Читать книгу Посланники тьмы - Антон Грановский - Страница 6

Княжий дознаватель Замята пил вторые сутки подряд и никак не мог напиться. Порою ему казалось, что он даже хмеля в голове не чувствует.

Был Замята высок, худ, темен и морщинист ликом, как сухое дерево. А нос имел столь длинный, что мог бы запросто облизать его языком.

Сидя у стола в одних подштанниках, он скосил глаза на кровать, где сладко посапывала во сне гулящая девка. Одеяло сползло с ее живота, обнажив срамное, и Замята подумал, что надо бы ее накрыть. Однако вставать с лавки было лень.

Откуда девка взялась, Замята помнил плохо. Помнил лишь, как шел с ней от кружала в обнимку, как светила полная луна и как весело поскрипывал снег у них под валенками.

Как занимался с ней любовью – помнил плохо. Может, и вовсе не занимался?

Замята снова посмотрел на раскинувшуюся на постели девку и прислушался к себе – не откликнется ли в чреслах сладострастная истома? Не откликнулась. Во всем теле была лишь вялость. Значит, заездила его девка до полусмерти, истомила.

Что ж, это хорошо.

Замята зевнул и протянул руку за кувшином с хмельной березовицей, однако промахнулся и ухватил пальцами пустоту. Хмель все же играл в голове.

Тогда Замята решил не рисковать и не лить березовицу в кружку, а потому приложился губами прямо к кувшину. Хмельной напиток прохладной волной побежал по глотке...

Перед глазами у Замяты помутилось и поплыло. Несколько мгновений он глупо таращился на комнату, потом голова его упала в тарелку с недоеденной жареной рыбой, глаза закрылись, а из глотки вырвался прерывистый, нездоровый храп.

И приснилась Замяте река, полная хмельной березовицы. А берега у той реки были сплошь покрыты шелковистой травой, такой мягкой, что, раз улегшись на эту траву, никто бы уж не пожелал встать обратно. А на берегу водили хоровод голые девки! Их полные, сочные груди подпрыгивали в такт движениям! Замята глядел на девок сквозь ветви дерева и чувствовал томление в штанах.

Но вдруг случилось ужасное: одна из разлапистых веток ожила, потянулась к Замяте, ухватила его за шиворот и гаркнула человеческим голосом:

– Проснись, Замята! Проснись, сучий сын!

Неумолимая сила подняла Замяту кверху и хорошенько встряхнула.

Замята открыл осоловелые глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Худощавое, не по-здешнему загорелое, с коротко подстриженной бородой.

– Ты кто? – недоуменно спросил Замята.

– Гость, – ответил незнакомец.

– Чей? – не понял Замята.

– Твой, – последовал ответ.

– Поди прочь, – сказал Замята и снова закрыл глаза.

И снова пришел сон. Сладкий, волнующий – с голыми девками и рекой, полной березовицы. Сон был такой...

Но проклятый гость, кем бы он ни был, не дал Замяте насладиться зрелищем.

– Вставай, говорю! – гаркнул он в самое ухо.

Замята открыл глаза, хрипло вдохнул воздух и недоуменно уставился на незнакомца.

– Ты проснулся или как? – спросил тот.

– Это чего? – изумленно спросил он.

– Кадка с водой, – спокойно ответил незнакомец. – Я макнул тебя туда головой.

– Ты? Меня?

Парень кивнул:

– Да. И буду макать, пока не протрезвеешь.

Внезапно Замяту охватил гнев. Вот наглец! Мало того, что приперся в чужой дом и прогнал блаженный сон, так еще и в кадку макает! Ну, мяфа!

Замята сжал кулаки.

– Ах ты, мяфа! – рявкнул он. – Да я тебя...

Замята считался отличным кулачным бойцом, но незнакомец легко увернулся от его крепкого кулака, перехватил руку и завернул ее Замяте за спину.

Замята тихонько взвыл.

– Да ты хоть знаешь, кто я?! – выкрикнул он.

– Знаю, – ответил гость.

– Я княжий дознаватель!

– Я же сказал: знаю.

– Я растяну тебя на дыбе! Сам! Вырву тебе груди калеными щипцами! А после, когда устану рвать, велю всыпать тебе десять плетей с железным охвостком!

– Да ты, брат, еще во хмелю, – с угрюмой насмешливостью проговорил незнакомец. – Ну, ничего, я тебя вылечу.

Он рывком поднял дознавателя на ноги, снова подтащил его к кадке, схватил за волосы и макнул в воду.

Замята вынырнул, вытаращил глаза и отплюнулся.

– Хватит! – взмолился он. – Прошу тебя, хватит!

