Читать книгу Наследница старца Зосимы - Анна Зубкова - Страница 5

Вначале Пётр Яковлевич предложил Зосе приходить к нему домой и работать с набором текста его книги несколько часов в день.

– Так нам будет удобнее. Кабинет днём свободен, я – в клинике.

– Но я, всё же, наверное, мешать, стеснять буду?

– Нет, не будете, Зосенька. Мы с Наташей Вам всегда рады!

… А ещё спустя некоторое время Пётр Яковлевич предложил всем вместе поехать пожить за городом:

– Друзья мои, у меня начинается отпуск, и я снял на этот месяц дачу на берегу Финского залива. Дом – просторный, недалеко от берега, у всех будут свои комнаты. Мне кажется, что если вы, Витя и Зося, погостите у нас, то и работа с моей книгой пойдёт быстрее, и отдохнуть хорошо сможете. Учёба у вас начнётся только в сентябре. А нам всем будет полезно и подышать морским воздухом, и приятно побыть вместе!

* * *

Это было потрясающее время!

Дом был просторный, двухэтажный, удивительно красивый, с деревянной резьбой, с террасой, на которой можно было пить чай. Он был расположен совсем не далеко от берега, в окружении высоких стройных сосен.

Обширный песчаный берег, море!

Зося никогда прежде не бывала на море.

Виктор, посмеиваясь, говорил, что Финский залив – это совсем не настоящее море, а так – мелкая как бы «морская лужа». Он мечтал, что когда-нибудь покажет Зосе черноморское побережье.

Но Зосю – очаровали эти места! Природная гармония была удивительная, особенно в безветренную погоду.

Они с Виктором подолгу гуляли по берегу рано утром или вечером на закате.

Закат был всегда над морем, и можно было наблюдать, как солнце как бы опускается за горизонт.

Когда не было ветра и гладь моря становилась зеркальной – красота была неописуемая!

Днём Зося набирала текст на печатной машинке. Работа продвигалась хорошо. Пётр Яковлевич был весьма доволен.

Когда все вместе собирались в гостиной или на террасе за столом, то в беседах обсуждалось многое.

Но Виктор иногда уезжал в город на день или больше. Он не рассказывал ни Зосе, ни отцу, что за дела у него были в городе, но Пётр Яковлевич предполагал, что это были студенческие кружки, которые имели «политическую окраску». Отец не одобрял эти идеи сына и сильно беспокоился за его безопасность, но не пытался запрещать – чтобы им не поссориться вновь.

Разговоры о положении дел в стране, о необходимости перемен, об ужасном положении беднейших классов… – эти разговоры о политике все старались не доводить до жарких споров.

Пётр Яковлевич сам тоже иногда сетовал на правительство. Порой он возмущался тем, что «власти» никак не позволяют ныне внедрять в реальную жизнь населения новые медицинские открытия:

– Вот Владимир Хавкин в Индии, в Бомбее, прямо сейчас создаёт уникальные вакцины, английское правительство его финансирует, и результаты – потрясающие! А у нас его исследования применить нельзя, потому что он, видите ли, политический эмигрант! Но, заметь, Виктор: он, в результате, выбрал науку, а не политику! И он реально помогает тысячам нуждающимся в помощи! А ты хочешь поставить под угрозу своё будущее в медицине этим влезанием в дела всяческих незаконных организаций!

– Отец, ты просто не знаешь реальности! Ты не видишь того, что творится в стране! Если не изменить саму систему государственного устройства, то ничто не изменится!

– Возможно, но, мой дорогой, меня всегда ужасали такие идеи, когда ставится знак равенства между понятием «свобода» и правом «революционеров» отрубать головы правителям!

– Мы – не такие, отец! – возмутился Виктор, но потом сразу замолчал, сдерживая себя.

* * *

Зося редко высказывала своё мнение в общих беседах.

Наедине же с Виктором она была немного откровеннее.

– Мне кажется, что любое насилие порождает ответное насилие, ненависть – ответную ненависть. И это – словно замкнутый круг! И разорвать эту череду войн меж странами, а также бунтов кровавых внутри стран – может только духовное знание, преображающее самих людей.

– Ты – как толстовцы рассуждаешь! Ненасилие, смирение… И этой пассивностью пользуются те, кто действует во власти по своим прихотям, ради своей наживы!

… Зося промолчала.

В тот день на море был шторм. Высокие серые волны катились по мелководью и с грохотом накатывали на берег, достигая прибрежных кустов и сосен.

Виктор восхищался силой и красотой стихии. Он говорил вдохновенно о том, как «буря народного гнева» сметёт все пережитки прошлого – и восторжествует справедливость!

Зося, с некоторой болью внутри, понимала, какие же они разные с Виктором!…

Она осторожно произнесла:

– Когда-то о. Александр был очень увлечён идеями революционных преобразований жизни людей. А потом его прежние друзья захотели организовать группу, где планировали делать убийства, взрывы…

Он тогда так ужаснулся той безумной жестокости, в которую превратились идеи защиты свободы и помощи угнетённым и бедным людям, что в монастырь перебрался жить.

