был его голос:

– Господин рыцарь желает завтракать?

Но арандамарца не растрогала такая любезность. Он сердито пробурчал:

– Господин рыцарь желает одеться!

Человек ничуть не обиделся. Все так же улыбаясь, он заверил Хаггара:

– Сейчас, сейчас, господин рыцарь! – и выскользнул из комнаты.

Хаггар пожал плечами. “Сейчас, сейчас!” – передразнил он забавного чудака. Юноша спустился с возвышения, на котором стояла кровать, и, прохаживаясь по теплому паркету, принялся разглядывать комнату более подробно.

Хаггар привык к строгой простоте гранитных залов дворца правителей. Яркая пышность убранства комнаты удивила его, начиная с мелочей вроде того же колокольчика или светильников на стенах в виде дивных птиц с переливающимся разноцветным оперением и заканчивая потолком, на котором мастер-художник изобразил тех же птиц, сидящих на зеленых ветвях деревьев и кажущихся живыми. Становилось боязно, как бы не улетели они в широко открытые окна, потревоженные неосторожным движением. Хаггар, задрав голову, с восхищением следил, как переливаются в лучах восходящего солнца их перья. По стенам вверх тянулись зеленые плети плюща, карликового винограда и каких-то неизвестных арандамарцу растений с фиолетовыми бархатистыми гроздьями соцветий. Тонкие стебли колыхались, когда легкий ветерок залетал в комнату и играл с тканью занавесей на окнах. Но тут совершенно неожиданно за его спиной послышался короткий смешок. Арандамарец в мгновение ока повернулся и увидел рядом с собой девицу, скромно и опрятно одетую, с забранными под белое покрывало волосами, однако же совсем не смиренницу, судя по ее плутовскому личику и хитрющим темным глазам, которые она вперила в пол, едва ее взгляд встретился с грозным взглядом Хаггара.

– Ты что здесь делаешь? – Он шагнул вперед, и впрямь рассердившись на бесцеремонность.

– Но ведь ты сам позвонил в колокольчик, господин! Разве нет? – Она снова смотрела прямо ему в лицо, широко распахнув глаза.

– Звонил, но тебя не звал. – Хаггар все еще был хмур. Нелепый наряд заставил его покраснеть. Он не знал, куда спрятать свои голые ноги, и не раз уже косился на неубранную постель – его спасительное убежище.

– Пожалуй, я снова лягу. Что-то нездоровится мне.

– Господин, я уже все приготовила для умывания! – И девушка показала на вместительный серебряный кувшин и полотенца, разложенные на скамье у стены.

– Да? А, ладно, польешь мне. – Он махнул рукой и направился к скамье, резонно решив, что девчонка и так будет смеяться, поэтому глупо стесняться и дальше.

Умывался он с удовольствием, фыркая, разбрызгивая воду, стараясь не обращать внимания на чувствительную боль в плече. Когда он обтерся пахнущим лавандой полотенцем, девица весьма проворно убрала следы его плесканий и вышла, не забыв напоследок поклониться. Холодная вода взбодрила, прогнав вялость. Усевшись в легкое плетеное кресло, он вытянул ноги и принялся ждать. Любопытно, чем его здесь удивят. Через миг в дверь снова постучали, и в комнату вошел все тот же мужчина. На этот раз он вернулся, почтительно держа на вытянутых руках, как показалось Хаггару, ворох разноцветных лоскутьев. Бережно разложив их на скамье, он выжидающе посмотрел на неподвижно сидящего арандамарца. Тот секунду помедлил, потом встал, подошел к скамье и воззрился на принесенное, а потом недоуменно спросил:

– Что это?

– Как что? Господин, это твоя одежда! – Мужчина был удивлен не меньше его. Хаггар начал закипать. Запустив руку в легкие, скользящие ткани, он выудил первое, что ему попалось – нечто, отдаленно напоминающее рубаху, из тончайшего белого полотна, с немыслимыми разрезами, расшитое золотом, с пуговицами из горного хрусталя, повертел, рассматривая, а потом, развернувшись, сунул под нос оторопевшему слуге:

– Ты что же, так до сих пор и не разглядел, что я мужчина? Что это такое? Где мой костюм, негодяй, где меч? Отвечай!

От его грозного крика служитель присел, румянец сошел с его лица, он испуганно глядел на бушующего арандамарца, а тот не унимался:

– Мало того, что обрядили невесть во что, так еще и потешаться надумали? У какой из здешних наглых кокеток ты это одолжил?

