Читать книгу Темные легенды. Антология русского хоррора - Антология, Питер Хёг - Страница 7

Июль был в самом разгаре. В столице стояла жара. Две недели ни дождинки. Во дворе скучища смертная. Из всей разномастной ребятни Саня с Левчиком остались вдвоем. Остальные рассосалась по деревням, дачам, лагерям, курортам. Правда, не уехала еще голубоглазая девочка Лиза из среднего подъезда дома 5а. Но разве станут двое гордых, взрослых десятилетних парней водиться с девчонкой?! Пф-ф-ф-ф, еще чего! Много чести!

Лизка вообще редкостная зануда. Кто, скажите на милость, на летних каникулах сидит дома как сыч и читает книжки, а? Вот-вот, только зануды. Она даже когда во двор выходит – и то усаживается на качели да в книжку пялится. Не дура, а? Полдня так раскачивается, пока мамка обедать не позовет. Дура как есть.

Вон, расселась, качается. У-у-у-у-у-у, пигалица!

Саня и Левчик наворовали в детском саду по соседству неспелых яблок, забрались в шалаш на дереве, нажрались до отвала. Пока кислая мякоть переваривалась в желудках, бесцельно возюкали сонными взглядами по двору. Временами украдкой косились на Лизу. Девочка тоже поглядывала на них – только не таясь, с достоинством.

– Гурьяновку знаешь? – спросил вдруг Левчик.

– М-м? – промычал Санька. – Че это?

– Микрорайон такой. Недалеко отсюда. Помнишь, пацан с нашей школы, с седьмого «А» пропал?

– Ну?

– Говорят, там дело было.

– Расскажи.

– Да че рассказывать. Поперся он в эту Гурьяновку и не вернулся. Последний раз его видели там, неподалеку. Свидетели есть. Говорят, бабка старая попросила сумку донести – вот он в те дворы и ушел. Больше его никто не видел.

– О как.

– То-то же. Вообще, пока ты в больничке лежал, я со старшаками на эту тему побазарил. Они сказали, место проклятое. Там очистные сооружения, в них что-то творится… такое… ну, невообразимое. Сверхъестественное.

– Призраки?

– Не-е-е-е-е-е-е-е, – презрительно протянул Левчик. – Про призраков – это страшилки для мелюзги. А тут все серьезно. Никто точно не знает, но что-то жуткое. В тех очистных обитает НЕЧТО. Оттого и запах ужасный. Потому в Гурьяновке новые дома не строят, а людей там все меньше становится. Вонь, говорят, кошма-а-а-а-а-ар. Она и до нас иногда доходит.

Санька понимал, о чем говорит друг. Порой, когда дул сильный юго-западный ветер, дышать во дворе становилось невыносимо. Запах особенный. Не помойки, не канализации, не дохлятины. Неизвестный. Противный до одури.

– Наверное, шлюзы какие-нибудь открывают, – предположил Санька. – Вот и вонища.

– Не знаю, не знаю… А не хочешь сходить посмотреть?

Левчик славился больными инициативами – одна другой чудовищнее. То гараж одноногого деда вскрыть, то на стройку пролезть, то детсадовского сторожа грязью через забор закидать.

– Хочешь, чтоб нас тоже убили, как того? – возмутился Саня. – А вдруг там маньяки?

– Нас двое, – отмахнулся Левка. – Тот пацан один поперся. И старухе помогал зачем-то. Вот она его к маньяку и отвела. А вдвоем отобьемся с полтычка. Да и не надо идти, когда тебя незнакомые взрослые куда-то зовут. Мне мамка чуть ли не каждый день талдычит… Давай проведем расследование! – его глаза загорелись озорным огоньком.

– Ну… ну… давай, – согласился Санек. Словом «расследование» Левчик его купил. – Знаешь, как идти?

– Ага. Вдоль шоссе, там улица такая есть незаметная за хозяйственным магазином, вот по ней и попадешь в Гурьяновку.

– Ты откуда это все знаешь?

– Старшаки рассказали.

Санька удовлетворенно кивнул. Раз старшаки – значит, так оно и есть. Старшаки трындеть не будут.

Пацаны спустились с дерева и стремглав помчались к проходу между двумя многоэтажками – прочь со двора. Лизка оторвалась от книги, посмотрела им вслед.

