Читать книгу Пуговица-Мотылёк. История Старого художника - Анна - Страница 4

За маленьким столом, в одной обшарпанной квартирке, сидел Старый художник. Старый он – в силу своего возраста, а художником стал совсем недавно, хоть и мечтал об этом всю свою жизнь.

Последние семь лет он неустанно трудился над своей первой и единственной Картиной, в которую вложил все, что так хотел передать людям и всему миру. Он рисовал ее днями и ночами, стоя на коленях, приставив ее к стене на дряхлый табурет вместо мольберта. Рисовал неустанно, словно теперь только ей и жил. Мало ел, мало спал, и почти не выходил из дома, из-за чего казался соседям очень замкнутым и нелюдимым. Но она должна была говорит с миром от его лица, должна была передать ему нечто важное, что Старый художник смог понять лишь недавно. И когда он наконец закончил ее, он испытал такое облегчение, которое не смогла бы подарить ему сама смерть.

В том, что однажды она станет знаменита, он нисколько не сомневался – она разительно отличалась от всех остальных, а потому непременно должна привлечь внимание. Уже завтра ее впервые представят в галерее, на публике, и Старый художник твердо решил прийти туда к самому открытию, чтобы увидеть лица всех людей, что взглянут на нее. Для этого нужно было лечь пораньше, чтобы легко проснуться, но волнение не давало ему покоя. Оставалось только не спать всю ночь.

Замечтавшись, он даже представил, как у него берут интервью, и стал тихо нашептывать в темноту возможные ответы: «да, эту картину он рисовал сам, в одиночку. Да, он никогда не оканчивал художественной школы или академии, а рисовать его учил отец. Да, конечно, в этой картине скрыто нечто великое…» Он воображал так много, но что поделать. Люди любят грезы, не так ли?

Он думал о прошлом и вспоминал годы, когда жизнь к нему была ужасна несправедлива. Тогда он мог лишь мечтать о том, что однажды окажется настолько свободен, что сможет посвятить себя искусству. Но теперь все было иначе. Он закончил то, что так давно хотел. Теперь картина говорит за него, и он знает, что жил не напрасно.

Он так же думал и о Дочери. Когда то, когда она была еще малышкой, только она и была его верным другом, и знала, о чем мечтает отец. Она скоро должна выйти замуж за Владельца галереи, в которой сейчас висит его картина, и посещает все новые выставки. Завтра Дочка непременно будет там и узнает, что он сделал. Тогда она обязательно поцелует его в дряблую щеку и обнимет. Они так давно не виделись. После смерти его жены, она совсем не навещала его, ведь уже не верила, что когда-нибудь он сможет добиться своего. Но теперь все будет иначе. Она скажет, что гордиться им, и они смогут общаться так же, как и раньше, когда он рисовал для нее цветы и милых зверюшек, а она широко улыбалась ему, обещая однажды тоже стать художницей. В такие моменты он доставал из кармана маленькую белую пуговицу в виде мотылька – свою семейную реликвию, и говорил, что однажды передаст ее ей, как его отец когда-то передал ему.

Но вот возбуждение сменила усталость. К несчастью, незаметно для себя, он все же заснул ближе к рассвету. Теперь, за маленьким столом, в одной обшарпанной квартирке, уже спал Старый художник, что проснется, увы, лишь к обеду.

В галерее уже гудела восхищенная толпа. Из доброй сотни картин, выставленных там, всех привлекла лишь одна, в потрескавшейся деревянной рамке, висящая еле приметно в самом дальнем углу. Выставить ее жадный Владелец галереи согласился лишь потому, что Старый художник, молившей его об этом, был отцом его невесты. Сама картина ему жутко не понравилась, ведь была совсем не современной, и он даже не стал делать для нее подписи. Но он никак не ожидал, что именно она привлечет столько внимания. Проходя мимо творений модных и знаменитых художников, с отрешенным видом делая с ними фото или просто молча рассматривая бесконечные квадраты, хаотичные мазки и разноцветные брызги, они вдруг натыкались на нее, висящую в конце, и замирали. Они забывали сфотографировать ее, забывали, что говорили о чем-то, и вглядывались в сюжет, рассказывающий им трагичные истории, открывающий тайны и уносящий их с собой, заставляя о чем-то задуматься.

