Читать книгу До горизонта и обратно - Антология, Питер Хёг - Страница 7

Брожу себе, глазея,

По улочкам Музея.

Что общего у этих городов?

Ривьера. Буйство красок и садов.

Соблазнов наважденье и искус

И руки простирающий Иисус.

Сирены сирени,

Кипенье и пена

И вальса кружащий напев.

Зуб все стоит.

А мудрости – все нет.

Купим домик в Закопане —

Заживем, как пан и пани.

Иркутск я не мыслю, с давней поры,

Без Байкала и Ангары.

На площади выходят нас встречать

Участники проигранных сражений.

Здесь бронза не умеет отличать

Восторг побед от боли поражений.

Здесь Дарвин, Седжвик и Ньютон

Всем остальным задали тон.

Здесь жили прадед мой и дед.

Здесь я давал себе обет:

В мечте о вечном и высоком

Прийти к корням, припасть к истокам.

Пришел. Припал.

И вот со дна

Всплыла кровавая луна.

Край земли живой и свежий,

Угол дальний, угол новый.

Угол. Только не медвежий,

А скорее кенгуровый.

Москва уже давно слезам не верит,

На всех «наезжих» смотрит свысока,

И чужака своею мерой мерит,

А зазевался – бьет с носка.

Новосибирск? Я с ним слабо знаком пока.

Но он неподалеку от Академгородка.

Звучит торжественно и твердо

Слиянье города и фьорда.

Город на двух континентах веками стоял.

Видел набеги, погромы и смены империй.

Сценою был экзотичных и странных мистерий

И пестротою восточной меня обаял.

За полвека следы замело.

Я приехал, чтоб вдруг подивиться:

Помню – было большое село.

Нынче – маленькая, но столица.

Здесь и впрямь не вяжут веников:

Это город оружейников.

То тут, то там – веков заветы —

Парят, соперничая в вере,

То купола, то минареты.

И манят, будто в небо двери.

Уфа приятна, нету спора.

Но не таит от проницательного взора

Приметы, что несут следы

Безвременья и беды,

Насилья и вселенского позора —

Как фаллос Дружбы на костях Собора.

Славен будь этот город,

Горделив, как немногие:

Рядом Рудные Горы —

Колыбель геологии.

Позади меркреди, впереди вендреди,

А вдали —

Сальвадор Дали.

Кругом лежат «бараньи лбы» —

Приметы ледяной судьбы.

Милы мне Чехия и Прага,

Люблю я этот древний край.

И человеку жить здесь – благо,

Ну а собачкам – просто рай.

Ты прав, мой друг, когда мечтая

Познать судьбу и дух Китая,

Идешь не на дворцов пиры,

А в переулки и дворы.

Помнишь: берег и брызги соленые,

Не вернуть их и не повторить.

Были мы молодые-зеленые

И явились, чтоб мир покорить.

C нас еще не слетела окалина —

От избытка здоровья и сил

В экспедицию: рейсом до Канина

Ветер странствий отряд уносил.

Предстояли нам топи болотные

И маршрутов пунктирная нить,

Комарье да ночевки холодные —

Ну да что там о них говорить!

Били волны по молу как молотом

И стегала по лицам вода.

Были мы так бессовестно молоды,

Ах, как молоды были тогда!

Темнело небо. Синий Демон

Над тундрой крыльями плеснул…

Устало скажешь: «Где мы? Где мы…»

А день уснул. А день уснул.

А день уснул…

Туманы быстры и безбрежны

Ползут вослед, вослед, вослед,

Глаза смежают – тихи, нежны,

Все как во сне. Все как во сне.

Все как во сне…

Ручей бормочет полувнятно,

Бурчит в бреду: «Бредут, бредут…»

В далеком лагере ребята

Напрасно ждут. Напрасно ждут.

Напрасно ждут…

В озерной шири птичьи плачи.

Седой туман – как снег, как снег…

Одни разлеты куропачьи

Звучат как смех. Как смех.

Как смех.

По тундре – ни души, ни дыма.

Вступает Ночь в свои права.

На склонах сопок нелюдимо

Буреет жухлая трава.

И днями солнце – мягче, кротче:

Не греет плеч, не слепит взор.

А ночью – гуси, снег пророча,

Летят во сне на блеск озер.

Мы гадаем над картами,

На страну непохожими,

Где пути не указаны,

Где края не исхожены,

Где окажется чертовым,

Невезения крайностью,

И болото – что в черточку,

И каменья – что в крапинку.

Там за знаками малыми

Встанут горы нескладные

С их отвесными скалами,

С их безвестными кладами.

Там точнее и пристальней

Каждый шаг выверяется,

Там на прочность, как исстари,

Человек проверяется.

Что-то выпадет вынести

На излучинах выгнутых?

Где-то ливни нас вымочат?