Улочка и вправду оказалась незаметной. Сколько Санька ни ходил с мамой и бабушкой по тротуару вдоль оживленного шоссе мимо хозмага, ни в жизнь не подумал бы, что позади него есть что-то кроме тупика и мусорных баков.

Улица тянулась между забором промзоны и пустующими заводскими зданиями-коробками. Машина тут точно не проедет. Пешеходная дорожка сложена из небольших бетонных плит, явно изготовленных для какой-то другой цели. Плиты растрескались от времени и непогоды, сквозь трещины пробилась трава.

Шум шоссе стих далеко позади. Жара сгустилась, превратилась в кисель. С востока, со стороны центра столицы, послышался грозный рокот. Близилась гроза.

Улочка уперлась в плотный ряд замызганных гаражей. Между двумя из них виднелся зазор – достаточно широкий, чтобы пройти. С той стороны едва уловимо тянуло затхлостью, как из старушечьей каморки, которая никогда не проветривается. Вонючим сырым тряпьем, прелым зерном, мышиными ссаками.

– Эй, ребята, – девичий окрик.

Мальчишки обернулись. Позади стояла Лизка: в синем платьице, с аккуратно забранными в пучок волосами и книгой под мышкой.

Левка нахмурился, презрительно бросил:

– А тебе тут чего надо?

– Во дворе скучно – вот я и решила с вами пойти. Тебя, кажется, Левой зовут? А тебя – Сашей?

– А мы тебя звали, что ль? – проигнорировал Левчик ее вопрос.

– Не звали, – пожала плечами Лиза. – Я сама пришла.

Парней такой простой и искренний ответ обезоружил.

– Ладно, Лёв, пусть идет, – без боя сдался Саня. – Втроем веселее.

Левка еще сильнее насупился. Стал мрачнее той тучи, что крадучись наползала на город. Он молча нырнул в проход между гаражами. Вот и испорчено расследование. От девок всегда одни неприятности. А Санек – размазня.

– Че читаешь? – спросил тем временем Саня у Лизы.

Та показала ему обложку книги. Марк Твен. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна». Мягкий переплет, загорелый мальчишка в соломенной шляпе плывет в лодке по реке.

– Я читал, – похвалился Саня. – Еще в прошлом году.

– Я тоже читал, – буркнул Левка. – Скукотень голимая.

Лизка показала ему в спину язык.

– Сам ты скукотень! – возмутился Санька. – Нормальная книжка, интересная!

– Подкаблучник ты, – бросил Левка.

Санька задумался. Слово явно было обидное, но слышал он его впервые. Чтобы не опростоволоситься, промолчал.

Они остановились, осмотрелись.

– Ничего себе, – сказала Лизка. – Как в другом городе. Моя бабушка в Мытищах живет, у них там примерно так же, только получше.

Они действительно словно разом перенеслись из столицы с ее многоэтажками, шумными дворами и многолюдными проспектами куда-то очень далеко. В захолустье с обшарпанными, кособокими двухэтажными халупами годов пятидесятых постройки – еще при Сталине, наверное, возводили. Стены тошнотворного желтого цвета, неряшливо заделанные цементом трещины на фасадах. Балконы с гнутыми ржавыми прутьями. Окна в грязных разводах, рассохшиеся рамы. Почерневший шифер с зелеными островками мха. В тесных двориках серые плесневые наросты – деревянные сарайчики. От турника к турнику протянулись захватанные бельевые веревки. Плешивые газоны пестреют мелким мусором: фантиками, обертками, пивными пробками.

Здесь много деревьев.

И здесь полумрак. Много тени. Как будто дело к вечеру, хотя едва за полдень перевалило. Оно и понятно: гроза надвигается.

Из-за угла показалась древняя костлявая старуха в линялом пальто. Из-под цветастого платка неряшливо выбивались седые космы. Бабка едва ковыляла, опираясь на сучковатую палку, что заменяла ей костыль. Увлеченно бубня себе под нос, женщина не заметила торчащего из земли штыря, споткнулась и распласталась ничком.

– Ой! – воскликнула Лиза. – Пойдемте поможем бабушке! – и вприпрыжку побежала к старухе.

