Читать книгу Жертвенный престол - Антон Гурко - Страница 4

– Куаутемок! Куаутемооок! – без устали голосил в глухой чаще Кун. Он бродил по окрестностям селений колонистов целый день. Человекокойот даже не заметил, как остальные язычники подожгли деревни нововеров и ушли восвояси с поля боя. И все это время он кричал как резаный в надежде найти своего друга и господина, но все без толку, Куаутемока нигде не было.

Кун и Куаутемок были одного возраста и росли вместе, поэтому молодой глава храма пса был для койота не просто господином, но и лучшим другом, которому брахман был верен в любом деле и готов был пойти за ним даже на смерть. И когда стало известно, что верховного жреца нет среди выживших, Кун пошел искать своего товарища, отказываясь верить, что он мертв.

Вечерело, сумерки сгущались под сенью векового леса. Кун ушел уже далеко на восток от горящих деревень. Клубы густого дыма, высившиеся над кронами деревьев гневным предупреждением для всех иноверцев, пришедших в языческие земли, давно не было видно. Кругом в полумраке виднелись сваленные в груды тела нововеров, погибших от неведомой болезни, оставляющей на коже ужасные пятна. В обычной ситуации от такого зрелища даже у брахмана встали бы волосы дыбом (ну, или шерсть), но Кун не обращал на все это внимания, его куда больше волновала судьба Куаутемока. Конечно, периодически койот все-таки задавался вопросом: «Что здесь случилось?» – Но вместо того, чтобы попытаться дать на него ответ, жрец лишь снова кричал: «Куаутемок!»

– Куаутемок! – вновь проорал заветное имя Кун, окончательно сорвав горло, но ответа опять не последовало.

Койот зарычал от бессильной злости, той самой злости, которая разрывает на части в те угрюмые моменты, когда опускаются руки. Его взгляд в очередной раз упал на трупы несчастных колонистов. Это не хорошо, но ему нужно куда-то выплеснуть всю свою ярость, и потому брахман без стыда пнул со всей дури одно из тел.

– Я здесь! – послышалось из-за густых зарослей кустарника.

– Куаутемок! – сразу же воспряв духом, отозвался Кун, несмотря на то, что его горло уже не хотело издавать никаких звуков.

Вместо ответа на поляну с ошарашенным видом вылетел Куаутемок, словно его змея в задницу укусила. Он оступался, судорожно размахивал руками, чтобы удержать равновесие, задыхался, но, несмотря на все это, несся, сверкая пятками. В руках у жреца был какой-то посох, которого Кун у него никогда не видел.

– Ты где был? Что… – при этих словах Кун радостно помахал другу.

– Бежим, бежим, бежим! – прокричал, выпучив глаза, словно кролик, Куаутемок, не дав даже договорить своему другу.

Кун хотел было что-то спросить, но Куаутемок стрелой пронесся мимо, не оставив койоту выбора. Пришлось догонять.

Бежали долго, бежали быстро, очень быстро. Кун очень хотел задать все волнующие его вопросы, но не мог – от бешеного ритма его легкие готовы были лопнуть, тут не до разговоров. А вопросов становилось все больше и больше.

Кун семенил за Куаутемоком, изо всех сил стараясь не отставать. Он перепрыгивал через тела нововеров, и теперь его они волновали все больше и больше. Отчего они погибли? Сколько их тут и почему их соотечественники даже не потрудились отправить их в мир иной так, как подобает? Засмотревшись по сторонам, койот поймал лбом смачный толстый сук.

– Тварь! – выругался жрец, прежде чем растянулся на лесной траве, считая звезды, заплясавшие в глазах.

– Ты прав… давай притормозим… – просипел сквозь одышку Куаутемок. Смешно, такое ощущение, словно койот специально головой жахнулся, чтобы только устроить привал.

Несколько минут брахманы оставались на своих местах: Кун валялся на земле, раскинув руки и ноги во все стороны, а Куаутемок стоял, покачиваясь, словно пьяный, согнувшись пополам. Слышно было только глубокое учащенное дыхание, ну, еще Кун периодически шипел от боли.

– Ладно, вставай, – ухнув, пробурчал Куаутемок, наконец подавая товарищу руку.

– Спасибо! О! Ну я и долбанулся, – вставая на ноги, прокряхтел Кун.

– Думаю, можно уже пойти пешком.

