Читать книгу Сокровище чародея - Анна Замосковная - Страница 3

Пробуждение Ёфура должно было быть слаще варения из персиков с мёдом.

Едва очнувшись, ещё не открывая глаза, он улыбнулся и протянул руку, надеясь отыскать рядом тёплое женское тело, ночью по-змеиному извившееся в его руках. Как и многие северяне, Ёфур был очарован мифами о страстности южных женщин, а чародейка Амизи – как и для многих стражей – давно стала предметом его самых непристойных фантазий.

Но вместо шелковистой кожи под его пальцами оказался короткий жёсткий мех. Ёфур распахнул глаза: на кровати лежал песочного цвета лев. Степной кот открыл жёлтые глазищи и облизнул широкий нос.

Подавившись вскриком, Ёфур рванул назад и свалился с кровати. Путаясь в одеяле, пополз задом наперёд.

Лев зевнул, до хруста распахнув клыкастую пасть, и уткнулся мордой в подушку.

Голубые глаза Ёфура оставались круглыми от ужаса, он тяжело дышал.

О льве и львице Амизи он слышал, но не думал, что они свободно расхаживают по дому.

Плавно приподнявшись, Ёфур оглядел жёлто-охристую комнату, вспоминая, в какую из трёх дверей можно выйти из спальни.

Ночью страсть и плохое освещение, а теперь страх перед зверем помешал Ёфуру присмотреться к убранству в южном стиле, он лишь мельком удивился, как тонкие ножки кровати выдерживают вес громадного зверя.

Прикрывая пах скомканным одеялом, Ёфур отодвинулся к стене. Лев приоткрыл жёлтый глаз. Чтобы пройти в любую из дверей, надо было пройти мимо зубастой твари.

В мускулистую спину Ёфура подувал ветерок. Решётка на окне выглядела достаточно хлипкой, чтобы выбить её одним ударом. Ёфура не пугало даже то, что спальня Амизи на втором этаже. По крайней мере, при прыжке с такой высоты по мнению Ёфура больше шансов выжить, чем в сражении со львом, ведь рядом не было никакого оружия, даже жалкой шпильки.

Уже занеся руку над решёткой, Ёфур задумался о последствиях. Нет, не падения, а отношения Амизи к его побегу. Южная чародейка обладала характером капризным и упрямым, он уже полгода обхаживал её, и терять с таким трудом завоёванную благосклонность ему не хотелось.

Он боковым зрением, чтобы не злить хищника, оглядел льва. Тот не спал, но лежал расслабленно.

«Он ручной, он не тронул меня, пока я спал», – уняв внезапную дрожь в пальцах, Ёфур пошёл вдоль стены к дверям по другую сторону широкой кровати, ночь на которой принесла ему столько сумасшедшего блаженства.

Лев следил за ним ленивым сытым взглядом до двери в маленькую комнату с ванной и, развернув громадную голову, моргнул, когда Ёфур уже ступал на лестницу на нижний этаж.

Тут пахло свежим мясом, кровью. По коже Ёфура побежали мурашки, он подумал об окне и отругал себя за недостойную стража трусость.

Он сражался с воплощёнными кошмарами, а сейчас в доме прекрасной чародейки едва ли не дрожит от страха. Мысль о том, что с кошмарами он сражался в зачарованной броне и с зачарованным оружием, а сейчас у него только мужское оружие против женской холодности, Ёфур старался не думать.

Он расправил одеяло, которое комкал у паха, и обвязал вокруг бёдер, хотя это сковывало движения, и стал спускаться по наполированным ступеням. Лестница своим ворчливым поскрипыванием выдавала старость заново отделанного дома.

В тусклом свете сумрачного утра Ёфур прислушивался, присматривался к непривычным охристым стенам и пёстро раскрашенным папирусам. Мысленно он уже обустраивался здесь, ведь он сделал всё, что пожелала Амизи.

Угрызения совести на миг кольнули его, – он ведь лгал, Бера не была обузой, и хуже всех она точно не была, – но он тут же стал торопливо перебирать в памяти её оплошности, преувеличивать их глупость, упуская из виду, что ошибки допускали и другие стражи. К тому же разрыв с Берой принёс ему облегчение: не будет борьбы, постоянного напряжения из-за необходимости быть сильнее и быстрее Беры, ловчее справляться с кошмарами.

У Ёфура будто закончилось долгое изматывающее состязание, и он мог расслабиться, позволить себе быть просто мужчиной, а не мужчиной-который-постоянно-должен-доказывать-своё-превосходство.

