Читать книгу (Не)сводная, или Маша для Медведя - Анна Яфор - Страница 6

Глава 5

Оглавление

Глеб


Еще совсем недавно я и понятия не имел, как выполнить просьбу отца. Землю был готов рыть. Все оказалось так просто. Вот она, эта девчонка, сидит в машине в нескольких сантиметрах от меня. Только я не то, что облегчения не чувствую, – будто на вулкане оказался.

Саднящая боль в паху не дает расслабиться ни на минуту. Какого хрена? Что я ног женских не видел? Сжимаю руль так, что пальцы немеют, и изо всех сил стараюсь не зарычать. Приказываю себе смотреть на дорогу. ТОЛЬКО на дорогу. И не думать, что больше всего на свете хочется свернуть с проспекта в ближайшую подворотню, опустить сиденье и дать, наконец, волю рвущимся наружу желаниям. Дернуть вверх край узкой юбки и получить ответ на изводящий меня вопрос. Что под ней надето? Колготки? Чулки? Я почему-то уверен в последнем, но безумно хочется это проверить. А еще – дотянуться до молочной кожи в вырезе блузки, лизнуть пульсирующую венку на шее, добраться до пухлых розовых губ. Они слегка приоткрыты, и так и манят прикоснуться, ощутить их податливую мягкость под требовательным напором моих собственных.

Резко выдыхаю, понимая, что опять отвлекаюсь от дороги и умудряюсь пялиться на девчонку. Сердце ускоряет ритм, и почти нестерпимым становится желание сократить расстояние между нами. Воспользоваться моментом так, как я привык. Как делал множество раз прежде.

Не знаю, как только нахожу в себе силы различить в своем воспаленному мозгу последние подвывания здравого смысла. Торможу на светофоре, и зажегшийся красный свет ударяет в глаза. Это «стоп» не только на дороге, это мне предупреждение, что я должен остановиться. Опомниться. Я вижу эту девицу первый раз в жизни. Именно ее – впервые, потому что та малявка, что трепала мне нервы в прошлом, там и осталась. Хотя, кажется, эта новая Мария справляется ничуть не хуже. Мы рядом менее получаса, а я взбешен и раздражен до крайности.

– И что же у тебя за вопросы к моему отцу? – цежу сквозь зубы, чтобы хоть как-то отвлечься. Пусть она окажется расчетливой стервой. Или охотницей за наследством. Я умею справляться с такими, и это поможет выбросить из головы весь тот бред, который не дает покоя.

Девчонка пожимает плечами.

– Я обязана отвечать? Это же к нему вопросы. Вот ему их и задам.

– Вряд ли, – отзываюсь, выплевывая очередную порцию воздуха. – Отец в коме, и прогнозы более чем неутешительные.

Мария выдает какой-то неопределенный звук и замолкает, а когда я бросаю на нее очередной взгляд, замечаю, что она резко побледнела. Неужели расстроилась? В это трудно поверить, с чего бы ей переживать о фактически чужом человеке? Или я все-таки чего-то не знаю?

– Что случилось? – ее голос слегка дрожит, словно она собирается расплакаться, и меня накрывает совершенно неуместное желание дотянуться до тонкой ладони, лежащей на коленях, и ободряюще сжать. И не выпускать потом.

На дорогу смотри, Медведев! И глупости все из головы выброси! Вечером навестишь Ирину и выпустишь свой пар, она с легкостью поможет тебе забыть об этой соблазнительной куколке.

Сворачиваю к больнице, коротко рассказывая о состоянии отца. Обойдется без подробностей, к тому же я до сих пор не уверен, что могу ей доверять. Слишком неожиданно она появилась как раз в тот момент, когда была так нужна. А что, если это какой-то хитроумный план с ее стороны?

В стенах больницы ощущения меняются. Наверно, здесь вообще все воспринимается по-другому: смерть и боль находятся слишком близко, так что даже здоровые люди чувствуют себя уязвимыми. Я кошусь на девчонку и вижу, что и ей более чем не по себе. Перед входом в палату она и вовсе тормозит, замирает на какое-то время, а на лице отражается паника.

Опускаю руку на ее талию, слегка поддерживая. Сейчас в этом жесте нет ни похоти, ни страсти, только желание ободрить. Я не верю во внезапно возникшие чувства к моему отцу, которого она знать не знает, но находиться у постели умирающего всегда непросто. Особенно, когда понимаешь, что с ним тебя что-то связывает.

– Есть новости? – спрашиваю у дежурящей в палате медсестры. Сам не знаю, зачем это делаю, если бы ответ был положительный, мне бы сразу сообщили.

Она виновато улыбается и едва заметно качает головой.

– Вам лучше поговорить с доктором.

– Да, я зайду к нему чуть позже. Оставите нас? – дожидаюсь, пока она выйдет, и поворачиваюсь к Марии.

Девушка застыла у кровати, рассматривая отца. Бледная, напуганная. Губы слегка шевелятся, будто проговаривает что-то про себя. Изучая ее вот так, в профиль, понимаю, что она похожа на свою мать. Красивая. И выглядит вполне искренней.

Усмехаюсь про себя, понимая, что всего за несколько минут успел поменять свое мнение о ней. Только что в машине считал, что доверять рано, а сейчас почти склонен согласиться, что она и впрямь переживает.

– Ну что, задавай свои вопросы, – тихо произношу, подходя и вставая рядом.

