Читать книгу Проводник сердца. Мистический роман - Анте Наудис - Страница 3

В Латвии есть город Даугавпилс, расположенный на берегу реки Даугавы. Он является промышленным центром и транспортным узлом. Отсюда тянутся железнодорожные линии в Ригу и Москву. В окрестностях города много прекрасных озёр и речек, окруженных соснами и лиственными деревьями.

Центральной улицей Даугавпилса считается улица Ригас, вдоль которой находятся памятники архитектуры. Когда-то, это была первая пешеходная улица Латвии, недалеко от которой был построен Дом Единства, в котором сегодня размещается Национальная библиотека. Там я оставила рукопись, записанную мною в 90-х годах, в то время, когда жила в Даугавпилсе.

Я жила в небольшом двухэтажном доме, стоявшим в ряду из четырех таких же домов, у которых были красные крыши. Сразу за входной дверью начиналась узкая лестница, ведущая на второй этаж, где находилось еще две квартиры. В комнате родителей стояла широкая кровать и трюмо, а на тумбочке телевизор. Дальше была детская с потрескавшейся краской на стенках, в которой проживала я. Из мебели в моей комнате стояла кровать, застеленная зеленым гобеленовым покрывалом и стол-книга, за которым я делала уроки.

Когда небо затягивалось тучами, и шел дождь, гулять на улице было невозможно, и я бежала в подъезд, брала коврик из-под двери и усаживалась на ступеньки. Мое худое тело била мелкая дрожь, когда я слышала, как в очередной раз ругаются родители.

– Ты потратила последние деньги!

– Это не твое дело!

Так продолжалось до тех пор, пока весь поток ругательств не иссякал, и они утихали и тяжело дыша, сидели молча. Пока отец снова не начинал:

– Где мои деньги?!

– Потратила!

Он любил выпить, а мать тратила все на одежду, у каждого был свой порок, и в нашей квартире ссоры продолжались бесконечно.

Когда входная верь в квартиру с грохотом раскрывалась, я пряталась под лестницу, чтобы кто-нибудь из них не заметил меня. Каждый раз у меня пересыхало в горле, когда мимо пролетал взбешенный отец, а из открытой двери слышался отчаянный крик матери.

В такие минуты мне всегда хотелось куда-нибудь улететь или уехать далеко-далеко, чтобы никто меня не нашел. Я заходила в квартиру, закрыв за собой дверь. Мать одаривала меня таким взглядом, что меня буквально отбрасывало назад.

– Анте, иди гуляй на улицу! Что тебе сейчас нужно! – Сокрушалась она.

Мне не хватало слов, чтобы объяснить ей, что я напугана и не знаю, что делать, когда они так ссорятся, а потому я молча стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу.

– Анте, иди порисуй лучше, – она вставала, брала карандаши, фломастеры и альбом, клала это все на журнальный столик и звала меня присесть. – Ты же понимаешь, ты здесь не причем, это взрослые дела!

Так она выражала свою нежность, на которую было способно ее разбитое отцом сердце. Она странным образом утешала меня, но интуитивно я чувствовала, что это я виновата в том, что они постоянно ссорятся.

Жили мы очень скромно, и денег не хватало даже на еду. Наши родственники часто помогали нам, так как были очень добрые люди, иногда давали в долг, если становилось совсем худо, иногда подкармливали меня и покупали всякие подарки. В магазине я чувствовала себя ужасно, когда мать не могла купить мне даже конфеты, отчего в скором времени у меня выработалось чувства неприязни к сладкому. Мысленно я запрещала себе его хотеть и отвыкла от всех сладостей в конечном счете.

Отец по несколько дней пропадал в баре, а потом, когда возвращался, был злой и раздражительный. Он закрывался в комнате и часами смотрел телевизор. Глядя на пустующее место возле холодильника на кухне, где он любил сидеть, я думала о том, что мое рождение еще больше рассорило этих двух странных людей.