Спускаясь по скрипучей лестнице, Ёфур на миг признался себе, что отношения с Берой, начавшиеся из-за его желания заполучить самую обсуждаемую девушку Гатарха, – вовсе ошибка, ведь самая желанная чародейка Гатарха куда более сладкий трофей.

В последнем Ёфур убедился этой ночью: у Амизи даже кожа со сладковатым привкусом, а уж что она в постели вытворяла, так у него от мимолётных воспоминаний пальцы ног поджались, а член норовисто упёрся в обмотанное на бёдрах одеяло.

Желание, впрочем, не лишило Ёфура осторожности, он выглянул с лестницы в небольшой песочного цвета холл, поискал среди жёлтых шкур львицу и, не найдя, свободно шагнул на пол. Напротив лестницы располагалась тёмная дверь в сад.

Слева, за двустворчатой бежевой дверью, звякнуло. Ёфур направился туда, мимоходом думая, что Амизи очень хорошо устроилась.

«А она из богатой семьи. Доставка этих папирусов и мебели обошлась в целое состояние, – этот вывод ещё возвысил Амизи в глазах Ёфура. – Возможно, её род даже богаче, чем у Беры».

С улыбкой Ёфур стал открывать двустворчатую дверь, готовый захлопнуть её при виде львицы.

В просторной комнате горели свечи, изгоняя серый сумрачный свет. Среди ковров и шёлковых подушек Амизи полулежала на софе, точно львица. Южное расшитое бисером платье обнимало её стройное тело, туго охватывало пышную грудь. Ёфур застыл с глупой улыбкой на губах, с упиравшимся в одеяло членом, настолько захваченный соблазнительным видом женщины, которую желала добрая половина стражей, что не сразу заметил маленькую закутанную в чадру фигурку в изножье софы.

Служанка массировала изящные ножки Амизи, которые накануне ночью в порыве восторга Ёфур страстно целовал, поражаясь их мягкости, нежности, создававшей впечатление, что Амизи никогда не ходит.

Сейчас Ёфур был не прочь опять облобызать эти ножки, хотя предпочёл бы приступить сразу к делу. Он уже представлял, как сгребёт в пятерню густые чёрные волосы Амизи, остриженные до середины шеи по моде её жаркой страны. Пусть ночью Амизи этого не позволила, но сегодня, по мнению Ёфура, она должна стать уступчивее.

Он толкнул коленом маленькую служанку:

– Брысь, – и стал вытягивать угол своего одеяла из-за пояса. – У нас с твоей хозяйкой неотложные дела.

Ёфур усмехнулся собственной шутке. Амизи приоткрыла густо обведённые глаза цвета тёмной вишни, мазнула по нему равнодушным взглядом и опустила веки:

– Свободен.

Решив, что ослышался, Ёфур вытянул вперёд голову, повернул ухо:

– Что?

– Свои обязательства по сделке я выполнила, – не открывая глаз, пояснила Амизи. – На большее не рассчитывай.

Лицо Ефура налилось гневным багрянцем. Глубоко вдохнув, он шумно выдохнул, так что ноздри раздулись, а усы и бородка едва не встали дыбом.

– Что?

На этот раз Амизи распахнула огромные глаза:

– Ты дурак?

Моргнув, Ёфур мотнул головой.

– Тогда почему не понимаешь простейших слов? Я вроде хорошо говорю на местном наречии.

– Ты! – Стиснув кулаки, Ёфур наклонился к Амизи, намереваясь схватить её за тонкие запястья и основательно встряхнуть, чтобы поставить на место зарвавшуюся чародейку. – Побольше уважения!

– Са! – Амизи не шелохнулась.

Рык сотряс воздух. Хлопнула дверь, и в устланную коврами комнату вбежала львица.

На этот раз все волосы Ёфура встали дыбом. Львица рыкнула вновь. Песочного цвета шкура топорщилась, глаза вспыхивали зелёным.

– Тихо. – Ёфур огляделся, но в проклятой комнатушке не было оружия. Он схватил столик на одной ножке и прикрылся от надвигавшейся львицы. Попятился. – Амизи, отзови её.

– Зачем? – весело поинтересовалась Амизи. – Может, у неё тоже с тобой неотложные дела: пожевать тебя, например.

Полуразвязанное одеяло поползло с бёдер Ёфура, он попытался перехватить его, но рык львицы заставил его крепче ухватиться за одноногий столик.

– Амизи, – прорычал Ёфур. – Что за шутки?

Львица ударила когтистой лапой ножку стола. Ёфур толкнул его, но львица увернулась, била хвостом, топорщила усы, совершенно не замечая маленькую служанку – только Ёфура. Наполированные когти поблёскивали в сиянии свечей.

