Читать книгу На вилле Монтанья-Гранде. Из романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон - Страница 8

* * *

Уже было то, что Мальвази за обеденным столом заметила что ест не змееподобных угрей и выразила свое удивление Марселине, а той пришлось перед ней умилительно и уморительно оправдываться за себя и Амендралехо, рассказав как они долго провозились с угрями, кормили их, что им так стало их жаль… короче, они выпустили змеерыбок в большую воду. В конце у нее просилось прощение.

Мальвази замедлив темп еды лишь усмехнулась, подумав о своем: он выставил ее как хищницу.

– Сегодня оставьте его без мяса, пусть знает что говорит.

Амендралехо больно не мучился, он даже не заметил, потому что был весь во власти поэтической тяги. Ему хотелось непременно сочинить свое, и посему закусив ужином: заев чем-то сдобным и запив чем-то сладким, он устремился на открытый воздух, чувствуя, что там ему будет легче. За виллой на дорожках меж зеленого кустарного пространства ходил он, помогая этим своему творчеству. Его, если бы за ним наблюдали, можно было застать в самых различных местах, также и на песчаном берегу моря, где он в холодных набегающих волнах вдохновенья не нашел и ушел на облюбованное прежде место у амуров и психей в окружении нависавшей зелени. На удобной поверхности низенькой белой колонны греческого стиля он иногда пописывал, когда в голову приходило. Также много черкал, холодный ветерок, сдунул его бумаги. Только сейчас Амендралехо заметил как повечерело. Стало холодновато и невозможно работать, понял он это, когда поежился от холода. Вдобавок ему сделалось стыдно, что занимался поэзией он все время на виду с виллы, словно бы хотел ей показать какой он покорный слуга. Затем он успокоился и возможно надолго бы, пока не услышал далекий знакомый голос. То несомненно был голос Марселины, а ответивший ей голос был похож на юношеский.

Через некоторое время он заметил уже что Марселина в сопровождении Виттили идет по центральной дорожке, или вернее спускается к берегу моря. Поведение их было непринужденное и это-то как ни что другое заинтересовало.

Со свернутым трубочкой листком и грифелем в пальцах другой руки, он якобы прогуливаясь и при этом сочиняя, вышел с побочной дорожки на центральную. Марселина сразу заметила чью-то фигуру, при этом испугавшись.

Сойдясь, Марселина не смогла не обратить на Амендралехо внимания:

– Она опять заставила тебя сочинять стихи?

– Нет, нет и нет. Она лишь разбудила во мне беса сочинителя. Чувствуется ее работа. Я с самим собой попал в такое затруднение. Вот силюсь, не могу выбраться. Заело, не могу сочинить и пары порядочных куплетиков, отчего зол на себя, что даже поклялся поколотить самого себя шпагой, не вынимая ножен, если только не напишу. В самом деле, мне в детстве медведь на ухо наступил, как говорил мой дед.

– Ты что себе голову морочишь, выбрось это из головы. Она же тебе ничего не заказывала.

– Да нет, Марселина, – тяжело вздохнул он, отвернувшись горечно в свою сторону. – ты не поняла меня. У меня это сильно. Лучше бы она мне задала сочинить стихи, как бы сейчас хорошо было, ты не представляешь. Сейчас бы встретив тебя я услышал: пишешь для нее стихи? – Да, и это чертовски трудно войти в ее я. Кому? Что писать? Ничего не пойму. Меня она выгонит.

– Успокойся, никуда она тебя не выгонит. Выкинь свой листок и прогуляйся.

– Да?! Я так и сделаю, с тобой! Может на ум мне будет приходить лучше, чем на бумагу. Я тебя провожу, куда ты идешь?

– Так, нужно по одному делу.

– На ночь глядя? Ладно, тайна, тайна. Виттили малыш, иди спать, уже поздно.

– Марселина, идти? – озорно спросил он.

Она ничего не отвечая, уходила вниз, уже заволакиваемый тенью, а за ней следом направлялся Амендралехо. Оставленный без ответа Виттилли не долго сомневался в том, куда ему идти, конечно же туда, где его ждали друзья.

Амендралехо и Марселина продолжали молча идти и по берегу темно-синего моря, шумевшего накатывавшими волнами. Они шли по сухому вязкому песку, держась воды подалее, хотя Амендралехо вода была не страшна, он был в сапогах и когда на его удовольствие вода накатила очень сильно, он подхватил и приподнял ее собравшуюся бежать или даже прыгать.

