Читать книгу Деревенская сюита - Анна Зубавина - Страница 4

Сонечка играла с котенком. Позабытая кукла Маша валялась на траве около пледа.

– Мама, мамочка! Гляди, какая киска! – дочка захлебывалась от восторга.

Катя тяжело опустилась рядом. Равнодушно огляделась вокруг.

Улица по-прежнему выглядела пустынной. Дома раскинулись вольготно на довольно приличном расстоянии друг от друга. Они казались необитаемыми, некоторые вообще стояли с заколоченными окнами. «Куда все исчезли? Неужели в этом конце улицы никто не живет?» – ей сделалось не по себе.

– Я назвала котеночка Шарик! Посмотри, какой хорошенький! – Сонечка протянула котенка.

Котенок, или, скорее, кошачий подросток, и впрямь оказался хорош: круглый, с плотной однотонной рыжей шерстью и любознательными немного испуганными желтыми глазами.

– Давай взгляну на твоего Шарика! – Катя осторожно взяла котенка на руки. «Зверь» оказался женского пола и явно домашним: ушки чистые, глазки без гноя. – На, возьми назад! Только это не Шарик, а скорее Шерри. Потому что девочка!

Котенок прижался к Сонечке и обиженно замурлыкал.

– Посиди еще немного, поиграй с Шерри! Я перетащу сумки поближе к дому. – Катя показала рукой. – Вон к тому, белому. Видишь? А потом умоемся, и я тебя покормлю.

– Мы будем здесь жить? В этом доме? – удивленно спросила дочка.

Катя посмотрела на сиротливо белевший в отдалении дом с тусклыми, уставшими от долгого ожидания хозяев стеклами окон.

И твердо ответила:

– Да, мы будем жить здесь.

Потом устало потерла лицо, оправила мятую одежду и направилась к обочине дороги. Через несколько минут она, пыхтя от натуги, тащила первый баул к дому.

Спустя час все было закончено. У обочины осталась только детская кровать.

Катя подошла к осевшей, плотно прикрытой калитке, для верности прикрученной кольцом из провода к опоре ограды, и с трудом приоткрыла ее. Впопыхах она не заметила остро торчавший конец провода и больно расцарапала кожу запястья. Царапина багрово вздулась и засочилась кровью. От досады со злостью пнула калитку и наконец вошла во двор.

За домом явно присматривали. Траву во дворе кто-то выкосил. На двери кособокого тесового коридорчика висел новый наборный замок. Катя подергала за ручку двери. К сожалению, в дом пока не войти! Старый ключ от дома, врученный мамой вместе с документами, к новому замку не подойдет. Катя окинула взглядом двор. Лавочки ни во дворе, ни возле входа в дом не наблюдалось.

«Ладно. Отдохнем пока на скамейке возле калитки. Заодно с Сонечкой перекусим, – решила она. – А потом придумаю, как попасть в дом». Трясущимися от физического напряжения и голода руками, она распотрошила сухой паек, заботливо приготовленный мамой.

На кособокой, но широкой и еще крепкой скамейке расстелила бумажные полотенца, выставила баночки с мясным пюре для детского питания, сделала несколько бутербродов со вчерашним хлебом, вскрыла упаковку с печеньем и добавила две бутылочки с детской водой. Пить воду из колонки не решилась.

Шерри терлась о ноги и яростно просила угощения. Все в молчании сосредоточились на еде. Слышался только хруст печенья и довольное урчание котенка.

После перекуса Катя, расстелив плед, усадила дочку на скамейке, прикрыла ветровкой и покрепче прижала к себе. Измученная Сонечка задремала. Шерри спряталась под скамейку и затихла.

Катя сидела и смотрела на пробивавшееся сквозь тучи, клонившееся к закату солнце и ни о чем не думала. В голове разрасталась пустота. Хотелось уснуть крепко-крепко. И не просыпаться. Никогда!

Вдруг где-то рядом неожиданно проголосил петух. Она вздрогнула. Присутствие жизни взбодрило ее лучше, чем чашка крепкого горячего кофе. Уснуть навсегда вдруг резко расхотелось.

«И вообще, – протестующее дернулось сознание, – это трусость, а не выход». Перед мысленным взором нарисовалось злое самоуверенное лицо отчима.

Катя свободной рукой сложила кукиш и вскинула перед собой: «Фиг вот тебе, козел! Не вернусь ни за что, не дождешься!»

Внезапно она похолодела: «Мама ждет звонка. Как я могла забыть!». Стараясь не разбудить дремавшую Сонечку, достала смартфон. В углу экрана предательски высвечивалась тонюсенькая полоска зарядки.

У Кати сжалось сердце: «Что делать? Бежать по селу и просить кого-то поставить телефон на зарядку? Начнутся расспросы, любопытные взгляды. К объяснениям она не готова, не до объяснений ей!»

