Читать книгу Приют вечного сна - Антон Грановский, Евгения Грановская - Страница 13

Программист Антон Васильев валялся на кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок.

Проклятая станция. Похоже, за несколько месяцев, проведенных в этом ледяном аду, он совсем разучился общаться с женщинами. Раньше Антону не требовалось никаких усилий, чтобы очаровать женщину. Но теперь… Теперь он, кажется, переоценил свои силы. А может, ему просто не везет на режиссеров?

Антон усмехнулся и отхлебнул из бутылки.

Виски горячей волной пробежало по пищеводу и отозвалось в желудке мягким теплом.

Интересно, где теперь Ульяна? Должно быть, отправилась в комнату Бурова. Что ж, удивляться нечему. Ни одна женщина не может устоять перед богачом.

Интересно, каково это – быть богатым? Каково это – не считать денег, приходя в магазин или ресторан? Ехать туда, куда хочешь, не задумываясь о дорожных расходах и дороговизне отелей… Брать любую женщину, какую только захочешь, не прилагая к этому никаких усилий… кроме одного – достать из кармана бумажник, вытряхнуть из него пачку зеленых купюр и швырнуть их на сверкающий прилавок ювелирного магазина.

Хемингуэй как-то сказал: «Богатые люди такие же, как мы, только у них больше денег». Глупости. Человека от обезьяны тоже отличают несколько молекул ДНК, но именно эти несколько молекул делают человека тем, кто он есть.

Антон вздохнул, потом опустил руку с кровати, нащупал на полу открытую бутылку, поднял и сделал хороший глоток. Спиртное помогло ему расслабиться и почти позабыть про обиду.

Отличный напиток! Не то что дурацкий «Хеннесси – Икс-О», коньяк класса «люкс». Дерьмо собачье! Виски – вот напиток настоящих мужиков, а «Хеннесси» пусть смакуют тупоголовые миллиардеры и лизоблюды-педики.

Антон снова отхлебнул из бутылки, прикрыл на несколько секунд глаза и снова их открыл. Потом повернул голову и взглянул на фотографию в рамке, стоявшую на столе. Со снимка на него смотрела нескладная светловолосая девочка лет двенадцати.

– За тебя, Виолетта! – сказал фотографии Антон и снова приложился к бутылке.

Прикрыв глаза, он стал вспоминать свое детство, как делал почти всегда, когда был пьян. Зуботычины, которые щедро раздавал ему отец… холодное, словно вырубленное из куска льда, лицо матери… собственные страхи, потную рубашку, прилипающую к тощим лопаткам… Но самое страшное – одноклассники. Рослые, сильные, насмешливые и жестокие.

Мать отдала Антона в школу с шести лет – «чтобы не маячил перед глазами». На первом же уроке физкультуры выяснилось, что маленькому Антону, и без того низкорослому, придется долгие годы стоять в самом конце строя, пробуждая у мальчика такие жуткие и душераздирающие комплексы, которые не снились самому Фрейду.

Издевались над Антоном в школе постоянно. Поначалу он горько рыдал от обиды, но постепенно приучил себя воспринимать насмешки и издевательства одноклассников как неизбежное зло.

Однажды, когда Антон учился в восьмом классе, мальчишки связали ему руки за спиной и спустили трусы. А потом втолкнули в женскую раздевалку. Оскорбительней всего было не издевательство мальчишек и не презрительный смех девчонок. К этому он, в общем-то, привык. Оскорбительней и отвратительней всего был взгляд самой тихой и самой некрасивой девочки в классе. Девочку звали Виолеттой Макаровой, и она была настоящим изгоем. Она единственная посмотрела на Антона жалостливо.

Экзотическое имя причиняло Виолетте не меньше проблем, чем серенькая внешность и тихий нрав, который одноклассники воспринимали как забитость. Еще в четвертом классе кто-то придумал шутку – «Виолетта из туалета», с тех пор дурацкая поговорка сопровождала ее всю жизнь.