– Господин мой, у нас, в Раэноре, такое носят придворные кавалеры! – попытался было оправдаться служитель.

– А мне плевать, что тут у вас, в Раэноре! – в запальчивости крикнул Хаггар. – Неси мою одежду! Ну, живо!

– Но твой костюм сильно пострадал во время путешествия, боюсь… – слуга хотел продолжить увещевания, но, видя, как грозно сдвигаются брови рыцаря, поспешно закивал: – сейчас, сейчас, подожди минутку, – и кинулся из комнаты, однако быстро вернулся, неся одежду арандамарца. Хаггар ухмыльнулся, жестом выпроводил слугу, а сам расправил свой походный видавший виды костюм и увидел порез от меча, нанесшего ему рану, пятна высохшей и побуревшей крови. Да, он, видимо, погорячился, так настойчиво требуя его назад. Но теперь уже поздно. К тому же уж лучше так, чем в этих легкомысленных одеяниях. Встряхнув костюм, он попытался было придать ему более достойный вид, но понял, что не стоит стараться, быстро переоделся, все время косясь на дверь и морщась от боли. Напоследок арандамарец опоясался ремнем и прицепил к нему свой меч. Значит, прав лекарь, он гость здесь. Оглядев себя, Хаггар остался доволен. Ну вот теперь можно позавтракать.

Не успел он об этом подумать, как двери вновь распахнулись. Две женщины, одетые так же, как заходившая до них девушка, принесли подносы, заставленные серебряными тарелочками со всевозможной снедью. Улыбаясь Хаггару, они поставили подносы на стол и вышли. Изрядно подкрепившись, отдав должное искусству раэнорских кулинаров, арандамарец сидел и раздумывал, чем же теперь заняться, и уже хотел было встать, чтобы отправиться посмотреть дворец одному, раз уж о нем все забыли, но дверь снова открылась, и в комнату вошел все тот же старый лекарь, а из-за его спины выглядывал мальчуган лет шестнадцати.

– Я что здесь – вместо ярмарочного медведя? – беззлобно поинтересовался у старика Хаггар. – Ты еще не всем меня показал?

Лекарь нисколько не смутился. Обернувшись к мальчику, несколько оторопевшему от таких слов, он объяснил:

– Достойный рыцарь, я думаю, шутит.

Вновь обратившись к арандамарцу, старик продолжал:

– Этот юный отрок, именуемый Атни, легкомысленный, но весьма смышленый, покажет тебе дворец, город и все, что тебя заинтересует.

– Что, никого другого в провожатые не нашлось?

Лекарь пожал плечами:

– Господин, пойми и прости нас! Ты прибыл как раз накануне праздника. Все заняты последними приготовлениями.

– А госпожа?

– О, она занята более других. Ты как сын правителя и как будущий правитель должен знать, сколько сил и времени отнимает такое торжество. Но это отнюдь не значит, что о тебе забыли или пренебрегли тобой, вовсе нет. Сегодня вечером княгиня будет ждать тебя в своих покоях, чтобы вместе поужинать. Правда, если только я разрешу, ибо ни она, ни я вовсе не хотим, чтобы от усталости и беспокойства к тебе вернулась болезнь.

– Я здоров, лекарь, и мне лучше судить о том, готов ли я к встрече! – вскипел Хаггар.

– О, вижу, твой воинственный пыл вновь вернулся к тебе, рыцарь! Судя по тому, как загорелись гневом твои глаза, ты действительно на пути к выздоровлению. Что ж, вечером за тобой придут. К семи ударам колокола будь здесь, в своих покоях. Атни будет сопровождать тебя на прогулке.

– Без соглядатая можно?

– И вовсе я не соглядатай! Пожалуйста, разреши мне идти с тобой! – набравшись храбрости, выпалил мальчуган, выскочив из-за спины старика. Хаггар удивленно улыбнулся:

– Неужели тебе хочется за мной таскаться? Ничего более занятного и полезного ты найти не можешь?

– Нет! Разреши, прошу! – мальчишка упрямо тряхнул темными кудрями.

– Что ж, раз ты так хочешь, пойдем. А пока подожди меня за дверью.

Атни, обрадованный тем, что добился своего, вышел. Хаггар обратился к лекарю:

– Ладно, старик. Ты хитер, но, чувствую, добр и мудр. Не найдется ли у тебя времени для беседы со мной?