Пацаны нехотя поплелись за ней. Ни Сане, ни Левчику здесь задерживаться почему-то больше не хотелось – даже ради «расследования». Идя вслед за Лизкой, они то и дело переглядывались и оборачивались на заветный проход между гаражами.

Там, снаружи, за границей Гурьяновки, вовсю палило солнце. Странное дело…

– Бабушка, вы целы? – суетилась Лизка.

Бабку трясло, а изо рта, которого дети не видели, вырывалось похожее на смех клокотание.

Левчик навис над старухой, шумно втянул носом воздух.

– Да она пьяная! – возвестил он. – От нее спиртом прет!

Для ребенка, воспитанного в приличной семье, пьяный человек всегда потенциально опасен. Все знают: пьяницы злые, хотя иногда кажутся добрыми.

Старуха приподнялась, уперлась ладонями в землю, локти выставила вверх. Как паук. Лицо оторвалось от земли, повернулось к детям.

Лиза вскрикнула, выронила «Тома Сойера», закрыла рот ладонями. Мальчишки отскочили как ужаленные.

Кожа на старухином лице – что грязные осенние листья. Вместо носа – черный провал. Глаза вращаются вразнобой. А нижней челюсти нету. Только оголенный синий язык ползает туда-сюда, словно толстый червяк.

Из бабкиной глотки вырывался слюнявый клекот. Вниз потянулись вязкие нити.

– Э! – хриплый окрик со стороны гаражей.

К старой пьянчуге подскочил подросток лет пятнадцати и стал пинать ее ногами. Она завизжала как собачонка, схватила клюку и, споро перебирая конечностями, на четвереньках драпанула за угол.

– Сука старая! – выругался новоприбывший и сплюнул в траву. – Чтоб я тебя тут больше не видел! – крикнул бабке вслед. – А вы че тут делаете, а? – переключился на незнакомых детей.

Неказистый, с жидкой порослью на одутловатом лице, с нечесаными вихрами. В затрапезной одежде. В руке бутылка пива.

Он отхлебнул, рыгнул, почесал вздутый живот. Холодный, колючий взгляд одного за другим ощупывал непрошеных гостей.

– Че тут забыли, спрашиваю, а? – повторил он напористее, со злобой.

– Ничего, просто гуляем, – ответил Саня, глядя в землю.

Дылда вставил два пальца в рот, пронзительно свистнул. По тихим дворикам зашаркали шаги. К упырю подтянулись еще пятеро или шестеро таких же: немытых, нечесаных, вонючих. Кто с монтировкой, кто с арматурой.

– Але, гараж, вы че, попутали?! – напирал главный, наступая на детей. Остальные местные сгрудились за спиной вожака и тоже пошли в наступление.

Левчик первым дал деру. Саня и Лиза бросились следом. Бежали не разбирая дороги, а в спину им несся разбойничий свист.

Совсем скоро они убедились, что за ними не гонятся, и остановились перевести дух.

– Ни фига себе порядки тут, – оценил Саня.

Они оказались у края дикого оврага. Далеко внизу журчала вода, работали какие-то большие механизмы.

– Надо б домой, – сказал Левка. – Что-то мне тут не нравится.

– Ха! – усмехнулся Саня. – А ведь сам предложил!

– Да откуда ж я знал!

– Ребят, давайте уйдем! Пожалуйста! – взмолилась Лиза. Ее голос дрожал, в глазах стояли слезы страха.

– Тебя сюда вообще никто не звал! – огрызнулся Левка. – Вот сейчас свалим без тебя – будешь знать, как увязываться без спросу!

– Ладно, прекратите перепалку, – сказал Саня. – Надо как-то попасть домой. Только придется искать другой выход. Машины ж сюда не через ту дырку промеж гаражей попадают.

– Ты тут хоть одну машину видел? – спросил Левка.

– Нет.

– Вот и я нет.

– Давайте не будем стоять на месте, – сказала Лиза. – Выход точно где-то есть, кроме гаражей.

Из оврага послышался шум, похожий на сочную, долгую отрыжку. Вездесущий запах прокисших щей с тухлятиной стал гуще.

Они все шли и шли, а путь в цивилизацию никак не хотел отыскиваться. Кургузые, воняющие плесенью домишки, казалось, тянулись бесконечно. Одинаковые – как и загаженные дворики.

