Читать книгу Вышивка люневильским крючком. Практический курс современной вышивки - Анна Зайцева - Страница 2
Александр Тюрин. Корабль Судного дня
2. В гостях у сказки
Оглавление– Ты как? – спросила Зоя, тряхнув кудрями так, что они прыгали с полминуты; у нее там точно вставлены пружинки.
– Полежал в медпункте, оклемался. Небольшое сотрясение мозга – похоже, сотрясаться особо нечему. Робохир заштопал рану, заклеил дермопластом, теперь у меня звезда во лбу. Снял за свои услуги с моего счета 20 баксов, как с куста. Денек дома побуду…
– Не торопись на работу, тебя там ждет только мусорное ведро с элементами интеллекта.
– Я, между прочим, глава службы безопасности, в которой помимо меня, остальные лишь числятся. Липски неделю квасит где-то и присылает бюллетени за подписью врача, который известен как ветеринар-самоучка.
– Берсенефф, хочу извиниться, ты вроде из-за меня на койку попал. Могу загладить вину чем-нибудь конкретным? – она изобразила смущенную улыбку.
– Поцелуйчиками не отделаешься, лейтенант. Может, на той койке полежим, помечтаем?
– Еще благородного из себя строил, – и презрительная мина у нее неплохо получилась.
– Не только строил, а был на самом деле благородным. Безобразия, совершенные мной в будущем, никак не могут отменить мои заслуги в прошлом.
– Это, смотря какие безобразия, – и вид у неё совсем не грозный.
– Из личного опыта я вынес твердое убеждение, что тому, кто не пристаёт, говорят «нет».
– Ты проверь, что будет, если пристать, – она игриво покачала носком своего изящного форменного ботиночка с противоминными протекторами.
– Проверю, когда одна особа положит свой «Глок» в ящичек.
– Старые развратники обычно добавляют «в ящичек, где трусики лежат».
– В ящичек, где лежат сводки за последнюю неделю, – я поспешил свернуть от щекотливой темы; не хочется, чтобы во мне подозревали «старого развратника». – Лейтенант, в последнее время были сигналы о разогреве политической обстановки на Дионе? Я не о кривозащитниках, которые борются за право искусственных тел на бесполый брак. Я о реальных борцах за справедливость, вроде рабочих вожаков.
– Что имеет отношение к политике – не моя епархия. Этим занимается департамент губернатора внешних территорий ООН.
– Который является шестеркой Альянса.
– Как и все высокопоставленные персоны, Берсенефф. По любому, политический надзор осуществляется людьми, находящимися «под прикрытием». А почему спрашиваешь?
– Явившийся мне светоносный дух – признак намечающейся охоты на людей, на которую Обличитель получит патент от губера.
– Если тот объявит чрезвычайное положение, – резонно заметила Зоя.
– Это запросто. В колониях Альянса всё больше озлобленного прекариата, который может заработать на еду и воздух, лишь если его труд обходится дешевле, чем эксплуатация биомехов.
– Да ты Роза Люксембург без юбки, – на ее лице появилось уничижительное выражение, которое я не очень любил. – Я так поняла, что кроме ужасного зубастого цветка, ты ничего не увидел.
– Грудная клетка у того типа превратилась в огромную пасть. Сердце и легкие, должно быть, сбежали куда-то пониже.
– Буду для прояснения добиваться встречи с капитаном «Олимпуса».
– Не забудь вписать в список приглашенных графа де Берсенефф. И проверь это на вашей аппаратуре, – я протянул Зое пакетик с капелькой слизи, к которой прилипли те самые искринки; правда, сейчас они едва мерцали. – След чужака. У наших дерьмо не светится.
Она направилась на выход; хорошо ещё смотрится, сзади в том числе. Зоя остановилась перед распахнувшимися ржавыми лепестками двери:
– Я поймала твой взгляд, старый развратник. Царапает.
– Будь снисходительной, золотце, я ж твой многолетний фэн.
– Иногда надо поторопится, многолетний. Иначе жизнь пройдет вприглядку. Помнишь, когда на тренировке я заработала вывих с пятерным акселем, а ты как раз зашел к Тамаре – у вас, кстати, с ней что-то было?
– Нет, точнее, два с половиной раза, со скуки.
– Ладно, не важно. Ты посадил меня на спину, встал на доску и покатил к аптекарю – тогда на Дионе не было робохиров. А когда ты взялся доставить меня домой, тебя отвалтузили ребята, которые считали меня девчонкой со своего района.