В ответ лекарь улыбнулся и покачал головой:

– Сдается мне, доблестный витязь, не для бесед с пусть мудрым и добрым, но дряхлым стариком проделал ты путь, грозящий смертью. Или я неправ?

– Как знать, лекарь. – Хаггар стал серьезен. Его темно-серые глаза встретились с выцветшими, цвета ноябрьского льда, глазами старика. Тот не отвел взгляда. Прошло, казалось, несколько минут, прежде чем лекарь опустил глаза, подошел к арандамарцу, положил руку на его могучее плечо и произнес:

– Ты смел и благороден, юноша, душа твоя светла, сердце отважно, много сил в тебе. Что ж, я понял, что помыслы твои чисты и ты готов идти до конца. Таких мало. Но все же хочу предостеречь тебя, пока не поздно: опасное дело затеял ты, очень опасное. Княгиня умна и коварна. Никогда еще любовь не обжигала ее сердце. Многие, многие достойные витязи пытались покорить ее гордую душу, но никому этого так и не удалось. У нас, в Раэноре, говорят, что вместо живого сердца в груди у госпожи алмаз, драгоценный, но безнадежно холодный. Поэтому берегись!

– Я понял тебя, старик! Благодарю за предупреждение, но твои увещевания опоздали на много лет. Я – рыцарь Арандамара и не привык бегать от смерти, так неужели же убегу от любви?

– Иногда любовь страшнее смерти, рыцарь, иногда она приносит несчастья, зло, позор…

– Ну нет! Пусть зло, пусть беды, но не позор! Или я слаб? Или не сумею преодолеть препятствия, коими грозит мне судьба? Или холодная рыбья кровь выродившихся королевских потомков течет в моих жилах? Я ничего не боюсь! Говоришь, ее сердце – алмаз? Что ж, посмотрим, устоит ли он перед огнем моей души!

– Я рад, Хаггар, и если ты и впрямь поступишь так, как говоришь, я буду другом тебе, а это, поверь, не так уж и мало!

– Старик, мы, арандамарцы, уж если что-то говорим, то и делаем.

– Хорошо. Что ж, иди. Атни ждет тебя.

Хаггар поклонился лекарю и вышел из комнаты, оставив лекаря одного.

– Попытайся, мальчик. Только ты, может быть, еще можешь спасти ее, – произнес в раздумье старик.

Хаггар шел по открытым солнцу галереям дворца, вознесенным высоко над землей. Так тонки были каменные кружева перил, витые колонны, резные потолки, что казалось – дотронься, и растают они, словно белые облака в небе. Зелень лиан, толстыми коврами укутывающих стены, оставляла открытыми лишь оконные проемы, то забранные бронзовыми решетками, то украшенные витражами. Солнечный свет проникал повсюду, золотя безжизненный камень, делая его теплым, живым. Навстречу арандамарцу то и дело попадались несущиеся сломя голову дворцовые слуги, на ходу окликая мальчика – проводника Хаггара. Тот отвечал на приветствия, важно вышагивая рядом с гостем. Чинно проплывали мимо увешанные ожерельями из сверкающих и переливающихся на солнце самоцветов дамы в немыслимых туалетах, настолько ярких, красочных, богато расшитых золотом и серебром, что у арандамарца с непривычки зарябило в глазах. Запах духов и благовоний кружил голову. Хаггар, привыкший к строгим, несколько суховатым канонам красоты Арандамара, удивленно провожал красавиц взглядами, в ответ получая взгляды не менее удивленные. Дамы недоумевали, где этот ненормальный мог отыскать такое рванье, в котором и нищему будет стыдно пройти по улице, как такого оборванца пустили во дворец, а не вышвырнули за ворота, посоветовав помыться для начала, и почему с ним этот мальчишка Атни, не сводящий с бродяги восхищенных глаз. Но не получая ответа на свои вопросы, дамы проходили мимо, задирая носы и презрительно фыркая, а арандамарец шествовал, насмешливо ухмыляясь и время от времени поправляя меч.