И сейчас, глядя на Антона и на обступивших его одноклассниц, она вдруг вскочила со скамьи и крикнула:

– Перестаньте!

– Смотрите, какая защитница выискалась… – засмеялся кто-то.

– Точно! Они же друг другу подходят! «Виолетта из туалета» и «мальчик – тощий пальчик»…

И все потонуло в хохоте. Антон помнил, что Виолетта пыталась прорваться к нему, но ей не давали. Потом все закончилось. Кто-то натянул ему штаны и вытолкнул из раздевалки в коридор.

– Топайте, любовнички!

– Совет вам да любовь!

– Удачной брачной ночи, уроды!

В коридоре Антон напустился на Виолетту:

– Какого черта ты влезла?

Она моргнула два или три раза и промямлила:

– Я думала…

– Что ты думала? – вспылил Антон. Ему вдруг захотелось пнуть эту дуру. Захотелось так сильно, что он испугался собственной ярости. – Еще раз ко мне подойдешь – убью! – рявкнул мальчуган на притихшую девчонку и, сунув руки в карманы, зашагал по коридору прочь.

Принять жалость и сочувствие от неприкасаемой значило опуститься до ее уровня и стать вечным посмешищем без всякой надежды на избавление от мук.

С тех пор, сидя на своей последней парте, Антон часто ловил на себе взгляды Виолетты, как бы невзначай брошенные через плечо. Сначала они его злили, потом он к ним привык, а однажды вдруг понял, что ждет их, зависит от них, тревожится, когда Виолетта на него не смотрит. Эта мысль привела Антона в ужас. Ведь если он станет воспринимать Макарову как человека, то ему конец. В глазах одноклассников он сравняется с ней, то есть станет чем-то вроде мусорного ведра, швабры или половой тряпки.

В тот день Антон специально подкараулил Виолетту возле школы, выбрав место поукромней. Заметив его, девочка опешила, но быстро взяла себя в руки и улыбнулась.

– Привет! Ты кого-то ждешь?

– Тебя, – мрачно заявил Антон.

– Меня? – Дуреха улыбнулась еще шире и захлопала реденькими ресницами. – Это правда?

– Правда, – процедил Антон сквозь зубы. – И вот что я тебе скажу. Еще раз на меня посмотришь, и я…

Тут он запнулся, подыскивая угрозу пострашнее и повесомей. Виолетта восприняла паузу по-своему.

– И что ты мне сделаешь? – игриво спросила она.

– Узнаешь что! – рявкнул Антон, свирепо вращая глазами.

Но ни тон, ни его мимика не остановили глупую девчонку.

– Антон, – проговорила та мягким голосом, – я ведь тебе нравлюсь?

Васильев чуть не задохнулся от возмущения.

– Ты? Мне?

– Да, – кивнула Виолетта, глядя на него своими глупыми коровьими глазами. – Я давно поняла. Ты же все время на меня смотришь. И на уроках, и на переменах.

– Я? На тебя? – Антон открыл рот.

Виолетта улыбнулась.

– Ты никогда не признаешься, потому что боишься их. Но ты не волнуйся. Главное, что я знаю. Это будет наша с тобой тайна, хорошо?

«Вот дура», – подумал Антон. А вслух сказал:

– Дура ты, Макарова! Имей в виду: ляпнешь кому-нибудь про свои фантазии – убью!

– Я никому не расскажу, – заверила его Виолетта. – Это ведь наша тайна, помнишь? Хочешь, я тоже открою тебе тайну?

«Нет», – хотел сказать Антон, но не успел.

– Я каждый вечер гуляю на пустыре за хлебозаводом, – выпалила Виолетта, глядя на Антона обожающим взглядом. – Там есть старая беседка, ее привезли из какого-то парка и бросили. В ней я обычно прячусь. Там мое убежище.

– Чего? – не понял Васильев.

