Читать книгу Обещанная медведю. Вернуть ведьму - Анна Владимирова, Анна Джи - Страница 3

Я развернул Славу к себе, встречая ее сломленный взгляд, и замер. Не успел даже рассмотреть ее толком, а теперь и смотреть уже будто не на что – растерзал ее с голодухи, как безумец. Да и не мог я на нее смотреть. Хорошая, как прежде, даже лучше. А теперь так вообще взгляда не отвести. Но я все же смог. Опустил глаза на молнию куртки и застегнул ее, пряча свою ведьму от всего мира.

Моя ведьма. Моя…

Дрянь…

Захотелось вздернуть ее за запястья прямо здесь и выпороть ремнем за все. Но, кажется, даже спасая свой разум и животную часть себя, я наломал дров не меньше нее. Нельзя было так. Только поздно. Если переломаю, то нас обоих. Ее не отпущу.

В голове выли сирены, и все мигало красным, пульсируя кровью перед глазами, но холодный разум четко строил планы: «Стереть записи камеры наблюдения, поговорить с дежурным и приказать молчать об увиденном, захватить чемодан Славы с улицы…»

Я запер ее в допросной, быстро поговорил с дежурным и вернулся. Слава за это время сползла по стенке и сидела на полу, уязвимо обняв коленки, прижатые к груди.

– Пошли, – приказал я, взял ее под руку и поставил на ноги.

Ведьма пялилась перед собой, не реагируя. Послушно переставляла ноги, цокая каблуками, и я непроизвольно опустил взгляд…

…Как мне нравились ее ноги! Я с ума сходил, когда видел ее голые ступни. Да и сейчас вид ее ног в джинсах на высоких каблуках нейтрализовал ту призрачную сытость, на которой я планировал добраться до дома. Я подхватил свободной рукой чемодан на проходной и потащил вместе с девушкой к машине. На улице Славка ожила и уперлась предметом моей слабости, отказываясь идти:

– Пусти меня! – потребовала, вырываясь.

Я выпустил и замер, хмуро глядя на нее сверху. Даже на каблуках она была ниже меня на голову. И это заставляло больше думать о том, как спрятать ее за пазуху, а не выпороть. Злость проходила, потому что зверь видел – эта женщина теперь надежно его. Блок на шее, брачная метка – там же… Где захочется, там и возьму. А хотелось все сильней.

– В кого ты превратился?! – просипела Слава, толкая меня в грудь и тем самым прерывая поток эгоистичных мыслей.

Я молчал, хмуро глядя на нее. В ее взгляде было слишком много всего. Надо было лучше смотреть. Ошибся я. Сильно.

– Если так нужен сейчас, почему не пришла раньше? – тихо потребовал я, хватая ее за шею и притягивая ее к себе.

– Меня не было в Москве! – дернулась она, так некстати подставляя мне снова голую шею.

Не отрицала, что нужен. Но сама в лапы не пойдет.

– Хороша причина, – процедил я и тяжело сглотнул, пытаясь контролировать жажду вцепиться в нее зубами.

– Я не могла по-другому! – взвыла она, дрожа. – Если бы ты знал!..

– Так расскажи! – вскричал я.

Тихим шепотом всего не выплеснуть. Хотелось орать, трахать, хлестать по щекам и так по кругу.

– Не могу! – толкнула она меня сильней. Слишком больно я сделал. – Ты не смог бы меня спрятать! Влез бы в петлю сам, и тебя бы на ней вздернули!

– Лучше бы вздернули, чем год без тебя! – прорычал ей в лицо.

Не планировал обвинять ее в чем-то, но что делать, если все, что между нами осталось – только обвинение и обида?

Она принялась лупить меня в грудь, сначала поскуливая и всхлипывая, но уже вскоре полноценно рыдая. Я пережидал. Это не все было про меня. Понятия не имел, где ее носило, но ей было паршиво. Когда она вцепилась пальцами в мою футболку и подняла глаза, я понял, что мы нескоро достанем до дна всего того, что в них плескалось.