Я подошла к матери и положила свой рисунок на столешницу, где стояла кастрюля с мытым картофелем.

– Ты хорошо рисуешь, у тебя определенно есть талант, – отвечала она, обмывая большую картофелину под струей воды. – Кто эта девушка на рисунке?

Я пожала плечами.

– Надо поговорить с тётей Марией, чтобы она узнала для тебя адрес ИЗО-школы, очень неплохо для 15 лет, почти как реальная девушка. Ты ее где-нибудь видела?

Я мотнула головой, давая понять, что не знаю.

– Обязательно попрошу сестру купить тебе краски и альбом, очень впечатляет, – сказала мама и улыбнулась.

В конце 80-х, начало 90-х в Даугавпилсе стали строиться новые предприятия для рабочих. Они занимались упаковкой и реализацией различных товаров, начиная от духов «Dzintars» и заканчивая оборудованием. И каждый раз, стоило появиться новому предприятию, у родителей портилось настроение. Они не любили работать, их пугало то, что появлялись новые люди, желающие трудиться на свое государство. Родители презрительно смеялись над рабочими и без устали ругали новые автомобили, которые обливали их грязной водой из лужи, когда они проезжали мимо на старых велосипедах. Отец стал пить еще больше, а мать гулять по незамужним подругам, тратя деньги на заграничное тряпье, которое им привозили их любовники.

Я сидела за лакированным столом-книгой и делала уроки, стараясь казаться занятой. Был вечер, когда отец вошел пьяный в квартиру…

– Эти чмырлы, кем они себя возомнили?! Думают, что будут жить лучше остальных? Они даже не представляют, что такое нормально работать!

Я чувствовала, что мама начинает выходить из себя.

– Заткнись, ты бы так работал!

Он начинал яростно кричать грубые слова на нее, но я не понимала, что они значат, но чувствовала вложенную в них злобу на убогую жизнь.

– Они хотят строить новый район и давать жилье тем, кто утроится на завод! А мы для них и не люди! Ездят здесь по окрестностям на своих машинах! Еще и кредитов понабрали!

Отец долго орал, а мать ругалась, заглушая все его речи. Затем он винил маму, что она ничего не дала ему в жизни и только привязала тем, что родилась я. Заявляя, что ему приходиться вкалывать, чтобы содержать нас на случайных заработках, откуда его постоянно увольняют. И что он тоже хочет машину, а не этот ржавый велосипед.

Я изо всех сил затыкала уши, стараясь ничего не слышать.

– И ты не умеешь готовить еще! – Выкрикнул отец, проглотив кусок картошки.

Мне на мгновение показалось, что сейчас его стошнит, но этого не случилось.

– С тобой в белоруса превратишься, только картошку в мундирах и умеешь готовить! – Его лицо стало наливаться кровью, он искал еще тысячи причин обвинить маму в своей неустроенной жизни. Меня в это время било мелкой дрожью, мне хотелось пойти в свою комнату, но я боялась привлечь их внимание.

Когда отец доел картошку, он ушел в комнату смотреть телевизор, и только тогда я потихонечку встала и, пройдя мимо мамы, направилась в комнату. Она странно посмотрела на меня. Оказавшись в одиночестве, я принялась молиться.

Святая Мария, Матерь Божья, сохрани во мне сердце детское, ясное и светлое, как родник. Сотвори мне сердце честное, которое не поддается обману. Великодушное сердце, которое дарует себя другим, любящее и сочувствующее, верное и благородное сердце, которое не забывает благодеяний и не держит зла. Дай мне дружественное и решительное сердце, которое любит, не требуя ответной любви, которое радостно растворяется в других сердцах перед лицом Твоего Божественного Сына; великое и неодолимое сердце, которого не ожесточает никакая неблагодарность и не остужает никакое равнодушие, сердце, которое мучимо невместимым величием Иисуса Христа, уязвлено любовью Его, и чьи раны исцелятся лишь на небесах.

