Читать книгу Родная кровь - Anne Dar - Страница 23

Часть 1.
Глава 21.
Пейтон Пайк.
03 октября – 21:25.

Оглавление

– Нужно поговорить, – словив меня в коридоре, ведущем к выходу из полицейского участка, Арнольд явно жаждал со мной диалога, но я и так уже откровенно задерживалась, забывшись в архивной работе над всеми имеющимися у нас по всем известным нам делам Больничного Стрелка материалами, так что останавливаться не собиралась.

– Я тороплюсь, Рид, поэтому если желаешь – говори на ходу, – поправляя рукава своей не по погоде тонкой чёрной куртки, я продолжила уверенно продвигаться в сторону выхода.

– Ты серьёзно без моего ведома пыталась передать в моё видение дело Ванды Фокскасл, а вместе с ним и все дела по Стрелку?

– Что, Кадмус проболтался?

– Он сказал, что это было твоё личное решение и что он – что я оцениваю как благоразумие с его стороны – отказал тебе в этой просьбе. Почему ты не предупредила меня?

– А нужно было? – всё-таки остановившись, я обернулась и наконец встретилась взглядом со своим собеседником.

– Почему ты хотела передать дело именно мне?

– Не Сэмюэлю же его передавать, он ведь явно спустил бы его в канализацию, представься ему подобная возможность.

– А мне почему-то кажется, что ты пыталась его передать именно мне потому, что в таком случае тебе было бы легко продолжать влиять на развитие событий через меня.

– Иными словами: мне легко управлять тобой. Однако в этом нет ничего особенного, ведь, по сути, я твой босс.

– По сути, но не по факту. И мой, и твой босс Кадмус Рот.

– И всё же ты приставлен ко мне, как напарник-подчинённый, не забывай об этом, гений.

– Если бы Кадмус отдал это дело мне, ты бы стала моим напарником-подчинённым.

– Но не стала. Так что всё остаётся на своих местах, не переживай. И попроси одного из Джексонов наполнить кулер возле моего рабочего места.

– Ты куда-то спешишь? – с подозрением прищурил свои шоколадные глаза блондин. – Обычно ты не спешишь домой… И что это? Ты подкрасила губы? Тебе идёт, красиво. У тебя свидание?

– Я твой босс, Рид, и потому я не намерена обсуждать с тобой свою личную жизнь. Уже начало десятого часа, что так поздно ты делаешь на рабочем месте? Отправляйся домой и хорошенько проспись. Ты нужен мне бодрым.

– Да, босс, – поджав губы, недовольно взмахнул рукой Рид, с которым даже в процессе этого диалога мы оставались в первую очередь друзьями, а не коллегами, хотя и пытались подменить эти понятия местами, но я уже не смотрела на него. Развернувшись, я уверенным шагом продолжила преодолевать свой маршрут по направлению к выходу из полицейского участка.

***

Этот день был сложным. Наверное потому, что сегодня я окончательно убедилась в том, что как и в деле убийства моих родителей, и в деле убийства Рины Шейн, Стрелок не оставил улик. Расследовать дело без улик, всё равно что бродить в кромешной тьме с увеличительным стеклом в руках – пока не споткнёшься о керосиновую лампу и, споткнувшись, не разобьёшь её, тем самым вызвав пожар, от увеличительного стекла в твоих руках толка не будет.

Я договорилась встретиться в баре с подругами сегодня в девять часов вечера, но, как часто бывало, с головой ушла в работу и, в миллионный раз изучив предыдущие нераскрытые дела Стрелка и тем самым едва не затерев скудные архивные данные до дыр, теперь заметно опаздывала.

