Читать книгу Студентка - Анна Волчанская - Страница 4

Группа, в которой училась Милана, была совсем небольшой – пятнадцать человек, это в два раза меньше, чем обычный класс в нашей школе. Помимо неё в группе была ещё одна девочка – Лиза, которая Милане сразу не понравилась. Ей почему-то казалось, что все эмоции, фразы и жесты Лиза старательно выставляет напоказ. Но перед кем?.. В остальном, знакомство с одногруппниками прошло в неловком молчании, после которого все разошлись по своим комнатам. Те, кто жили вместе, разумеется, начали общаться быстрее, да и вообще – мальчикам легче начать общаться.

Учиться было сложно. Первые задания по аналитической геометрии и математическому анализу Милана сдала раньше всех и на отлично. Да, это была победа, но эта победа далась ей слишком тяжело. В глубине души она понимала, что стоит начать тратить в день хоть на час меньше времени на учебу, всё пойдёт к чёрту. Однако эти мысли порождали вовсе не желание учиться усерднее – наоборот, в её голову всё чаще закрадывалась идея хотя бы час в день тратить на что-то другое. На что? Например, на другие книги. В школе она ведь читала ещё и научно-популярную литературу. Она читала даже просто энциклопедии, не по геометрии, конечно. Много ли вы видели энциклопедий и научно-популярных книг по геометрии? Они наверняка существуют, но, в основном, это астрономия, ботаника, география и история. Такое впечатление сложилось у меня (да и у Миланы, наверняка, тоже), судя по полкам местной библиотеки. Милана обожала энциклопедии по географии. Помню, как она мечтала, что когда вырастет, то обязательно съездит в штат Юта – место природных чудес света. Но теперь такие книжки ей не позволяло читать какое-то чувство, которое она до конца не могла разобрать. Вполне возможно, это было чувство самосохранения – страх завалить сессию. С другой стороны, это мог быть просто интерес, желание разобраться в предметах глубже. В конце концов, она ведь хотела стать хорошим геометром…

Время летело незаметно. Милана жила в постоянном напряжении, потому что постоянно надо было что-то делать. Пока она что-то делала, некоторые её одногруппники плотно сдружились, образовав счастливую компанию из четырёх человек, другие ребята успели сделать себе репутацию любителей баров, а Лиза нашла себе парня среди кураторов, а потом ещё и второго, и третьего. Последнее обстоятельство казалось Милане наиболее загадочным, потому что, как бы она ни старалась посмотреть на одногруппницу с другой стороны, Лиза и так и эдак была ей просто противна. Прыгая по коридорам Университета на перерывах, она с поддельной улыбкой бросалась на шею своим недавним знакомым, повергая в шок бедных старшекурсников, которые не привыкли к подобным дружелюбным пиявкам. Строя глазки всем семинаристам подряд, она жеманно кривлялась у доски, пока кто-нибудь не подскажет ей, как решать пример. Пойманная на списывании, она либо плакала, либо с уверенным лицом до последнего кричала, что сделала это сама, как бы ни абсурдно было это утверждение. И всё же её парень, – а затем и второй, и третий, – решали ей домашки и контрольные, и всё это казалось чем-то непостижимым. Милана думала об этом; она думала о том, почему они делают работу за неё, и думала о том, почему Лиза так спокойно, с чистым сердцем выдаёт чужое за своё?.. Это тайна.

В комнате было много тараканов: больших, маленьких, чёрных и оранжевых. Соня ела печенье. Вокруг неё на столе лежало несколько пачек – и все открытые. Она брала из них по очереди маленькие печенюшки, пока обсуждала с бывшими одноклассницами сериал. Через огромные наушники было слышно абсолютно всё. Тая смотрела «В мире дикой природы», сидя в наушниках. Слушать музыку не хотелось, и Милана просто воткнула капельки в уши. В общежитии она всегда собирала волосы в пучок, потому что боялась, что таракан может свалиться с потолка ей на голову и запутаться в её волосах. Однажды ей даже приснился кошмар, в котором по всей комнате с огромной скоростью носились тараканы, размером с человека. Открыв глаза, она повернулась на бок и обнаружила, что этой ночью ей составляет компанию огромный, жирный таракан. С тех пор она стала тщательно проверять кровать перед сном и… и всё. Оставалось только молиться, что мерзкое существо не залезет к ней в кровать, или, что хуже, на лицо, а ведь такие случаи бывали. Соня сняла наушники, не выключая связь, и вышла, видимо, в туалет. Из-под стола незамедлительно показалась пара усиков. Прожорливое насекомое забралось в ближайший пакет с печеньем. Соня вернулась и, как ни в чем не бывало, засунула руку в пакет, положила печенюшку в рот и продолжила болтать с подругами. Милана ничего не сказала.