Но и в те годы, и сейчас – все эти бунты не приносят той свободы людям, о которой мечтают зачинатели.

– Зося, я согласен, что террор – это ужасно! Но это же – уже прошлое революционного движения! А сидеть, сложа руки, прятаться в своих норах и делать вид, что нет всего этого ужаса в стране – так ведь тоже нельзя! Надо что-то делать! И мы будем делать!

… Зося не спорила…

Она размышляла в те дни о многом. О справедливом и не справедливом в жизни, о том, когда нужно со смелостью в сражение за правду бросаться, а когда – терпеть, смиряться и молчать…

Иногда что-то внутри сжималось от страха за Виктора, за то, что не сумеет она предотвратить беду, спасти… Но ведь не один Виктор такой! И в том, что он говорит, много – правды…

… Вечерами Зося открывала тетрадь старца Зосимы, читала и набирала дивные слова его – и тогда покой наполнял душу:

«Есть в человеке страх за жизнь свою, есть страх перед болью телесной, есть страх за близких, любимых нами людей…

Превозможение этих страхов вместе с Богом – важно очень!

И сильны эти страхи. Но преодоление их укрепляет силу души, вразумляет о Жизни Вечной! И о жизни тленной понимание приходит, позволяет ощутить временность сей жизни телесной!

Но есть и другие страхи, что к нам подступают порой.

Например, страх навредить, страх принять решение неправильное, страх поддаться искушениям, то есть, не заметив, что искушаемы были…

И страх такой – порой мешает в сердце Божию Волю ощущать!

Страх всегда сковывает, ограничивает душу!

Будем помнить, что всё, что приходит в жизнь, с пользою употребить можно. И любой страх нужно поставить на службу для своего продвижения ко Господу: чтобы остужалась в нас гордыня, смирялась самоуверенность и освобождалась в нас дорога к Господней Воле!

Так постепенно понимание приходит от Господа и позволяет избежать искушений малого ума – через мудрость сердца любящего.

Так обретается подлинное бесстрашие в единении с Волей Божией!

Ум незрелый склонен и к страху, и к гордости, и к ощущению правоты лишь собственной. Падок ум на соблазны! И не стоек сей ум в трудностях…

В сердце же духовном – растёт мудрость души любящей! Нужно учиться всякий час в сердце своём Бога слушать! Так – Господа понимать учимся!

Когда Любовь Божия – в сердце духовном, то всё остальное в жизни на свои места становится! Ни от кого ты уже ничего для себя не хочешь, даже са́мого приятного себе ни жаждешь: ни любви человеческой, ни одобрения словам твоим и поступкам… И не страшишься более порицания людского! И непонимания тоже уже не боишься!

А тихая Любовь Божия в сердце – не позволяет явить силу не к месту, слово неловкое сказать.

Словно в Вечность душой окунаешься!

И в этой Тишине всегда есть время для понимания.

Уместно на порог сей Тишины Божией встать каждый раз, когда решение важное с Богом вместе принять хотим.

Тишина – это врата в сию безвременную, вечную протяжённость жизни Духа.

Понимание Бога входит тогда в душу, когда нет в душе суеты мысленной.

Только сердце духовное, с Богом накрепко соединённое, раскрывает ум к такому пониманию – цельному, целостному! Словно со всех сторон всё тогда видишь одновременно!

Словно приоткрывается завеса и является ви́дение полное и всестороннее о том, о чём к Богу вопрошание было! Тогда о той проблеме или ситуации тебе ясный ответ от Бога приходит!»

* * *

В те дни, когда Виктор уезжал в город, Зося вставала очень рано и шла к морю одна.

В эти часы уединения – с ней происходило нечто особенное. Тишина, нарушаемая лишь иногда криками чаек, парящих над морским простором, словно заполняла всё пространство вокруг.

Простор над морем был так огромен, что Зосе казалось, что она растворяется душой в этой необъятной прозрачности и красоте!

Внутренняя сердечная Тишина наполнялась тогда Божественным Присутствием.

Бог был с ней и в ней и во всём вокруг!

Он был в мягком, лёгком скольжении чуть заметных волн по песчаным отмелям, в зеркальном отражении в спокойной глади воды всей бесконечности неба с лёгкими, как белые крылья, облачками, в каждой травинке, в каждой песчинке под ногами.

Зося привыкала долго быть в этой бездонной и всеобъемлющей Тишине, сливаясь с ней, становясь ею…

Она хотела научиться тому, о чём у старца Зосимы читала: чтобы уметь в любой решительный момент жизни войти в сие безвременное Безмолвие и ясно понимать Божий Совет, Его Волю!

Мир Божественного Света и Любви открывал для Зоси свои входы и впускал в Безграничность иной – Божественной – Реальности, в отличие от суетного материального мира.

Божественная Любовь окружала Зосю со всех сторон. Живая Божественная Тишина была и внутри, и снаружи. Тишина наполняла Зосю невыразимым словами счастьем!

… Зося несколько раз порывалась рассказать об этом Виктору, но пока не получалось: даже слова было не подобрать, чтобы описать ему всё это…