Читать книгу С горячим приветом от Фёклы - Анна Зенькова - Страница 4

Наверное, я понял это еще до того, как оказался в квартире. Просто не сразу осознал. Запах супа – вот что случилось. Обычно на подходе к дверям я пытаюсь угадать, с чем он у нас сегодня – с грибами, тушенкой или яйцами. Эти я просто видеть не могу, так же как и лук. А вот вермишель люблю. Даже без супа. Поэтому мы ее и едим каждый день, а иногда даже вечером.

Но супом в этот раз и не пахло. Зато пахло лекарствами. Сильно, на всю квартиру. Я на цыпочках прошел по коридору и заглянул в комнату. Она лежала на диване, вытянув руки, как солдат. В углу орало радио, но Фёклу это нисколько не беспокоило – она спала. Так я сначала подумал, пока не увидел ее лицо. Обычно оно у нее спящей уморительное. С раздувающимися щеками и губами-трубочками. Фёкла еще так смешно ими делает «фьють-фьють».

Сейчас лицо было ровным и гладким, словно растянутым к ушам. Как у пластиковой куклы. Я с опаской посмотрел на ее живот. Вспомнил Жеку.

– Я, – говорил он, – своих по ночам проверяю. А то мало ли что? Подхожу и кладу голову на живот сначала маме, потом папе. Если живот двигается, значит, всё хорошо. Можно спать спокойно.

Я тоже решил попробовать. Но Фёкла тогда проснулась и дала мне такой нагоняй – мало не покажется. Сказала, что я ее своими экспериментами в гроб вгоню. Я пообещал, что такое больше не повторится. И сдержал бы слово, но это странное лицо! Мне прямо-таки приспичило убедиться, что всё хорошо.

Я встал на корточки и приложился щекой к ее животу. Пуговицы халата больно впились мне в кожу. Я замер, не дыша, с волнением ожидая, когда зашевелится Фёклин живот. Но он был мягким и неподвижным.

И тогда я понял, что это у нее не сон. Там было другое. Не страшное, просто другое. Я сидел как загипнотизированный, глядя на Фёклу, а потом встал и пошел. И вот тут случилась странность. Я вроде шел, но не чувствовал этого – прямо как в бассейне. Казалось, что двигается только туловище, а ноги стоят на месте и просто тянутся вслед за ним, как резиновые.

Каким-то чудом я всё-таки добрался до Валюхиной двери и позвонил. На ноги я не смотрел, чтобы, чего доброго, не сбрендить. Вдруг они и правда остались там, в квартире, а я тут такой просто растянулся на несколько метров, как жевательный монстр.

– Севка, что? – Валюха открыла с явной неохотой. Наверное, у нее там сериал был в самом разгаре. – Извиняться пришел?

Я стоял и не мог вымолвить ни слова.

– За черешню, – подсказала Валюха и выжидающе скрестила руки.

Я таращился на нее изо всех сил, лишь бы только не смотреть вниз. Но она вдруг сама ахнула:

– Что с твоими ногами?

Тут уж я не выдержал и тоже глянул.

Ноги были на месте, только босые. У меня вдруг дернулось сердце. Так резко, словно по нему кто-то хорошенько двинул со стороны спины.

– Ты с ума сошел – голяком бегать! – Валюха отодвинула меня в сторону и двинулась к нам в квартиру.

– Феклуня, – донеслось до меня издалека. – Ты за своим вообще смотришь? Вон с голыми ногами по бетону лётает.

Она что-то бурчала, а я стоял и слушал, но ничего не мог разобрать. Сердце грохотало у меня в ушах, как неисправный мотор.

«Ой, мамочки!» – всё-таки уловил я. Что и говорить, визжала Валюха громче любого мотора. Она выбежала в коридор. Лицо – белое, глаза – выпученные, а шея – мокрая, словно ее только что облили водой.

– Давай-ка сюда, миленький. – Она схватила меня за руку и, протащив через узкую прихожую в кухню, толкнула на диван.

– Ты есть хочешь? – нервно спросила Валюха. Голос у нее был визгливым до невозможности. – Поди ж, голодный?

Я молча кивнул.

– Миленький мой, миленький. – Она забегала по кухне взад-вперед, потом схватила нож и принялась кромсать батон.

– На-ка вот, поешь. – Блюдечко с маслом чуть не врезалось мне в щеку.

Я сидел как истукан и таращился на батон. Он был нарезан толстыми и неровными ломтями. Валюха подвинула мне дымящуюся кружку.

– Чай только заварила. Пей смело – я не трогала.

Она вдруг погладила меня по голове.

– Ты пока поешь, а я сейчас. – И Валюха чуть ли не бегом понеслась из кухни в прихожую, где дядя Коля с кем-то громко разговаривал по телефону.

Я взял кусок батона и стал жевать, ничем не намазывая. Один, второй, третий.

