Читать книгу Катализ - Ант Скаландис - Страница 4

А когда старик Билл вышел из каюты, четверо решились, наконец, посмотреть друг другу в глаза. У Рюши была совершенно черная от расширившихся зрачков радужка. Любомир же сиял от восторга, кусая губы и нервно массировал ладони. Только Станский оставался спокоен. А Женька боролся сразу с двумя желаниями: ущипнуть себя и закричать дурным голосом.

– Какие будут мнения? – солидно и невозмутимо, словно шло заседание кафедры, спросил Станский. Он был уже почти полностью обмундирован.

– Бред, – хрипло проговорил Черный, – мы спим.

Эту гипотезу пришлось отмести сразу как не конструктивную. По той же причине Любомир решительно отверг массовый психоз.

– Может быть, розыгрыш? – робко предложил Женька.

– Дороговато для розыгрыша, – скривился Черный.

– А что, если киносъемки фантастического фильма? – придумал Любомир.

– А что если старик Билл – космический пришелец? – передразнил Станский. – Хватит, ребята. Хватит прятаться от очевидной истины: мы в будущем, собственно, ничего удивительного в этом нет.

По самим условиям эксперимента мы должны были оказаться в будущем.

Правда, недалеком – спустя сутки, двое. Но вышла какая-то ошибка.

Вовремя нас не нашли. Нас нашли позже. И теперь нам надлежит понять: когда же нас нашли, ясна задача?

– Погоди, – сказал Черный, – есть еще один вопрос: почему нас не нашли вовремя?

– По-моему, это очевидно, произошел разлом. И мы вместе со всеми вещичками, вместе с упавшим флажком вмерзли в лед, а снегопад довершил дело.

– Но это же не все, – возразил Черный. – Они должны были предвидеть такой вариант, они должны были искать нас.

– Где? – поинтересовался Любомир. – По всему океану?

– Зачем? – сказал Черный. – В районе последнего радиосигнала.

– В таком районе можно век искать, – заметил Женька, – мы же ушли на двое суток.

– А по палатке? – вспомнил Черный. – Почему они не нашли нас по палатке?

– Палатка далеко уплыла, – предположил Станский, – или ее занесло, или она тоже утонула…

– Или они не искали нас вообще.

Это сказал Черный, и все посмотрели на него, а он пояснил:

– Я не шучу. У них же случился Катаклизм. Стало не до нас.

Гипотезу не успели оценить, потому что Женька вдруг выдохнул:

– Понял! Третий сосуд. Я же предупреждал.

Он вспомнил, как совсем недавно говорил о третьем сосуде, и ему стало жутко от сознания, что это «недавно» отделено теперь от них бездной лет.

– При чем здесь третий сосуд? – агрессивно поинтересовался Станский.

– А при том! – закричал Женька. – Первые два лежали рядом с палаткой. Они их нашли. Понимаете, идиоты?! Они их нашли, а про третий никто не знал. Ведь никто не знал, правильно, Эдик? Ты гениальный дурак! Это благодаря тебе они решили, что мы погибли.

Сосуды-то были полные. Они просто не стали нас искать.

Никто ничего не ответил Женьке. Все поняли, что он прав. И все были ошарашены. А Женька вдруг добавил:

– Надо было плыть. Это Станский виноват.

– Станский виноват?! – взревел Эдик. – А кто просил швырять обойму через разводье? С больной головы да на здоровую! Да тебя судить надо, Евтушенский!

– Все виноваты, – жестко сказал Черный. – Женька, конечно, больше других. Только не надо сейчас об этом.

– Не надо, – поддержал Цанев.

– Ладно, – Станский успокоился так же внезапно, как и вспылил, – ты сбил меня, Рюша. А нам все-таки необходимо решить задачу, когда нас нашли. Когда? Высказывайте ваши мнения.

И так он это деловито предложил, что невозможно было не откликнуться. Их смятение, их страх, их растерянность как бы отошли на второй план, единственно важной была теперь задача – сложная логическая задача, которую интересно будет решать.

Станский потряс их своим самообладанием и основательностью. Сразу сделалось ясно, кто среди них старший. И Женька, как самый молодой, почувствовал это особенно остро. Несмотря на последнюю размолвку, ему захотелось, будто на экзамене, показать доценту станскому все, на что он способен.

– Я начну? – предложил Женька. – Итак: что мы имеем? прежде всего – человека, безусловно, знающего, в каком году он живет. Человек, к сожалению, пьян, но информацию от него мы получили. Значит, есть два варианта: верить информации и не верить. Если верить, мы прыгнули в будущее минимум на сто пятнадцать лет. При нашей жизни «великих катаклизмов» не было.

– Это еще вопрос, – возразил Черный, – великим катаклизмом можно назвать и Октябрьскую революцию.

– Можно, – признал Женька, – но я не думаю. Мне вообще слабо верится, чтобы наши современники или их ближайшие потомки отказались от существующего летоисчисления.

– Ну, знаешь, – не согласился Черный, – это смотря какой был катаклизм. Может быть, рядом с ним вся история человечества – тьфу.