– Она укусит? – Ёфур лишь на миг отвёл взгляд от клыкастой пасти.

Подскочив, львица обрушилась на стол в его руках. Под звонкий смех Амизи Ёфур метнулся за софу. Львица мчалась по пятам и рычала.

– Амизи! – Ёфур вскочил на софу.

Амизи вскинула стройные ножки и оттолкнула его. Ёфур перекатился по ковру и снова схватился за стол.

Припав на передние лапы, львица перебирала задними, готовясь к прыжку.

– Это какая-то проверка? – процедил Ёфур, следя за зверем из-за щита-стола.

Двери распахнулись, лев царственно вступил в комнату и уставился на Ёфура. Облизнул морду огромным красным языком.

– Амизи, – голос Ёфура зазвучал жалобно. – Отзови их.

– Прости, дорогой, – улыбалась Амизи. – Но теперь ты их добыча, и даже я не решусь встать между вами. Не переживай, они добрые звери, убивают сразу.

Пятясь к решётчатым окошкам, Ёфур поглядывал на Амизи: вдруг передумает. Но в её сощуренных тёмных глазах была лишь насмешка – совсем как вчера, когда он по её наущению выгонял Беру из стражей.

– Я же сделал, что ты хотела, – прорычал Ёфур. – Сказал всё… – В его груди вспыхнула надежда. – Бера так просто не сдастся, моих слов мало, чтобы она ушла. Я ещё нужен тебе.

– Если она не уйдёт – тогда и поговорим. – Амизи скрестила руки на спинке софы и наблюдала за своими зверями.

– Одежду верни, – процедил Ёфур и, прижавшись спиной к стене, ощупал решётку на окне, сдвинул засов.

– Сам возьми, – промурлыкала Амизи.

– Тварь, – плюнул Ёфур и распахнул решётку.

Видя, что добыча ускользает, лев и львица двинулись вперёд. Швырнув в них стол, Ёфур вывалился в сад, вскочил и задвинул решётку. С той стороны ударили мощные лапы, послышался разочарованный рёв зверей и звонкий весёлый смех Амизи.

Садик возле дома был маленьким, с редкими кустиками. Высокая стена закрывала его от прохожих. На бельевых верёвках слабо колыхались шёлковые одеяния Амизи: багряные, изумрудные, жёлтые, расшитые цветами и завитками – все они, вплоть до платков, были явно женскими.

«Неужели придётся возвращаться домой голышом?» – Ёфур посмотрел на решётку, подрагивающую от удара лапой.

Намотав вокруг бёдер алую накидку, он постучал в дверь с надеждой всё же получить одежду: красивые женщины часто бывают капризны и отходчивы. Но Амизи не открыла.

Через полчаса безуспешных просьб Ёфур, проклиная всё на свете, полез на окружавшую сад стену.

***

– Просыпайся. – Стоять на одной ноге было неудобно, но Бера ещё раз пнула Кнэфа.

Тот заворочался среди перьев, уткнулся лицом в подушку, марая её подводкой для глаз.

– Вставай! – Бере не понравились истерические нотки в собственном голосе.

Перевернувшись на спину и приоткрыв глаза, Кнэф сжал виски:

– А, это ты?

Меч в руке Беры дрогнул, она приставила острие к бледной жилистой шее Кнэфа со следами царапин:

– Расскажешь о том, что тут было – убью.

– А о том, что было в трактире и в переулке за ним – можно? – болезненно поморщился Кнэф.

От злости у Беры заскрипели зубы:

– Ты…

– Что – я? – Кнэф повернулся, и ей пришлось сдвинуть меч, чтобы не вспороть проклятому чародею горло. – Ты бы попить принесла, а? Во рту сушит, сил нет.

– Убирайся, – прорычала Бера.

Остриё прошлось по челюсти Кнэфа, из царапины выступили четыре бисеринки крови. Вытирая их, Кнэф смотрел на Беру с презрением:

– Мне будешь мстить за то, что Ёфур предпочёл Амизи? Глупо.

– Нет. – руки Беры тряслись. Кнэф осторожно отвёл остриё от шеи. Бера не могла унять дрожь от захлестнувшей её ненависти к себе – и к Кнэфу: за то, что видит её в таком состоянии, видел её рыдающей, слабой, разбитой, за то, что утешал и говорил: «Давай, поплачь, как нормальная девушка, и всё пройдёт», за искренность похвалы его мужской силе и повод её произнести. – Ты не должен был… пользоваться моей слабостью.

Отведя взгляд, Кнэф покачал головой. Проскользнув мимо меча, поднялся:

– Я не обязан за тебя думать, леди Бера. Если женщина себя предлагает – это не вина мужчины.