– Убежище, – повторила Виолетта, – место, где я могу спрятаться от всех. Даже от себя. Спрятаться и ни о чем не думать. Знаешь… – Девочка потупила взгляд. – Если тебе станет очень плохо, приходи туда. Только тебе придется пройти через овраг. Обычно люди там не ходят, боятся бродячих собак. Но если ты дашь собакам овсяное печенье, они тебя не тронут. Честное слово!

– Да не собираюсь я к тебе приходить! – с досадой выкрикнул Антон. – И вообще мне плевать на тебя и на твою дурацкую беседку!

Васильев сплюнул на асфальт, развернулся и побрел прочь.

– Только ты никому не рассказывай! – крикнула ему вслед Виолетта. – Это наша тайна!

* * *

Антон Васильев был изгоем, но в отличие от Виолетты, вечно в одиночестве шатавшейся по коридорам школы, тянулся к одноклассникам. После каждого унижения, не сразу, но спустя какое-то время, он начинал надеяться, что на том все и закончится. Антон прощал одноклассникам свои обиды, и когда позже те упоминали о них, смеялся вместе с ними, хотя ему не было смешно. В душе Антон надеялся, что теперь он станет для них своим, и с удвоенной энергией поддерживал все их проделки, какими бы отвратительными они ему ни казались.

Однажды один из мальчишек, рыжий двоечник, который не раз унижал Антона, предложил новое развлечение – опасное и пленительно возбуждающее.

– Пацаны из девятнадцатой школы постоянно этим занимаются! – заверил он одноклассников.

– И что, ни разу не попались? – усомнился самый главный заводила в классе по кличке Чалый.

Рыжий покачал головой:

– Не-а! Эти дуры никогда и никому не расскажут. Если они кому-нибудь проговорятся, все станут показывать на них пальцами.

– Верно, – согласился Чалый. – Только надо выбрать, с кого начать. Я бы начал с Катьки Вершининой. Но она может накапать папаше, и тот открутит нам бошки.

– А я бы с Таньки Тараниной. Правда, она царапается, как кошка!

– Я знаю, с кого начать, – неожиданно для самого себя проговорил Антон.

Мальчишки изумленно на него уставились.

– Смотри-ка, кто заговорил, – хмыкнул Рыжий. – Ну и с кого?

– С «Виолетты из туалета»! – выпалил Антон взволнованно. Желание угодить мальчишкам подавило все прочие эмоции и чувства.

Одноклассники переглянулись.

– А что, придурок дело говорит, – деловито изрек Чалый. – Виолетта точно никому не расскажет. Она лишний раз рот боится открыть. Даже зевает с закрытым ртом.

Мальчишки заржали. Чалый, все еще посмеиваясь, повернулся к Васильеву:

– Вот только где ее изловить? В школе-то могут увидеть.

– Я знаю, где она гуляет по вечерам, – сказал Антон. – На пустыре, я покажу. Там в овраге живут бродячие собаки, но их можно не бояться. Надо дать им овсяное печенье, и они нас не тронут.

В тот же вечер мальчишки осуществили задуманное. Виолетту поймали в беседке. Натянули ей на глаза шапочку, затолкали в угол беседки и зажали рот.

Антон был вместе со всеми. Его рука должна была быть последней. Он уже не хотел этого, но боялся, как бы мальчишки не сочли его за труса. Сунув руку Виолетте в штанишки, он почувствовал что-то теплое и мягкое и, ощутив под пальцами волосы, с мимолетным удивлением отметил, что там у нее все, как у взрослой женщины. А ведь с виду такой заморыш, даже грудь не выросла! Виолетта уже не пыталась сжимать бедра и даже не плакала. Она обмякла и хрипло, с трудом дышала, как умирающая рыба.

– Валим! – крикнул Чалый.

Мальчишки выскочили из беседки и помчались по пустырю, оставив всхлипывающую Виолетту в беседке. Антон на секунду замешкался, но тут же выскочил вслед за ребятами и быстро их нагнал.

Всю ночь ему снились кошмары, а утром вечерняя история имела продолжение. Когда Антон стоял у доски и мямлил что-то не то про франко-прусскую войну, не то про мануфактуры Круппа, Макарова вдруг встала с места и двинулась к доске.