– Протрезвел? – поинтересовался гость. – Или макнуть еще?

– Протрезвел! Клянусь Велесом, протрезвел!

Незнакомец швырнул Замяту на лавку и кинул ему рушник.

– Утрись.

Замята взял рушник и вытер мокрую рожу. Отложив рушник, он угрюмо посмотрел на незнакомца.

– Хорошо! – прорычал он. – Твоя взяла. Но потому лишь, что я пьян. Был бы я трезв...

Замята наткнулся на твердый, холодный взгляд незнакомца и замолк. Ему и прежде приходилось видеть такие взгляды. И ничего доброго они не предвещали.

На всякий случай Замята решил пока помалкивать. Так сказать, до выяснения. Если человек спокойно входит в горницу к княжьему дознавателю и макает его головой в чан с водой, значит, может иметь на то полное право.

Почувствовав холод, Замята снова взял рушник и вытер шею и голую, мокрую, волосатую грудь.

Пока он вытирался, незнакомец достал из кармана берестяную коробку, вынул из нее что-то и сунул в рот. Затем щелкнул огнивом, почмокал губами и выпустил изо рта клуб дыма.

Дым... Дымящийся сучок... Бутовая трава...

Что-то забрезжило на самой изнанке сознания Замяты. Кто-то ему уже про такое рассказывал. Дескать, есть в Хлыни один ходок, который дымит бутовым сучком и... И что?.. Замята сдвинул брови и наморщил лоб... Нет, не вспомнить.

Он тряхнул головой и поднял взгляд на незнакомца.

– Слышь, гость, ты кто ж такой будешь? – глухо и осторожно спросил он.

– Меня зовут Глеб, – спокойно ответил тот. – Глеб Первоход.

– Перво... – Замята оцепенел, во все глаза уставившись на гостя. – Вот лешье вымя! Так ты тот самый Первоход, которого вышвырнули из княжьего града?

Глеб кивнул. Затем усмехнулся и сказал:

– Хорошая, я вижу, по мне осталась память. А про то, что я спас князя Егру и его вояк от нелюдей и войска Голяди, ты не слышал?

– Что-то такое говорили... – промямлил Замята, настороженно глядя на то, как сжимаются кулаки гостя. – Да я, признаться, не запомнил. Слаб я памятью, Первоход. Уж не обессудь.

Кулаки гостя разжались, и Замята незаметно перевел дух – слава Сварогу. Гость был явно сильнее, чем выглядел, и при желании мог легко пересчитать Замяте зубы.

– Пока тебя не было в Хлыни, тут многое переменилось, – произнес Замята примирительным голосом.

Первоход кивнул.

– Знаю.

– В Гиблое место никто не ходит, – продолжил Замята. – И твоему договору с князем пришел конец. Ты уже не можешь просто так махать кулаками, Первоход. Если князь дознается, что ты вернулся, тебя схватят и бросят в подземелье. На вечные муки.

– Все сказал? – Первоход прищурил недобрые глаза. – Во-первых, князь ничего не знает. А во-вторых: плевать я хотел на твоего князя.

Глеб сел на лавку, посмотрел на голую девку, храпящую на перине, нахмурился и отвернулся. Затем снова взглянул на Замяту и сказал:

– Мне нужна твоя помощь, дознаватель.

– Помощь? – Замята облизнул губы. – Что ж... Отчего ж не помочь хорошему человеку. Но прежде чем просить меня о помощи, помоги мне сам. Будь добр, подай со стола кувшин.

Первоход взглянул на кувшин и насмешливо поинтересовался:

– А не хватит тебе, дознаватель?

– Не бойся, Первоход, я свою меру знаю.

Глеб покачал головой, взял со стола кувшин и вручил дознавателю.

Замята хлебнул березовицы, подождал, пока она скатится по глотке в живот, и облегченно вздохнул. Жизнь, кажется, налаживалась. Суровый гость явно не собирался убивать его, и даже больше – был заинтересован в дружбе.

Замята приосанился, взглянул на Первохода прямым взглядом и спросил:

– Так о какой помощи ты хотел говорить, Первоход? И как мне за нее отплатишь?

– Отплачу серебром, – сказал гость.

Замята поскреб пальцами волосатую мускулистую грудь и прищурился:

– И чего же ты от меня хочешь?

– Неделю назад в доме Дулея Кривого убили ходока Дивляна. Ты проводил дознание?

– Ну, я, – неохотно ответил Замята и слегка поежился. – Рожа у этого парня была – не приведи Белобог увидеть снова!

– Ты проводил дознание, – повторил Первоход. – Что тебе удалось узнать?