Где-то солнышко высушит?

И как вывьется линия,

Что Судьбой называется,

Что, как ленточка синяя,

Вдаль, в туманы, скрывается?

Там, где поляна боровая,

Где спит кипрей лиловым сном,

Назавтра встанет буровая —

И все поставит кверху дном.

И посреди рассветной рани

Впрягутся трактора, ярясь,

В дорог расплавленные длани

И в раскорчеванную грязь.

И вышка на поляне рваной

Расставит сталь станинных ног,

И по логам, молвою рьяной,

Задышит – загудит станок.

И зверь пойдет тропой иною,

И первый раз, за сонмы лет,

Перед упругостью стальною

Стеной отступит старый лес.

Покатятся за сини горы

Тайги озерные глаза…

Здесь будет газ.

Здесь будет город.

И не найти пути назад.

Ревет поток, слепит закат,

Действительность груба:

Наш плот проходит перекат

С названием «Труба».

Труба, Труба —

кому труба?

Вода пылится на пути,

У скального горба.

Спеши решение найти.

Не то – всему труба.

Кому Труба? —

Тебе – труба!..

Но хоть поломано весло,

Погибнуть не судьба.

Ура! Победа! Пронесло! —

В башке гремит труба.

Труби, труба!

Греми, груба!

Рюкзак – под куст,

Плот – на прикол,

Холодный пот – со лба…

А там, в ночи – рычит дракон

По прозвищу «Труба».

Суди, судьба!

Труби, труба!

Карпаты, Карпаты, Карпаты

Осенней красою богаты:

Крутыми лугами взбегают стога

В леса, где в листве утопает нога.

Прости, дорогая, прости:

Такие мне выпали нынче пути —

Прости, дорогая, прости.

В Саянах, в Саянах, в Саянах,

В потоках ревущих и пьяных

Летят над стремнинами наши плоты

Со страхом в обнимку и с риском на «ты».

Прости, дорогая, прости:

Такие мне выпали нынче пути —

Прости, дорогая, прости.

На Кольском, на Кольском, на Кольском

Стою я на камушке скользком

Без карт, без тропы, вдалеке от жилья,

Стою, отбиваясь от туч комарья.

Прости, дорогая, прости:

Такие мне выпали нынче пути —

Прости, дорогая, прости.

А есть ведь еще и Урал,

Я там никогда не бывал.

На юге там жаркое солнце печет,

На севере речка Печора течет.

Прости, дорогая, прости:

Но, кажется, долго я буду в пути —

Прости, дорогая, прости.

Говорят, в начале было слово.

Эта байка, право, не нова.

Но упрямо повторяю снова:

Горы были прежде, чем слова.

Где, когда – забыл. Но строки эти

Врезались в сознанье, как беда:

«Кто не видел горы на рассвете —

Не узнает счастья никогда».

Я поверил – и судьбе в угоду —

От программы драм и мелодрам —

Каждым летом уходил я в горы

Как в таинственный и светлый храм.

Понапрасну счастью ладил сети:

Сети – рвань.

Да горе не беда:

Кто увидел горы на рассвете,

Те душою молоды всегда.

Финиш виден. Время ставить точку.

Но как хочется вернуться мне порой

В ту давно ушедшую цепочку,

В небо устремленную Горой.

Их пути – туда, где снег и ветер,

Сквозь лавины и оскалы льда.

Те, кто видел горы на рассвете,

Да пребудут счастливы всегда!

К трудягам-шоферам на чай

Забросил случай невзначай.

Дороги долги за спиной,

Снега да сосны за стеной.

С порога так далек порог

Порой заснеженных дорог.

Пора дождей, пора ли вьюг —

Судьба чумазых шоферюг.

Судьба, что вдруг зовет с собой:

Вот все пути, бери любой.

Перебирать их нет причин:

Здесь все пути – пути мужчин.

И в сердце вдруг стучится клич

Краев, где не дичится дичь,

Где на обочину зари

Слетят к машине глухари,

Где сосны скроют, закружив,

И только свяжет – если жив —

Дорога, дорогой ценой,

Людей – с людьми. Тебя – со мной.

Молчи, ни слова не скажи,

Лишь чутче ухо приложи:

В моей груди живут с тех пор

Дорога. Снег. Сосновый бор.

Не у Божьего крылечка,

Не у черта на рогах —

Затерялась эта речка

В дальних северных горах.

Там у пенного прижима

Мы свой лагерь разобьем.

Ты на карте покажи нам,

Где на воле заживем —

Покажи, где на Кожы́ме

Мы на воле заживем.

Там, где ветер завывает,

Там, где скалы да тайга,

Ток хрустальный омывает

Золотые берега.

Не до жиру, быть бы живу!

За бока судьбу возьмем.