– Ненавижу тебя! – выдохнула она и шмыгнула носом.

– Что так? – усмехнулся я зло. – Ты, наконец, собиралась стать счастливой, а я помешал?

И я потряс чемоданом в другой руке. Тяжелый, зараза!

– Собиралась!

– Да ладно?! – оскалился я, теряя снова терпение. – Без меня? Брось, Слава! Некоторые ведьмы не умеют врать определенными частями тела!

– Да пошел ты! – скривилась она.

А я замер, пережидая еле переносимое желание усадить ее на ближайший капот и отодрать со всей страстью под светопреставление сигнализации.

– Я никогда не обещал быть идеальным, – тихо прорычал, поймал ее руку и вернулся на прежний маршрут.

Хорошо, что она начала кричать на меня. Аж отпустило. Значит, и ее отпускает. Но как же это все далеко от «жили долго и счастливо»… Ну вот за что мне это? Почему именно эта ведьма с этими несносными ногами?

Я усадил ее на переднее сиденье, закинул чемодан назад и обошел свой джип, чтобы усесться за руль.

– Ты мне расскажешь все. – И я завел двигатель.

– Ничего я тебе не расскажу, – уткнулась она в окно. – Хочешь – посади меня.

Я промолчал, зло выкручивая руль.

– Я знаю, кого ты спасала, – глянул на нее.

Ведьма скосила на меня взгляд, подобралась и отлипла от окна:

– И?

– Мать. Она проходила по делу свидетелем. Но документы, которые ты украла, видимо, могли сделать из нее организатора.

Слава покривила губы, но снова упрямо отвернулась:

– Не лезь, Давид.

– А у мамы твоей такой же дар – сбегать и путать следы. Я ее тоже не нашел.

– Повезло.

– От кого сегодня сбегала ты?

Слава устало откинулась на спинку кресла и обняла себя руками:

– От нее, – выдала она вдруг неожиданное.

– И почему же?

Она заморгала на яркий свет фонарей, когда я вырулил из проулка на большой проспект.

– Просто не могу больше, – нахохлилась. – Она не подарок.

– Она и не должна им быть, – нахмурился я, провоцируя.

– Не должна быть такой! – возмутилась Слава, поворачиваясь ко мне. – Ей все мало!

– Чем больше, тем безопасней.

– Смотря чего! Ты же знаешь, какую жизнь я вела, Давид. Как это может быть безопасней?!

Хотелось потребовать, почему она не спросила это у меня год назад. Но, к сожалению, всему свое время. Я старше Славы на двадцать лет. Но эта ведьма притягивала не только ногами. Она вела отчаянную опасную жизнь. Шла на поводу у дара, а теперь становилось понятным, что еще и у матери, ради которой рисковала сесть в тюрьму. Но все чаще я видел в ней маленькую девочку, которая научилась высекать огонек пальцами. Она игралась со своим даром, как с огоньком, долго не представляя, насколько опасным тот может быть.

Последний год я шел по остывшим следам прошлых ее преступлений, собирая портрет своей ведьмы по частям. Это зверю плевать, что было до. А мне ничего не оставалось, кроме как собирать пепел и согревать себя остатками его тепла…

– Я давно не живу с ней. – Голос Славы стал слабым и неуверенным. – Не стоило и начинать.

А я смотрел на дорогу и вспоминал, как впервые увидел Славу в участке. Она сидела на обшарпанном кресле в коридоре перед каким-то кабинетом, сложив ногу на ногу. Длинная юбка скрывала почти все, но то, что осталось, будило воображение гораздо эффективней. Я прошел мимо, глядя в мобильный, и только боковым зрением цепляясь за изящный подъем стопы в бархатной лодочке на каблуках. Такое в участке нечасто показывают. А еще запах… Слава изучила обо мне все, что могла, прежде чем полезла под кожу.

– И что же сделала мать? – глянул я на нее.

– Много всего, – глухо выдавила она и снова отвернулась. – Я больше ничего тебе не скажу.