Внизу располагался сад, ступенями поднимающийся в горы. Из южной галереи, где находились Хаггар и Атни, открывался прекрасный вид: цветники, аллеи, рощи на сером фоне гор. Судя по тому, что уже видел юноша, весь дворец утопал в зелени, и неизвестно, что было более прекрасным: творение рук, создавших Дол-Раэн, или живая красота растений. Фонтаны, ручейки, ключи, бившие из-под камней, искрились на солнце, затмевая блеск золота, серебра и самоцветов. Птицы с оперением столь же ярким, как наряды здешних женщин, щебетали, перелетая с ветки на ветку. В черных и белых мраморных бассейнах средь водорослей и лилий сновали стайки рыбок. Хаггар заметил, что среди душистых зарослей по дорожкам, выложенным черным полированным камнем, снуют садовники, поливая, подрезая, рыхля, ибо любая красота, а такая в особенности, требует ухода.

Когда арандамарец прошел южную галерею и вышел на восточную, картина сменилась, словно и не было волшебного сада. До высоких городских стен тянулись бесконечные белостенные дома, утопающие в зелени платанов. Дым поднимался из труб, слышались удары молота о наковальню, конское ржание, смех и шум голосов. Здесь трудились мастеровые, умельцы, чья работа была источником богатства страны.

Северная часть Дол-Раэна была парадной. От городских ворот к самому дворцу тянулась прямая дорога, вдоль которой росли пышные кусты роз, акаций, жасмина. Богатые дома с башенками и высокими шпилями приветливо блестели чистотой прозрачных оконных стекол. С дворцовой галереи красная, зеленая, коричневая черепица на крышах домов казалась искусно выложенной мозаикой. Флажки трепетали на легком теплом ветерке, доносившем до Хаггара звуки музыки.

Западная часть города пахла съестным: сдобой, вином, пряностями. Здесь толчея и гомон толпы заглушались высокими тополями, раскидистыми кленами и ясенями, укрывающими своей листвой бесконечные вереницы повозок, доставляющих к празднику провизию придворным поварам.

Обойдя дворец по тянущимся вдоль всего второго этажа галереям, Хаггар с Атни вернулись на северную сторону. Арандамарец с любопытством наблюдал, как по широкой лестнице, ведущей из дворца к внутренним воротам, сейчас почему-то закрытым деревянными щитами, спускаются и поднимаются люди: одни – степенно, важно, другие – почти бегом, не глядя по сторонам, третьи, и их было большинство, – весело насвистывая, прыгая по ступеням. Широкий, мощенный гладкими, словно зеркало, серыми плитами двор с высоты казался озером со свинцово-тяжелой водой, отражающей синее небо и белые облака. По двору проезжали всадники в развевающихся одеждах, с яркими лентами на шлемах. Кони горячатся, храпят, но всадники умелы и ловки, их сильные руки крепко держат поводья…

– Петухи бойцовые! – услышал вдруг Хаггар презрительный голос. Атни стоял рядом с ним и тоже смотрел вниз, на красавцев рыцарей. Заметив удивленный взгляд Хаггара, он пояснил:

– К чему им мечи и доспехи? Не знаю, довелось ли хоть одному из них сражаться по-настоящему. Думаю, что нет.

– Почему?

– Да потому, что у нас, в Раэноре, войн не бывает. Разве что на границах иногда случаются стычки с разбойниками. Или кочевники нападут. А здесь, в столице, они только меж собой ссоры затевают. Смешно смотреть! – Он немного помолчал, а потом робко спросил: – А скажи, ты был в бою?

– Зачем тебе, парень? – Хаггар усмехнулся, заметив как выжидающе замер мальчишка.

– Ну пожалуйста, ответь!

– Конечно, был! Сколько тебе сейчас?

– Шестнадцать, но скоро будет семнадцать.

– Мне было столько же, когда меня впервые взяли в поход.

– Эх, а я так вот и просижу здесь со всем этим бабьем!

Хаггару стало смешно, но он сдержался, подавив улыбку.

– Так ты, стало быть, хочешь стать воином?

– Да я мечтаю об этом! Мечтаю биться с врагом, летя на коне, видя рядом друзей, добывая победу мечом, а после боя сидеть у костра и петь о подвигах героев.

– А потом стать героем самому?

– И погибнуть в бою, пораженным в сердце.

Арандамарец слушал вдохновенную речь Атни, с грустью глядя в его еще совсем детское лицо. Так же мечтал и он, пока не понял, что война – тяжкий, грязный труд, приносящий лишь горе и смерть. Мальчик, не замечая его грусти, продолжал:

– Знаешь, я хочу сказать тебе кое-что. Только поклянись, что никому не расскажешь! – Атни, видимо, решился совершенно довериться Хаггару.