Вдруг ее озарило: «Вот бестолковая! Не в обморок быстрее падать надо, а учиться соображать! Эсэмэску отправлю, уж на это точно остатка зарядки хватит».

Через минуту скупое сообщение улетело. Телеграфным стилем она сообщила, что доехали нормально, о подробностях позвонит завтра. Катя облегченно вздохнула – как гора с плеч!

День катился к вечеру. С леса веяло острым ароматом отцветавшей черемухи и влажной прохладой.

«Что же, пойду на разведку, – Катя решительно встала. – Не смогу попасть в дом, попрошусь к кому-нибудь на ночлег».

Воспоминание о деньгах «свекрови» придавало уверенности.

Она сноровисто открыла баул с теплыми вещами. Разбудила и тепло одела Сонечку. Потом переоделась сама в теплый флисовый брючный комплект, а дорожные брюки и рубашку плотно свернула и спрятала под скамейкой. Сходила с дочкой под кустик и строго запретила ей отлучаться от скамейки:

– Смотри, отсюда никуда! Это тебе не песочница у нас на детской площадке!

Дочка росла послушным ребенком, и Катя скрепя сердце решилась оставить ее на несколько минут одну, без присмотра.

Катя вновь вошла во двор.

Дом из белого силикатного кирпича, когда-то любовно оштукатуренный и побеленный, без хозяйского догляда выглядел грустным и неприкаянным. Побелка неопрятно посерела от времени, стены прорезали молнии трещин с вываливающейся местами штукатуркой.

Она внимательным взглядом окинула дом – что-то зацепило сознание, но ускользнуло. Пригляделась пристальнее. Вот оно! Радостное озарение нахлынуло теплой волной. По периметру здания плотно прилегала труба, одним концом проникая внутрь, а другим по опорам уходила через огороды к соседнему дому. Опоры и трубы, выкрашенные тусклой зеленой краской, плохо проглядывались среди листвы.

«Газ!!! Мама ведь говорила! Слава Богу, хоть газ здесь есть!!! – облегченно подумала Катя. – Нагреем воды, намоемся, чаю попьем и спать, спать! Остальное завтра!» – радостные мысли закружили в уставшей голове.

Воодушевленная, она решила посмотреть, что за домом. Пересекла плотно заросшее одуванчиками и островками молодой крапивы пространство и уткнулась в крепкий из широких потемневших досок сарай, крытый заросшим лишайником шифером. За сарай вела еле угадываемая в траве тропка.

«Ладно, гляну, что там и быстро назад, Сонечка ждет», – тревожно опомнилась от своих изысканий Катя.

За сараем когда-то сажали огород. Обширный участок, огороженный с трех сторон провисшей ржавой сеткой-рабицей на покосившихся столбах, пестрел одуванчиками среди зарослей поднимающейся молодой травы. Катя развернулась и вихрем побежала назад.

Нога вдруг зацепилась за какую-то невидимую железяку, и Катя растянулась во весь рост. Руки утонули в молодой крапиве, помутилось в глазах от жгучей боли. Она громко использовала весь запас матерных слов, которые когда-либо слышала, но до сего дня не пользовалась. Как-то причины не было! «Все когда-то случается впервые, вот уже и матерюсь!» – философски размышляла Катя, с ужасом разглядывая руки, на которых «распускались» волдыри крапивных ожогов.

Она дошла до калитки и остановилась как вкопанная. От скамейки доносился резкий женский голос. Сонечка с кем-то разговаривала. Катя прислушалась.

– Бабушка, смотрите, это Шерри. Мама сказала, что этот котенок – девочка. Правда, хорошенькая?! – Сонечка вопросительно посмотрела на полноватую старую женщину в застиранном синем шерстяном спортивном костюме и темной безрукавке поверх. На голове старухи пламенел красный платок с огуречным орнаментом, на ногах чернели резиновые калоши.

Старая женщина усмехнулась:

– Муська это моя! Ее мать притащила в конце зимы. Оставила я Муську-то, порода уж больно хороша – мышей и крыс дочиста изводят.

Сонечка растерянно хлопала глазенками.

– А ты, деточка, здесь одна? – в голосе старухи слышалось подозрение.

– Мама сейчас придет! Она дом пошла смотреть. Мы будем теперь здесь жить, – бесхитростно выбалтывала семейные секреты дочка.

– Вот те раз! – ошеломленно протянула старая женщина. – Ну, посмотрим, что за мамка у тебя, – и решительно направилась к калитке.

Катя оцепенела, от волнения жарко загорелось лицо.

– Здравствуйте, извините… – забубнила она, лихорадочно подбирая слова для объяснения.

Старая женщина молча кивнула, разглядывая Катю выцветшими глазами.

Вдруг в ее лице что-то неуловимо изменилось, и она что есть силы распахнула калитку.

– Паспорт давай сюда! – скрипучим голосом скомандовала старуха.