«А что если мы ходим по кругу?» – закралась Сане в голову страшная мысль.

Ни одной живой души. Оно, может, и к лучшему…

Небо совсем затянула черная туча. Поднимался ветер. Покамест осторожный, он уверенно набирал силу, крепчал. Мимо неслись сорванные с деревьев листья, фантики от конфет, пакеты. Навалилась предгрозовая духота.

Разбитые дворовые дорожки вдруг сменились асфальтированной широкой улицей. Широкой – по меркам Гурьяновки, конечно. Деревья почти смыкались над ней ветвями, образуя живописную зеленую арку. Впереди виднелось здание с колоннами и скульптурами на фасаде.

Дети ускорили шаг.

То оказался небольшой дом культуры ранней послевоенной постройки. Побеленные скульптуры в нишах изображали опирающегося на большую шестеренку рабочего и занятую перевязыванием снопа пшеницы колхозницу. Массивные деревянные двери заперты на амбарный замок.

На углу на табуретке дремал, сложив на круглом животе ладошки, усатый мужичок в кепке и засаленном фартуке. Рядом стояла пятидесятилитровая синяя фляга. Ветер трепал края приклеенной бумажки с небрежной надписью: «ПИРОЖКИ».

Мужчина выглядел обыкновенным, миролюбивым, видом своим внушал доверие.

– Подойдем, спросим дорогу? – предложил Саня.

Левка и Лиза молча согласились.

Когда дети приблизились, мужичок проснулся, проморгался, потер ладонями глаза.

– Чего желаете? – спросил он сквозь зевок. – С мясом, с повидлом, с капустой, с картошкой?

– Да нам бы… – начал было Левка и запнулся.

– Напитками не торгую, – ответил дяденька, не дослушав.

– Как нам выйти из этого района? – спросила Лиза.

– Из Гурьяновки, что ль? – удивился продавец.

Дети кивнули все вместе.

– То-то я смотрю, не похожи вы на местных… Вас напугал кто? – спросил мужичонка, приглядевшись.

– Н-н-н-н-н-нет, – выдавил Саня. – Просто заблудились. Как отсюда попасть в… в город?

– А, в город… – рассеянно ответил лоточник. – Да вот обогнете дэ-ка, а потом прямо-прямо-прямо, не заблудитесь. Там и выезд к железнодорожной платформе, да и метро недалече.

Дети поблагодарили.

Они уже собрались было уйти, как вдруг мужичок воскликнул:

– А хотите пирожков, а?!

– Спасибо, у нас денег нет, – ответила за всех Лиза.

– Да я угощу! – заверещал дяденька, вскочил с табурета и стал отпирать крышку фляги. Изнутри вырвалось облако тепла и умопомрачительного запаха. Чуть прогорклое масло, тесто с золотистой корочкой, сочные начинки: мясо, толченка, повидло.

– Бесплатно отдам! – лопотал продавец. – От трех штук-то, поди, не обеднею… Во! – он достал три румяных пирожка, ловко обернул их в полоски серой бумаги, которые тут же пропитались маслом, и протянул детишкам. – С повидлом! Самые лучшие в Гурьяновке!

Ребята приняли угощение, поблагодарили доброго продавца и отправились дальше.

– Я как раз проголодался, – сообщил Левка, развернул пакет и вгрызся в пирожок.

Закрыл глаза и замычал от удовольствия.

Наслаждался он недолго. Пока не распробовал начинку.

Он прекратил жевать, остановился и посмотрел на мерзость, что выглядывала из непропеченного теста.

Пирожок щедро начинили дождевыми червями. Розовый клубок влажных кольчатых тел – живых.

Левка уронил «вкуснятину» на землю, согнулся пополам, и его вырвало.

Саня состроил брезгливую рожицу, покосился на свой пирожок. Теперь сквозь тесто он чувствовал: там, внутри, в тепле, что-то шевелится. Дождевые то были черви или нет, он узнавать не хотел – размахнулся и зашвырнул «лакомство» в кусты соседнего двора.

А Лиза тем временем зачем-то разломила свое угощение пополам.