– Да, давай пешком и давай все по порядку. Где ты был и что случилось? – потирая рассеченный лоб, спросил Кун.

– Как тебе сказать… – вздохнул Куаутемок и снова направился в путь. – Я погнался за убегающими нововерами, но меня самого повязали…

– Кто?! – не поверил своим ушам койот. Нововеров утреннее нападение застало врасплох, и почти никто не спасся, поэтому факт, что колонисты сами кого-то взяли в плен, казался невероятным.

– Друзья наши, коты.

– Да ладно! – Кун аж опешил от услышанного. Он знал, что коты стоят за убийством бывших наилучшего и главы храма пса и что коты готовились к восстанию против центральной власти, но Кун не ожидал, что коэты снова решатся устранить лидера конкурентов. Как-никак, им уже было один раз вынесено предупреждение, чтобы так рисковать во второй раз.

– Ну, вот так вот, – только и пожал плечами Куаутемок. – Но это не самое интересное. Главное, что приказал меня убить наш государь, наилучший Трапезустий, – он рассказывал про все свои злоключения так, словно ничего необычного не произошло, будто он просто встретился с какими-то знакомыми.

– Не может быть! – Кун остановился как вкопанный, уж слишком много неожиданностей он услышал, чтобы их переваривать и шевелить ногами одновременно. Голова койота, наверное, сейчас лопнет от обилия столь шокирующих новостей.

– Может, Кун, может, – грустно вздохнул Куаутемок, не сбавляя шага.

– Подожди, но почему?! – только и выдавил из себя Кун и засеменил вслед за другом, который уже скрылся в густых зарослях.

– Как тебе сказать… – теперь настала очередь остановиться Куаутемоку. Свой роман с принцессой Орой он весьма обоснованно скрывал, но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. Вот оно и стало. Но это все равно не добавляло жрецу никакого желания говорить об этом.

– У меня роман с принцессой Орой, и об этом узнал Трапезустий, – все-таки решил сказать правду Куаутемок. Все равно уже нет смысла что-то скрывать. – Ну, вот он мне и решил отомстить за бесчестие сестры. Судить меня публично он не захотел, чтобы позор принцессы не стал известен народу, поэтому он приказал котам устранить меня в суматохе битвы.

– Подожди, так это правда?! – Кун вновь опешил от услышанного. Да, до него уже доходили эти сплетни, но он считал, что это не более чем происки злых языков. – Но ты же понимаешь, что ты натворил?! За это тебя могут казнить! Чем ты думал?!

– Да, я понимаю! Более того, совсем недавно меня и хотели казнить.

– Но… – Кун закашлялся. – Но как ты спасся?

– Вовремя подвернулся отряд недобитков, – махнул рукой верховный жрец.

– А-а… – протянул Кун, чей видок с каждой минутой разговора становился все более и более нелепым. – Ну, это… И что ты думаешь теперь делать?

– Ну, у меня два варианта: бежать из страны или бросить вызов наилучшему, – пожал плечами Куаутемок. – Пускаться в бега я не горю желанием, поэтому…

– Постой, ты это сейчас серьезно? – изумление Куна прошло уже, наверное, все стадии и достигло той степени, когда все начинает вызывать только смех. – Ты совершил такое преступление и теперь хочешь еще поквитаться?!

– Да, потому что наш товарищ Трапезустий допустил серьезную ошибку – он не стал меня судить, – пояснил Куаутемок. – Он решил расправиться со мной тайно, без суда и следствия, а это уже – покушение на главу храма – участника Союза. Тоже, знаешь ли, не хухры-мухры – весьма тяжкое преступление. И я хочу ему предъявить свое обвинение.

– И что это даст? Думаешь, он сразу тебя простит?

– Нет, но тут опять-таки два варианта: либо между псами и лучшими начнется война, либо мы с ним сможем договориться. Я очень надеюсь, что Трапезустий не станет идти на вооруженный конфликт, когда у него и без того весьма шаткое положение. Понимаешь, оба обвинения серьезны, поэтому нам проще решить все миром и снять их. Но для этого нужно говорить, так сказать, на равных.

– То есть нужно идти к государю с отрядом наших боевых магов, – подытожил Кун, который наконец начал осознавать суть плана Куаутемока.

– Да, – подтвердил верховный жрец.