– Макарова! – грозно окликнула ее историчка. – Что ты делаешь? А ну немедленно сядь на место!

Но Виолетта продолжала идти. Все в Антоне сжалось в ожидании приближающейся катастрофы. Сейчас она его ударит, а он ничем, совершенно ничем не сможет ей ответить. И объяснить никому ничего не сможет. И оправдаться тоже.

Виолетта остановилась в полуметре от Васильева. Вперив в него свои светло-карие, чуть раскосые глаза, она облизнула губы кончиком языка и проговорила:

– Я знаю, почему ты это сделал. – Потом повернулась к классу, обвела всех странным взглядом и сказала: – Они тебя заставили!

– Макарова! – взвизгнула историчка. – Немедленно сядь на место!

Виолетта не обратила на ее вопли никакого внимания. Она снова повернулась к Антону и сказала ласковым голосом:

– Но ты не бойся. Больше они тебя не обидят.

Девочка протянула руку и погладила Антона по щеке. Васильев вздрогнул, как от удара током, а Виолетта повернулась и спокойно вышла из класса.

– Ты посмотри, что творится, а? – завопила историчка. – Ну совсем обнаглели, мерзавцы! Ох, я ей устрою! Вылетит из школы, как пробка из бутылки! А вы чего загалдели? А ну-ка быстро раскрыли учебники на тридцать восьмом параграфе! Быстро, я сказала!

Исключить из школы Виолетту Макарову не удалось. Домой она в тот день не вернулась. И в школу больше не пришла. Ее маленькое тело нашли в беседке на пустыре – она повесилась на скакалке. К тому моменту когда ее нашли, ног у Виолетты уже не было, их отъели бродячие собаки.

С того дня, как и обещала Виолетта, Антона никто больше не трогал. Одноклассники обходили его стороной, боясь мести маленькой колдуньи, душа которой, казалось, все еще бродит по коридорам школы.

Иногда, сидя в классе и склонившись над тетрадкой или учебником, Антон вдруг отчетливо ощущал на себе взгляд Виолетты. Он испуганно вскидывал голову, но, как и следовало ожидать, ее место за партой оставалось пустым.

Вскоре Васильев забыл о ее существовании. Прошло еще лет десять, прежде чем ему вспомнилась давняя детская история. В тот день он потерял очередную работу, просидел весь вечер в баре, пропивая последние деньги, а ночью отправился на Москворецкий мост, намереваясь спрыгнуть с него в воду и разом решить все свои проблемы.

Но в момент, когда он уже перекинул ногу через перила моста и вгляделся в темную воду, ему на какое-то мгновение почудилось, что там, внизу, прямо на воде, стоит маленькая фигурка в школьном фартуке и смотрит на него снизу вверх.

– Не сейчас, – прошелестел у него в ушах легкий девичий шепот. – Еще не время.

Антон не испытал ни страха, ни изумления, словно увидеть на поверхности воды призрак было совершенно обычным делом. Он улыбнулся и кивнул фигурке.

– Хорошо, – сами собой произнесли его губы. – Я понял. Не сейчас.

И Антон отпрянул от перил, зашагал к метро, пытаясь сообразить, хватит ли у него денег, чтобы купить жетон.

Утром он проснулся со странным ощущением, словно червоточина, свербившая в его душе весь последний трудный год, затянулась. Антон посмотрел в залитое солнцем окно и вдруг подумал: это еще не конец, все еще может наладиться.

Маленькая фигурка, стоявшая под мостом, прочно засела у него в памяти. Он много думал о странном видении, но так и не понял, что же такое видел. В конце концов, Васильев решил, что фигурка девочки ему просто померещилась. Такое бывает по пьяной лавочке.

Однако три дня спустя Антон отнес школьную фотографию в фотоателье, где попросил мастера перефотографировать ее и увеличить. Когда снимок был готов, он вставил его в рамку и с тех пор повсюду возил с собой в качестве оберега…