С Астрид я познакомилась два года назад, как раз перед своим повышением. Я приехала в её бар по вызову – пьяные дебоширы отказывались платить за выпивку. В тот вечер мне пришлось немного помахать кулаками, прежде чем буйная аудитория уяснила, что мои трезвые кулаки, в отличие от их пьяных, крепки. В результате, когда трёх заезжих из Пенсильвании байкеров увели в наручниках зелёные курсанты, вверенные мне на время их практики, владелица бара предоставила для костяшек моих кулаков пакетированный лёд и пригласила меня выпить пиво за счёт бара. Уходя той ночью из бара “Тотем” я пообещала подумать над её любезным предложением, а уже спустя неделю, в вечер своего официального повышения, который удачно выпал на пятницу, проезжая мимо этого бара вспомнила о приглашении. Дилан в тот вечер был занят видеоиграми со своими многочисленными друзьями, так что возвращаться домой я не стремилась, в результате чего всё-таки развернулась в сторону бара. Напившись тогда не в доску, но всё же прилично, мы с Астрид, которая в тот вечер экзаменовала нового бармена, необычно, как для меня, быстро нашли общий язык, как будто между нами существовала незримая связь, которую лично я никак не могла себе объяснить логическими умозаключениями. Столь лёгкого и одновременно интересного общения с людьми в моей жизни прежде не случалось, поэтому на следующей после того пятничного вечера неделе я вновь решила заглянуть в этот бар, чтобы проверить свои подозрения, и они мгновенно подтвердились: Астрид, похоже, была для меня кем-то или чем-то вроде родственной души. Мы снова немного выпили и снова договорились о встрече.

Во время нашей четвёртой встречи Астрид познакомила меня с Рене, и с тех пор мы втроём стали регулярно встречаться в баре “Шатем”. Не то чтобы мы стали закадычными подругами, просто один раз в неделю стали пересекаться за пивом и болтать о разном, хотя в этой компании я в в большинстве своём являлась слушателем. Астрид в основном говорила о баре, байках, любви к року, муже и двух своих взрослых сыновьях, в то время как Рене всецело была сосредоточена на своей семье и своём необычайно сильном пристрастии к новинкам косметики. Я же, когда не слушала, поддерживала темы, выбранные этими двумя, а когда необходимость рассказать что-то о своей жизни давала о себе знать или даже загоняла меня в угол, в основном я говорила о спорте или музыке, предпочитая не разглагольствовать о своём браке, который тогда всё ещё казался, а возможно даже и был, нормальным.

До момента знакомства с Астрид и Рене мой круг общения составляли только подчинённые и хорошие знакомые. Я всегда с осторожностью подпускала к себе новых людей, а подруг у меня и вовсе не водилось с тех пор, как в старшей школе я увидела, как одна из двух моих подруг целуется с парнем второй подруги. Наверное именно с того дня я утвердилась в своих доводах о том, что женская дружба – это если не нечто фантомное, тогда определённо точно нечто шаткое. Даже свои отношения с Астрид и Рене до недавних пор я считала не дружбой, а скорее “хорошим знакомством”. Я начала подозревать, что это всё же нечто около дружбы в момент, когда Астрид около года назад позвонила мне посреди ночи с просьбой отвезти её в Куает Вирлпул: у её матери скончался пёс и та сильно распереживалась, а так как у Астрид на тот момент не было личного средства передвижения из-за отъезда её мужа в Небраску к кузену, а Рене она не хотела беспокоить, потому что та в принципе плохо высыпалась благодаря своей большой семье, в итоге Астрид набрала именно мой номер. В ту ночь я не задумываясь отправилась к ней и в итоге отвезла её в Куает Вирлпул, который находится в двадцати пяти километрах от Роара, но на приглашение войти в дом её родителей я ответила отказом. Я видела её мать мельком, так как эта женщина вышла на крыльцо встречать Астрид, но её светлый образ, залитый тёплым светом, льющимся из открытых входных дверей уютного дома, внезапно вызвал во мне необоснованную грусть, из-за чего я и отвергла приглашение Астрид остаться под крышей того дома на ночь.