Солнце село, наступила ночь, и лесные дебри потонули в кромешном мраке. Но беглецы-брахманы продолжали путь, несмотря на то, что было темно, хоть глаз выколи, ничего под ногами не видно. Уж лучше пару раз упасть, чем ночевать среди трупов, пока вокруг бродят недобитые нововеры. Шли молча, медленно, сосредоточенно.

– Нет, я все-таки не понимаю, как ты мог на такое пойти! – вдруг воскликнул Кун, отчего Куаутемок чуть не подпрыгнул. Все-таки такое никак не укладывалось в голове койота, сколько бы он ни обдумывал услышанное.

– Ты считаешь меня уродом, мудаком, ничтожеством, да? – устало вздохнул Куаутемок, даже не сомневаясь, что услышит утвердительный ответ.

– Нет, но… Куаутемок… кутить с наилучшей…

– Да, я знаю, это неразумно, это глупо, это опрометчиво, неправильно, но… Знаешь, сколько раз я обещал себе, что не буду больше к ней ходить? Но каждый раз я не сдерживал обещания. Я просто ничего не мог с собой поделать, понимаешь? – Куаутемок хотел бы, чтобы Кун его понял, он ведь его друг.

– Ну… Да, понимаю… – растерянно согласился койот.

– Ладно, давай искать место для ночлега, а то мы все ноги переломаем в этой темноте, – сменил тему верховный жрец. Куаутемок вдруг вспомнил, что Кун пока не нашел себе волчицу, так что нет смысла что-то объяснять, все равно не поймет, чтобы он ни говорил.

ХХХ

«Вот собака двуногая! Да как он посмел?!» – продолжал гневаться Джаван. Вот верно говорится, с кем поведешься, от того и наберешься – иначе как псиной Куаутемока он не мог назвать, недаром этот гад – глава именно храма пса.

Все то время, что языческое войско было на марше, принц мысленно костерил и проклинал пропавшего Куаутемока, искренне надеясь, что тот сдох в какой-нибудь канаве смертью помучительнее. Злоба пульсировала в висках в такт шагам. Кровь периодически закипала под звучные удары хлыста, подгоняющего еле волочащих ноги пленников.

Стоны и плач рабов не способствовали тому, чтобы Джаван успокоился. Более того, с каждым часом, нет, с каждой минутой он осознавал всю критичность ситуации. Мало того что и без того ходят слухи, что с Орой что-то не то, ведь она и так в девках засиделась. Принцесса уже пару лет назад вошла в брачный возраст, но замуж ее так и не выдали. Наилучший Тарапа, их отец, предпринимал усилия, чтобы найти своей дочери достойного жениха, но Трапезустий замужеством сестры не очень-то озадачивался. Это только недавно ему в голову пришло выдать замуж за Куаутемока, и, если бы не последние новости, Джаван посчитал бы эту партию лучшим вариантом. Но теперь оказывается, что принцесса не просто по непонятным, подозрительным причинам до сих пор не замужем, так вдобавок еще и обесчещена!

Теперь, когда Куаутемок скорее всего мертв, остается только выдать Ору замуж, чтобы ее позор и позор семьи вскрылся. Вот тогда такой конфуз выйдет, что как бы до гражданской войны или развала Союза не дошло. В последний раз такое случалось семь веков назад, и тогда принцессу Ивиту забили камнями прямо на свадебном ложе! А Трапезустий даже и не думает о том, что его ненаглядную сестру может постигнуть такая же участь, раз придется выдавать Ору замуж за кого-то другого! Как будто он надеется, что, несмотря ни на что, сможет сыграть удачную партию и никто ничего не заметит. Глупец!

Эх, у Джавана слов не хватало, чтобы выразить свою ярость!

Вариант один – отдать Ору в храм. Но тогда ее судьба окончательно будет загублена. Так она хотя бы будет жива. Вот только честь семьи все равно будет бесповоротно запятнана. Все же будут уверены, что в доме правителя не все в порядке, раз он был вынужден сослать сестру куда подальше. А что это за государь, который не может даже проблемы своей семьи разрешить?

Да и вообще! Почему? Почему Трапезустий такой мягкотелый? Раньше Джаван и не думал, что его брат такая размазня. Все обиды стерпел, да еще чуть ли не плачет, что пропал любовник его сестры. Смешно! Скоро такого правителя все начнут презирать, и тогда весь Союз восстанет против наилучшего.