– Плохо ты меня изучила. – Всегда мечтал сказать ей это и доказать.

– Я не планировала стать твоей избранной, – снова обернулась она.

– Ну кто такое может планировать? – усмехнулся я зло, надавливая на педаль. Пустынные ночные улицы были весьма кстати для разгона автомобиля и собственных эмоций. – Ты думала, я просто так на тебя поведусь?

– Лучше бы нам не встречаться больше.

– Не тебе это решать, – огрызнулся я.

– Моя мать – очень влиятельная ведьма, Давид. А ты сейчас переходишь ей дорогу. Она не отдаст меня тебе. У нее на меня далеко идущие планы!

– Ты замужем за мной, – спокойно напомнил я.

– Не помню, чтобы ты стоял передо мной на колене и просил выйти за тебя!

– Не до этого было – тюрьма по тебе плакала! – рыкнул я.

– Она продолжает рыдать! – хлопнула по парпризу ведьма. – Мы женаты только по твоим законам! А тюрьма плачет по общим!

– Ты бы выучила законы прежде, чем их нарушать!

– Мне раньше не надо было! У меня был дар сбегать раньше, чем эти законы ко мне кто-то смог бы применить!

– И куда же он делся?

– Нет его больше! Доволен?! Я стала ни на что не способна, как только сбежала от тебя!

Я промолчал.

– Поэтому можешь снять свой ошейник, – усмехнулась она, отворачиваясь к окну.

Не сниму. Эта ведьма сможет затеряться даже за пазухой! А я не могу больше верить и потерять – тоже.

До моего дома мы доехали в молчании. Насколько это вообще можно назвать молчанием. Ведьма часто дышала, кусала губы и всячески ерзала, то неуверенно сжимаясь, то расправляя плечи и вздергивая подбородок. Из машины я вышел, полный решимости вытрясти из нее все, что раздирает ее изнутри. От напряжения болела голова. Я вытащил чемодан, поставил возле калитки и направился за ведьмой. Слава послушно вылезла и даже руку мне дала, не дернувшись.

Здесь она уже была. Здесь же и украла документы…

Это я потом понял, что эта ведьма удивительным образом влияет на ход событий вокруг. Будут теряться вещи, глохнуть двигатели, сбиваться с пути таксисты, но все будет складываться так, чтобы задуманное сложилось нужным ей образом. Казалось бы, зачем я ей? Но ключевая персона важна, как оказалось. Это я вычислил, повстречавшись с некоторыми ее жертвами. Она не может просто протянуть руку и взять. Ей должны принести и положить те, кто связан с нужной вещью.

Тем вечером документы попали ко мне таким витиеватым образом, что сложно было вообразить. Их везли с одного края города на другой, машина попала в метель, накрывшую Москву так внезапно, что никто не был готов. Ребята попали в аварию, но, к счастью, не пострадали. И, удивительное дело – недалеко от моего района! Я бросился туда пешком, вытащил ребят и забрал вещдоки. Ехать в участок было чистым самоубийством, и я отложил это до утра. Почитать то, что попало в руки, тоже не пришлось – мою постель в кои-то веки грела настолько желанная женщина, что я с трудом оторвался от нее на час и не собирался терять больше ни минуты.

Способности ведьм не изучены. На страже угроз для новых видов стоит особый департамент. И Слава скорее угодит туда, чем за решетку, как и некоторые другие редкие неизученные виды. Ее будут классифицировать и вычислять степень ее угрозы для общества.

Слава опасна. И меня это чертовски беспокоило.

Я и сам редкий экземпляр. Оборотень и ведьмак одновременно. Нас таких зарегистрировано всего трое. Но класс мой был признан безопасным, насколько оборотень вообще может быть безопасен. И даже выдали статус важного вида с всякими льготами и пожеланиями к продолжению рода. Смешно… Спасибо, что хоть не заперли в лаборатории и не заставили наполнять стаканчики биоматериалом. А вот знакомить меня с подходящими женщинами пытались. Но, к счастью, конвенция о свободе выбора все еще соблюдалась Высшими, и мне удалось унести ноги. Не уверен, правда, что на этом их попытки закончились. Ненавязчивые приглашения на всякие встречи-лекции-семианары я получал регулярно.