Вытряхнув из волос белые пёрышки, Кнэф почесал живот, ничуть не стесняясь наготы. А Бера с особой остротой ощутила, что стоит перед ним в чём мать родила. К её лицу неожиданно прилила кровь, хотя смущаться было поздно: за ночь Кнэф успел основательно изучить её тело.

Кнэф оглядел пол и вышел. С мечом наготове Бера ринулась за ним.

Дверь её комнаты выходила в коридор, опоясывающий по второму этажу внутренний квадратный холл, стеклянную крышу которого поддерживало шестнадцать колон. В фонтане в середине холла плавало надкушенное яблоко. В углублении сакрария перед урнами предков не горели лампады, отчего озарённое тусклым светом помещение казалось мрачной пещерой.

«Я же должна была долить масло, – запоздало спохватилась Бера. – Только бы родители не узнали».

Она разрывалась между желанием следовать за спускавшимся по лестнице Кнэфом, явно не опасавшимся столкнуться в таком виде с её родными, и мчаться в кладовку за душистым церемониальным маслом.

Почесав ягодицу, Кнэф пересёк холл и шире распахнул двери в средний пиршественный зал с перевёрнутой мебелью: стояло лишь кресло отца Беры. Подобрал с пола чешуйчатый доспех для живота. Накануне Бера успела надрезать несколько завязок, прежде чем Кнэф активно запротестовал. Теперь он с видимым сожалением взглянул на торчащие кожаные ремешки.

«Пожалуется – убью», – подумала Бера.

Кнэф огляделся и, потирая исцарапанное плечо, направился к камину, обходя осколки бутылки и фрукты. Перешагнув через залитую вином шкуру, с полки над камином снял штаны.

– Шевелись быстрее. – Бера коснулась острием меча чёрной линии на плече Кнэфа.

Тот лишь глянул на неё искоса. Вокруг его глаз размазалась чёрная краска, и это придавало ему обиженный вид.

Кнэф натянул штаны и, перекинув броню через руку, снова вышел в холл.

Бера семенила за ним: мимо фонтана, выловив и положив на борт яблоко, в ближний коридор, соединявший внутренний холл с гостевым холлом. Витраж над дверью окрашивал тусклый свет в тревожный красный.

Кнэф отворил резную дверь. Бера, увидев свою и его одежду, разбросанные по холлу между колоннами, шумно вдохнула и выдохнула, решив, что память пожалела её и не показала, что она творила на этом уложенном гранитом полу, на котором когда-то играла в мячик, собирала города из кубиков и гонялась за братом.

«Как быстро пролетело время», – мелькнуло в голове Беры.

Она невольно взглянула на собранное из множества кусочков зеркало. Оно разрезало на квадраты её нагое тело, меч, Кнэфа, надевавшего рубашку.

– Да живее же, – потребовала Бера, не зная, то ли хвататься за свою одежду, то ли продолжать угрожать мечом, хотя это безумно глупо.

Кокетливая, точно у женщины, медлительность Кнэфа начинала порядком раздражать Беру, что не мешало ему столь же медленно, как рубашку, надеть жилетку и сапоги. Подтереть растёкшуюся до скул обводку.

Снова перекинув броню через предплечье, Кнэф остановился у двери на улицу.

– Ну что ещё? – У Беры от напряжения заныла рука.

Он обернулся:

– Винить во всём меня – это так по-женски, леди Бера.

«И он туда же!» – Бере хотелось его убить, самое меньшее – сломать его тонкий нос.

– Неумение сдержать свою похоть – это очень по-мужски, – процедила она.

– Да, ты права, – беззаботно улыбнулся Кнэф и открыл дверь. – До встречи.

Он шагнул на крыльцо. Бера метнулась следом и зашипела в раскрытую дверь:

– Расскажешь кому – убью.

Кнэф только усмехнулся и поспешил к высоким воротам. Беру он взбесил до дрожи, до слёз.

«Он в тысячу раз хуже Ёфура и Амизи вместе взятых! – Бера не думала, что может кого-то ненавидеть больше, чем ту чародейку, но Кнэф… – Мерзавец! Подлая скотина!»

Захлопнув дверь, Бера оглядела разбросанную по холлу одежду, вспомнила бардак в пиршественном зале: осколки, посуду, огрызки. Её захотелось схватиться за голову, но мешал стиснутый в руке меч.

«Хорошо Кнэфу: натворил дел и помчался отсыпаться», – гневно подумала Бера и подняла с гранитных плит чулок.

Но Кнэф вовсе не ради целебного сна торопился уйти из её дома, у него было куда более важное и опасное дело.