– Зачем клятва? Слово воина Арандамара стоит многих клятв. Ну, о чем ты хочешь мне поведать?

– Я убегу отсюда. Рано или поздно, но убегу!

– Вот это да! Куда же?

– К вам. Вступлю в дружину и буду сражаться за правителя.

– Почему именно к нам, Атни?

– Да просто мои предки были арандамарцы, давно-давно…

– Погоди-ка, а ты не путаешь?

Атни пожал плечами, удивляясь недоверчивости гостя:

– Нет, конечно! Здесь много таких семей, особенно рядом со столицей. Из Серебряной Чащи, даже из-за Великой Реки. Им здесь спокойно, безопасно! Но я такого спокойствия не хочу. Уйду.

– И бросишь свой народ?

– Свой народ? – Атни удивленно поднял брови. – Но у меня нет своего народа. Мы беглецы. Кого же мне считать своим народом?

– Родичей, друзей, соседей, всех, живущих в этом благословенном краю, неважно, откуда бы вы все ни пришли сюда. Только негодяи отвечают неблагодарностью за добро. Ты уйдешь, другие уйдут, а кто останется здесь, кто будет беречь эту красоту? – Хаггар развел руками, показывая на раскинувшиеся за городскими стенами поля, сады.

– От кого беречь? Я ведь тебе сказал, у нас войн не бывает! Кому я здесь нужен!

– А вдруг все изменится? Вдруг, когда ты наконец-то решишь вернуться в Раэнор, чтобы увидеть отца и мать, найдешь здесь только обгорелые развалины? Так часто бывает. Сможешь ты простить себя за то, что оставил, не уберег свой дом? За то, что, вместо того чтобы служить своей родине и защитить ее от беды, искал приключений в чужих землях? Сможешь простить себе предательство?

– Не знаю, – протянул Атни. Видно было, что парень растерялся. Его мечта рушилась, ибо доводы арандамарца были сильны.

– Подумай на досуге. А пока пойдем, побродим по дворцу. Все равно еще рано, солнце едва перевалило за полдень.

Хаггар и Атни свернули в довольно узкий коридор. Их шаги гулко отдавались от низкого потолка. В тусклом свете светилен из полумрака проступали барельефы всадников на могучих конях, танцующих медведей, оленей с ветвистыми рогами, собак, пущенных по следу. Здесь было пустынно, тихо. С интересом поглядывая по сторонам, Хаггар не заметил, как они оказались во внутренних покоях замка. Мимо них засновали придворные с ворохами свитков под мышками. Чрезвычайно серьезные, они бросали на арандамарца рассеянные взгляды и пробегали дальше, словно и не поняв, кого только что увидели их глаза. Стайки девушек в развевающихся легких нарядах, с распущенными по плечам локонами порхали по коридорам, о чем-то оживленно беседуя, а увидя Хаггара, с любопытством оглядывали его с головы до ног. Атни гордо вышагивал рядом, счастливый оттого, что все вокруг смотрят на них, что вот идет суровый, отважный воин и он, Атни, вместе с ним. Он, задрав голову, свысока поглядывал на мальчишек-посыльных, останавливавшихся при виде их и провожавших арандамарца и Атни восхищенно-завистливыми взглядами. Видя это, Хаггар от души веселился.

Внутренние покои дворца поражали богатством и великолепием отделки. Потолки вновь ушли ввысь, и там, вверху, то сияло солнце, то тускло светила луна, то мерцали холодным, призрачным блеском звезды. Полупрозрачные колонны взметались к потолку, как струи воды в фонтанах. Белый, розовый и даже голубой мрамор с серебряными прожилками лучился мягким светом. Стены выложены мозаикой из драгоценных камней. Золотые птицы парят в бирюзовом небе, серебряные единороги скачут по изумрудной траве. Изящество, доходящее до вычурности, яркость, праздничность красок! Всюду свет, льющийся из тысяч светилен, от огромных в виде огромных драконов, изрыгающих пламя, до маленьких шариков-светлячков, разбросанных в листве растений. Цепкие кудрявые плети лиан с белыми, словно из снега, большими цветами, тянулись вверх, оплетая колонны. Изредка Хаггару удавалось увидеть двери, скрытые за пышными кустами роз.