– А зачем? – испуганно вскинулась Катя.

– Давай, а то участковому позвоню! Ишь, шныряешь на ночь глядя, да еще с дитем. Кто знает, что у тебя на уме?!

Катя трясущимися руками протянула паспорт.

– Так значит, – старая женщина подслеповато уткнулась в документ, – Рябинина Екатерина Юрьевна…

Дальше произошло то, чего Катя никак не ожидала. Цепляясь за сетку ограждения, старая женщина с трудом дошла до скамейки и забилась в глухих безмолвных рыданиях.

– Что с вами, бабушка? Плохо вам? – она до смерти перепугалась. Протянула старухе бутылочку с остатками детской воды. – Как зовут вас? А то как-то неудобно…

Старая женщина молчала. Она отхлебнула несколько раз из бутылочки и судорожно вздохнула. Потом обтерла губы и лицо концом головного платка и, глядя на Катю беспокойным взглядом, заговорила:

– Любовь Павловна меня кличут. А для тебя я – баба Люба. Господи, я как увидела тебя поближе, сердце так и ворохнулось. Глаза-то, глаза – с Юркиными один в один! Я такого раскраса темно-синего, блескучего ни у кого больше не видела. Только у Юрки, отца твоего, да у тебя еще! – От волнения лицо и шея бабы Любы покрылись красными пятнами, на лбу выступила испарина. Немного помолчав, она продолжила: – Дом-то этот Клавдии, тетки Юркиной, соседки моей, подружки задушевной. Одиноко Клавдия жила, замуж не выходила. Юрку она очень любила, да вот только разбился он… Она тебе дом-то и отписала… Людмила, мама твоя, приезжала, когда Клавдия документы оформляла. Давно это было.

Старая женщина в очередной раз вздохнула.

Сумерки сгущались, от земли потянуло холодной сыростью. Сонечка сидела на скамейке и ласково что-то шептала котенку на ушко, но чувствовалось, что она устала.

Катя решилась.

– Баба Люба, пожалуйста, откройте нам дом. Надо занести вещи. Да, и койку нужно принести с дороги! – внезапно вспомнила она. – Вы поможете мне принести ее?

Старая женщина смотрела на нее странным взглядом.

– Сонечке спать пора! Сейчас мы с ней чайник вскипятим, я кашу ей в коробке готовую захватила, – тараторила Катя. – А уж утром…

Баба Люба тяжело поднялась со скамьи.

– Дом я вам открою, не переживай. А дальше что? – пожилая женщина пожевала сухими губами и продолжила. – Там несколько лет никто не жил. Газ и свет отключили, да и в избе не мыто, не убрано. Что ты там делать с дитем сейчас собралась?

– А вода-то есть в доме?

– Только в колонке у соседнего дома. На нашей улице в домах воды ни у кого нет.

Такого Катя не ждала!

– Что же теперь делать? – у нее закружилась голова, и пришлось судорожно вцепиться в ограждение.

– Ты, милок, не раскисай, – словно сквозь вату донесся до нее голос бабы Любы. – Чай, не помер никто – все уладим! Свет и газ снова подключим! Отрывайся от изгороди, за койкой пойдем. Все затащим ко мне. У меня пока поживете! Хоть и не ждала я никого, а деваться некуда. Чует мое сердце, не от сладкой жизни ты в нашу глухомань явилась! Да и перед Клавдией, если что, ответ держать придется.

Пожилая женщина заспешила к дороге, а Катя уныло потянулась следом.

Койку они дотащили. Это отняло у Кати последние силы.

Ее сознание затуманилось, предоставив измученному организму действовать на автомате.

Она смутно помнила новизну запаха деревенского дома бабы Любы, мытье Сонечки в глубоком пластмассовом тазу, отчаянные попытки гигиенических процедур возле рукомойника в закутке кухни за ситцевой занавеской, как ужаснулась своему отражению в небольшом мутном зеркале над умывальником. С растрепанными волосами, наливающейся предательской краснотой скулой на абсолютно белом лице. Зудящие красные опухшие кисти. Вздувшуюся царапину на запястье.

Только одно воспоминание ярким пятном выплывало из сумеречных закутков памяти – поздний ужин, поданный перед сном бабой Любой. Теплая манная каша с мягким белым хлебом и горячий душистый сладкий чай в эмалированных кружках показались Кате самой изысканной едой на свете!

Она не помнила, как нырнула в глубокий омут спасительного сна.

Катя внезапно проснулась. Обожженные крапивой руки отчаянно чесались. Она не знала, который час. Смартфон стоял на зарядке. Комнату заливал струящийся лунный свет, тишина ночи уютно обволакивала.

Бесконечно длинный день остался позади. Первый день новой, по-настоящему взрослой жизни. Но она его прожила. Сама. Как сумела.

Катя вздохнула, повернулась на бок и вновь крепко уснула.