Только вот Славе такая история не грозила. Я не знал силу ее дара. Поставить блок мне удалось, но долго ли он ее удержит – понятия не имел. Верить ведьме на слово, что силу она утратила, я не собирался. Дар у нее специфичный. Может, цели не было подходящей после спасения матери. А захоти она сбежать от меня – неровен час, поскользнусь на ровном месте и шею сломаю.

– Ты все этот плющ никак в порядок не приведешь, – проворчала ведьма, цокая каблуками по дорожке.

– Теперь приведу, – усмехнулся. – Возьму отпуск и приведу. Что тебя еще не устраивает?

– Ты как в хлеву тут живешь, – нарывалась она. – В прошлый раз я не могла сказать, сам понимаешь…

– Понимаю, – не собирался ей потворствовать. – Не споткнись на ступеньках.

Пусть побесится. Так даже соблазнительней. Я поставил чемодан рядом с дверью и достал ключи, поглядывая на Славу, застывшую на пороге.

– Удобно, что ты сразу с чемоданом ко мне вернулась, – толкнул я двери и кивнул ей внутрь.

– И не говори, – вздернула она нос, входя в темноту прихожей. – Хоть не в твоих футболках позорных ходить. У тебя тут сдох кто-то? Или мусор месяц не выносил?

С губ едва не сорвался смешок – она меня заводила. Вернее, не меня – мою звериную часть. И медведь обалдел от такой несговорчивости строптивой сучки, вздумавшей воротить нос от его берлоги. Нехорошо. Будет толкать меня на новые ошибки. Но Славе только это и нужно – побольше поводов меня ненавидеть. Хочет, чтобы я срывался…

– Я тоже по тебе очень скучал, – прорычал я низко и коротко ткнулся ей в затылок носом.

Она отпрянула от меня и принялась метаться по пространству в поисках выключателя. Когда, наконец, зажгла свет, развернулась ко мне в полумраке гостиной:

– Не скучала я по тебе! – выпалила, тяжело дыша. – Я ненавижу тебя, Давид! Каждый день, что мы провели!..

А сама вжалась в стенку и мелко задрожала, глядя, как медленно приближаюсь к ней.

– Слава, то, что ты сделала, не стоит того, чтобы вынуждать меня тебя убить. – Я приблизился вплотную и посмотрел ведьме в глаза. – Или ты сделала что-то еще?

– Ничего, – глухо отозвалась она, сбегая взглядом. – Просто смысла не стало.

– Куда тогда бежала сегодня?

– Куда угодно, лишь бы подальше…

– Я все равно узнаю. – Попытался поймать ее подбородок, чтобы вернуть взгляд, но она мотнула головой, сбрасывая мою руку:

– Значит, оставь в покое, раз тебе есть чем заняться.

– Я сам решу, что мне делать.

Она все же подняла на меня глаза, но не выдержала моего взгляда. Врет. Что-то было еще. И не я ее сломал, как боялся. Но не все сразу.

Я оставил ее и направился в кухню.

– Есть хочешь?

Нормально тут пахло. Пустотой. Ни мусорного ведра, ни дохлых животных не водилось. Так, затерялся под потолком запах вчерашнего кофе и табака – в прокуренных вещах, в которых я пришел.

– Курить. И выпить.

– А старалась казаться хорошей девочкой когда-то, – усмехнулся я.

– Ты разве не сразу меня раскусил? – Она прошла следом за мной и осмотрелась. – Пусто у тебя…

– Я тебя не кусал. – И я протянул ей пачку сигарет. – Курить на улицу. Выпить только после еды.

– У тебя нет еды, Горький. – И она облизала губы, вытаскивая сигарету из предложенной пачки.

– Сейчас закажу. Что хочешь?