Второй звонок о том, что у меня, скорее всего, всё же завелись самые что ни на есть настоящие подруги, я получила пять месяцев назад, после того как состоялся мой неожиданно резкий для всех разрыв с Диланом. Привыкнув переживать свои крушения и взлёты скорее внутренне, нежели внешне, я не сразу рассказала о своём разводе Астрид и Рене, а вечером того дня, в который я всё же заставила себя обмолвиться об этом значимом событии, они вдруг без предупреждения заявились на порог моего дома с двумя пирогами в картонных коробках и тремя бутылками вина в руках. После того вечера мне неожиданно резко полегчало. Я бы даже сказала, что меня тогда “отпустило”, хотя до тех пор я считала, будто мне не особенно и тяжело, будто бы у меня всё под контролем, а значит всё нормально…

Завидев меня на подходе к барной стойке, Астрид, очевидно сегодня лично подменяющая бармена, растянулась в своей обезоруживающе широкой улыбке:

– Кто у нас не пай-девочка, так это Пейтон, – громогласно провозгласила она, и я в который раз отметила, что Астрид, пожалуй, единственная из всех моих знакомых, кто способен за максимально короткий промежуток времени поднять моё настроение одной лишь правильно подобранной интонацией.

– О чём речь? – мимолётно улыбнувшись в ответ, я опустилась на барный стул рядом с Рене и бегло осмотрела зал: сегодня он был заполнен лишь на двадцать процентов. На мой же вопрос мгновенно отозвалась Рене, сразу начавшая выдавать мне новости из своей бурной семейной жизни. В этот раз она решила начать со своей старшей дочери:

– Адела заявила, что в следующем году планирует отправиться в Нью-Мексико, чтобы поступить в университет в Альбукерке, вот только она забыла уточнить, хватит ли у нас со Стэнли денег на её обучение, – в голосе Рене звучали притворные нотки возмущения.

– Но если положить руку на сердце, тогда можно смело утверждать, что у вас со Стэнли вполне хватит денег на обучение Аделы в Альбукерке, тем более с учётом того, что до поступления в университет Лекси у вас в запасе ещё целых четыре года, – посмотрела исподлобья на нашу эмоциональную подругу Астрид.

– Да, денег, конечно, хватит, в конце концов, Стэнли неприлично много зарабатывает… – прикусила нижнюю губу Рене. – Наверное мне просто обидно, что мои девочки так быстро растут, а вырастая планируют уезжать от меня не просто в соседний город или штат, но в противоположную часть США.

Наблюдая за своими более старшими подругами я незаметно вздохнула, в очередной раз почувствовав себя на фоне их если не ребёнком, тогда определённо точно подростком. У них мужья, взрослые дети, свой бизнес или домохозяйство, а я всё гоняюсь за ветром в своей голове, даже не задумываясь о смысле подобных вещей. Астрид сорок два, её сыновьям двадцать два и шестнадцать, Рене тридцать семь, то есть она старше меня всего на три года, а у неё уже целых четыре дочери семнадцати, тринадцати, десяти и пяти лет. О сыновьях Астрид я знаю немного, хотя каждого из них знаю в лицо, зато о детях Рене, которых я видела лишь пару раз и лишь вскользь, я знаю почти всё: Адела мечтает поскорее ощутить независимость и освободиться из-под гнёта родительского покровительства, Лекси последние два года помешана на брейкдансе, Каприс ходит в один класс с дочерью нынешней подружки моего бывшего мужа, а Сибил вроде как умна не по годам.

Не знаю почему так сложилось, может быть потому, что я познакомилась первой с Астрид, хотя, думаю, что причина кроется в ином, но всё же металл Астрид был мне ближе, нежели пластичность Рене. В Астрид было нечто такое, что люди обычно называют неуловимой вибрацией. То, как вибрировали то ли мысли, то ли душа этой личности, было для меня чем-то из разряда непонятного и одновременно родного, что мной ощущалось как нечто странное. С Рене же всё было проще. Она не была для меня ни загадкой, ни уникальностью. Самая обыкновенная молодая женщина средней красоты, обладающая стандартными для современных женщин мышлением и среднестатистическим телосложением с минимальным излишком веса, с которым она, как и большинство женщин без чётких установок в голове, любит периодически бороться разнообразными усреднёнными методами вроде кратковременных диет, и это несмотря на то, что десяток лишних килограмм её образ всё же больше красит, нежели умаляет его красоту.