Когда Валюха снова появилась в кухне, я как раз доедал масло, слизывая его прямо с ножа.

– Батюшки! – Она испуганно моргнула. – Ты что же это, весь батон съел?

Я молча кивнул.

– Горе-то какое, – всхлипнула Валюха, и тут же: – Ну ничего-ничего. Коля потом в магазин сходит.

Я так и не понял, в чём горе-то? Подумаешь, батон! Мне вдруг стало тошно от всего этого – не передать как. Я вскочил, чтобы убежать к себе домой, к Фёкле, пусть она там и лежит… такая, но Валюха преградила мне путь. И снова погладила по голове:

– Бедный ребенок. Может, кефирчику тебе налить, попьешь?

Я помотал головой, и меня вдруг вырвало прямо ей на передник.

От неожиданности ко мне вернулся голос:

– Простите, теть Валь. Я не специально.

– Ну что ты, что ты! – Она подцепила пальцами передник и стащила его через голову. – Это у тебя от волнения.

Валюха в третий раз погладила меня по голове. Сколько можно вообще!

– Иди вон с Маринкой фильм посмотри, пока мы тут… – Она тяжело вздохнула.

Я хотел спросить ее и не мог. Стоял и беспомощно хлопал ртом, как рыба. Я хотел спросить про Фёклу, но чувствовал, что если спрошу сейчас, то услышу что-то невыносимо ужасное. Поэтому я отвернулся и пошел к Маринке в комнату.

Она валялась на диване и смотрела какую-то сладкоречивую мелодраму.

«Ах, Джон. Только не покидай меня, дорогой!» – причитала на экране кудрявая тетка.

Тьфу ты! У меня от всего этого сахара прямо зубы свело. Я молча сел в кресло рядом с Маринкой, стараясь не смотреть в её сторону. И всё равно заметил, как она смотрела на меня. Прямо-таки с диким интересом.

Маринка была старше на два года и выше на голову. В прямом смысле. Потому что про голову так можно говорить еще и тогда, когда имеешь в виду положение в обществе. Тут уж оно у нас с соседями было примерно одинаковым. Средний класс, так сказать. Ну, может, у них чуть повыше. Валюха всё-таки была учительницей. И раз в год ездила вместе с Маринкой на моря. А мы даже бананы – и те всегда брали на акции.

Фёкла. У меня снова загрохотало в ушах. Я зажмурился.

– Ты как, нормально? – подала голос Маринка. Вид у нее был какой-то плачевный.

– Никак. – Мне было неуютно от всего этого. – Может, футбол посмотрим?

Сам не знаю, зачем я это предложил. Футболом я мало интересовался.

– Если хочешь. – Маринка щелкнула пультом, и пылкая физиономия дорогого Джона наконец исчезла с экрана. А вместо него появилась женская, хохочущая. Я бездумно смотрел на ее двигающийся рот и ничего, ничегошеньки не слышал. Я думал лишь о том, что раз Маринка вот так запросто согласилась выключить Джона, значит, случилось не чудо, а самая настоящая беда. До меня дошло наконец.

«Фёкла умерла», – я сказал это про себя, как будто проглотил. Вытолкнул из горла в живот, чтобы никто не услышал. Но и там, в животе, эта страшная мысль не заглохла. Она стучала и колотила по моим ребрам с такой силой, что я еле сдерживался, чтобы не заорать на всю комнату.

Маринка безостановочно щелкала пультом. У них было тридцать каналов, но футбол она так и не нашла. Поэтому после кругового щелканья на экран с триумфом вернулся слащавый Джон.

Мне вдруг стало смешно. По-настоящему! Я прямо прыснул со смеху. Сам не знаю почему.

Маринка вытаращилась на меня, как горный баран на степного. Ну, вроде как с недоумением. Она, видно, ждала, что я стану рыдать, как ее любимчик Джон. Но я не стал.

– Хочешь поговорить? – завела Маринка по новой.

– Нет, – сказал я. – Не хочу.

И закрыл глаза. Я вдруг ужасно захотел спать.

* * *

Мне снилась Фёкла. Я бежал за ней по длинному коридору и никак не мог догнать. Ноги у меня были ватными, словно без костей.

– Подожди! – кричал я. – Мне страшно.

Но Фёкла неслась вперед и смеялась, как сумасшедшая.

Я тянул к ней руки и всё кричал, кричал. А она вдруг остановилась, вытащила из кармана горсть черешни и давай швырять в меня по одной. Бросает и хохочет.

– Ты что, совсем сдурела? – Я даже обиделся. Черешневые снаряды летели мне прямо в лицо. Было больно.

И тут я проснулся. Подушка была вся в красных потеках. Я прямо похолодел весь – подумал, что это черешневый сок. А оказалось, что просто губу прокусил нечаянно.