Неожиданно они оказались в просторном зале с множеством высоких окон. Косо падающий на узорный паркет свет разбивался на тысячи брызг. В углах, скрытые тенью, уходили вверх винтовые лестницы. С потолка ледяными гирляндами свисали люстры из искрящегося хрусталя. Хаггару захотелось сверху взглянуть на чудесный паркет, и, легко взбежав по одной из лестниц, он оказался на хорах. Сверху зал был еще более красивым. Заглядевшись на изощренный узор, любуясь множеством оттенков дерева, от нежно-розового до иссиня-черного, юноша надолго задумался. Атни молча стоял рядом. Вдруг внизу раздался звук шагов, и арандамарец увидел княгиню. Она была не одна. Рядом с ней шел высокий мужчина в черных одеждах, которые украшала серебряная цепь да меч в посеребренных ножнах. Белое воздушное платье княгини казалось по сравнению с этой темнотой еще более ярким. Подойдя к окну, они тихо беседовали. Арандамарец видел, что нежная рука владычицы покоится в могучей руке неизвестного воина, лицо ее обращено к его лицу. Судя по тому, как склоняется его голова, воин слушает внимательно, время от времени указывая ей рукой на что-то там, во дворе, видное только им двоим.

Хаггару стало не по себе. Уединенность места, тишина, ласковый голос и смех княгини, покорность витязя – разве могли оставаться сомнения? Наверняка это его соперник, и соперник более удачливый. Для беседы с ним у княгини нашлось время, а Хаггара она даже не навестила. Прислала какого-то хитрого старика, приставила мальчишку-соглядатая и отправила бродить по бесчисленным комнатам своего дворца, чтобы совсем заморочить ему голову. А он-то тоже хорош! Стоило пробиваться сквозь гиблые земли на виду у Тьмы ради того, чтобы быть выставленным на посмешище! Хаггару вспомнились издевательски-насмешливые взгляды, скользящие по его лицу, одежде. Конечно, он смешон всем им, разряженным, надушенным, обвешанным золотыми и алмазными побрякушками. Вычурные наряды раэнорцев, холеные лица, лукавые глаза, изящные даже у встреченных им мужчин руки, пальцы, унизанные перстнями, длинные, завитые волосы, жесты, небрежные и в то же время жеманные! Красота слишком утонченная, чтобы проникать в душу, поражающая, вызывающая восхищение, но не трогающая сердце. Зачем он здесь? Не лучше ли вернуться домой, туда, где он свой, где нужен? Может, прав лекарь, может, оставить ее одну среди ее нереальных садов, саму похожую на тепличный цветок?

Он думал так, а глаза его неотрывно следили за теми у окна. Вот она пожала руку воина, засмеялась, немного откинув голову. Волосы ее, закрученные толстыми жгутами, увитые золотыми нитями, шевельнулись, точно змеи. Воин в ответ склонил голову еще ниже, так, что его темные локоны коснулись ее обнаженной руки. Не в силах больше стоять и смотреть, Хаггар отпрянул от перил, неслышно спустился вниз и вышел из зала. Атни последовал за ним, а те двое так ничего и не заметили, увлеченные то ли разговором, то ли друг другом.

Обида клокотала в груди арандамарца. Он быстро шел, ничего и никого вокруг не видя. Следом бежал растерявшийся Атни. Он предпочел не задавать вопросов. Прохожие шарахались в стороны, уступая дорогу, а те, кто не успевал посторониться, отлетали, задетые могучим плечом. Глупец! Жалкий дурак! Он ругал себя, и гнев все жарче разгорался в его сердце. Не разбирая дороги, Хаггар летел до тех пор, пока не оказался в тупике. Очнувшись от приступа ярости, он огляделся. Вокруг никого не было, только Атни, запыхавшийся, красный, стоял рядом и таращил на него круглые любопытные глаза.

– Ну что, дружище, устал? Слабоват ты, однако! – неуклюже пошутил арандамарец, пытаясь скрыть смущение.

– Это без привычки, а так я ловкий! – хитро, понимающе улыбаясь, оправдывался мальчишка.

– Да ладно. Скажи-ка, где мы сейчас.

– Тут дальше хода нет. Проход заложили давным-давно.

– Что так?

– А, не знаю. – Атни отвернулся, делая вид, что чрезычайно заинтересован лепными узорами на потолке.

– Ну, не хочешь говорить – не надо. Давай выбираться отсюда.