Выходные Милана проводила в библиотеке – так студенты называли большие залы, предназначенные для того, чтобы проводить там время за учёбой. Для многих библиотека была местом, где можно было отдохнуть от шумных и неприятных соседей, и побыть немного одному – хоть и в окружении студентов. Иногда там образовывались группы студентов, которые пришли разбирать материал вместе, но, чаще всего, люди сидели по одному. Девушек было мало, а если они и были, то выглядели, по описаниям Миланы, как-то странно: по лицу было видно, что им около двадцати, а по одежде могло показаться, что им за тридцать. Дешёвые джинсы, практичные кроссовки и водолазки в полосочку. Но самым печальным во всём этом были огромные рюкзаки. В большинстве случаев, они были больше самих девушек, а случаи, когда они были соразмерны с девушками, казались ещё более плачевными. Про себя Милана говорила, что никогда, никогда не будет ходить вот с таким огромным уродливым спортивным рюкзаком; как бы много тетрадей и учебников не пришлось бы таскать, при желании всё это можно уместить в сумку. Но, в конечном итоге, и у неё такой появился.

А пока она ходила с чёрной кожаной жёсткой сумкой, в чёрных обтягивающих джинсах, чёрной футболе и кардигане. Чёрном, конечно же. Милана страшно боялась стать девушкой такого сорта – которая забыла воспользоваться расчёской, которая забила на макияж, поленилась надеть туфли, отдавая предпочтение мягким кроссовкам. С каждой стипендии она откладывала небольшую сумму на косметику: тональный крем, пудра, тушь, лайнер. Такого набора хватало ей на несколько месяцев, а потом, когда всё заканчивалось, Милана без тени сомнений выкладывала всё накопленное и добрую половину стипендии на новую косметику.

Да – её внешность была заметной. Белые волосы контрастировали с чёрной одеждой, безупречная укладка и фарфоровый макияж создавали вид, что она уверена в себе, а это, без сомнений, привлекает людей больше всего. Ветерок доносил до её ушей шёпот с соседних парт: «Ничего так», – «Да, я бы её трахнул». Но Милана даже не закатывала глаза – ей было откровенно на это плевать. Ветерок доносил до неё шёпот не только из библиотеки. Однажды она слышала, как её обсуждали одногруппники:

– Я думал здесь, девчонки другие.

– Ха-ха, я тоже не ожидал.

– А что, думал, будешь самым умным?

– Ха-ха! Ну да! – все смеялись.

Другие говорили: «Она могла бы быть нормальным пацаном. Не повезло бабе», или что-то в этом роде. Я спросила её, что она думает по этому поводу, а она сказала, что не думает об этом: у неё нет мнения на этот счёт.

Однажды, когда она вернулась в воскресенье вечером из библиотеки, Тая обернулась из сказала, что кто-то заходил в комнату и спрашивал её, но кто это был – она не знает. Милана пожала плечами и решила, что если кому-то она зачем-то нужна, то он придёт ещё раз. Выяснять, кто это был, и что ему надо, желания у неё не было – учитывая то, что приносил ветерок из библиотеки. Но на следующих выходных за ней вновь кто-то зашёл, а потом через неделю и даже ещё через неделю. С одной стороны, ей уже стало интересно, с другой стороны, чтобы выяснить, кто же этот интересующийся, ей нужно было провести всё воскресенье (весь день, весь!) в комнате с Соней и Таей (и тараканами!), что было слишком тяжёлым испытанием для её нервов. А ведь этот человек может ещё и не прийти… В конце концов, Милана пришла к выводу, что она, вообще-то, существует семь дней в неделю, а не только один, так что если уж она кому-то нужна, то он найдёт её в любой другой день. Ну почему именно в воскресенье? Закончилось всё это, конечно, тем, что она просто забыла. Он, видимо, тоже.

Первый семестр пролетел в стремительном темпе. Милана закрыла сессию, получив высшие баллы по всем предметам. Это сулило ей аж две повышенные стипендии. Когда выложили результаты конкурса стипендиатов, оказалось, что Лиза в нём тоже участвовала, но в итоге получила «удовлетворительно» за аналитическую геометрию. На этом экзамене её поймали на списывании. Обычно за такое выгоняют, но она расплакалась, и её отпустили с тройкой. По остальным предметам у неё были высокие баллы, и она была вполне себе конкурентом в рейтинге, но всё-таки стипендию не получила.