– Я голодная, – требовательно начала она. – Очень. Что-то посытнее…

– Я не знаю тебя настоящую, – оперся я на столешницу с мобильным в руке. – Чего ты хочешь, Слава?

– Суши. Побольше лосося. Все чтобы с лососем – внутри и снаружи. И белое вино.

– Фрукты?

– Кумкват. Много. И черный чай с сахаром. А еще облепиховое варенье.

– Иди кури, – кивнул я ей в сторону двери, качая головой. Вино и облепиховое варенье! Ну-ну.

– А если сбегу? – усмехнулась она.

– Кто тебя, кроме меня, накормит кумкватом в три утра, Слава? – посмотрел я в ее глаза. – Иди.

– Я была с тобой настоящей, – вдруг заглянула она в мои глаза. – Ты просто не спрашивал тогда, чего я хочу.

Она сгребла из моей открытой ладони зажигалку и направилась из комнаты. А я слушал удаляющийся звук ее шагов, и казалось – моему дому вернули сердце, и теперь оно снова стучит…

* * *

Я вышла на крыльцо, прижалась спиной к стенке и сползла до пола. По щекам покатились слезы, в горле сдавило, и я сжалась, всхлипывая.

«Убьешь меня все равно… когда узнаешь», – подумала, упрямо чиркая зажигалкой. В том, что он все узнает, даже не сомневалась. Просто хотелось еще пожить…

И, может, побыть с ним. Прежним.

Давид не особо изменился. Я чуть деру не дала, когда увидела его впервые. Вернее, попробовала. Он появился в поле зрения, а меня всю пробрало до костей, и это не ради красного словца. Я никогда не чувствовала подобного. А тут – просто мимо прошел, а у меня по позвоночнику забегали колючие разряды. Что они хотели мне сказать? Я подумала, что надо бежать, но мать раскисла мне тогда в трубку. Никогда не видела и не слышала ее такой раздавленной. Она впервые, казалось, по-настоящему во мне нуждалась, умоляла… Ведь у нее больше нет дара. Ведь она из-за меня его потеряла, обменяв на мою жизнь. А у меня еще был, и только на меня она могла рассчитывать.

Я вернулась в участок и уселась на стул как раз тогда, когда Давид выглянул в коридор из своего кабинета. От его голоса у меня едва ноги не подкосились, взгляд вообще смешал все внутри, и я рухнула ему в руки, запутавшись в юбке. Но уже тогда было понятно, что дар заработал, пусть и непривычно – Давид повелся на меня, как и десяток мужчин до него…

… Только прежде не велась я.

Шмыгнув носом, я затянулась сигаретой и прикрыла глаза. Наверное, мне действительно хотелось к нему обратно. Но не так. Не после всего. Вот если бы отмотать назад, забыть про эти документы…

Кого я обманываю? Повторись сейчас все это, я бы не смогла бросить мать. Даже после всего, что она сделала и кем явила себя.

Мне нужно переставать спасть кого-либо. Это не мое. Надо как она – холодно использовать всех и вся.

Когда в кармане запиликал мобильный, я тяжело сглотнула и ответила на входящий.

– Привет, Сью…

– Привет, Кнопа. Ты уже в самолете?

– Нет, Сью…

И я расплакалась.

– Стася, что случилось?! – сразу взорвался ее голос беспокойством.

Сюзанна была единственным по-настоящему близким мне не-человечком. Боевой подругой, которая обогреет и примет в любом состоянии, с чем бы я ни пожаловала на ее порог.

– Стася, куда мне мчаться?!

– Никуда. Я у Давида.

– Как?..

– Сама не понимаю. Таксист привез. Что-то с даром моим совсем беда. Прямо ему в руки…

– Стася, он тебе больно сделал? – воинственно засопела в трубку Сью.

Хороший вопрос.

– Я была первой.

– Куда мне ехать?! – рявкнула она. – Он домой тебя увез?

– Сью, никуда не надо ехать. Просто я не улетела…

– Все равно найду его адрес!