Вокруг мгновенно распространился тяжелый запах свежих какашек. Из пирожка вылетела жирная зеленая муха и атаковала девочку, норовя приземлиться на лицо. Лиза выронила пирожок, завизжала и принялась молотить руками по воздуху – отбиваться от наглого насекомого.

Саня грязно выругался – так, как раньше не ругался, пожалуй, никогда. Мама убила бы, если б услышала.

А продавец поодаль покатывался со смеху, хватался за животик, издевательски тыкал в детей пальцем.

Давясь от хохота, он выкрикнул:

– Я ж сказал, у меня лучшие пирожки во всей Гурьяновке! А других тут и нету! У-ха-ха!

Он лихо подпрыгнул и нырнул головой в откупоренную флягу. Крышка захлопнулась, фляга повалилась на землю. Угрожающе гремя о торчащую из асфальта щебенку, она покатилась на детей.

Ребята бросились бежать дальше по улице, а фляга неслась за ними следом. Лязг – как злобный гиений хохот.

Дети нырнули в арку одного из домов – в потонувший в диких зарослях двор.

Фляга – за ними.

Они чудом успели отскочить в сторону, когда штуковина влетела на бешеной скорости в арку, подскочила на кочке, развернулась дном вперед и со всего маху вшиблась в окно на уровне земли. Внутрь вместе с флягой выстрелил фейерверк из обломков рамы и осколков стекла.

Дети бросились прочь из двора-колодца.

Между тем стал накрапывать дождь.

Они промокли до нитки. Улицу и дворы затопило, повсюду разлилась жидкая грязь. Грохотал гром, молнии ослепительным пунктиром прочерчивали черное небо. Ветер хлестал струями ливня, словно кнутом.

Больше не в силах бежать, продрогшие дети забились под козырек одного из подъездов.

Когда ветер поуспокоился, а завеса проливного дождя стала редеть, беглецы сумели рассмотреть двор.

– Я уже видел вон того лебедя, – сказал Левка и указал пальцем на врытую в землю птицу из автомобильной покрышки.

– А я вон того одноглазого медвежонка запомнила, – отозвалась Лиза.

В мокрой траве поодаль лежал, словно застреленный, видавший виды тряпичный мишка. С одним глазом.

– Выходит, мы тут уже были, – заключил Санька. – Движемся по кругу.

– Надо вернуться к гаражам, – сказал Левка. – Не выйдем мы отсюда по-другому, хоть тресни. Уже часа полтора плутаем, а конца не видать.

Боязливо оглядываясь, чавкая вымокшими кедами и сандалиями, они вернулись на главную улицу и пошлепали по лужам мимо дома культуры – и снова в дворы.

– Смотрите, опять этот медведь! – вскрикнула Лиза. – И этот лебедь!

– Как, блин?! – заорал Саня. – Улица прямая! Не могут же оба ее конца вести в одно и то же место!

– Как видишь, могут, – отозвался Левка почти равнодушно. – Не зря старшаки говорили, что странные дела тут делаются…

– Да иди ты в жопу со своими старшаками! – обрушился на него Саня. – Это из-за тебя мы влипли!

Левка хотел было ответить грубостью на грубость, но Лизка остановила петушиный бой.

– Давайте ссориться будем потом, – сказала она. – Пойдемте обратно на улицу.

Они развернулись, чтобы покинуть двор и вновь попасть на асфальтированную дорогу, но путь им преградил…

… третий дом. Словно из-под земли вырос, пока они не видели. Грозно накренился желтым, словно в потеках мочи, фасадом. Ржаво ощетинился прутьями балконных ограждений. Нахмурился кромкой шиферной крыши.

– Я знаю, куда мы попали! – пролепетал Левка. – Я ЗНАЮ, КУДА МЫ ПОПАЛИ!

Саня и Лиза уставились на него. Если он действительно знает, где они очутились, то и выбраться, возможно, будет проще.

– Слышали про кротовые норы в космосе? – продолжал Левчик. – Они еще по-другому червоточинами называются. Я в журнале «Наука и жизнь» читал. Если в такую червоточину попадешь, можешь в одну секунду пролететь много-много миллионов километров и оказаться в другом мире. В Гурьяновке, наверное, есть такая кротовая нора – вот мы в нее и ухнули! Думаете, почему люди бесследно пропадают? Я считаю, вот из-за таких вот кротовых нор! Они не только в космосе, но и здесь, на Земле! Нас унесло в параллельный мир!