– Ядерная катастрофа, например, – предложил Цанев.

– Не верю, сказал Женька. – Слишком просто, чтобы быть правдой.

– Ну, ладно, – прервал их Станский, – давай про второй вариант.

– Вариант второй, – с готовностью отрапортовал Женька. – Информация ложная. Тогда, не принимая ее в расчет, рассмотрим приметы времени. Первое: катер. Лет тридцать, я думаю, хватит на изобретение такого катера. Второе: ботинки. При всей их странности лет через пять после нашего ухода они могли появиться. Третье: стены. Люминофор для бытового освещения – такая задача, по-моему, уже стояла в наши дни. Четвертое: лексикон капитана. Не принимаем в расчет, так как бесполезно искать логику в пьяном бреду. Итак: выводим общий срок по максимальному – так, кажется, делают юристы – и получаем двадцать первый век, начало.

– Близко к истине, – похвалил Станский, – правда, ботинки можно было и не упоминать, а вот две важные детали ты упустил. Задатки полиглота у нашего нового знакомого. Сразу вопрос: каков его социальный статус? И – это главное – его реакция на наше появление. Это, брат, попахивает не тридцатью годами, это, брат, наводит на мысль о Великом Катаклизме и ста пятнадцати годах после него.

Вероятно, Эдик прав, но Женька видел, что ребятам понравилось и его выкладки. Конечно, тридцать лет – это тоже страшно. Это – состарившиеся и умершие родственники, это – изменившийся уклад жизни, это – безнадежное отставание во всех областях деятельности.

И все же. Тридцать лет, хоть и с грехом пополам, но умещались в голове, и потому хотелось, очень хотелось верить, что их действительно прошло только тридцать.

Одни, без чудака Билла, да к тому же согревшись, облачившись в привычную одежду и слегка захмелев от крепкой выпивки (после гибернации алкоголь действует сильнее), они теперь чувствовали себя гораздо уютнее. Странное освещение и незнакомые вещи в каюте перестали пугать. Да и такие ли уж они незнакомые? Пульт управления был, в целом, понятен, а для чего какая кнопка – не все ли равно, в конце концов. Стол, койка, темное пятно экрана – ничего особенного. В штуках, лежащих на одеяле, легко угадывались рыболовные снасти, в увесистом аппарате на стенке в углу – нечто вроде автоматической винтовки. А на столе, помимо бутылки и стаканов, торчал еще некий шарик на высокой ножке и на подставке с кнопочкой. Но тут Женька раньше других догадался: излучатель.

Стоило щелкнуть кнопочкой – и стены погасли. Еще раз – зажглись вновь. «Ерунда это, а не техника сто пятнадцатого года», – подумал Женька.

И тут вернулся старик Билл.

– Кстати, ребята-оранжата, у вас с собой, случаем, нету сейнера?

– Чего, простите? – ошалело переспросил Станский.

А Женька представил себе рыболовецкий сейнер, который четверо сбежавших из некоего Норда, как полагал про них старик Билл, прихватили с собой, чтобы где-то во льдах припрятать, и решил однозначно: допился капитан, теперь от него толку не добьешься.

А тот повторил настойчиво:

– Ну, сейнер, сейнер, – и добавил для ясности: – У меня там груз, в трюме, так я бы уж его прямо тут… зачем в Норд волохать, верно? Да вы пойдите, сами гляньте.

Он снова отпихнул в сторону дверь и показал, где искать трюм.

Потом налил себе полстакана, быстро выпил и, подвинув к стене сваленные на койке снасти, вытянулся поверх одеяла. Все четверо стояли в нерешительности, и Билл, вопреки всякой логике, повторил свое приглашение по-английски и проворчал еще что-то. Станский любезно перевел:

– Почему вы стоите, как мачты?.. непереводимо… может быть, вы… зелено-черные?

– Ну вот, – прокомментировал Женька, – уже зеленые человечки. Пошли, ребята.

А капитан вдруг сам сказал по-русски:

– Эй, мужики, да вы не из этих ли, не из грин-блэков?

И, не дождавшись ответа, отпустил пару смешанных, русско-английских ругательств и уткнулся лицом в подушку.

– Да, Эдик, – заметил Цанев, – переводчиком тебе тут работать рановато. Не знаю, кто такие зелено-черные, а мы здесь очень и очень серые.

Рюша вздохнул и предложил:

– Пошли-ка лучше осмотрим трюм.

Мысль была здравой. И, строго говоря, стоило осмотреть не только трюм. Но начали они все-таки с трюма.

К плотно прикрытой овальной двери вела небольшая, заляпанная чем-то темным, лесенка, фонарь над входом был расколот, а свет других огней доходил сюда в сильно рассеянном виде.

Легкомысленный Женька, хромая, спустился первым и без труда отвернул засов. Он услышал предостерегающий крик Черного: «Стой!

Мало ли что там!» – когда было уже поздно. Массивный овал со скрипом отошел от стены…

Разумеется, белый медведь из трюма не выскочил. Да и что вообще могло оттуда выскочить, выползти, вырваться такого, чему четверо полярных путешественников не сумели бы дать отпор, кабы подготовились? Ничего такого в трюме быть не могло. Но что-то там было.