– Всего раза два по тыкве угостили, и я им пару раз.
– Если б я не завизжала, то огрёб бы пятьдесят два раза… Я тогда почти любила тебя. А ты изображал преданность перед своей экс-женушкой. Только мне тогда было восемнадцать, теперь тридцатник. И тебе полтинник уже. Человеку в жизни дается не так много шансов.
Тут кто-то вышел с Зоей на связь через боди-трансивер – когда у человека по тонким косточкам проходит звук, это заметно – и она стала пересказывать мне:
– Нашелся нарик, который с монстром встретился. Лежит на вскрытии в бюро судмедэксперта. Он совсем плохой даже для мертвеца. Сердце и легкие начали перемещаться в хрящевую капсулу, появившуюся в брюшной полости и прижатую к поясничному отделу позвоночника. Судмедэксперт написал о быстром возвращении специализированных клеток в плюрипотентное состояние и их новую дифференциацию, что стало причиной образования капсулы. И с ребрами кавардак: преобразование в пару створок, способных к смыканию и размыканию. Похоже на то, что увиделось тебе возле пятого цеха. Сформировался зев, связанный по кратчайшей с желудком. Дыхание осуществлялось через спинные трахеи. Мужик покончил с собой от страха, бахнув гвоздем из нейлера в артерию.
Зоя выскочила за дверь, а я встал на свою побитую доску и со скрипом покатил домой.
По дороге чуть снова не упал, не из-за болта, а от осознания. Зоя права, жизнь уходит, я не использовал те немногие варианты, которые могли её как-то расцветить. Астероидники – вообще бабочки-однодневки; особенно если сравнить с не знающими износа богатеями с «Олимпуса». Последние годы доживают совсем беспонтово, превратившись в додо, донора-должника, заложив свои органы. Как израсходовал полученные за них бабосы, так отдавай концы. А из твоих органов и тканей понаделают франков. Франкенштейны – тот вид биомехов, когда человеческую плоть, взятую от додо, нанизывают на поликарбоновый скелет, скрепляя лазерной сваркой. Самое быстрорастущее население колоний Альянса, признанное как электорат решением ооновских заправил. На их производстве зарабатывает небезызвестный Б. Дарси.
Пора выкинуть из головы, что мне стыдно променять Ингу на ту, кто посвежее. Экс-супружница сейчас процветает в тех сферах, куда мне доступа нет. Удачно продала и свою смазливость, и артистические таланты. Да, я пялился на катание Зои, оценивая не только шестерной лутц. Поскольку ещё не поменял кое-что на бубенцы, любовался резвыми ножками в светящихся колготках и теми яблочками наливными, что натягивали играющий волноводами костюмчик. Что в этом плохого, если у нее всё хорошее. Хотя она тоже карьеристка. После Хауэра у Зои был еще пяток «друзей с положением» и лутцы она крутила уже в кровати. Несколько раз подставляла меня, как в деле с хищением тонны квазиживого пластика с верфи, который пару лет ползал колбасками по канализации. Но по-другому у нас нельзя, иначе быстро на помойке окажешься. Меня, пройдет пара лет, и выпрут с верфи, заменят на дешевого франка. Превращусь я в очередного додо. Не жених уже, набор органов на распродажу.
Добрался до своей конурки, плюхнулся в расстроенных чувствах на койку; здесь, включая нее, шесть квадратных метров. У других и такого нет; для них мой скромный тубхаус выглядит целой усадьбой. Как правило, жилое пространство у людей на Дионе немногим больше кабинки туалета; биомехи спят, то есть подзаряжаются и тестируются, считай, что в ящиках. А у меня к жилью и труба магнитопровода подведена. Сейчас бутылку качественного японского виски закажу: исходное сырье – сине-зеленые водоросли с плантаций Цереры… Из шлюза почти сразу вывалилась заказанная емкость – на этикетке анимешная деваха крутится вокруг шеста, мелькая стрингами и напевая на своем японском: «Ши но суки на». Под такое пение я быстро оприходовал почти всю бутылку и вроде закемарил. Вначале это напоминало полет, будто меня втягивала атмосфера газового гиганта, Юпитера или Сатурна. Бешеные ветра трепали меня, но я не чувствовал потоков, взрывающих кожу, ломающих кости и врывающихся в череп. Тело стало переливами багровых и сиреневых красок. Цвета сгущались и смешивались, пока не превратились в слегка посверкивающую мглу.