По началу Владельца галереи очень злило это внимание, ведь кульминацией выставки должна была стать другая картина – одного безумно модного художника, что рисует полотна своим голым телом. Однако тот и сам уже стоял среди толпы поклонников загадочной красавицы в старой рамке. Владельцу оставалось только найти в этом выгоду.

Проснувшись, Старый художник взглянул на часы и обезумел. Он позабыл о завтраке, о заранее подготовленном костюме, о том, что нужно запереть за собой дверь, забыл о самом себе… Картина! Как она там сейчас, одна? Ей страшно? Впервые ее увидел кто-то кроме него, перенесенную из узкой кухоньки, где она писалась стоя на табурете. У него дурное предчувствие. Он должен немедленно оказаться рядом с ней!

По улице бежал, задыхаясь, Старый художник

По улице бежал, задыхаясь, Старый художник. Бежал как был – в халате и тапках, ловя на себе множество недоуменных взглядов, но переживая лишь о взглядах, обращенных сейчас на его творение. Везением было то, что галерея находилась не так далеко от его дома. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы он запинался и падал, с трудом поднимаясь и снова переходя на бег.

Владелец галереи уже вовсю давал интервью репортерам, стоя рядом с испуганной Картиной и широко улыбался столпившимся вокруг.

– Картина моя – сказал он, когда поднялся вопрос об авторстве, и люди аплодировали ему.

– Но послушайте! Это моя картина! Пропустите! – закричал кто-то, распихивая толпу, но оступился и свалился на колени перед Владельцем галереи. Закашлявшись, он больше не мог выдавить ни слова. Старик задыхался. Репортеры, что снимали Владельца галереи, вмиг подбежали и приподняли его. Они хотели крупно заснять человека, ворвавшегося на выставку в халате и тапках, и кричащего о краже. Если бы только они стали спрашивать Владельца галереи не о том, за сколько было написано полотно и сколько оно стоит, а о том, что же он хотел сказать им, то возможно и сами догадались бы, что он ничего о нем не знает.

– Это моя картина – еще раз хрипло повторил Старый художник и так пронзительно, с мольбой, посмотрел на Владельца галереи, что тот на секунду замешкался. Тут из толпы вышла молодая девушка, сердито глядя на старика и всплескивая руками. Это была его Дочь. Она прекрасно знала, что ее отец всю жизнь мечтал о собственной картине, но не верила, что он смог бы нарисовать нечто подобное. В последние годы они ни разу не виделись, но она точно знала, что ее отец не способен на подобное и наверняка врет. Взяв его под локоть, она попросила у всех прощения и стала тащить его к выходу, но тот бросался к людям, снова и снова пытаясь кричать о том, что это все обман и автор шедевра – он. В какой-то момент, и без того безумные глаза старика округлились еще больше, и схватившись за сердце он закашлялся сильнее и упал. По его бледным сморщенным щекам текли слезы.

Старого художника привезли домой на скорой. Его Картина осталась в галерее, получать лавры вместе со своим новым хозяином, пока здесь, в старой квартирке, где она писалась, будет решаться судьба ее настоящего автора.

Вызванный Доктор, хоть и помог успокоиться и заснуть Старому художнику, явно дал понять, что считает того не лжецом, а скорее больным.

– Подумайте сами – начал он, когда они с девушкой оставили старика в постели и отошли на кухню, явно брезгуя даже сесть на измазанные красками табуреты – Вы не виделись с ним сколько лет?

– Около семи – нерешительно начала она, подумав, что Доктор сейчас начнет осуждать ее за такое равнодушие. Однако он продолжил.

– Я конечно верю, что он мог рисовать все это время – он обвел руками измазанные стены, которые художник использовал как палитру – но эта картина точно не его произведение. На вопрос о том, почему же он не подписал ее, или же где все ее зарисовки, он ничего не может ответить. А вы что думаете?