На мгновение все задумались, осмысливая сказанное Левчиком. Что это им давало? Да ровным счетом ничего!

– Нельзя сдаваться! – едва сдерживая слезы паники, сквозь зубы процедил Саня.

И решительно двинулся к узкой щели между зданиями.

За только что выросшим домом стеной стояла дикая зелень, а вглубь ее тянулась мокрым темно-коричневым червяком узкая тропинка. Когда они уходили в сырую, пахнущую листвой неизвестность, Саня оглянулся на оставшийся позади дом.

В окно верхнего этажа за детьми наблюдала рожа: громадная, жабьи-зеленая, курносая, кошачьи-желтые глаза размером с блюдца. Острозубая пасть растянулась в кровожадной улыбке. Несколько мгновений существо изучало пришлых взглядом, а потом исчезло в недрах дома. Сане показалось, будто он слышит торопливый топот мокрых лап по скрипучей деревянной лестнице.

Тропинка привела к краю оврага – ровно туда, где они остановились, когда удрали от гопников. Так вот почему те их не догнали! Они и не собирались вовсе! Им нужно было загнать детей в самую глубь Гурьяновки. А теперь страшный микрорайон сам не подпускал ребят к заветному порталу между гаражами.

Кисло-тухлый запах накатывал из оврага волнами. Снизу, из зарослей, доносились низкие звуки работающих механизмов.

Саня опасливо оглянулся. Ему по-прежнему казалось, будто шлепки лап желтоглазой твари слышатся позади, совсем близко.

– Пойдемте-ка через овраг, – сказал он. – Может, повезет.

– Но там же очистные сооружения! – воскликнул Левчик. – Это самое опасное место! Там обитает чудовище!

– Да тут всё кругом одно больше чудовище, – буркнул Саня.

– Смотрите, лесенка, – сказала Лиза, указывая пальцем на ветхие бетонные ступени в высокой траве. – Саша прав. Пойдемте лучше через овраг. Наверное, на той стороне выйдем в город.

– Угу, – угрюмо промычал Левчик. – Или обратно в Гурьяновку, на это же самое место.

Овраг оказался глубоким, сырым, холодным, пах улитками, червяками, крысами, фекальными испарениями. Пока троица спускалась, ритмичный грохот шестерен усиливался, становился рельефнее.

Очистные сооружения оказались несуразной бетонной конструкцией, возвышавшейся в овражном полумраке над вонючими болотцами. Выбитые окна, стены в потеках ржавчины, ощетинившаяся арматура.

Санька взглянул на лестницу, вверх.

Никого. Выходит, желтоглазая тварюга за ними все-таки не погналась.

Вдруг с одной из многочисленных тропинок донесся обеспокоенный женский голос:

– Лева! Левушка!

Мать и отец мальчика со всех ног бежали к детям.

– Вы что тут делаете, засранцы? – строго вопросил мужчина. – Обыскались вас уже. С ног сбились! Мать чуть было инфаркт не хватил!

«Спасены!» – пронеслось в Саниной голове. Скоро он вернется домой, обнимет родителей, мама накормит его пюре с котлетками и зеленым лучком с огорода…

Левчик бросился обнимать своих маму и папу. Прильнул к ним, зарылся лицом в оборки материного вычурного платья.

Саня и Лиза заметили: что-то не так. Только не сразу поняли, что именно.

Обнимающая Левчика мамина рука – вот что. Здоровенные заскорузлые пальцы с кривыми болотно-зелеными когтями.

Замешательство. Ступор.

Что делать? Бежать? Кричать?

Чудовище заметило, что Санька и Лиза раскрыли подвох. Женское лицо принялось беззвучно кривляться. Оно то расползалось рыхлым блином, то вытягивалось жгутом. Его раскроила жуткая острозубая ухмылка. Существо, что ранее предстало в образе двух взрослых, теперь срослось воедино: темно-зеленое, с лоснящимися черными пятнами по всему телу. Маленькие уши на широкой собачьей башке задергались. Из круглых ноздрей повалил пар.

Вонь. Кисло-тухлая вонь стала настолько острой, что у Сани и Лизы глаза заслезились.