Милана закрыла вкладку на ноутбуке, взяла полотенце, корзинку с принадлежностями для душа, и стала спускаться на первый этаж. По дороге она встретила Лизу. Та, как бы невзначай, толкнула Милану плечом, сказав при этом: «Поздравляю!», Милана обернулась, сначала не поняла, с чем её поздравляют, а потом вспомнила про стипендию, которую одногруппница так жаждала получить, и сказала: «Спасибо!», но Лиза была уже далеко на другом этаже, и запоздалое «спасибо» растворилось в звонкой пустоте лестничной клетки.

27 января, 22: 40 I’m Awake

Я ответила на все вопросы на всех экзаменах. Лишь один вопрос остаётся для меня до сих пор без ответа: и что?

И что? Ну и что? Что!? И!?

У студентов каникулы. Мои соседки уехали домой, а я решила не ехать. Остановившись после непрерывного заучивания теорем, я обнаружила в себе странное чувство пустоты.

В комнате очень тихо, и хоть тишина больше не источает враждебность, в ней всё равно есть то, чего я боюсь. Это шаги. Шаги в коридоре. Они приближаются, удаляются, вновь приближаются, замирают – и идут дальше. Самое ужасное в этих шагах – это страх того, что они идут сюда, чтобы постучать в мою дверь… страшнее этого только то, что никто, конечно, в итоге не постучит.

Вот и настало первое за долгое время воскресенье, которое Милана проводит в своей комнате. Соседки уехали домой на каникулы. Милана решила не ехать – хотела отдохнуть. Её можно понять: да, она, конечно, скучала по маме, но в то же время было очевидно, что ей не позволят лежать дома в одиночестве и плевать в потолок. Ей обязательно нужно будет предстать перед всеми родственниками и друзьями семьи, чтобы ответить за свои успехи, за свой выбор пути. От этой мысли становилось тошно даже мне. Она была слишком измотана, чтобы вновь что-то кому-то доказывать. Если бы им ещё нужно было доказать какую-нибудь теорему Коши или Вейерштрасса – тогда ещё ладно, но ведь нет же, никого бы это не устроило, и ей пришлось бы доказывать, что она вовсе не позор семьи, и что она лучше их всех знает, что делает; что её выбор интересов не делает её плохой девушкой, и что все они не правы и ничего не понимают. «Это очень утомительно. Некоторые люди отказываются понимать очевидные вещи!..» – жаловалась она по телефону.

Вечером в дверь постучали. На пороге стоял неизвестный юноша.

– Привет, – он мешкал.

– Привет, – Милана изображала естественность и беззаботность.

– А… у тебя есть венчик?

– Венчик? – переспросила Милана, подняв брови и неловко улыбаясь.

– Да, венчик, ну, которым мешают…

– Ах венчик!

– Ну да, да, венчик.

– Нету.

– Меня зовут Эдик.

– А меня Милана.

– Я знаю. Э-э-э… в смысле, приятно познакомиться. На самом деле, я видел тебя в библиотеке, и… не хочешь пообщаться?

Милана улыбнулась и пожала плечами:

– Давай.

В кампусе, в отличие от родного города, Милана не собиралась отказываться от предложений познакомиться. Она говорила, что правильно отказываться лишь в том случае, когда мужчина (юноша) вызывал подозрение, например, когда было видно, что он старше лет на двадцать – это определённо странно, не так ли? В остальном, она всегда давала человеку шанс. Ну а вдруг и правда что-нибудь получится? Она свято верила во взаимность, полагая, что во время знакомства может выясниться не только то, что юноша не нравится ей, но и что она – не нравится ему. Словно и не существует никакого слепого самоубеждения, которому люди так охотно поддаются, оправдывая перед самим собой поведение другого человека, которое, на самом деле, не требует оправданий. Порой то, что занавески синие, означает лишь то, что это занавески, и они синего цвета – нет никакой аллюзии на голубое небо, просто занавески, просто синие.

– Как тебе кампус? – спрашивал Эдик.

– Я… не знаю.

– Ну в смысле? Ты же ходишь тут каждый день.

– Ну да, но… я иду от общаги до корпуса, иду обратно, и не замечаю ничего вокруг, потому что думаю о чем-то другом. Как-то так.

– А о чем ты обычно думаешь?

– Ну-у, об учебе обычно. Так, а о чём ещё думать?.. Да и вообще, мне кажется, что если не думать об учёбе, то ничего не выйдет.