Когда было все хорошо, родители вместе занимались домашним хозяйством, выбивали ковры, мыли полы, вытирали пыль с мебели. Мне очень хотелось быть полезной, и я старалась им помогать, но в такие минуты они недовольно ворчали, им хотелось быть только вдвоем. Я тихонько садилась за свой стол и наблюдала за ними. Грубые руки отца тряслись от недостатка выпивки, но он улыбался, будто все хорошо.

– Я уберу и твою комнату, Анте, – говорил он мне, закончив мыть пол в зале.

– Но для начала ты должна научиться застилать постель, перед тем как садиться завтракать.

Я неуверенно улыбалась. Он улыбался в ответ.

В тот вечер я вошла в свою чистую комнату с гордостью, а когда проснулась утром, то радовалась солнцу за окном. Больше всего на свете я хотела, чтобы такие дни были всегда, чтобы родители оставались в хорошем настроении и никогда не ссорились. Мама продолжала улыбаться, а отец занимался хозяйством по дому. Однако, такая вот идиллия длилась недолго.

Всё это накладывало отпечаток на мое поведение. Постепенно я замыкалась в себе всё больше, погружаясь в свой спокойный мир, который мне совсем не хотелось покидать. В этом мире я не чувствовала себя ненужной и одинокой. Там со мной постоянно кто-нибудь общался, интересовался моими делами, подсказывал, как нужно поступить. И этот мир все чаще я изображала в своих рисунках.

Автобус, который отвозит детей в школу стоит очень дорого, а потому мама отправляла меня на занятия на велосипеде. Утром я умылась, почистила зубы и, надев школьное платье, черные передник и туфли на низком квадратном каблуке, причесалась, скромно улыбнувшись себе в зеркало. Прикрепив на багажник портфель, я уселась на велосипед и поехала в школу, которая находилась в 3-х километрах от дома.

Ржавый велосипед подпрыгивал на каждой кочке лесополосы, через которую я ездила каждый день. Меня встретила классная руководительница с папкой в руке.

– Анте, ставь велосипед у крыльца и иди, поздоровайся с Аней, это новая ученица.

На меня вдруг накатила такая стеснительность, что я впала в ступор. Вместо того, чтобы послушаться учительницу, которую звали Инна Валерьевна, я застыла на крыльце, теребя замок для велосипеда. У Ани волосы были завязаны в длинный хвост черной бархатной ленточкой, платье украшал белый передник, а на ногах были лакированные туфли. Рядом стояли мальчишки, постриженные, в синих рубашках и пиджаках, они пялились на новенькую.

Я потрогала свои волосы, которые мама стригла, чтобы не трудиться заплетать мне их утром перед школой. Моя прическа почти не отличалась от мальчишеской, только пряди волос были отпущены длиннее и вились на концах.

Прозвенел звонок, и мы направились в школу на урок математики. В просторном классе сели за небольшие парты, Инна Валерьевна хотела рассадить нас как положено, а потому каждый день делала новую рассадку. Она проверила по журналу все ли на месте, поставила галочку чернильной ручкой напротив каждой фамилии. Затем стала раздавать учебники, по которым предстояло обучаться круглый год. Дома у меня было совсем мало книг, и то в старых обложках. Родители не любили читать, книг почти не бывало, а потому учебники для меня были интересными, я с любопытством рассматривала красочные обложки.

– Нравится, Анте? – Инна Валерьевна подошла ко мне.

Я кивнула.

– Я хочу, чтобы новая ученица Аня села с тобой.

Я ощутила радость, ведь за третьей партой я пока сидела одна. Может быть, учительница почувствовала, что я очень одинока? Я уже перестала надеться, что кто-то сможет подружиться со мной, невысокого роста худой застенчивой девочкой, которая надеется обрести друга, но уже не верит, что это возможно, а потому, погружаясь в собственные грезы и фантазии, почти не разговаривает.

