Читать книгу Полетевшая - Анна Толстопятова - Страница 5

Солнце жизнерадостно пробивалось сквозь остатки ночного сна, отодвигая смутные тени, черпающие силу ночью.

– Клепа, опоздаешь!

Я потянулась. Из кухни привычно пахло гренками и свежесваренным кофе. Лето зацепило даже маму, сегодня её голос звучал против обыкновения почти счастливо. Тугие струи воды разогнали остатки сна, и даже старые трубы, казалось, пели в такт птицам за окном. Скользнув в любимые джинсы, я натянула майку, одним движением собрала волосы в хвост и вышла на кухню.

Лучи плясали на двух щербатых чашках, застревали в ароматном паре над горкой золотистых гренок, устроившейся на тарелке из бабушкиного сервиза.

– Опять копаешься, садись уже!

Мать плотнее запахнула халат. В ярком свете заметнее были морщинки в уголках глаз и горестная складка у губ. Давно я не видела, чтобы она улыбалась по утрам. Последний раз был, наверно, когда у нее шел конфетно-букетный период с Вячеславом, быстро скатившийся в бездну отрицания, принятия и прочих этапов несчастья.

Я откусила кусочек поджаренного хлеба, румяная корочка приятно хрустнула на зубах.

– Опять в свою студию потащишься?

Хрупкая красота утра рассыпалась осколками. Кто-то явно был настроен на скандал.

– Не начинай, а.

– А я ещё и не начинала!

– Мам, мы это уже тысячу раз обсуждали. У меня всё в порядке. Меня всё полностью устраивает, – мне хотелось вернуть спокойствие утра.

– Конечно, устраивает её! Такая же небожительница, как твой отец! – начинается.

– Давай не будем!

– Конечно, не будем! Ох уж мне эти тонкие натуры. А как в магазин идти, еду готовить – так я сразу. Приземленная.

– Мама, завтра уже зарплата, – я не оставляла попыток, – не переживай.

– Смех, а не зарплата! Хочешь, как я – сидеть в своем углу и всё?

– Вечно ты преувеличиваешь!

– Ничего я не преувеличиваю, я пытаюсь глаза тебе открыть!

– Мам, я давно их открыла.

– Тратишь свое время!

– Обсудим потом, – потеряв надежду на мирный исход, я затолкала остаток тоста в рот, хлебнула обжигающий кофе и выскользнула в прозрачную тишину двора.

– Найди уже нормальную ра!.. – дверь поставила точку в нашем споре.

Я уловила в голосе матери ноты безысходности, которая наполнила её жизнь после происшествия с квартирой.

Еще одним преимуществом моей работы было отсутствие необходимости протискивать себя через утреннюю суету спешащих в офис работников. Я наслаждалась пустотой улиц, неторопливым транспортом и уютным спокойствием зелёного парка. Эти пятнадцать минут неспешной дороги позволяли мне переместиться из колючего пространства дома в расслабляющую атмосферу работы, где меня ждали юные таланты, ещё более неуверенные в своих силах, чем я.

– Привет, солнышко! – Петровна привычно выглядывала из-за потертой стойки вахты, которая помнила пионерские сборы.

– Доброе утро! Как поживают азалии?

Цветы на клумбе у входа во дворец Школьников были особой гордостью пенсионерки. Она целыми днями вела баталии в различных чатах цветочников, выписывала самые элитные луковицы по почте и страшно ругалась на детей, залетавших на священную территорию цветника, увлекшись беготней, или на нерадивых хозяев, чья собака смела поднять ногу в неположенном месте. Хотя за годы круговой обороны Петровну хорошо знали все местные, поэтому подобные инциденты, превращающие старушку в разъяренную фурию, практически не возникали. Я улыбнулась, представив Петровну в образе дикой валькирии, поднялась по гулкой широкой лестнице с низкими ступенями, истертые перила привычно изогнулись под ладонью. Огромные окна коридора прятались в высоких потолках и выходили на зимний сад, крыша которого во многих местах зияла провалами. В оставшихся застекленных квадратах плясало солнце.

По широкому коридору неслись приглушенные гаммы, подвал мерно отвечал перестуком мячей, я толкнула высокую иссохшую створку двери и вступила в пространство мольбертов, акрила и беличьих кистей. Обычно я приходила немного заранее. Во-первых, это была возможность побыстрее выскользнуть из облака материнской едкости, а во-вторых, это было прекрасным вариантом избежать всех социальных активностей перемены, когда приходилось здороваться, останавливаться, отвечать на вопросы других педагогов, желающих пообщаться между уроками.

Мне нравится неспешно расставлять мольберты перед уроком, вести рукой по масляной поверхности восковых макетов, выбирая натуру для натюрморта, тщательно выкладывать складки тяжелой ткани для фона. Композиция, свет должны располагаться, как сочтет нужным художник. Искусство красоты и совершенства. А с другой стороны, как мало неизбитых сюжетов. Все сводится к двум основным темам – любви и смерти. Предсказуемо. Мне ближе реализм, физическое. Не чувства, а предметы. Строения, обглоданные временем стены, потемневшие от времени деревья. Дом, где жили родители, деды, прадеды. Меняются поколения, люди остаются в рамках четырех темпераментов.

"Интересно, если бы у меня была сестра…", – мне нравилось придумывать альтернативные истории, где я была не одна, а с братом или сестрой, иногда они были старше, иногда младше меня. Мать в этих выдумках растворялась в обилии детей и практически не концентрировала внимание на мне. Наверное, поэтому истории казались мне спокойными и уютными, несмотря на все каверзы, которые мы там учиняли.

– Здравствуйте, – робкий голос вызвал меня из далей воображения.

– Привет, Яна! Как дела? Занималась дома? – Я знала, что девочка не любит вдаваться в подробности своей жизни, но оживает, когда разговор заходит об искусстве и наших занятиях. Молчаливо погруженная в свои мысли, Яна расцветала во время дискуссий о цвете, классиках живописи, проявляя иной раз удивительно глубокие познания. Я обратила внимание, что несмотря на тёплую погоду, длинные рукава серой кофты были опущены, скрывая даже кисти рук.

Занятие пролетело незаметно, мы рисовали натюрморт – тыква царственно располагалась на чёрном бархате в окружении лимонов, а мы перебрасывались шутками и обсуждали костюмы на Хеллоуин. Когда дети начали собираться, Яна задержалась за мольбертом, дорисовывая незначительные мелочи, но, когда остальные вышли, подняла на меня глаза:

– Папа сегодня опять кричал на маму…