– Мне кажется так же. – она уверенно кивнула.

– Он бредит. Понимаете? Его нужно лечить и… немного иначе. Тут дело в голове. – Доктор запнулся.

– На что вы намекаете? – она уже знала, что он хочет сказать и заранее ужаснулась. Неужели это правда?

– Дом для душевно больных хорошо подойдет. – он прямо посмотрел на нее.

– Дом для душевнобольных?! Боже, ну что Вы… – хотя теперь она и сама думала об этом. Отец явно сошел здесь с ума, в одиночестве, наедине со своими несбывшимися мечтами. Перемазал все вокруг, развел бардак, забросил себя. После смерти матери некому было за ним следить. Решил заняться искусством, но ничего, естественно, не вышло. Вот он теперь и выдумал, будто новая знаменитая картина его и сам в это верит. Бедняге нужно как-то помочь, но как она не знала. Сразу соглашаться на лечебницу она не решилась. У нее была надежда исправить все своими силами.

Она пробыла с ним совсем недолго, всего пару дней, но за это время уже устала бороться с его попытками идти в галерею и биться за свое авторство. Поговорив с его соседями, она узнала, что старик уже довольно давно живет отшельником, мало есть и плохо отдыхает, ни с кем не общается и редко выходит из дома. Неудивительно, что он мог сойти с ума от такой жизни. Каждый раз, что она окутывала взглядом его квартирку, она ужасалась тому, как сильно он запустил ее. Везде валялись краски и грязные кисти, тряпки и бутылки из-под скипидара. В комнатах стояла невыносимая вонь, и было очень душно. Она верила в то, что все это время он был одержим идеей своей картины, ведь помнила его таким еще с детства – мечтателем, который не хотел оставаться в реальном мире, и все грезил, что однажды совершит нечто великое. Но теперь она понимает, что это все от его болезни. Он – болен. И нужно было сдать его, пока он не начал причинять неудобства другим людям, включая Владельца галереи. Такой скандал никому не нужен. И хотя это решение далось ей нелегко, она уже видела в отце сумасшедшего, и ничего не могла с собой поделать. А больных нужно лечить и заботиться о них, чего она сама не могла ему гарантировать. У нее было очень много других важных дел, и старик совсем не был ей нужен. За эти семь лет она почти забыла о нем, и если бы не встретила на выставке – наверняка бы больше никогда не увидела. А в лечебнице о нем могут позаботиться. Оставалось только набрать нужный номер.

Узнав о ее планах, Старый художник не мог с ними смириться. Неужели она действительно решила, будто он сошел с ума? Просто он был слишком поглощён картиной, вот и все. Но спорить с ней было бесполезно. Ему даже показалось, будто она просто не хочет больше его видеть, но такого же не могло быть? Все было не так, как он себе представлял и самым страшным было не то, что у него украли картину, а что его дочь не верила ему. Она отказывалась его выслушать.

В какой-то момент им позвонили в дверь и сообщили, что пришли забрать Старого художника. Он пытался упираться, говорил что-то медбратьям, которые увозили его, говорил новому врачу, который его принимал, но они не слушали его, заведомо решив, что перед ними просто хитрый пациент.

Такого удара он не ожидал, а потому, расстроенные чувства не дали ему возможности прийти в себя и дать должный отпор. Он мог лишь заглядывать всем в глаза с мольбой, как бы прося их одуматься. Но они упрямо отворачивались от него. Пока его увозили, ему казалось, что все происходить не по-настоящему, не всерьёз и ненадолго. Вот побудет он в лечебнице немного, и его отпустят домой, а там он пойдет в галерею, вернет картину и все наладиться. Но он ошибался.

В лечебнице с ним поступали, как и со всеми остальными пациентами, держа его под тяжелыми лекарствами и заставляя проводить все дни в дремоте. Ему уже почти внушили, что он действительно душевнобольной, и что забавно— где-то внутри душа у него действительно болела. Но мириться с происходящим он не собирался.