Записки или что она несла бумажное, у нее в руке не было. Конечно же это была записка, чему еще быть, они шли влево к соседствующей с Монтанья-Гранде вилле, пребывавшей в состоянии богатой гостиницы. Ее так и звали корчма д’Эрба, а самого владельца корчмарем, за что ему за постой приходилось платить деньги и немалые, хотя и жить на вилле с видом на море словно в своей. Последнему постояльцу М., так понял, нужны были не столько морские виды, сколько вилы на Монтанья-Гранде. Сердце его ревностно кольнуло: на приезжего обращали внимание. Нужно было непременно узнать, что там написано в записке? Но как это сделать?… Лучше было даже не думать, любой способ либо грозил ошибкой и потерей авторитета, либо вообще мог ее обидеть. В таких случаях нужно просто успокоиться и ловить, если только что подвернется.

Они, перекинувшись парой слов, дошли до дорожки, ведущей на виллу, и в саму виллу. У дверей появился привратник, когда они подошли и позвонили в колокольчик.

– Мне нужно передать письмо сеньору, что сегодня прибыл из Палермо.

– Это не возбраняется, милая сеньорита. А вам что молодой человек нужно?

– Проводить сеньориту.

– Дальше провожать могу только я. Идемте сеньорита.

Амендралехо потерял языка, у которого бы мог выспросить хотя бы имя. Ему осталось остаться одному и ждать. По прошествии пяти минут заволноваться, а еще по прошествии двух очень томительных минут крайне заволноваться. Что случилось с Марселиной??? Амендралехо бросился к двери и застучал, предварительно посмотрев, может дверь открывается. Пришлось стучать и даже кричать.

После произведенного шума тишина показалась еще более зловещей, а ощущение было такое, что он услышит крик Марселины о помощи. Но через некоторое время за дверью послышались шаги и ворчащий голос привратника.

– Ну что вы беснуетесь? Ничего с вашей сеньоритой не случилось…

– Где ты столько времени была?! – налетел Амендралехо на нее, чуть только увидел. – Я так перепугался за тебя.

– Ничего, письмо… нужно было передать.

– Кому? Дай мне письмо, я ему передам и еще от себя добавлю… Сеньор, – обратился Амендралехо к привратнику. Кто у вас квартируется?

– Это тайна. А наше заведение всегда держало тайны такого рода.

– Кругом одни тайны, – недоуменно воздевая руки пошел Амендралехо вслед за Марселиной.

– Что ты волнуешься? Ничего собственно не произошло, я никого не нашла, а письмецо всего в несколько строчек неважное, можно выбросить.

– Не выбрасывай, дай мне!

– Ты ревнуешь к ней? – воскликнула Марселина, обернувшись.

– Нет, я просто не могу когда меня водят вокруг пальца. Почему, например, ты не оставила письмо у привратника, если это письмо простое?

– Потому что потому – все кончается на «у».

Все остальное расстояние по берегу и до ступенчатой дорожки они прошли под знаком письма. Одному хотелось непременно узнать что в том письме написано, другой хотелось дать ему почитать, но никто не мог ничего поделать. Наконец, остановившись на одной из длинных террасочных ступеней возле фонаря Амендралехо повернулся к Марселине, заставив ее остановиться и глядеть на него.

– Марселина, мы с тобой хорошие друзья, давай обнимемся крепко и может поцелуемся.

Не дожидаясь ответа под ее улыбкой он прищурился на фонарный свет. Камешек был под ногами. Он был поднят, метким броском разбил фонарное стекло, а сам кидавший окутал фигуру девушки руками, губами приложившись под ушко. Но не столько пухлую мягкость шеи и нежности нужны были ему. Марселина, понимая это, заложила нужную ему руку за голову.

Амендралехо вытащил осторожно из ее рукава клочок бумаги и, о беда! Света не было и невозможно было прочитать. Было уже настолько темно (стало после разбитого фонаря), что пытаться что-либо разобрать даже с его зрением не представлялось возможным. Что делать? За считанные секунды нужно было решить, ведь долго обнимать Марселину тоже было нельзя и он поступил может быть несколько легкомысленно, но единственно правильно: он оставил пока письмо у себя с тем, чтобы потом по прочтении вернуть.

Марселина пассивно участвовала в содееваемом. Роль ее главным образом заключалась в том, что она не мешала происходящему вокруг нее и по нее. Когда нужно было она не задерживалась, отойдя вперед, и Амендралехо тем временем при свете следующего фонаря прочитал:

«Сеньор кавалер де Карак! Мы всегда знали Вас как человека высокого морального долга и, признаться, очень удивлены, видя Вас на тихой вилле сейчас, когда решаются судьбы королевства».