Она и правда могла – связей у нее хватало.

– Давай завтра поговорим, – отрезала я окрепшим голосом. – Не надо все усложнять. Я разберусь.

– Стась, когда дело касается этого оборотня, ты разбираешься плохо! Ты не знаешь, что от него ждать!

– Он меня замуж взял, – привела я контраргумент, смахивая пепел с невостребованной сигареты.

– Что? – опешила подруга.

– Ага. Вот так – с порога…

– Эк его приложило… Но ты же понимаешь, что это не особо взвешенное решение?

– У него было время взвесить – я год от него скрывалась.

– Ты его оправдываешь! Не надо!

– Никого я не оправдываю. Я его использовала. Надо нести ответственность, Сью. Разве нет?

– Кому-то, может, и надо, – согласилась внезапно она. – А кому-то надо этого ответственного спасать. Называй адрес!

– Прости, дорогая. Не надо. Я тебя наберу завтра.

Я отбила звонок как раз, когда к калитке примчался доставщик с коробками.

– Вы еду заказывали? – отчаянно возопил он.

Двери в дом открылись, и из них вышел Давид. Бросил на меня взгляд, едва я успела растереть слезы по щекам, и сбежал по ступенькам. Пока он забирал пакеты, я выпрямилась, но зайти в дом не успела – залипла на фигуре мужчины в ночной дымке. Он, кажется, усмехался быстрому рассказу доставщика, как тот уперся в кладбище и уже собирался задать стрекоча, когда увидел светлячка в тумане. Им оказалась моя тлеющая сигарета…

А я смотрела на усмешку Давида, понимая, что мне он так уже нескоро улыбнется. Вернее, никогда. Стало горько. Я вдруг поняла, что Давид был мужчиной моей мечты. Та неделя, что мы провели вместе год назад – идеальными отношениями, о которых я мечтала. Мне несложно было дурить ему голову, изображая из себя невинность. Я стала ею в его руках. Потому что играть не выходило. Ему это не было нужно.

– Пошли? – кивнул он мне на раскрытую дверь.

– Окурок куда деть? – вздернула я бровь. – Так-то я обычно сжигаю. Но ты все запретил…

Он раздраженно взял его из моих пальцев и сжег, стряхнув пепел на пол:

– Заходи, – повторил с нажимом.

– Я все хотела тебя спросить, – проследовала я за ним в кухню, – ты же теперь знаешь обо мне многое… Никогда не думал, что твой выбор – всего лишь следствие моего дара?

Я оперлась плечом на стенку, глядя, как он разбирается с пакетами.

– Это уже неважно, – непоколебимо констатировал, вытаскивая вино из бумажного.

– Как это? – усмехнулась я сипло. – Ты бы не влюбился… Все твои чувства – иллюзия. Я обманула тебя и твое звериное чутье и заставила себя хотеть…

– Тебя несложно хотеть, Слава, – возразил он спокойно. – Может, мать тебе вбивала в голову другое, но ты очень привлекательная сексуальная женщина. В день, когда ты заявилась в участок, тебя хотели все мои холостые опера… А, может, и не только холостые…

Я снова задышала чаще, пробуя усмехнуться, но не выходило.

– …И сейчас я тоже тебя хочу, но дара у тебя уже нет, – продолжал он, выкладывая роллы на тарелку.

– Разве не выбор тому виной? – упрямо потребовала я.

– Я наполовину ведьмак, помнишь? Не все в моем поведении диктует зверь. – И он принюхался к итоговому блюду. – Свежие. Кумкват мыть?

– Мой, – нахмурилась я раздраженно.

Хотелось вывести его из себя, но он не позволял.

– Садись.

– По-моему, ты просто трус, потому что не хочешь посмотреть правде в глаза, – отчеканила я. – Я тебя не люблю. И ты меня – тоже. Все, что у тебя ко мне есть – это больная животная прихоть!