Делая первые глотки пива из американской пинты, любезно предоставленной мне Астрид, и мысленно сравнивая своих подруг между собой, я не заметила, как они начали обсуждать своих мужей. Рене, по привычке, ставшей уже традицией, вновь увлечённо ударилась в расхваливание своего избранника:

– Я уже давно пришла к выводу, что выходить замуж нужно за гораздо более старших мужчин. Хотя бы потому, что более старшие мужчины сильнее ценят своих молодых жён, отчего в постели творят самые настоящие чудеса. Посмотрите на меня со Стэнли: мне тридцать семь, ему пятьдесят девять – между нами разница в целых двадцать два года, а у нас даже после рождения четверых детей секс такого качества, что иногда мне кажется, будто нам ещё нет и восемнадцати!

– Ну не скажи, секс до восемнадцати зачастую не так уж хорош, – хитро заулыбалась Астрид. – Хотя, возможно, что-то в этой возрастной теории есть. Мой отец старше моей матери на десять лет, и я могу утверждать, что он склонен к страстным порывам по отношению к ней больше, чем она по отношению к нему. И всё же бывают и обратные ситуации, когда женщина в паре старше своего мужчины, и он оказывается более страстным, нежели она. Вот к примеру Пейтон, – подруга вдруг сверкнула в мою сторону нападающе-озорным взглядом.

– Что? – приподняла свои брови в неподдельном непонимании я.

Отчего-то решив меня проигнорировать, Астрид вновь обратилась к Рене:

– Арнольд вон какой хороший для Пейтон, а он младше неё почти на шесть лет.

– Чего? – криво ухмыльнулась я, наконец поняв, что меня пытаются спровоцировать на пустом месте.

– А почему нет? – неожиданно резко заглянула мне прямо в глаза Рене.

– Хотя бы потому, что я не обращаю внимание на малолеток.

– Парню двадцать девять лет, – парировала Астрид.

– А мне через несколько дней стукнет тридцать пять, – заметила я.

– И что с того?

– Нет, всё же для меня факт того, что мужчина является младше меня, серьёзный аргумент, чтобы не рассматривать подобный вариант в принципе.

– И с чем связаны такие принципы, скажи мне пожалуйста, – не желала сдаваться Астрид. – Более молодые любовники более страстные в постели – это всем известный факт. Чистая физиология…

– Нет, что бы вы мне не пытались доказать, шесть лет разницы – это большой разрыв. Женщине с таким разрывом пришлось бы ежедневно следить за тем, чтобы выглядеть на фоне своего молодого бойфренда если не младше него, тогда хотя бы его ровесницей.

– Ты себя когда в последний раз в зеркало видела?! – на сей раз не выдержала Рене, любившая разбавлять любые, даже такие глупые диалоги, самыми разнообразными эмоциональными выпадами. – Да ты ведь супермодель полицейского мира! Вся такая стройная, подтянутая, прокаченная… Как таких вообще в полицию берут? Не будь я твоей подругой, я бы за твою внешность за твоей спиной называла бы тебя стервой!

Из-за подобных слов и их столь яркой эмоциональной окраски не удержалась от откровенного смеха даже я. Когда же первый прилив смеха прошёл, Астрид вновь решила продолжать продавливать свою линию:

– Кстати, из-за внушительных габаритов Арнольда и наверняка благодаря своим генам ты, Пейтон, смотришься на фоне Рида не его ровесницей, но его младшим напарником.

– И тем не менее, младший напарник именно он. И мои принципы против служебных романов, – решила однозначно отрезать я, чтобы поскорее подвести к логическому финалу эту лишённую смысла беседу.

– А мне служебные романы кажутся одними из самых страстных, – не соглашалась сдаваться без боя Астрид. – Взять к примеру меня и Маршалла. Да, он старше меня всего лишь на три года, так что он не такой идеал, как муж Рене, по крайней мере завтраки в постель он носит мне не каждый день, а только по праздникам, но зато мы ведём один бизнес на двоих, – она развела руками, очертив ими невидимую границу бара, в котором мы сейчас заседали. – Так что я могу смело утверждать, что служебные романы – это страсть.

– Может быть и тебе, и Рене просто повезло? – ухмыльнулась я. – Ну неужели ни у кого из вас не было знакомых, у которых служебный роман или большая разница в возрасте явились бы основной причиной краха отношений?