– Ну, это естественно.

Но ей показалось, что он не понял, о чём она говорит.

– Я имею ввиду, думать не о том, что ну вот, ну учёба, – она изобразила руками что-то абстрактное, пытаясь разграничить «учебу» и «учебу», – а конкретно о тех вещах, которые мы изучаем: задумываться над доказательствами и определениями, над совокупностью фактов, складывая из них картину мира. Если выучить все теоремы, но не задумываться над ними в целом, мне кажется, ты не увидишь ни причин, ни следствий, понимаешь?..

Эдику было уже больше двадцати. Он уже успел вылететь из Университета, отслужить год в армии, поработать какое-то время в казино, затем в кофейне, а теперь вот поступил в Университет второй раз. Милана слушала его рассказы точно так, как делала это всегда во время знакомства – с поддельным, зато чрезвычайно вежливым, интересом, удивлением и участием. В прочем, возможно, интерес был вполне себе не поддельным – ей действительно было интересно, о чём же будет говорить человек, но это вовсе не означало, что то, что он говорит, было ей интересно. Её интерес в том и состоял, чтобы узнать, будет ли интересно то, что он говорит… Слишком сложно. Но не для Миланы: у неё были большие глаза и густые от природы брови, от чего лицо её было чрезвычайно выразительным и очень женственным. Так что ей ничего не стоило изобразить крайнюю заинтересованность… Ну, наверное.

Ну что ей не понравилось? В моих глазах Эдик выглядел более чем достойно. В свои годы он уже прошёл через армию, имел опыт работы и даже вернулся в Университет. Не многие смогли бы заставить себя по вечерам после работы или в собственные выходные готовиться к экзаменам, чтобы вернуться к учёбе – это заслуживает уважения! Но Милана сказала, что всё в нём ей не понятно, мол он пришелец с другой планеты, человек из другой реальности и всё в таком духе.

Вернувшись в комнату, она по инерции вернулась в свою потенциальную яму теорем и примеров, и испытала при этом огромное облегчение. Однако, общение с Эдиком не было в то же мгновение забыло напрочь – напротив, оно прошло далеко не бесследно. Выйдя на следующее утро из общежития, она остановилась и спросила себя, что она думает о кампусе. Эдик сказал, что ему кампус не нравится, мол, тут какая-то давящая атмосфера, что само расположение зданий, все эти тропинки и строительные леса, вызывают гнетущее чувство напряжения, и у него возникает впечатление, даже днём, что из-за угла вот-вот выпрыгнет зомби. Окинув взглядом улицу, посмотрев на неё и так и эдак, Милана заключила, что кампус ей очень даже нравится. Красные кирпичные домики общежитий, витиеватые узенькие тропинки с редкими лавочками, незаметные проходы между учебными корпусами, ведущие в, как правило, полупустые, тихие внутренние дворики – всё это создавало уют и комфорт, создавало таинственную атмосферу места, где творится наука, где люди объединены одной идей – нет! – одним стремлением – познать тайны природы. Разве это не прекрасно?..

На вопрос Эдика о том, будет ли она с ним встречаться, Милана ответила коротко и ясно – нет. Мне она объяснила, что не может представить себя рядом с юношей, выбравшим для себя такой жизненный путь. Она сказала, что, если он повёлся на её милое лицо и большие глаза – так это только его проблемы. С этим она уж точно ничего не может сделать. И вообще, она не в ответе за то, что Эдик сам себе там что-то напридумывал – это только его заслуга. Она ведь просто участвовала в обсуждении, ничего не обещая, поэтому поступила полностью честно. Она ведь не специально делает «милое личико» (Милана кривилась от этой фразы и делала голос противным, передразнивая меня) – такой уж её сделала природа. И это было так. Проблема была в том, что её милое личико совершенно никак не сочеталось с её характером. Но как бы уверенно и гордо она не заявляла, что не причастна к заблуждению Эдика, в душе она чувствовала что-то, и я знаю, что ей стоило усилий запретить себе испытывать пустое, по её мнению, чувство вины, поэтому она так старательно оправдывала разочарование Эдика, которое, в самом деле, не требовало оправданий. «Но я ведь не специально, правда!..» – и в телефонной трубке послышался долгий вздох.