Повисла тишина, в которой, казалось, было слышно, как долбится мое сердце о грудную клетку. Давид отвернулся от меня к раковине, не спеша достал бутылку из пакета, потом пару бокалов из шкафа. Когда обернулся, у меня будто все остановилось внутри – жизнь, дыхание и сердце.

– Я не знаю всего, что с тобой случилось, Слава, – заговорил он мрачно, – и зачем ты пытаешься убедить себя в том, что ненавидишь меня, в то время как тебя трясет от желания оказаться у меня в руках. Но если не хочешь мне рассказывать правду – заткнись… и садись есть.

Я не стала перечить. Прикрыла расслаблено глаза на секунду и прошла к стулу и растеклась по нему от усталости. Ноги никогда не ныли в каблуках, а тут отозвались таким напряжением, что я не выдержала и тут же стянула туфли.

– Дай вина.

– После еды, – поставил он передо мной тарелку.

Я демонстративно схватила ролл с лососем, запихала в рот… и зажмурилась от удовольствия. Черт, как же вкусно! Сколько я не могла это себе позволить? Долго. Даже не заметила, как он поставил мне бокал с вином.

– Чай сразу?

– Угу, – промычала.

Не нужен мне чай, но заставить мужчину снова отвернуться к разделочному столу очень хотелось. Мне было и спокойней, и тревожней одновременно, когда взгляд упирался в его широкую спину.

– И как у тебя год прошел? – взялась я за бокал.

Я только сейчас вспомнила, как у него на кухне все продумано. Чая с пакетиками там не найдешь. Чайник, разная заварка, чашки разных калибров. Когда мы познакомились, и он привел меня домой, я повадилась заваривать какой-то белый чай в чашке. Давид тогда ни слова не сказал, да и сейчас тоже. Заварил мне того же самого. Это позже я узнала, сколько этот чай стоит, и что его так пить не принято.

– Нормально, – отозвался он. – Даже увлекательно… Я раскопал всю твою жизнь от детского садика до ограбления миллионера Высотского…

– Ох ничего себе! – поболтала я вином в бокале. – И как она тебе? Моя жизнь?

– Я не собирался ее оценивать. – И он поставил чашку передо мной и тарелку с кумкватом. – Я хотел тебя найти.

– Многие хотели, как ты понял, – усмехнулась я.

– Да, – ответил он многозначительной усмешкой.

– И как мы дальше будем? – нарочито бодро поинтересовалась. – Думаешь сделать из меня домохозяйку?

– Я сам неплохо справляюсь с домашним хозяйством.

Он сел рядом, а я только тут заметила, что он и себе сделал чай. Точно такой же, как и мне.

– Этот чай же так не пьют, – заглянула я в его чашку. Он промолчал, наградив меня хмурым взглядом. Видимо, теперь он пьет так. – Ты не сможешь со мной жить, Давид.

– Я просил тебя заткнуться на сегодня, – беззлобно напомнил он, берясь за ручку кружки.

И что-то подсказало, что он уже перетек в ипостась того глухого оборотня, с которым я встретилась сегодня. И снова этому способствовала я. Его куртка вдруг показалась неуютной, хотя до этого момента я и не помнила, что сижу в ней.

– В ванную пойдешь? – пристально посмотрел он на меня.

И будто не про ванную спрашивал, а уже совсем про другое. Хотя что тут спрашивать? Я помню, каким голодным он может быть. Но год назад он был чертовски занятым начальником участка. А теперь – год сплошного голода. Уснуть мне сегодня он не даст. Скорее, уложит в обморок.

– Пойду. Хочу тебя смыть.

– Слав, ну почему ты не умеешь быть пушистой и покладистой? – рывком поднялся он. – Иногда это был бы кстати. Всем стало бы легче.

Мое время трепать ему нервы кончилось. Давид забрал недопитый бокал, поставил меня на ноги и дернул пояс своей куртки, который я успела завязать узлом.

– Удобная. Дашь еще поносить? – прошептала и прикрыла глаза, когда он стащил ее с меня.