Княгиня де Монтанья-Гранде

Прочитав сие Амендралехо зафыркался и запершился так, что Марселина шаловливо громко и звонко засмеялась, однако не оборачиваясь. Такие милые девушки как она словно созданы для того, чтобы их обманывали всерьез или в шутку.

– Марселина постой! Ты что-то обронила.

Она, вовсе расхохотавшись, повернулась взять письмо, проделав это почти не глядя. Успокоившись, Марселина помахала на прощание ручкой.

– Иди спать, не шатайся по двору.

Значит, что-то должно произойти этой ночью? Амендралехо даже знал что и был близок к тому, чтобы последовать словам Марселины, но в нем возыграли эдакие гуляжно-донжуанские чувства.

Марселина прошла в корпус, поднявшись на второй этаж в залу, где ее ждала Мальвази.

– Как дела? Ты, конечно, отдала письмо по назначению?

– Сеньора де Карака не было дома. Ни слуг его, никого я не нашла, чтобы передать Ваше послание. Пришлось нести обратно.

– А еще что тебе пришлось?

– Целоваться!

– Зачем было бить фонари? Если сеньор Метроне узнает – взыщет с обоих, и правильно сделает.

– Ах, ты подглядывала!

– Я смотрела: не вздумала ли ты сдуру пойти отнести письмецо в лапы к этому Караку. Фу, какой фат, и пошляк, отвратительный мозгляк, не хочу даже вспоминать о нем, как прицепится…

– Не обращай на него внимания, ты же не на балу, а у себя за семью стенами.

– Я не хочу ни от кого прятаться, нужно отваживать таких раз и навсегда! Скоро услышишь.

Вскоре она не только услышала, но даже и увидела, когда подбежала к окну. А дело было так, раздалось треньканье гитары и пьяный забулдыжный рев возопел непонять что. Вдруг он осекся, гитара его со звуками шлепнулась наземь. Можно было видеть, что за оградой пятеро били одного и тот барахтался у них под ногами.

Марселина заметила и шестого, похожего на Амендралехо по росту и по одежде. Он подходил осторожно сзади, словно стараясь вникнуть в происходящее, и потом, яростно сорвавшись с места, подбежал к двум ближайшим, стоящим почти без дела. Один, самый крупный в рясе получил удар шпаги плашмя по лысине на голове, а другой, в широкой шляпе – заработал сильнейший пинок по заднице, который прямо или косвенно заставил Альбертика отбежать. За ним попятились остальные. Не успели Виттили и Метроне присмотреться кто на них напал, как в пьяном гневе поднялся де Карак и, размахивая пустыми ножнами на цепочке от пояса, может быть не имея возможности оторвать с бранной руганью пошел, пошатываясь на обидчиков. Те кучей, не мешкая, смылись за деревья.

Злой как собака де Карак, не зная на ком бы сорвать свое зло, остановил взгляд на Амендралехо. В том, что спаситель де Карака вызовет в том к себе хорошее отношение не можно, а нужно было сомневаться, зная дрянную злыдную натуру такого человека, как этот сеньор. Амендралехо не мог вызвать в нем ничего доброго уже от того, что видел его в униженном положении. Хорошо было уже и то, что де Карак отвлекся на зализывание побоев. Затем, заметив помятую гитару, нашел-таки на чем сорваться, растоптав инструмент всмятку. После этого наступил момент успокоения и протрезвления от хмеля.

– Тащи меня на виллу, открывай ворота, я иду! – снова захмелев отвратно залебезил де Карак, стоя на щепках и с шатанием держась за прут решетки. А далее вообще…

– Ну ты, мурло, сбегай за моим лакеем – он лучше тебя справиться. Ну что ты стоишь! Ты что не знаешь, с каким человеком разговариваешь! Да я винкулето! Ты – понял..? Это..? – так многозначительно молвил он, что будто бы и сам испугался того кто он есть.

Очень захотелось предположить не вид ли это высокогорного винторогого козла? Амендралехо стало и не по себе, и смешно. А все вместе уравновешивалось до оторопелого вида. Действительно, нужно было идти спать, а не влезать куда не надо, в подарок заимев эдакое мурло перед собой. И за окнами, и из-за дерева им были явно недовольны.

– Ладно, бейте его, да еще покрепче, – указал он рукой резкий небрежный знак компании из пяти человек, и уже когда он отошел достаточно далеко, оглянувшись, увидел, что де Карака за руки – за ноги уносят долой.