Условия его жизни здесь были неплохими. Дочь постаралась, чтобы отца определили в отдельную палату, а в просторном холле его ожидала давняя мечта – камин и кресло качалка- теперь его единственное утешение, пристанище и обитель. Еда была примерзкой, однако, вопреки ожиданиям, добрый и отзывчивый персонал, хотя их отзывчивость и кончалась их обязанностями, так что обратиться к ним за помощью старик не мог. Никто бы не воспринял его рассказ всерьез. Конечно, как и задумала дочь, теперь он не был один. Вокруг него суетились то больные, то медсестры, то врачи. У него не было ни минуты покоя, и даже в туалете и ванной не оказалось дверей, чтобы хоть где-то он мог почувствовать себя уединенно. Только камин и кресло качалка успокаивали его, к которым, почему-то, никто из душевно больных старался не приближаться. Узнав, что новому пациенту там нравится, они решительно отказались даже разговаривать с ним, не то что подружиться.

– Огонь убьет самое важное. – боялись они, а потому любимое место старика всегда было для него свободно.

В отличии от него, они были действительно тяжело больны, а потому не слишком приятны к общению. По крайней мере он не мог беседовать с ними о скором конце света, чудовищах, бродивших по коридорам, и отрубленных головах, летающих из угла в угол, иногда ложась к кому-нибудь на колени. Они-то видели все это, а он нет. Что он мог ответить им?

Никто не заботился о чувствах больных. Словно это было что-то ненужное – чувства других людей. Всех работников беспокоили только правила и нормы, прописанные кем-то специально для того, чтобы жизнь всех стала еще мучительнее, чем она была до лечебницы. Забота и опека, которую так обещают пациенту и его родне лишь ложь, чтобы одним было спокойнее заселиться, а другим – оставить его здесь.

Ежедневно проходили беседы с Врачом, в которых потихоньку из Старого художника вытаскивали все больше информации, и находили то, что помогло бы еще точнее подобрать ему диагноз, нежели понять его и поверить, как хотелось бы ему самому. Хотя его молодой врач все же находил в старике нечто такое, что выдавало в нем еще здравомыслящего человека, он не принимал решения освободить его, так как не доверял себе. Раз уж все говорят о нем, как о больном – стоит задуматься? Да и мысли врача не могли полностью оправдать старика, как и его возраст – так же возможный виновник его болезни. Если бы врач больше доверял своим ощущениям, то Старого художника отпустили бы спустя неделю. Но этого не произошло.

Однако, чем знаменитей становилась Картина, тем больше кипела ярость в сердце Старого художника, стоило ему ненароком что-то узнать о ней. Однажды ночью он увидел оставленную в холле газету, где вовсю хвалили его шедевр. Гнев вспыхнул в старике так сильно, что тот уже не мог стоять. Еле дойдя и опустившись в свое кресло, он с ненавистью уставился в огонь камина. Он наконец понял, что может уже никогда не выйти из лечебницы. Что будет тогда? – спрашивал он себя – Вся слава достанется Владельцу галереи? Но это он автор картины! Это просто несправедливо!

Старик еле дышал, задыхаясь от злости. Такое было с ним впервые. Еще никогда он не выходил из себя, но его можно было понять, ведь у него отняли нечто дорогое. Возможно – бесценное.

Как жесток этот мир, как все в нем неправильно! Если бы он только мог остановить все это. Но он не мог. Его выкинули из жизни и заперли так далеко, как только смогли. Наверняка Владелец галереи сейчас ликует. Как легко досталась ему слава, бесталанному и жадному идиоту. Так незаслуженно и горько. А что его Дочь? Она думает, что поступила правильно, но на деле лишь предала его, ради своей же выгоды. Наверное, просто не хотела доставлять хлопот своему жениху и верит в него беспрекословно! Обида жгла сердце Старого Художника. – Какой жестокий мир! К черту его и его игры! Если бы я только мог избавиться от этой боли…

И чем больше он думал об этом, тем сильнее огонь камина совпадал с его внутренним огнем. Он протянул руку и замер. Гнев заставлял все тело дрожать.