Не размыкая губ, я справился у кого-то: «Это смерть?». Раз не отвечают, значит, нет.
Я всё же есть. Просверки моего сознания вспыхивали там и сям, взмахивая белыми крылышками, которые отсвечивали лучи невидимого черного солнца, и в пространстве моего тела, и за пределами его. Я почувствовал пузырчатую гущу своих легких и прочие свои потроха. Пространство заполнилось биениями – это работали мои органы, трепетали сосуды, как ритм-секция громыхало сердце. Затем стал ощущать скользкие шарики белковых глобул, пульсации водородных связей и мерное гудение углерода. И ниточки энергии, выходящие из-за завесы, за которой пряталось черное солнце – пронизывающие и создающие нас всех. Теперь я чувствовал гофрированную поверхность газообменной мембраны в метре от койки, пупырышки краски, образованные протечками на потолке, даже текстуру картины, которую купил у истинного художника, спьяну попавшего на Диону…
– Проснись и пей, – прямо в голову проник голос Зои, став по дороге сообществом звонких колокольчиков. – Попадаем на капитанский коктейль. Я с капитаном «Олимпуса» договорилась и внесла графа де Берсенефф в список посетителей. Жду у второго пирса.
В руке опустошенная бутылка с задорной девицей, которая успела избавиться от стрингов. Что, я так набубенился? Или кто обманкой загрузил вирусный психософт через мой нейроинтерфейс? Опасливо потрогал разъем над пятым шейным позвонком, заглушка вроде на месте. Может, то подействовало, что вынудило докера свести счеты с жизнью?.. Ой, опаздываю.
Метнулся к экрану, но тот не захотел работать в зеркальном режиме, чтобы отразить мою скромную внешность. Послал подальше домобота, который предложил сделать яичницу – к черту змеиные яйца – и выкатился за дверь.
Зоя была не в форме, чтоб не нервировать небожителей. В укороченных брючках, открывавших её тонкие щиколотки, за которые я переживал на соревнованиях. И в жакетике, слегка отливающем золотом и подчеркивающем талию. На Дионе, где почти все дамы давно её потеряли, это выглядело открытым вызовом. Мне сразу стало стыдно за свой внешний вид. Старый, неухоженный.
– Этот стиль тебе идет, как и любой другой, – начал я с честного комплимента.
– Хоть бы причесался. Ладно, застынь, не дергай ушами, – она провела по моим волосам, помнящим лучшие времена, своей расческой-укладчицей. И у меня, помимо пробора, появился светящийся экстешн.
– Ты чего, я же не хипстер с драным задом.
– А ничего. Если у тебя не получается иметь приличный вид, сделаем ставку на эксцентричность; стильный гвоздь в шее не помешал бы. Теперь пошли. Да, та проба, которую ты передал, содержит человеческую ткань, состоящую из клеток, потерявших дифференциацию, а также агрегированные молекулярные машины. Всё яснее, что с «Олимпуса» произошла утечка.
От туши левиафана выдвинулся герметичный трап и воткнулся в приемный шлюз пирса – опять кажется, что «Олимпус» имеет нашу потрепанную Диону во все щели. Распахнулись двери, одна, другая, и на нас пахнуло богатой жизнью. Едва мы попали на корабль, нас понесло. В смысле, движущаяся дорожка. Вокруг витали радужные существа, напоминающие то ли колибри, то ли эльфов. «Добро пожаловать», – хором щебетали они. Странно было увидеть парадиз, оставив за дверью мрачный словно изъеденный психопатом астероид.
От стоянки возле осевого шлюза отлетают такси. Садимся, Зоя рядышком, рассекаем лазурь. Под нами, затем и над нами, видны озера, по которым ходят яхты – на взгляд не больше водомерки, рощи, холмы, долины, усыпанные прянично-марципановыми домиками. Через весь диаметр «Олимпуса» проходит насквозь гора, имеющая два подножия и ни одной вершины, максимально утончаясь на оси корабля.
Гора всё ближе, расступились кудрявые облака из управляемого аэрозоля и перед нами распахнулся балкон, увитый сочным плющом. Нас приветствовала вроде как женщина, впрочем, сразу возникло подозрение; не те афродизиаки.
– Я – Асука Абэ, супруга капитана Рюэ Утияма. Муж мой скоро подойдет с вами познакомиться.