В Замяте вдруг проснулся дух сопротивления. Он скосил глаза на меч, лежащий на лавке в углу горницы, приосанился и с вызовом проговорил:

– А с какой стати я должен тебе рассказывать?

Гость, не говоря ни слова, достал из кармана серебряную резанку, положил ее на стол и швырнул щелчком пальца к Замяте. Замята ловко поймал резанку и сунул ее под худосочный зад.

– Вообще-то я не должен тебе ничего рассказывать, – сказал он, прищурив глаза. – Но так и быть. Дивлян сидел на полу, у окна. Рожа и тулово у него иссохлись. А глаза такие... – Замята сам вытаращил глаза и передернул плечами. – Будто пред тем, как кончиться, увидел лешего и его лешиху, да от страха и помер!

– Значит, он чего-то испугался?

Замята хмыкнул и угрюмо обронил:

– Испугался? Да не дай Белобог увидеть то, что увидел перед смертью Дивлян.

Глеб потер пальцами щеку.

– Дивлян был ходоком, – задумчиво проговорил он. – А напугать ходока – это надо здорово постараться. Скажи-ка, дознаватель, вещи в комнате были целы?

Замята небрежно махнул рукой:

– Да какие там вещи. Пустой мешок да соломы клок.

– Все было на местах, ничего не перевернуто и не сломано?

– Да нет... – Замята снова потянулся за кувшином, но гость накрыл кувшин ладонью и сурово проговорил:

– После выпьешь. Говори дальше.

– Да чего говорить-то? – воскликнул с досадой Замята.

– Были там какие-нибудь странности?

Замята усмехнулся:

– Кроме того, что Дивлян весь иссохся?

– Да, кроме этого.

– Ну... Кой-какие были.

Глаза Глеба блеснули:

– Какие?

Замята вздохнул и, поморщившись, проговорил:

– Да рот у твоего Дивляна был весь изгажен.

– Это как? – не понял Глеб.

– Да так. На губах какая-то пакость, навроде черной слизи. А рот и глотка – пропеченные, будто он перед смертью горячих углей наглотался.

– Гм... – Глеб сдвинул брови и побарабанил пальцами по столу. Затем бросил на дознавателя быстрый взгляд из-под насупленных бровей и коротко спросил: – Дивляна не вскрывали?

– Чего? – не понял Замята.

– Живот ему не взрезывали?

Дознаватель недоуменно захлопал глазами.

– Это зачем же?

– Ты сам говорил про горячие угли. Может, его и впрямь пытали?

Замята прищурил глаза:

– Чудной ты, Первоход. Я еще не спятил, чтоб покойников потрошить.

Глеб досадливо поморщился.

– Ладно, забудь. А что насчет ран, синяков и царапин?

– Насчет синяков? – Дознаватель на секунду задумался, потом покачал головой и сказал: – Нет, ничего такого не было.

– Уверен?

– К гадалке не ходи.

Глеб кивнул, похмурил немного лоб, размышляя, и продолжил допрос:

– Ответь мне на другой вопрос: зачем Дивлян ходил в Гиблое место?

Замята пожал плечами:

– Кто ж его знает. Он мне не докладывал.

– Но слухи-то ведь какие-то ходили? Может, купцы в кружале что-нибудь рассказывали?

Лицо Замяты помрачнело.

– Ничего не знаю, – отрезал он. – Пойди да расспроси самого Баву Прибытка.

– А ты сам не расспрашивал?

Замята ухмыльнулся.

– Его расспросишь. Мне, слышь, пока жить-то не надоело. У Бавы Прибытка охоронцы – сплошь степняки да горцы. Срежут голову с плеч и прозвище не спросят.

Глеб приподнял от удивления брови.

– Что я слышу? Княжий дознаватель боится людишек купца?

– «Людишек», – с горечью повторил Замята. – Бава своим «людишкам» платит серебром, а не медью. За такой куш дикари будут сражаться, даже если разрубишь их на куски.

– А как же князь допускает?

Замята невесело усмехнулся.

– Не допустишь тут. Князь Егра еще не оправился после войны с Голядью. Казна пуста, и расти ей не с чего – бурую пыль в Гиблом месте больше не добывают. Дружинники на князя косятся, за спиной его шепчутся. Того гляди, Бава их всех с потрохами купит и себе служить заставит.

– Но ведь у Бавы, я слышал, тоже дела идут неважно.

– Ну, это как сказать. Секрет водки, что ты ему продал, он по-прежнему при себе держит. Да и срамные дома прибыль дают. – Замята покачал головой: – Не-ет, Бава – купец тертый, его так просто не спихнешь.