Мои одноклассники часто ходили в кафе с родителями, где ели мороженное, пили газировку, им покупали красивые новые вещи. Бабушки вывозили их в Юрмалу к морю. А я не могла об этом мечтать, а потому все время молчала и стеснялась, ведь мне не о чем было рассказать.

После уроков я, как обычно, приехала домой. Переодевшись, я подошла к комоду и достала из шуфлядки несколько семейных фотографий. Как же мало у меня детских фотографий! Раскладывая черно-белые снимки на столе, я думала о том, что завтра возьму их в школу и покажу Ане. Вот несколько фотографий моего 1-го класса.

Пробежавшись глазами по лицам, я отложила фотографии. К 8-му классу я вдруг дошла до понимания, что родители не могут найти свое место в жизни, а потому злятся на все и всех. Мне показалось, что проблема, наверное, во мне, что я осложняю им жизнь, связывая друг с другом, делая все больше бездушными эгоистичными людьми, которые не способны на тёплые чувства.

Мама улыбалась мне и даже гладила по голове:

– Анте, ты хорошая девочка, учись хорошо – это важно.

Эта ее похвала и напутствие наполняли меня радостью на весь школьный день.

Хватая портфели, одноклассники бежали домой веселыми, их встречали бабушки. Я брала свой велосипед и ехала домой в одиночестве. Иногда у меня было такое чувство, что я «нелюдимка», и никто меня не замечает. В те школьные годы отчаянно хотелось, чтобы в моей жизни что-то изменилось, но я не могла знать, чего именно я хочу. Я стала рассчитывать на то, что Аня, новенькая девочка станет моей подружкой. А потому, решила начать нашу дружбу с показа моих семейных фотографий. Но однокласснице было совершенно не интересно, она быстро пробежалась глазами по снимкам и перевела взгляд на мальчишек из класса. Я спрятала свои старые фотографии и решила больше не поднимать эту тему. В тот день домой я уехала грустная.

Когда я зашла в квартиру, у нас в гостях была тётя Мария. Она жила в соседнем доме, который ничем не отличался от нашего в ряду таких же четырех. Мама радостно встречала меня.

– Привет, Анте.

– Анте похожа на тебя, – говорила тётя маме, и я понимала, что это комплимент.

Мать была очень красивая женщина, натуральная блондинка с глазами морской волны. Единственный ее недостаток был в том, что она была невысокого роста.

Тётя Мария сказала, что купит мне красивый подарок. Я совсем забыла, что завтра у меня день Рождения.

Через день наступил мой день Рождения, и мама сказала, что я не пойду в школу, потому как учиться или работать в свой день Рождения нехорошо.

На кровати, где спала тётя Мария, лежала коробочка акварели, набор кисточек и альбом.

– Анте, ты должна учиться рисовать, – скомандовала тётя. – И это только часть моего подарка.

Она взяла меня за руку и отвела в ванную, которую наполнила теплой водой, добавив несколько капель эфирного масла лаванды.

– Тебя это раскрепостит.

Когда я вышла из ванны, тётя причесала мои взъерошенные мокрые волосы. Я была в таком восторге от происходящего, что испытывала чувства успокоения и радости.

– Я оплатила 2 месяца твоего обучения в ИЗО-школе и, прямо сейчас, ты наденешь самую лучшую свою одежду, и мы поедим туда.

На моем лице отразилось удивление, смешанное с восторгом. Губы расплылись в улыбке, и в этот момент тётя Мария сфотографировала меня на поляроид.

– С днем Рождения, племянница!

Это был самый незабываемый день Рождения в моей жизни. Мне исполнилось 16 лет, и тем же днем я сидела за партой ИЗО-школы и делала первые пробы новыми красками, подаренными ей.

– Она предпочитает писать портреты, – сказала тётя Мария моей новой преподавательнице, когда мы только вошли в класс.

Нас встретила молодая девушка, подрабатывающая в ИЗО-школе в свободное от учебы время. Она была студенткой факультета Изобразительного Искусства и давала уроки живописи для школьников.

