Читать книгу Что творится у Агаты на кухне? - Анна Зенькова - Страница 2

Мымза и Пыжесть жили у Агаты на кухне. Они были старинными подругами. Вы, наверное, подумали, что речь идет о двух милых старушках в соломенных шляпках? От которых так сладко пахнет духами, словно это и не духи вовсе, а клубничный шампунь, которым почтенные леди угощаются за завтраком и дружно икают мыльными пузырями. Окажись Мымза и Пыжесть старушками, о которых вы подумали, они наверняка были бы именно такими несносными. И история, которую вы сейчас услышите, была бы совсем иной. Но, к счастью или к сожалению, ничего старушечьего у них не было. Собственно, как и шляпок, которые полагается носить икающим леди. Зато у Пыжести был потрясающе длинный нос, который она совала во все доступные и малодоступные места.

Пыжесть была важной и надменной. Порой она так раздувалась от собственной значимости, что превращалась в огромный фыркающий шар. Так она и каталась по кухне, пока случайно не натыкалось на какой-нибудь острый предмет. Тогда ее самомнение лопалось, и Пыжесть с глухим свистом сдувалось обратно.

Ну а Мымза, не имеющая ни шляпки, ни длинного носа, была просто самой слезливой плаксой на свете. Все в ней было печальным. И опущенные кончики ушей, и длинные мокрые ресницы и маленький розовый нос, из которого все время что-то грустно капало. Что бы ни происходило вокруг, Мымза на все события реагировала одинаково – целыми лужами слез.

– Сколько можно плакать!? – возмущалась Пыжесть. – Полюбуйся, как безобразно опухли твои веки от бесконечных рыданий!

Она извлекала из кармана зеркальце, совала Мымзе под нос и тут же заглядывала в него сама, с явным и нескрываемым удовольствием. Мымза плакала еще громче, а Пыжесть надувалась от важности.

– И потом, – продолжала она наставительно. – Есть же и другие радости в жизни, кроме как лить слезы.

– У-у-у, – отзывалась Мымза. – Я не радуюсь, я грущу и печалюсь.

– А по-моему, радуешься! – Пыжесть смотрела на нее с подозрением. –Иначе уже давно перестала бы.

Но Мымза продолжала плакать.

Вечером на кухне появлялась Агата. Она садилась за стол, задумчиво бралась за зеленый кофейник, наливала себе ароматный напиток и шумно прихлебывала его в тишине. Не подумайте, что Агата была невоспитанной, раз во всеуслышание прихлебывала из чашки. Просто тишина заполнила собой все углы и щели маленькой кухни так, что посторонним звукам в ней просто негде было спрятаться. Поэтому иногда они обижались и делались громкими и невоспитанными.

– Ы-ы-ы, – плакала Мымза, раскачиваясь на люстре у Агаты над головой. Крупные горошины слез капали на поднос с чашками.

– Опять потолок потек, – грустным голосом сообщала Агата. – Теперь придется вызывать мастера.

– У-у-у, а-а-а. Придется вызывать мастера, – слезливое эхо булькало у Мымзы в животе.

– А может и не придется, – тут же возражала Агата. – Зачем нам новый потолок? Нам и со старым неплохо живется. Подумаешь!

– Потолок здесь совершенно ни при чем. Это Мымза вот-вот превратится в лужу, – отвечала Пыжесть уверенным тоном. Так, словно, Агата обращалась именно к ней. Она усаживалась на хозяйский стул и деловито раскачивалась. Туда-сюда. Туда-сюда.

– Я чудесная! Расчудесная. Чурчудесная. Правда, Мымза? – вопрошала Пыжесть и теребила бусины своего сверкающего ожерелья. Она обожала броские украшения.

Мымза прятала заплаканное лицо в ладошках и печально вздыхала:

– И правда, чурчудесная!

– И никто нам здесь не нужен, – неожиданно заявляла Агата и снова шумно прихлебывала из чашки. Выглядела она при этом чрезвычайно самодовольно.

А Пыжесть начинала громко смеяться.

Вот так и проходили их вечера. Мымза вздыхала, Агата шумно прихлебывала из чашки, а Пыжесть дулась в своем углу. Конечно же, от собственной важности.

Но однажды утром все изменилось. Агата неожиданно появилась на кухне с большой сумкой, полной ароматных фруктов.

Пока она раскладывала яблоки и груши по полкам, из сумки выпрыгнул Шмыздер. Покрутив большой головой, странным образом болтающейся на тоненькой шее, он восторженно присвистнул:

– Ну дела! Вот так кухня!