Соседство с Ритой в средней школе оставило глубокий след в душе Миланы. Рита частенько вела себя как шлюха, и, признаться, вызывала у меня ненависть, но Милана всё время отчаянно её защищала и называла хорошей девушкой. Для меня это было чрезвычайно странным – они ведь даже не были подругами! Многие поступки Риты Милана называла шуткой, в которой та смеётся над теми, кто этого не понимает, и поэтому Рита так часто громко смеялась, а затем замолкала, и улыбка быстро сползала с её лица прямиком в печальный, задумчивый взгляд. Милана говорила, что именно от Риты она научилась своему золотому правилу: что бы ни случилось, нужно выглядеть хорошо, не важно, что у тебя внутри, ведь это никто не видит, это видят лишь очень немногие, зато все видят, что снаружи. Истина, которую знают все. «Вот только обычно на этом всё и заканчивается», – ухмылялась она, и была права: недостаточно просто знать – нужно делать. Пристально посмотрев на своё отражение в зеркале, она поняла, что стрелки сделают взгляд выразительным и твёрдым, даже тогда, когда ей страшно, когда она не уверена в себе. Она рисовала их как знак, как оберег: «Это как в играх, знаешь, эта руна увеличивает броню на…» – я никогда не понимала эти её шутки.

Не думаю, что Милане удалось бы отдохнуть на каникулах, если бы соседки не уехали. Она рассказывала, как вернулась с экзамена по аналитической геометрии. С лошадиным спокойствие села за свой стол, включила электрический чайник, почувствовала головную боль от напряжения и недосыпа. В комнату влетела разъярённая Тая и сказала, как та её задолбала, и как она её ненавидит. Милана и Тая одинаково долго и жалостливо ныли о том, какой предмет сложный, как много всего надо выучить и что решить на экзамене задачу за такое короткое время практически невозможно. Вот только Милана получила десять, а Тая – пересдачу. Но разве было бы кому-то лучше, если бы с самого начала Милана громко заявляла, что всё легко, и что она не считает, что этот предмет сложнее школьной стереометрии? Ну добавилась некоторая формализация – ну и ладно, ну и хорошо! Честно говоря, не думаю, что Тае было бы лучше. Мне кажется, в этом случае, она бы ненавидела Милану ещё сильнее. Но даже если бы и было лучше, Милана ведь и правда тоже переживала, что не успеет решить задачу на экзамене, и ей тоже было тяжело всё это понять и выучить. В итоге, она не сдержалась и сказала Тае, что в её пересдаче нет ничего удивительного:

– Сколько ты сериалов посмотрела за этот семестр? Два? Три? Четыре?! Как вообще возможно выучить какой-то предмет, когда ты делаешь домашнюю работу, а на фоне у тебя «Друзья»?! Ты же не офисные бумажки заполняешь, это же труд, интеллектуальный, он требует концентрации, не каллиграфии! Это я, а не ты, сидела до рассвета, пытаясь понять, почему эти грёбаные доказательства вообще что-то доказывают!

Тая, конечно, такого не ожидала. После долгого молчания, она сказала:

– Прости, я… ты права, – и заплакала.

Милана подошла к ней и положила руку на плечо:

– Спрашивай, если что.

– Что? О чём ты?

– Ну, если ты не понимаешь что-то, если помощь нужна, то спрашивай, я попытаюсь объяснить. Договорились?

Тая улыбнулась, и соседки обнялись, заключив тем самым навсегда мир. Тая сдала пересдачу, так и не воспользовавшись помощью Миланы. Для неё это было делом чести.

Милана стала иногда гулять по близлежащим районам города. В двадцати минутах ходьбы от кампуса был небольшой парк, церковь, хороший продуктовый магазин. Там можно было найти множество всяких интересных штук для выпечки: ароматизаторы, красители, амарантовую муку и так далее. Правда, её кулинарные способности не уходили дальше жареной курицы и варёных макарон. Но всё это выглядело загадочно и заманчиво. Она даже замечталась о том, что когда-нибудь научится делать выпечку. Может быть, правда, я не особо себе это представляю. Просто, зачем ей это?..

Вечерами Милана продолжала бороться с шагами. Ни просмотр фильмов, ни музыка, не заглушали назойливый топот. Каждый раз Милана надеялась, что это Дима – её одногруппник, с которым она познакомилась на этих каникулах случайно. Милана встретила Диму на улице, и он спросил, нужно ли заполнять какие-то бумаги на получение повышенной стипендии. Она сказала, что уже заполнила их и отправила. Он удивился, попросил Милану помочь. Милана же в свою очередь удивилась, почему Дима, отлично справившийся со всеми предметами, не смог разобраться в обычной инструкции для подачи документов и следовать ей. Она сделала всё за него.