– Меня зовут Кристина Заке, – представилась студентка и внимательно посмотрела на меня. – Я учу основам рисунка и графического дизайна, а дальше ученики уже выбирают свое направление, после ИЗО-школы можно поступить в художественную школу, институт по этой теме или просто заниматься живописью как хобби. Есть специальная программа, ее разрабатывает методист Юниум. Юниум – это организация в которой работают молодые художники, в основном студенты и чуть постарше, замечено, что ребятам больше нравится общаться с поколением не слишком отдаленным от них. Поэтому во всех случаях находится общий язык.

– Это Анте, моя племянница, – отвечала ей тётя Мария. – У нее сегодня день Рождения, поэтому я решила сделать ей подарок в виде уроков в вашей ИЗО-школе.

– Как мило, – улыбнулась молодая преподавательница. – На занятиях мы рассматриваем различные техники и стили, расслабляем свои руки – один из главных инструментов художника, разминаем их, как певец «разминает» свой голосовой инструмент перед концертом, учимся мыслить творчески и, конечно же, оттачиваем мастерство, – она повернулась к светлому классу, где стояли парты и мольберт у окна. – Проходите, присаживайтесь за свободную парту, я сейчас подойду. К нам еще придут новенькие ребята с родителями.

Тётя Мария наклонилась и поцеловала меня в щеку. Я вдохнула нежный запах ее туалетного мыла и духов, улыбаясь от счастья. Занавес пал на целый день, разделив все на два мира.

– Дорогая Анте! Я желаю тебе никогда не терять свои крылья за спиной! Летай! – Торжественно произнесла тетя, довольная своим благородным поступком и поспешила выйти из класса, предоставив меня первому занятию.

В ИЗО-школе мне предстояло заниматься 2 раза в неделю. Понедельник и пятница, после школы. Я с нетерпением ждала уроков искусства, и не доставала из портфеля акварель с кисточками, для которых отец мне обрезал мешок из-под картошки, перевязав его тесьмой, чтобы содержимое не выпадало.

Моя успеваемость в школе стала падать, зато желание рисовать возрастало с каждым разом. Я с нетерпением высиживала уроки, чтобы мчаться в ИЗО-школу, меня волновало больше то, как завершить линии лица девушки-жар-птицы, чем алгебра и геометрия.

Инна Валерьевна, увидев во мне странные перемены, вызвала в школу родителей. На следующий день пришел отец, и, конечно же, имея вспыльчивый характер, поругался с классной, а придя домой, вылил всю злость на маме.

– Эта расфуфыренная дура посмела называть нашу семью отделяющими от общества! Что это значит? Мы теперь должны быть как все эти доморощенные школьные формы?

– Да ты бы не ругался в стенах школы, – поучала его мать. – Дочке еще там учиться, а ты как всегда. Да еще и выпил перед этим, алкоголик. Что за позор на нашу семью?

– Ты бы помолчала, стерва! Сама в школу ни разу не пришла к своей дочке любимой, а меня только туда посылала. А то, что выпил, так это не ваше дело. Пил и пить буду, пока на земле такие дурные бабы водятся!

– Уже май, Анте заканчивает год, а из-за тебя какие оценки она получит? И закончит ли этот год?!

– Да пошла ты! Это все твоя сестра Мария сделала. Зачем ей эта ИЗО-школа сдалась? Чтобы в очередной раз потешить свое самолюбие?

– Ты не видел, как Анте рисует?

– Видел. Училась лучше бы, кому эти рисунки нужны… еще больше в себя уходит.

– От твоих пьяных выходок уходит, – вздохнула мать.

Я вышла на улицу, чтобы не участвовать в их бесконечном споре, виной которому снова стала я.

Стояла чудесная майская погода, солнце светило на безоблачном небе. Где-то часов в пять, откуда не возьмись, набежали тучи, из которых на землю обрушился ливневый дождь, а ветер стал таким сильным, что тонкие деревья гнулись, как спички. Я находилась в лесопарке и вымокла до нитки.