Они повернули и не спеша двинулись обратно. Вскоре Атни вывел Хаггара в людные залы, и опять засновали мимо спешащие придворные. Когда из просторных комнат они вышли в довольно узкий, с низким потолком переход, Хаггар заметил, что впереди люди останавливают суетливый бег, отходят к стенам, кого-то пропуская. Кто это был, арандамарец не мог видеть, пока толпа не расступилась совсем близко, и тогда прямо перед ним оказался (о небеса!) самый настоящий дверг! От неожиданности Хаггар на секунду растерялся, не зная, что делать. Он видел, как почтительно кланяются этому громиле, не очень высокому, но чрезвычайно широкому в плечах, с огромными длинными ручищами и короткими кривыми ногами. На нем не было ни шелков, ни золотых блесток. Одежда из грубой прочной ткани, кожаная куртка, поверх которой, как влитая, сидела кольчуга. Кривой ятаган висел на поясе. Свирепое лицо дверга с угрюмым, ужасным ртом было сумрачно, его маленькие, темные, с красными прожилками глазки впились в лицо арандамарца. На миг остановившись, удивленно шевельнув косматыми бровями, дверг двинулся к Хаггару, тяжело ступая грубыми коваными сапогами по узорному полу. Каждый шаг его эхом отдавался под сводами перехода. Люди смолкли. Атни опасливо отодвинулся к стене. Мгновенно выхватив из ножен меч, арандамарец спокойно ждал. Что ж, не раз приходилось ему биться с этими тварями, чего же бояться теперь! Но дверг совсем не собирался нападать на него. Еще издали, заметив воинственный настрой гостя, он хрипло прорычал:

– Ага, значит, это ты – тот парень из Арандамара! Ну-ну. Ловок ты, братец! И как это мои ребята не углядели тебя на границе? Я на тебя очень зол. – Он осклабился, показывая крепкие клыки, и продолжал: – Княгиня мне такой нагоняй из-за тебя устроила! Но ничего, в следующий раз берегись, мы будем наготове и встретим, как надо. – Хмыкнув, дверг еще раз оглядел арандамарца и прошествовал мимо, провожаемый подобострастными поклонами. Но как только он скрылся, все снова засуетились, побежали, загалдели. Хаггар отыскал глазами Атни и спросил его:

– Слушай, я что-то не понял! Это же был дверг! Во дворце – настоящий дверг! Что это значит?

– Как что? Да ничего. Конечно, это двер, самый настоящий. Это капитан Западного гарнизона, знаменитый герой Дарк! Он недавно с отрядом всего из пятидесяти пограничников отразил нападение целой орды кочевников. Эх, вот настоящий воин! Попасть бы к нему в отряд!

Хаггар, слушая эти слова, начал думать, что ребенок не в себе. Стремиться в отряд к двергу!

– Что же ты не попросишься? – мягко спросил он.

Теперь Атни взглянул на него с состраданием.

– Я же человек! Люди могут, конечно, стать воинами. Вон как эти столбы, стоять днями и ночами напролет и глазеть на толпу, – он презрительно кивнул на стражей у дверей, мимо которых они проходили. – Есть еще, правда, отряд разведчиков Велемира, но туда и вовсе не пробиться. Эх, быть бы мне двергом!

– Братец, да ты рехнулся! Ты понимаешь, о чем говоришь?

– А что? У нас многие завидуют им, все мои друзья – так уж точно.

– Да они же служат Морну! Это наши заклятые враги! Ты сам говорил, что хочешь сбежать в Арандамар, к правителю, и тут же хочешь быть двергом!

– Ну и что! Это, может, тамошние, из-за гор, злые, а наши, раэнорские, особенные. Отец говорит, что от двергов у них только название и осталось.

– Да, интересная у вас страна!

Атни огрызнулся:

– Страна – лучше всяких других!

Хаггар понял, что спорить с мальчишкой бесполезно.

– Ладно, успокойся. Ни к чему ссориться из-за какого-то дверга.

В ответ Атни лишь пожал плечами, и дальше они шли молча. Под конец путешествия Хаггар был уже рад снова оказаться в своих покоях. Рана ныла, и арандамарец чувствовал, как снова начала сочиться кровь. Усевшись в кресло, он, поблагодарив, отпустил Атни и так, полулежа, сидел без движения, ленясь даже протянуть руку и позвонить в колокольчик, чтобы принесли обед.