– Это еще кто такой? – недовольно спросила заспанная Пыжесть. Она сорвала с глаз темные тряпичные очки и смерила Шмыздера презрительным взглядом.

– Ооо-ууу-ааа, я не знаю, – тут же зарыдала Мымза и накрыла голову оранжевой кастрюлей.

– Ооо-уууу-ааа, – спрятанные под кастрюлей рыдания сделались глуше, а сама кастрюля, словно заразившись Мымзиной тоской, из оранжевой превратилась в ржавую.

– Так-так! – обрадовался Шмыздер. – Вижу, работа мне предстоит непростая. – Он уселся на кастрюлю и громко забарабанил по ней пятками. Мымза притихла.

Шмыздер снова заколотил по несчастной кастрюле. Та в ответ испуганно заохала. Наверное, это все-таки была не кастрюля, а уже известная вам плакса, но кто его знает, может, кастрюли тоже умеют испуганно охать.

– Кто там? – через какое-то время спросила Мымза изменившимся голосом.

Можно было подумать, что это спрашивает не Мымза, а Пыжесть, которая каким-то непостижимым образом поменялась с ней местами. Но нет, Пыжесть сидела на полке и обнюхивала незваного гостя своим длинным носом.

– Это я, Шмыздер, – радостно отозвался тот и перестал стучать по кастрюле.

– Подумаешь, Шмыздер, – фыркнула Пыжесть и деловито заправила нос за ухо. – Мало вас тут таких бродит.

Когда Пыжесть начинала ворчать, она становилась похожа на одну из тех надушенных старушек в соломенной шляпке. Чувствуете, как запахло клубничным шампунем?

Пока она изображала ворчливую старушку, Мымза осторожно выглянула из под кастрюли. Ей вдруг очень захотелось рассмотреть надоедливого гостя.

А Шмыздер тем временем уселся на разделочную доску, где Агата ловко нарезала фрукты на компот. Острое лезвие ножа то и дело мелькало возле его тоненькой шеи, но Шмыздер, казалось, не замечал грозящей ему опасности. Он с громким чавканием грыз кусочек груши и жмурил огромные блестящие глаза.

– Ой-ой-ой, – запричитала Мымза. – Тебя же сейчас разрежут на кусочки!

– И поделом! – не преминула вставить Пыжесть.

Но тут Агата взяла доску с грушами и вместе со Шмыздером засыпала их в кипяющую кастрюлю.

– Шмыздер сварился! – завизжала Мымза и бросилась к плите. Агата, напевая, помешала компот и отложила половник. А Мымза с ужасом заглянула в кастрюлю. На поверхности плавали сваренные дольки фруктов. Шмыздер же преспокойно улегся на дно, закинул руки за голову и, набрав полный рот компота, принялся выдувать пузыри.

Из кастрюли побежала пена.

– Да что же это такое? – всполошилась Агата, схватила половник и принялась снимать пену. Вместе с кусочками груш она торопливо сливала ее в раковину. Мымза увидела, как из половника показалась нога Шмыздера, и уже через мгновение его засосало в слив.

– Ну теперь ему точно конец! – злорадствовала Пыжесть. Она почему-то невзлюбила гостя с самого начала.

– Шмыздеру конец, – зарыдала Мымза. В отличие от Пыжести, она была чрезвычайно жалостливой.

И вдруг они услышали странное гудение. Пыжесть приложила ухо к сливной трубе и тут же рассержено взвизгнула.

– Ну и наглость! – прошипела она, сверля глазами ни в чем не повинную трубу. Очевидно, в ней прятался Шмыздер, потому что через мгновение до них донеслось его бравое пение.

Мымза вдруг неожиданно улыбнулась.

Пыжесть посмотрела на старинную подругу с изумлением. И может быть даже с испугом. А Шмыздер высунул голову из слива и отсалютовал ей воображаемой шляпой.

– У вас чудесная улыбка, мадам.

Мымза так смутилась, что чуть бы не расплакалась.

– Значит так! – торжественно произнес гость, окончательно выбравшись из слива. – На лицо явное разложение коллектива. Пора положить этому конец.

– Нет у нас никакого коллектива. Есть только я. И вот эта…лужа, – Пыжесть снисходительно посмотрела в сторону Мымзы.

– Я и говорю, коллектив в опасности! – Шмыздер бесцеремонно щелкнул Пыжесть по носу. – Ему срочно требуются новые лица, пока вы тут совсем не зачахли.

– Нам и старых лиц вполне достаточно – прошипела оскорбленная Пыжесть. – Никто и никогда не обращался с ней таким возмутительным образом.