Забрела я достаточно далеко, и одетая в шорты и тоненькую кофточку, которая сразу же промокла и прилипла к телу, подчёркивая мою худощавую фигуру, начала дрожать от холода. Укрывшись под раскидистыми ветками старого дуба, я с нетерпением ждала, когда закончится ливень.

Прежде я частенько бывала в лесу, раскинувшемся на восточной окраине Даугавпилса. Но, похоже, я никогда не бывала в этой части леса, по крайней мере, она показалась мне совсем незнакомой. Старый массивный дуб, под который я села, и огромная заросшая поляна с пригорками рассыпчатой земли, немного успокоили меня.

Внезапно сзади раздался хруст веток и, от неожиданности, я подскочила и резко обернулась. На тропинке, которая хорошо просматривалась, никого не было. И тут мне показалось, что слева между двух деревьев, мелькнула какая-то тень. У меня бешено заколотилось сердце и, замерев от ужаса, я вглядывалась в заросли. Через несколько минут снова захрустели ветки, на этот раз справа от меня. Очередная волна страха накрыла меня, а к горлу подступило удушье. Я отчаянно развернулась, и снова мне показалось, что где-то метрах в двадцати от тропинки среди зарослей мелькнула чья-то тень.

Мне показалось, что мелькнул силуэт дамы в черном плаще с капюшоном и с косой в руке, я вскрикнула и в ту же секунду она исчезла. Я вспомнила, как мама рассказывала, что однажды она заблудилась в лесу и встретила Смерть в черном плаще с капюшоном, которая решила ее забрать с собой в ад. Но она отчаянно молилась Деве Марии, и та отступила.

Я начала молиться.

Царица Небесная, Повелительница Ангелов! Ты получила от Бога власть и наказ раздавить голову Сатаны. В смирении прошу Тебя: вышли отряды воинства небесного! Под Твоим предводительством должны они принять бой с духами зла, должны всюду противиться им, подорвать их высокомерие и низвергнуть их в бездну. Ибо кто сравнится с Богом?

«Посылаем отряды воинов в золотых доспехах, которые сразятся с духами зла, чтобы спасти тебя», – послышались странные звуки в моей голове.

Я отшатнулась. Наверное, у меня разыгралось воображение, и собственную фантазию я приняла за голос.

К счастью дождь вскоре прекратился. Поскольку рядом с дубом была только одна тропинка, я решила идти по ней в сторону, противоположную той, откуда пришла. Мне было немного жутко, в голову лезли разные неприятные мысли.

Вдруг, я увидела впереди полицейский «уазик». Он выехал на дорогу и остановился возле меня. Из него выскочила мама и схватила меня за руку:

– Анте! Ты ушла еще утром в субботу, а сейчас уже вечер и целый день льет ужасно холодный дождь! Немедленно в машину и домой! Отец с тобой разберется.

Она состроила милую гримасу полицейскому:

– Ей совсем недавно исполнилось 16, просто она аутистка. Ничего не соображает, учится в спецклассе, они ей задурили голову.

– К психотерапевту ей надо.

– Да уж, ходим мы.

Дома отец встретил меня с суровым выражением лица. Он скомандовал немедленно отправляться в ванную, чтобы снять с себя мокрую одежду и вымыться как следует. Я заметила, что рядом на кресле лежит ремень. Я понимала, что расправы мне не миновать, а потому решила долго мыться в ванной, чтобы его гнев за это время прошел. Так оно и случилось. Может еще потому, что мама в тот день сильно плакала.

Наутро, в воскресенье, мне не надо было в школу, и я принялась рисовать. Я решила запечатлеть Черную Даму, которую видела в лесу. Я все еще не могла понять голос, который слышала насчет войск, а потому решила, что Дева Мария ответила на мою молитву. Рядом с Черной Дамой я изобразила Белую Даму. В понедельник я собиралась показать свой рисунок преподавательнице ИЗО-школы.