Левчик бился в смертельных объятиях. Тварь крепко прижала его лицом к себе и душила. Мальчик силился закричать, но выходило лишь глухое хриплое мычание.

Саня дернулся было, чтобы схватить друга за футболку и выдрать из объятий твари – ну, хотя бы попытаться, – но зеленая жабоподобная дрянь угрожающе выпростала свободную лапу. Санька отпрянул, взял за руку не помнящую себя от страха Лизу, и они бросились бежать куда глаза глядят.

Они не оглядывались. Они не видели, как желтоглазое чудище разинуло зубастую пасть и оттяпало Левчику голову. В сырой болотный воздух вторгся металлический запах живой крови, от которой поднимался пар.

Лиза и Саня бежали до тех пор, пока не выскочили на край оврага. Нет, не тот, что с лестницей. Другой. Они вышли на железнодорожные пути.

– Смотри, платформа! – крикнул обрадованный Санька.

Платформа представляла собой несколько бетонных плит, установленных на опоры в ряд. Сверху торчала на железных жердях табличка с надписью: «Гурьяновка».

– А вон и электричка, – сообщила Лиза, указывая на маячащий вдалеке пригородный поезд. Он вяло катился, чуть покачивался влево-вправо.

Состав подполз к платформе, остановился. Протяжно застонали тормоза. Двери с лязгом разъехались.

– Следующая остановка – станция Перерва, – хрипло оповестил динамик.

– Это ж от нашего дома десять минут ходьбы! – воскликнул Саня.

Дети забрались в вагон.

То был обыкновенный вагон с обшарпанными деревянными сиденьями и захватанными мутными окнами. Пассажиров всего ничего – пара старушек да парень лет двадцати. Лиза и Саня примостились на сиденье в самом конце.

Мимо потянулись лесополосы, заборы промзон, брошенные цеха разорившихся предприятий.

Что-то не давало Сане покоя.

Запах. Проклятый вездесущий запах.

– Чувствуешь вонь? – спросил он у Лизы.

– Ага, – кивнула она. – Ты тоже? Я думала, мне мерещится.

Из соседнего вагона донеслось слюнявое пьяное ржание. Хлопнула дверь в другом конце.

ОНИ.

Гопники из Гурьяновки.

Упыри – штук пять – встали в проходе, хищно уставились через вагон на детей. Во главе – вихрастый с пивным животом. Рты подростков разъехались в страшном острозубом оскале. Тела стали оплывать, терять форму, сворачиваться вокруг некоего невидимого стержня. Лопалась кожа, рвались сухожилия, трещали кости. Намотанная на незримый вертел масса преобразовывалась – обретала новые очертания, зеленела, покрывалась влажными черными кляксами.

Показались два желтых кошачьих глаза, встали на свое место.

Тварь словно срослась с полом вагона, который сантиметр за сантиметром превращался в зеленый бугристый придаток к ее телу. Старухи и парень вытянули шеи до самого потолка, обернулись мясистыми щупальцами с присосками, потянулись к детям.

Санька и Лиза вскочили, пулей вылетели в тамбур.

Саня рванул стоп-кран.

Взвизгнуло железо. Ход замедлился. Открылись двери. Тварь тем временем подбиралась.

Санька с разбегу выпрыгнул из вагона, больно приземлился голыми коленями на щебенку.

В этот самый миг на кромках дверей выросли зубы – длинные, острые как сабли. Зеленые челюсти захлопнулись, а Лиза выскочить не успела.

Поезд двинулся дальше, забрав девочку с собой.

Саня стоял – усталый, измученный страхом, с разбитыми коленями – и бессильно смотрел вслед уходящему по рельсам чудищу.

Состав проехал всего с сотню метров и затормозил. Двери вновь разъехались, и на сей раз на острую щебенку полетела Лиза.

Что случилось? Почему тварь ее выплюнула?

«Наверное, Лиза хорошо учится и всегда слушается родителей», – с досадой за съеденного Левчика подумал Саня.

Он бросился на помощь, а электричка покатилась дальше и быстро скрылась за ближайшим поворотом.

Пока он бежал, Лиза успела встать, отряхнуться и проверить, не пострадал ли ее любимый «Том Сойер». Колени и локти у нее тоже были разбиты в кровь.