– Всё же признаю, что Пейтон права и всё действительно индивидуально, – подумав пару секунд и разочарованно поджав губы, вдруг совершенно неожиданно решила капитулировать изначально бойко настроенная Астрид. – И пример краха неравных отношений у меня, к сожалению, имеется. У моей младшей сестры недавно был ухажёр старше неё на двадцать лет. Они не провстречались и года. Подозреваю, что она даже не любила его, просто была с ним из-за того, что он буквально сходил по ней с ума, а она, сильно ожогшаяся на любовном поле боя и оттого, по-видимому, разочаровавшаяся в этом чувстве, просто решила сделать своим присутствием в чьей-то жизни кому-то приятное, так что в итоге согласилась встречаться с потерявшим от неё голову мужчиной. Кстати, для своих сорока семи лет он был в отличной физической форме: хотя почти полностью седой, зато мускулистый и увлекающийся сквошем. Но, простите, он ведь был откровенно маниакально настроен по отношению к ней! После того, как она порвала с ним, он буквально прохода ей не давал, из-за чего ей в итоге даже пришлось переехать. А ведь я предупреждала её, что с этим вариантом у неё ничего не “выгорит”. Хотя бы потому, что он не из её поколения, а случай Рене – это фантастическое исключение из правил, с возможностью повтора в соотношении один к ста миллионам.

– Разве твоя сестра переехала в Роар из-за назойливого ухажёра? – я пыталась припомнить смутные обрывки прошлых разговоров Астрид о её семье. – Я думала, что она переехала сюда, чтобы быть поближе к семье.

– Вообще причин её переезда было несколько, и причина с тем, чтобы быть поближе к семье, далеко не самая приоритетная.

– Да уж, не люблю таких мужчин, которые не понимают с первого раза, – поморщила носом Рене. – Если тебе сорок семь и ты пытаешься ухаживать за двадцатисемилетней девушкой, ты в первую очередь должен уметь вовремя слышать слово “нет”. Э-э-эх, подруги, эти возрастные вопросы меня с каждым годом всё больше волнуют. Вот я смотрю на вас и завидую.

– Завидуешь? – непреднамеренно в один голос отозвались мы с Астрид, что с нами случалось часто, и мы сразу же ухмыльнулись этому забавному совпадению.

– Да, завидую. И ты, Астрид, и ты, Пейтон, выглядете минимум на пять лет младше своего реального возраста, в то время как я в свои тридцать семь уже смахиваю на сорокалетку.

– Ну мы-то и не производили на свет четверых детей, – похлопала по плечу подругу я.

– Всё равно это нечестно! – в ответ по-детски надула губы Рене. Не выдержав этой наивной картины, я засмеялась, а Рене тем временем продолжала супиться. – Просто вы с Астрид выиграли в генетической лотерее.

– Да уж, я могу похвастаться тем, что мои родители весьма красивые старики, – довольно улыбаясь, заметила Астрид.

– Да и мои, вроде как, были красавцами, – подытожила я.

– А у меня красивой была только мать – отец был с откровенно бандитской внешностью, при своей-то добронравной натуре. Как же мне его не хватает…

– Да уж, – неосознанно поджала губы я.

– Так, а сейчас вы начнёте завидовать тому, что среди нас всех только я всё ещё при родителях, да ещё и при двух одновременно, – сощурилась Астрид. – Держите-ка ещё по порции дарёного пива и прекращаем на сегодня говорить о зависти.

– Тогда давайте поговорим не о наших, а о чужих родителях, – удовлетворённо приняв из рук Астрид новую пинту пива, поспешно кивнула Рене.

– Да, было бы интересно, – продолжила щуриться Астрид, и я поняла, что эти двое ходят вокруг да около, и делают это явно вокруг меня. – Ты сегодня задержалась, Пейтон, – уверенно продолжила наступление Астрид. – Обычно ты пропагандируешь пунктуальность.

– Я ничего не пропагандирую.

– Так с чем же связана твоя задержка? – продолжала напирать Рене.

– Зависала в архивах, – уклончиво ответила я.

– Нет, так не пойдёт, – уперевшись руками в бока, отрезала Астрид, явно не выдержав давления ожидания неизвестного мне происхождения. – Она тебе ничего ведь не скажет, если ты у неё не спросишь прямо в лоб. Она ведь не мы – язык за зубами держит даже если ей на горло наступают. – Астрид бойко врезалась своими глазами в мои. – Расскажи нам про убийство Ванды Фокскасл.