По Кожы́му, по Кожы́му

Прикажи нам – проплывем.

Повстречает наши лодки

Переката шумный вал.

В нем когда-то самородки

Сам Туманов намывал.

Но не жадностью наживы —

Жаждой странствий проживем,

Будем живы – по Кожы́му,

По Кожы́му проплывем.

Нас ужасно беспокоит —

Неизвестно, почему —

Где экватор был, где полюс

Миллионы лет тому.

И надеждой одержимы,

Что не зря еще живем,

По Кожы́му, по Кожы́му

Пока живы, проплывем.

В Калининграде —

Льда изломы

И грязи стылая кора.

За грудою металлолома

Стоял у пирса наш корабль.

И в этом слякотном мерцанье,

Среди авральной суеты,

В предкругосветном ожиданье

Мы были с Глобусом «на ты».

И невзначай о теплом юге

Со вздохом вспоминали мы

Среди промозглой, липкой вьюги —

Ведь есть края, где нет зимы!

Но вот я – черный, как копченый —

Привычно к палубе прирос:

Какой там, к черту, я ученый,

Я – недоученный матрос!

Палят лучи, идет работа

Без суеты, без дураков,

И ручейки седьмого пота

Стекают в блюдечки очков.

Кто о земном зеленом рае

Меня лукаво уверял?

Что я забыл в далеком крае?

Что в чуждом мире потерял?

Кого виню, кому вменяю?

Досада на себя берет.

Да я все пальмы променяю

На тень листвы родных берез!

Пора линять!

Но мне знакомы

Все парадоксы прежних лет.

Домой мы рвемся. А из дому

Туда нас тянет, где нас нет.

Польют дожди, не утихая,

Придет печальная пора…

Скажу, мечтательно вздыхая:

– Ведь надо ж! ТАМ сейчас жара!

Утих океан. Проклиная

Бессонниц его маяту,

На мостике вахта ночная

Тревожно глядит в темноту.

Страда расстояний за нами,

Устало ревут дизеля.

По левому борту огнями

Маячит чужая земля.

Душа притомиться не хочет,

И мысли уносят меня

Из душной тропической ночи

В сиянье осеннего дня,

Где был я моложе и проще,

Любил тех, кого уже нет,

И листья пылающей рощи

Листал, словно летопись лет.

Но чудо минувшего мига

Уже заставляет жалеть,

Что жизнь непрочитанной книгой

Осталась едва ли на треть.

И день, что бессмысленно прожит,

И жжет, и тревожит во сне,

И каждая строчка дороже,

И каждая буква в цене.

И вчуже покажется странным,

Что снова назад возвращусь,

Рубцуются старые раны.

Рождается новая грусть

О том, что таилось в тумане,

О том, что жило в тайниках:

Что мы – острова в океане,

И не докричаться никак.

Мир и спокойствие. Гора.

Лоза. Олива.

Благословенны вечера

И гладь залива.

Но вдруг внезапно задрожит

Вода в стакане —

И ты поймешь, что значит жить

«Как на вулкане».

Ну так что же нам нужно для ужина?

Дюжина

Устриц; горка мидий, пара ломтиков семги,

лимона долька.

Но и не только:

Еще необходимы разнообразные

Ракообразные.

А также нужна

Бутылочка белого сухого вина

Урожая 2010 года.

И, конечно же, солнечная, сухая погода.

Плюс, всего этого кроме, —

Моря кромка,

Вечер, почти закат,

Говорливый прилива рокот и перекат.

Далекого паруса провожание взглядом.

И чтобы ты была рядом.

Он слыл сумасшедшим.

А может, и был им.

Иначе как смог он из глины слепить целый город,

Иначе как смог он суметь,

что за каждым углом Барселоны

Все ждешь заприметить какое-то новое диво:

Калитку, решетку, ажурную башню, перила —

Чтоб сразу узнать без ошибки: Ну как же, конечно!

И к ним прикоснулся рукою затейник Maestro!

Как смог он иначе настроить роскошных дворцов,

И церквей,

И больниц

И при этом

Закончить все счеты с судьбою в приюте для бедных,

И все же

Войти в словари своим собственным именем:

GAUDY![3]

Судьба меня по свету потаскала:

Я повидал и в памяти сберег

Огни Парижа, сколы скал Байкала,

Волну Сейшел —

И Запад, и Восток.

Но есть края, куда уже не вольны

Пробиться никакие корабли:

Похоронили медленные волны

Страну, где годы вешние прошли.

Где вечерами полюбилось слышать,

Как мирно дышит спящая земля,

Где теплый дождь,

Что ровной строчкой вышит —

Как он колышет спелые поля.

И в речке плеск воды неугомонный,

И птицы сонной

Резкий вскрик в лесу —

Я все запомнил. Голос этот звонный

У сердца, через годы, пронесу.