– Не дам. – Он взялся за молнию джинсов, но уже не с таким голодом и злостью. Сел на мой стул и притянул меня к себе, спуская штаны до самого низа. Я послушно переступила их. Белье было влажным после первого раза, и прохладный воздух неприятно лизнул узкую полоску кружева между ног, но Давид избавился и от него, оставив меня голой.

– И дальше что? Мыть полы? – шепнула я, дрожа, но упрямо усмехаясь: – Сосать?

– Пожалуй, второе заставило бы тебя замолчать надежней, – нахмурился он, глядя на меня снизу так, что и правда захотелось опуститься перед ним на колени и унизиться до конца. Но он унизил гораздо эффектней: – От тебя прет чужим мужиком. Кто он?

– А я разве не сказала? – наиграно удивилась, одновременно пытаясь сглотнуть унижение. – Я замуж выхожу. Маменька все устроила. Ты бы его видел! Красавец, богат, известен…

Дослушивать он не стал. Поднялся рывком, сцапал снова за шею и повел перед собой в сторону ванной, вынуждая встать на носочки. Там заставил опуститься на колени на коврике, злобно рыча:

– Еще одно слово – наложу обет молчания. Сможешь только стонать и кричать.

Я сжалась в комок, пока он раздевался и включал воду. Послушно встала, когда подхватил под руку, а потом и на руки. Короткие мгновения в его руках быстро сменились на холод кафеля и мощный поток воды, в который он меня втолкнул. Я отплевывалась, упираясь лбом в стекло, пока озверевший ведьмак натирал меня мочалкой до боли.

– Больно! – хрипло выдохнула на его нажим между лопаток, нарушая запрет.

Давид смягчил гнев, но следом напугал, рывком отдирая меня от стекла и прижимая к себе. Руки заскользили по коже быстро, жадно, подчиняюще. Мочалка исчезла, и его ладонь легла на голую грудь, сжимая и задевая кончиками пальцев чувствительные вершинки. Вторую руку он убрал от горла и по-хозяйски запустил между ног, вынуждая дернуться и сильней вжаться в его бедра. Я едва успела выставить руки и упереться в стенку, прежде чем он вошел в меня, и ноги подкосились.

Я искала его в других мужчинах. Сначала. Безжалостно игралась с чужими чувствами, не подпуская никого ближе, чем был он. Никто не мог с ним сравниться. Меня не устраивал ни голос, ни запах, ни чужой взгляд. Чертов оборотень не просто залез под кожу… Он сделал со мной что-то, что обезоружило, выбило почву из-под ног…

Ладно, он меня выбрал, и не может по-другому. Но я? Как это все произошло со мной? И теперь меня рвало от противоречий. Хотелось брать то, что никогда не было и не будет моим. Бежать и снова сдаваться, сопротивляясь до последнего…

Я впивалась пальцами в холодный кафель, пытаясь хоть немного зацепиться за реальность, но выходило плохо. Давид сводил с ума каждым движением. Не жалел, жестко ударяясь своими бедрами о мои и двигался все быстрее. Острые капли лупили нещадно по коже, играли реквием на позвонках и обжигали чувствительные ягодицы, обостряя ощущения до предела. Я сжималась внутри, насколько могла, чтобы сдержать напор мужчины, но он лишь с упоением вжимался в шею жесткими губами, вынуждая каждую минуту ожидать укуса. И я была бы рада, если бы уже укусил… но он изматывал ожиданием и заводил все сильнее.

– Не надо, – прошептала в отчаянии, но слова поглотил шелест воды. – Пожалуйста… Пожалуйста…

…не останавливайся.

Его жесткие пальцы и рычание поставили точку в его удовольствии и мои нервы на дыбы. Я попыталась рвануться из его рук, но он только сильнее вжал в себя, едва не задушив.

– Никогда так не делай, – зарычал на ухо, ослабляя пальцы на горле, но следом нежно огладил и прижал к себе, замирая.

А до меня дошло, что мне все время хочется сделать – вывести его за грань, чтобы он натворил столько же непоправимого, сколько и я…