– У нас ведь уговор, забыла? О своей работе я с вами не разговариваю, – на сей раз пришла пора щуриться мне.

– Брось, Пейтон, об этом весь Роар знает! – вновь начала подливать эмоцию в общий чан диалога Рене. – А мы тем более.

– Вы “тем более”? – приподняла брови в непонимании этого выражения я.

– Естественно! – продолжала брызгать эмоциями Рене. – Ванда Фокскасл была учительницей моей младшей дочери. Я ведь тебе рассказывала о том, что Сибил в этом году поступила в школу имени Годдарда для одарённых детей, ты разве забыла? А младший сын Астрид, Риан, сейчас как раз встречается со старшей дочерью Ванды, с Руби!

– Как тесен мир, – только и смогла из себя выдавить я.

– Об этом весь город гудит, Пейтон, – продолжая упираться в бока кулаками, решила перетянуть на себя моё внимание Астрид, явно понимая, что в моих глазах её авторитет выше, чем авторитет Рене. – Скажи хоть что-нибудь.

– Мы ищем виновного, – резко отведя взгляд, отрезала я. Трепаться о продвижении следствия в баре за пивом – самое последнее дело для профессионального следователя.

– И что, всё ещё нет никаких подозреваемых?

Я продолжила поддерживать политику молчания. В результате Астрид капитулирующе громко выдохнула, после чего вдруг задала мне совершенно неожиданный вопрос:

– А ты уже разговаривала с Тессой?

– С какой Тессой? – отчего-то мгновенно напряглась я.

– С Тессой Холт. Я пыталась с ней поговорить, но в баре сейчас некоторый завал из-за отсутствия бармена.

– Ты знаешь Терезу Холт?

– Ещё бы не знать! – руки Астрид взметнулись над её головой. – Она моя младшая сестра.

– Та самая, которая переехала в Роар в августе, – заглянула в мои округлившиеся от удивления глаза Рене. – Моя Сибил ходит с её сыном Береком в один класс.

– Я не знала, что она и есть твоя младшая сестра, – не скрывая своего удивления, смешанного с неосознанным напряжением, вновь перевела свой взгляд на Астрид я.

– Ты просто иногда не очень внимательно нас слушаешь, – разочарованно начала жевать губы Рене. – Мы разговаривали о ней в начале сентября, кажется.

– Да, я видела её вчера, – не отрывая напряжённого взгляда от Астрид, наконец дала свой ответ я. – Она, вроде бы, в порядке. В лёгком шоке, но в порядке.

– Ну ладно, – явно уловив в моём взгляде что-то для себя подозрительное, Астрид вновь взялась за протирание своих и без того кристально чистых бокалов.

– Ладно, девочки, я что-то с вами засиделась, – внезапно схватив свой телефон, Рене что-то поспешно начала отправлять в мессенджере и в следующую секунду помахала рукой кому-то стоящему за моей спиной. Обернувшись, я увидела в дверях бара её мужа, который постоянно заезжал за ней после того, как она напивалась с нами лёгким пивом. – Всё, Стэнли здесь, так что до следующей недели! – протараторила подруга, уже спрыгивая со своего стула и закидывая свою огромную дамскую сумочку на оголившееся плечо.

– Ребята, сегодня закрываемся рано, так что просьба покинуть бар до двадцати двух пятнадцати! – вслед удаляющейся подруге громогласно прогремела Астрид, призывая немногочисленных посетителей закругляться с выпивкой и подтягиваться к барной стойке для оплаты счетов.

Быстрый уход Рене в моём понимании был вполне естественным – она всегда вот так вот резко срывалась с места и бежала к своему обожаемому мужу, – но напряжение Астрид, отрекошетевшее от моего собственного, меня мгновенно взволновало ещё больше. Я, как и всегда после раннего ухода Рене, решила остаться и допить своё пиво, а может быть добавить к текущей порции и ещё одну пинту. Стараясь не наблюдать за Астрид, сосредоточившейся – наигранно ли? – на кассе, я начала блуждать взглядом по рабочему пространству бармена.