Девушка вздрагивает, бросая на меня испуганный взгляд.

– Так он же… Разве услышит что-то? Сейчас?

Я всматриваюсь в застывшие черты отца. Он даже на спящего не похож, слишком бесчувственным выглядят и лицо, и все тело. Но кто сказал, что в таком состоянии люди не слышат? Даже врач рекомендовал побольше общаться с ним. Рассказывать о своих новостях, делиться чем-то. Вести себя так, словно все, как всегда.

– У нас есть шанс проверить, – отзываюсь на ее вопрос, понимая, что собственный голос звучит неестественно глухо. Я давно вышел из того возраста, когда верят в чудеса, но сейчас жду именно чуда. Отцу нужна была эта девчонка, и вот она здесь. Что дальше? Что он хотел ей рассказать?

Вспоминаю о запертом в сейфе конверте и хмурюсь, внезапно осознавая, как сильно не хочу, чтобы пришлось его открыть. Пусть отец сам скажет все, что нужно. Не важно, какие цели и планы у него были в отношении девушки, пусть реализует их все. Лишь бы остался жив.

– Привет, пап, – делаю шаг к кровати, опускаясь на стул рядом. Осторожно сжимаю неподвижную холодную руку. – Это я. Хочу сказать, что в офисе все хорошо. Мы только что заключили новый контракт, тот, о котором ты мечтал. И по тендеру новости отличные, все идет к тому, что его отдадут именно нам. Работы теперь невпроворот будет, как раз, как ты любишь. Тебя ждут. Все ждут. И не говори мне, что я справлюсь, дело не в этом. Есть вопросы, которые некоторые хотят решать только с тобой. Не подводи меня, окей?

Несу какую-то чушь несусветную. Я давно научился вести дела самостоятельно, но сейчас, как никогда остро, ощущаю потребность, чтобы он действительно был рядом. Нет, не для поддержки. Просто рядом.

– И самое главное, пап. Ты просил найти Машу. Вот она, здесь. И так же, как и я, ждет разговора с тобой.

Чуда не происходит. Отец остается недвижим и абсолютно никак не реагирует на мои слова. Я всматриваюсь в его лицо, ищу в застывших чертах хоть какой-то признак того, что он меня слышит, но не вижу этого. Ничего не вижу.

В груди закипает боль. От бессилия хочется зарычать, с размаху впечатать кулаком в стену. Хоть что-то сделать, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки.

Но при этом не могу не понимать, что должен сдерживаться. Здесь не место для проявления эмоций, еще и таких. И потом, я не один. Если невозможно выяснить, реагирует ли на мое присутствие отец, то новоявленная сводная сестрица точно все замечает и слышит. А пугать ее еще больше я совершенно не хочу: она и так побледнела настолько, что почти сливается цветом лица с больничными стенами.

– Я должен поговорить с врачом. Хочешь пойти со мной?

Девушка бросает на меня беглый взгляд.

– А можно я немного побуду здесь? С ним? Пожалуйста…

Мне не нравится эта идея. Вообще. Нет, я не опасаюсь, что она может сделать что-то дурное, но почему-то ощущаю странную потребность присутствовать при ее разговоре с отцом. Вернее, при попытке этого разговора. Хочу знать, что творится в ее голове, что она чувствует и чего добивается. Но, с другой стороны, разве я имею право контролировать каждый ее шаг? Да и действительно должен уйти, чтобы встретиться с доктором.

Киваю, хоть и нехотя, оставляя ее в палате. Направляюсь в ординаторскую, заранее зная, что разговор будет не из легких. Я и сам вижу, что ситуация не улучшается. Лечащий врач лишь в очередной раз это подтверждает, рассказывая о результатах очередного обследования и перечисляя еще ряд зарубежных клиник, отказавшихся принять отца.

– Глеб Александрович, поверьте, мы делаем все, что в наших силах. Но ничего утешительного я сказать не могу. Вам лучше быть готовым…

– Довольно! – все же не выдерживаю и рявкаю, злясь и на него, и на весь свет на несправедливость ситуации. – Я не собираюсь хоронить отца, пока он еще жив. И вам не позволю.

Доктор грустно улыбается в ответ, но не спорит, и я тороплюсь уйти, чтобы еще больше не поддаться этим упадническим настроениям. Возвращаюсь к палате и обнаруживаю Марию на кушетке в коридоре. Сидит, пряча лицо в ладонях, а плечи заметно дрожат. Неужели плачет?

Негромко окликаю, и она снова вздрагивает, поднимая голову. На щеках блестят влажные дорожки.

– Медсестра попросила выйти… Сказала, что там процедуры какие-то…

Поднимается и делает шаг ко мне. Еще один. Неожиданно всхлипывает и упирается лбом в мою грудь.

– Как же так, Глеб? Я ведь мечтала его найти, поговорить. Накопилось столько вопросов. Я в город специально для этого приехала. Почему все так?!

У меня нет ответа, да и не ждет она его. Наверно, просто поддается временной слабости, ища поддержки у единственного человека, оказавшегося рядом.

А я поступаю единственно возможным образом. Не думаю о том, насколько это правильно и уместно сейчас. Действую, подчиняясь мгновенно возникшему побуждению. Сжимаю тонкие плечи, притискивая девушку ближе к себе. Утыкаюсь в волосы и начинаю бормотать какие-то утешительные глупости.

(Не)сводная, или Маша для Медведя

Подняться наверх