– Кто-то же должен взяться за ваше перевоспитание! – Шмыздер явно намекал на собственную кандидатуру. – Хотите вы того или нет!

– Хотим, – вдруг робко прошептала Мымза. – Вы такой веселый!

– Благодарю, – поклонился Шмыздер. – Готов оказывать всяческое содействие в вашем перевоспитании.

И вечная плакса посмотрела на него с благодарностью. Никто и никогда не предлагал ей перевоспитываться в таком вежливом тоне.

Мымзе вдруг ужасно захотелось стать легкой и веселой, как Шмыздер. А еще завести новых друзей. И больше никогда не плакать от одиночества. Ей столько всего захотелось, что она по привычке чуть было не заплакала. Но вовремя вспомнила про перевоспитание.

– Так-то лучше! – сказал Шмыздер. – Вы очень способная ученица, Мымза. Возможно, лучшая в моей практике.

И он лукаво посмотрел на Пыжесть.

Ты сидела, нахохлившись. Мысль о том, что кто-то может быть лучше неё, оказалась ужасно неприятной.

Как же это получается? Она столько лет потратила на дружбу с этой мокрой лужей, а что в итоге? Сплошное разочарование! Ведь лучшая на кухне – она, Пыжесть, и предательница Мымза должна был сказать об этом Шмыздеру, а не присваивать себе ее звания.

– Ну и ладно! – фыркнула Пыжесть и спряталась за батареей. – Подумаешь важность! Да кому вообще нужны эти друзья. В конце концов, у меня есть я.

И гордячка отчаянно разрыдалась. Ведь как ни крути, они c Мымзой были старинными подругами. Не только непримиримыми, но еще и неразлучными.

– Слезами горю не поможешь, – голова Шмыздера втиснулась между прутьями батареи и посмотрела на Пыжесть блестящими глазами.

– Отстань от меня сейчас же! Ты что не видишь, у меня горе?!

Шмыздер покосился на нее с недоверием.

– Я только что лишилась старинной подруги, – всхлипнула Пыжесть. Кончик ее длинного носа укоризненно смотрел в его сторону.

– И кто в этом виноват? – спросил Шмыздерь строгим учительским голосом.

Пыжесть глубоко задумалась. Перед ней стояла неразрешимая задача. Сознаваться в том, что она виновата, воображала не хотела, но и отрицать свою вину тоже не могла. Иначе пришлось бы признать, что на кухне есть еще кто-то. Ведь кто-то же должен быть виноват вместо нее!

И Пыжесть решила схитрить.

– Я такая замечательная! – она заискивающе посмотрела на Шмыздера. –Такая чудесная! И расчудесная!

Пыжесть решила, что должна обязательно понравиться строгому учителю. Может, тогда он сжалится и перестанет задавать ей такие сложные вопросы.

Но Шмыздер посмотрел на нее с явным неодобрением.

– О расчудесности обычно говорят не слова, а добрые дела и поступки. – возразил он.

– И что я должна сделать? – Пыжесть захлопала глазами.

– Что-нибудь хорошее, – подсказал ей Шмыздер.

– Но что? – растерялась задавака. – Ничего хорошего почему-то не приходило ей в голову.

– Для начала помоги мне, пожалуйста, выбраться, – Шмыздер беспомощно моргнул. – Я застрял!

Она выглянула из-за батареи и увидела, что его туловище свободно болтается в воздухе, а голова зажата между прутьев.

– Хи-хи-хи, – злорадно засмеялась Пыжесть.

– Ты опять за свое? – строго спросил Шмыздер по ту сторону батареи.

– Ладно-ладно, пойду, позову эту кислую лужу. Должен же быть от нее хоть какой-то прок!

Прежде чем отправится за помощью, Пыжесть вытянула свой нос и пощекотала Шмыздеру пятку. И пока тот визжал и колотил руками по батарее, озорница гордо удалилась.

Вечером Агата по обыкновению зашла на кухню. Но вместо привычного кофе почему-то налила в чашку душистый компот.

Усевшись за стол, она с наслаждением потянула носом фруктовый аромат.

– Ах, до чего же я люблю вареные груши! – сообщил Шмыздер, пристроившись у нее на плече.

– Да, груши попались на удивление ароматные, – согласилась Агата. Она с удовольствием потянулась и запрокинула голову. – И потолок больше не течет.

– Это все благодаря Шмыздеру! – призналась Мымза. – Он научил меня улыбаться.

– Можно подумать, это надолго! – съязвила Пыжесть. Перевоспитание давалось ей с большим трудом. Тут же опомнившись, она виновато шмыгнула носом.

А лучшая ученица самодовольно усмехнулась.