Санька подбежал к ней, и они крепко-крепко обнялись – так, как обнимаются на фронте воины-победители на исходе решающей битвы. Ни в жизнь Саня не подумал бы, что станет обниматься с девчонкой! Позорище-то какое! Хорошо, никто из пацанов не видит.

Вдали, за косогором, виднелся их микрорайон.

Они прошли сквозь рощу и оказались в своем квартале. А вот и родной двор.

Саня, неловко переминаясь с ноги на ногу, произнес:

– Ну, пора по домам. Надо как-то родителям объяснить, что с Левчиком произошло. А они там уже пускай думают, че дальше делать.

– Ой, а можно я к тебе пойду? – спросила Лизка, сияя на него чистыми-пречистыми голубыми глазами. – У меня сейчас дома никого, а ключи я забыла.

Просьба удивила Саньку. Несмотря на пережитое вместе, не такие уж они большие друзья, чтоб он ее к себе домой тащил. Сопрет еще что-нибудь ценное – потом ищи-свищи.

Впрочем, сходу он не нашел убедительных отговорок, поэтому процедил сквозь зубы:

– Ну ладно, пошли.

Пока они подходили к подъезду, он косился на лучезарно улыбающуюся Лизку, и ему все больше становилось не по себе. Эта дурацкая улыбка, как у умственно отсталой, отсутствующий взгляд. Книга под мышкой…

Книга.

Книга…

«Том Сойер» так опрятно смотрелся, будто и не побывал под проливным дождем. Если книжка в мягкой обложке намокнет, то превратится незнамо во что. А тут…

Так ведь Лизка ж ее выронила еще у гаражей!

В этот самый миг смуглый мальчуган в соломенной шляпе острозубо ухмыльнулся с обложки.

Санька побежал. Во что стал превращаться подменыш, смотреть не хотелось.

Ничего-ничего. Сейчас Саня прибежит домой и скажет маме, чтоб вызвала милицию. Что Левку убили, Лизку… и Лизку тоже.

Поверит ли мама?..

К счастью, жил Санька невысоко – на третьем этаже. Он не стал вызывать лифт, а пулей взлетел к своей двери, на ходу достал из-под футболки висящий на веревке ключ.

Судя по тишине в подъезде, его не преследовали. Видать, тварь заранее знала, что шансов нагнать мальчишку маловато.

– Фух! – выдохнул он, как только запер за собой дверь.

Мой дом – моя крепость. Тут уж никто не достанет.

Щас мы с тобой, тварина, разберемся.

Санька побежал на кухню, выглянул в окно. Подменыш, чьи конечности превратились в заскорузлые зеленые лапы с когтями, неспешно шагал к Лизкиному подъезду, пиная перед собой «Тома Сойера» – мятого, растрепанного, в грязи.

– Ма-а-а-а-а-ам! – позвал Санька.

– Чего вопишь? – мама неслышно подошла сзади. – Ты где пропадал? Я уж забеспокоилась. Такой дождь был, а тебя все нет и нет.

– Мам…

Она подошла, поцеловала сына в щеку.

Санька едва уловил – но все же уловил – гаденький душок, смесь кислятины с гнильцой.

– Проголодался? – мамин голос вмиг огрубел, глаза сбились в однородную серо-голубую массу с гнойной пленкой. – Щас наловлю тебе пожрать!

«Мама» лихо подпрыгнула в воздух, приклеилась четырьмя неестественно вывернутыми лапищами к потолку. Длинный-предлинный язык принялся с упругими хлопками выстреливать изо рта – ловить квелых от духоты мух, что лениво кружили у люстры.

Саня стоял один в пустом дворе. Все вокруг – все, что раньше казалось вечным, нерушимым, – размякало, разжижалось, плавилось, теряло первоначальные формы и цвета.

Грозная туча, нависшая черным брюхом над многоэтажками, чудовищно изогнулась, показала острозубую улыбку.

Две высотки сомкнулись воедино. Проходы между ними заросли воняющей болотом зеленой плотью с черными пятнами. Да и сами дома стремительно превращались в громадное кольцо жабьего мяса, обтянутого осклизлой шкурой…

А на другом конце космической червоточины, в Москве, родители ждали детей к ужину.