Глеб долго молчал, то ли обдумывая слова Замяты, то ли о чем-то размышляя. Замята подождал-подождал, да и изрек:

– Хочешь знать, что я думаю? Отравился твой Дивлян. Гадости какой-то наглотался и весь на понос изошел. Потому и выглядел так.

Глеб покосился на дознавателя, но ничего не сказал.

– Ты уж мне поверь, – продолжил с самодовольной ухмылкой Замята. – Я в этом деле собаку съел.

– Может, и съел, – задумчиво проговорил Глеб. – Но мнится мне, что тут было зверье другой породы.

Воспользовавшись задумчивостью гостя, Замята сгреб со стола кувшин и хорошенько к нему приложился. Затем вытер мокрый рот костлявыми пальцами и посоветовал:

– Не забивай себе голову, Первоход. У тебя и без Дивляна проблем много. Слушай-ка, а правду говорят, что ты упырей и оборотней голыми руками ловил?

Глеб, все еще о чем-то размышляя, покачал головой.

– Нет. Упыри и оборотни – не свора бродячих шавок, их голыми руками не поймаешь.

– А что двуглавого пса Драглака в поединке одолел?

Глеб кивнул:

– Это было.

Замята улыбнулся, внезапно почувствовал к гостю симпатию.

– Знатным ты был ходоком, Первоход, – сказал он. – Жаль, что теперь в Гиблое место никто не ходит. Купцы сказывали, что Бава Прибыток сталкивал темных тварей лбами и брал за сие зрелище звонкую монету. Вот бы посмотреть!

– А ты не видел?

Замята покачал головой:

– Нет. Я в Хлынь как раз после тумана приехал. Ходоки уже в Гиблое место не хаживали и нечисть не ловили. – Дознаватель вздохнул: – Они и теперь туда носа не суют. Говорят, после тумана Гиблое место не то, что прежде, и нечисть там иная. И откуда он только взялся, этот туман?

Глеб откинул с лица прядь волос и сказал, глядя дознавателю в глаза:

– А теперь давай поговорим о том, что ты нашел в комнате Дивляна.

– Что? – Замята прищурился. – О чем ты?

– О том, что Дивлян хранил в стене. Под самым потолком.

Лицо дознавателя дернулось, словно по нему пробежала судорога.

– Дурак ты, Первоход, – в сердцах проговорил он. – Нешто ты думаешь, что я тут главный?

– А кто главный?

– Дед Пихто! И резанки те, что Дивлян в стену спрятал, я не себе присвоил!

Глеб прищурил темные глаза:

– Так там были серебряные резанки?

– А ты думал – золотые солиды? – По губам Замяты скользнула горестная усмешка. – Кабы в кувшине было золото, я бы тут с тобой не сидел. И вообще бы нигде не сидел. Ради такого богатства и дознавателю свернут шею.

– Неужто твой начальник так суров и жаден?

Замята нахмурился и процедил сквозь зубы:

– Следи за тем, что говоришь, ходок.

Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, затем Глеб кивнул и сказал примирительным голосом:

– Хорошо. Я забуду про резанки. Но скажи хоть, сколько их там было?

Замята отвел взгляд и ответил:

– Много. Почти четверть пуда.

Глеб присвистнул:

– Ого! Откуда ж у Дивляна такие деньжищи?

– Не знаю. Но честным трудом такого богатства за всю жизнь не заработаешь.

– А чем Дивлян зарабатывал себе на жизнь?

– Работал на пристани. Выгружал товар с ладей.

– Это одной-то рукой? Не смеши меня.

– Я и не пытаюсь. Дивлян был однорук, но ухватист. Да и жалели его купцы. Все знали про его сестер.

Глеб прищурил темные глаза и усмехнулся.

– Никогда прежде не видел жалостливого купца. Под чьим началом он работал?

– Под началом приказчика Перипяты.

– Как мне его узнать?

– Узнаешь сразу. Как только увидишь горбуна, иди к нему. Это и будет приказчик Перипята.

Первоход поднялся с лавки.

– Не говори никому, что я в городе, – глухо сказал он. – Пока молчишь, буду приносить тебе каждые три дня по серебряному дирхему.

Замята ухмыльнулся.

– Смотри не опоздай. Новая княжья мучительница Ядвига будет рада поджарить тебе хвост. Видел бы ты, как эта баба управляется с дыбой – любо-дорого посмотреть!

– Не слишком-то веселись, – посоветовал Глеб глухим, рокочущим голосом, от которого по коже Замяты прошел мороз. – И завязывай с выпивкой.

– Чего это? – удивленно отозвался дознаватель.

– Во хмелю ты слишком болтлив. А это опасно. Бывай!

Глеб повернулся и вышел из комнаты.