Это что-то высыпалось темной массой сквозь проем двери прямо Женьке под ноги. И он невольно отпрыгнул, но оно не шевелилось.

Оно просто перевалило через комингс, потому что трюм был переполнен этим, и оно подпирало дверь изнутри.

Привыкающими к темноте глазами Женька вглядывался в образовавшуюся возле ног кучу. Какие-то странные морские твари. Или нет – одни только плавники или ласты. Женька нагнулся и подобрал одну штуку…

Ему показалось, что кто-то ударил его в живот: тупая боль и зарождающийся крик, который застревает в горле, превращаясь в мерзкий ком тошноты.

Это были не морские твари. И не плавники. Это были отрубленные у запястья человеческие руки – полный трюм окровавленных обрубков.

«Да, славный груз везет на своей посудине старик Билл, пожалуй, и впрямь самое время перегрузить его на какой-нибудь сейнер», – успел подумать Женька. Потом он стоял, перегнувшись через бортик, и его рвало.

Остальные оказались покрепче – и Рюша, и Станский, а Любомиру и вовсе не привыкать. Он тут же исследовал несколько обрубленных кистей и сообщил:

– Честно говоря, мужики, я не представляю, чем удалось так ровно обрезать все ткани. Конечно, можно вообразить некий очень тонкий и очень быстрый нож, но вероятнее всего, это лазер, причем в наше время такого еще не было, разве что у военных, а медицинские лазеры я, слава Богу, знаю. И далее – руки обрезаны сутки назад, не больше, и, похоже, были все это время на морозе. Трупов в трюме нет. Одни руки. Кошмар, мужики, я ничего не понимаю.

Женьку уже не рвало. Он тупо смотрел в клубящийся перед ним туман, и ему было так страшно, что он боялся даже повернуться, даже оторвать руки от перил фальшборта. Им, разбуженным неведомо кем и неведомо когда, предстояло еще много потрясений, но и спустя десятки лет Женька неизменно, как самый страшный миг, как самый страшный эпизод своей жизни, будет вспоминать именно этот, когда он открыл трюм старика Билла, а потом стоял, держась за перильца, стиснутый, скованный, скрученный ужасом, и смотрел, как в бесконечной черноте полярной ночи клубится призрачный белый туман.

Страх отпускал постепенно. И не столько отпускал, сколько просто облекался в конкретные формы. Например, Женька вдруг вспомнил висевший в углу каюты смертоубийственный агрегат. Сразу пришла мысль, что это и есть тот лазер, который жуткий капитан Билл отрезает всем подряд руки. Ахинея, конечно, но, видно, Станский думал о том же.

– Где наши винтовки, ребята? – сурово спросил он.

– Моя с рюкзаком в каюте. Но вряд ли она стреляет, – сообщил Черный.

А Женька признался виновато:

– Моя утонула.

– С тобой вообще разговор будет особый, – огрызнулся Эдик, вспомнив, должно быть, сразу все Женькины закидоны. – А сейчас план такой. Забрать из каюты вещи, главное, винтовку Чернова, и очень желательно – оружие Билла. Ведь он, кажется, спит. Вот т прекрасно. Вопросов никаких задавать больше не будем. Хватит.

Сразу по прибытии в этот проклятый Норд постараемся удрать.

Кстати, вы поняли, куда мы плывем?

– Я понял одно, – сказал Черный, – мы идем строго на север.

– Вот именно: строго на север. И значит, Норд – это не город и не порт, а просто какой-нибудь большой корабль, дрейфующая станция, плавучая база на полюсе.

«И как это они успели заметить? – подумал Женька. – Приборов на пульте было до чертиков. Поди, разгляди, где там компас».

А Станский вдруг сказал:

– Рюш, ты извини, что я раскомандовался. Просто все надо делать быстро. Ну так как, принимаешь программу?

– В целом – да, а там посмотрим. Я бы, конечно, сдал властям этого рыжего, но кто знает, какие у них тут власти. Мы же как на чужой планете.

– Это точно, – согласился Станский. – Мы не знаем, что они делают с отрезанными руками и что они делают с безрукими людьми. Мы даже не знаем, кому они режут руки, за что и кто этим занимается. Так что не стоит лезть не в свое дело. Но там, в Норде, должна быть какая-то власть, а любая власть, будь она хоть оранжевая, хоть зелено-черная, хоть трижды фашистская, обязана относиться серьезно к пришельцам из прошлого.

– А если у них пришельцев этих пруд пруди? – язвительно спросил Любомир. – Похоже, кстати, так оно и есть – капитан-то совсем не удивился.

– Тогда должна быть система работы с пришельцами, – ответил Черный.

– И потом, – добавил Станский, – таких древних, как мы, едва ли у них много.

– А вы не допускаете, – встрял вдруг Женька, – что у них может вообще не быть никакой власти?

– Ты поэт, – улыбнулся Станский. – Только поэту может прийти в голову такая нелепая идея.

И тут они увидели Норд.