Внезапно моё внимание привлёк белоснежный лоскуток, торчащий из-под массивной статуэтки из тёмного дерева, изображающей собой образ четырёх пор года. Статуэтка стояла в углу барной стойки, слева от меня, и явно оберегала какой-то клад. Я, почему-то, на мгновение замерла. Лишь спустя пару секунд аккуратно приподняв статуэтку, я вытащила из-под неё больших размеров столовую салфетку. Она вся, от края до края, была исписана чёрными чернилами. Почерк был витиеватым и одновременно фигурным. Врезавшись взглядом в первую же букву, я не нашла в себе сил остановиться, пока не прочла найденное послание от его начала до его конца. На салфетке были запечатлены стихи:


Возможно однажды пройдёт время твоей наивности,

и ты получишь каплю безграничной мудрости,

услышав и поняв один великий секрет:

у всех своя правда – ОБЩЕЙ правды нет!


И где-то там звучат слова о справедливости:

“Твори по честности, а не по доброте иль милости”.

Но только, знаешь, справедливости ведь тоже нет,

а сказочки о ней – всего лишь древний бред.


Вся справедливость равна быть может одному лишь мнению,

а правда вся рассыпется от одного лишь дуновения

взгляда того, кто правду тоже проповедует и знает:

все люди правды нить не упускают,

все держат крепко сей клубок цветастых ниток,

и правда всех из этих ниток сшита,

клубок прядёт замысловатый и чудной узор,

кому-то правда он, кому-то – откровеннейший позор.


И будут все носиться с этими клубками, словно с ситом,

в котором якобы ни капли не пролито

из озера правдивости и справедливости причуд,

в котором тину неприкрытой лжи лишь можно почерпнуть.


Не нужно ни меня, ни, собственно, себя отягощать словами

о том, что правда да пребудет с вами.

Есть мнения. И те всё чаще зависть или бред.

Верить, однако, можно в то, чего на самом деле нет.


Из вер подобных и составлен человеческой души скелет.

                                 И  будет  состоять, пока  есть  человек.

***

Аккуратно, словно боясь стереть ценные чернила, я отложила салфетку на безопасное расстояние от своего мокрого бокала.

Я продолжала потягивать пиво, провожая взглядом последних посетителей бара, а когда последний из них наконец вышел за порог и Астрид, закрыв за ним дверь на замок, вернулась за барную стойку, чтобы начать сверять кассу, я решила начать издалека.

– Хорошие стихи, – я дотронулась указательным пальцем расправленной салфетки. – Кто автор?

– Одна моя подруга. Она поэт. И писатель. Заглянула ко мне сегодня и на мой вопрос о том, что она думает о правде и справедливости, дала вот такой вот ответ, – не отрывая взгляда от кассы, Астрид кивнула в сторону лежащей передо мной салфетки.

– Не знала, что у тебя есть не “знакомые”, но “подруги”, помимо нас с Рене, – заметила я. – Она из Роара?

– Нет, потому вы и не знакомы. Она сегодня была здесь, а завтра будет уже в противоположном конце света…

– Никогда в жизни не видела в живую поэтов или писателей.

– Кстати, я хотела бы вас познакомить. Конкретно тебя с ней. У вас обеих тот ещё характер. Интересно было бы посмотреть, как бы вы общались друг с другом. Кто знает, может она и о тебе что-нибудь когда-нибудь написала бы.

– Да, конечно, интересна будет кому-нибудь история моей жизни…

– Эй, твоя жизнь ещё не кончена, а значит в ней каждую секунду может случиться переворот.

Я сдвинула брови в попытке представить, что же такого в моей жизни должно случиться, чтобы по ней вдруг решили написать книгу.

– Так значит, Тереза Холт твоя сестра? – бросив испытывающий взгляд на собеседницу, занятую счётом денег в своих руках, я резко перешла к следующей серьёзной теме, но Астрид не шевельнула ни единым мускулом на своём выражающем сосредоточенность лице. – Об этом было бы трудно догадаться, ведь вы носите разные фамилии.

Родная кровь

Подняться наверх