А все потому, что всезнающий, самый умный и могущественный Трапезустий снова решил поступить по-своему. Баран самовлюбленный! И теперь на судьбе Оры можно смело поставить крест, не говоря уже о том, что он поставил под удар всю семью, ведь если их захотят свергнуть, то не поздоровится всем.

Ну нет! Джаван не даст так легко поломать жизнь своей сестре! Он – единственный, кто о ней думает и заботится, и только он может ее спасти. Что же делать? Как помочь? Восстановить физиологически непорочность девушки может только магия, но к жрецам обращаться опасно, очень опасно. Джаван не дурак, как его брат, и он понимает, чем это чревато. Раз уж самые верные из брахманов предали дом наилучших, то остальным и подавно нельзя доверять, не говоря о том, что столь пикантный вопрос вообще нельзя из дому выносить. Вдобавок вопросы брака, секса вне его пределов, а также супружеской верности и неверности в кастовом обществе зоократов всегда носили особый, сакральный характер и отличались массой всевозможных табу, поэтому различные колдовские варианты решения всех подобных проблем если и не были запрещены, то, по крайней мере, носили теневой характер. Как следствие, брахманы навряд ли помогут в таком деле. Скорее уж бабка-повитуха какая-нибудь, вот только старуха из касты рабов шудр или крестьян вайшьев, прожившая всю жизнь в нищете, тоже не является надежным хранителем тайн – либо разболтает всем, как поймет, кого исцелила, либо попытается шантажировать государеву семью. И что, убивать бабушку после такого? Как-то такое не входило в планы Джавана.

Черт, а что, если для такого потребуется и вовсе темная магия? От этой мысли принца передернуло. Связаться с последователями черного бога? Нет! Это не решение проблемы, это лишь ее усугубление, шаг в пустоту. А что, если?.. Джавана неожиданно осенило: вардарагхи! Вот кто может помочь. Служители духа-изгнанника Элендорада практикуют различные запретные ритуалы, не связанные с Баалом. Да, это не совсем законно, вернее, вообще незаконно, это против канонов языческой веры, но это не обращение к культу Князя тьмы. Да, наверное, это самый оптимальный вариант из тех, которые только могут быть. Увы, но чем-то поступиться ради светлого будущего Оры придется, и Джаван готов пойти на это. Осталось только придумать, как безопасно встретиться с жрецом-вардарагхом…

ХХХ

– Нет, вот хоть убей, а я все равно никак не пойму, как ты позволил себя схватить?! – после продолжительного молчания воскликнул Кун. – Все-таки от котов можно было ожидать любой выходки, потому мы и усилили твою охрану, и потому я просил тебя ни в коем случае не ходить одному. Так как же тогда им удалось тебя схватить? Неужели ты думал, что это все шутки, и пошел в лес один?

– Нет, не думал, я пошел в погоню за колонистами с отрядом. Просто… – Куаутемок запнулся, показывать еще одну слабость ему не хотелось. – Я впервые убил человека, не рассчитал силы и проломил башку одному из беглецов, и мне стало плохо. Я знаю, хвалиться тут нечем, но… Да, мне стало плохо, и я остановился, а остальные побежали дальше, и, когда я остался один, на меня напали.

– Люди увлеклись преследованием и потеряли своего господина… – протянул Кун. – Ну, тогда понятно, в бою и не такое бывает. Но вот объясни мне тогда другое. Вы с Трапезустием договорились, что ты женишься на Оре, так зачем тогда ему убивать своего самого надежного сторонника, раз ты все равно станешь ее мужем? Он мог бы закрыть на это глаза, а через некоторое время вы бы поженились, и все было бы в порядке. Но так наилучший был бы уверен в твоей поддержке.

– Я не знаю, Кун, я не знаю.

– А ты не думал, что это коты все затеяли и просто инсценировали казнь? – оживившись от такого предположения, Кун даже прибавил шагу.

– Зачем им это? – удивился Куаутемок. – Они утащили меня далеко в лес и могли бы просто прирезать, но вместо этого они решили разыграть непонятный спектакль, из-за которого мне и удалось спастись? По-моему, это какой-то бред.

– Они могли сделать это на случай, если бы кто-то стал свидетелем их преступления! – койот догнал своего товарища и теперь вдохновленно объяснял суть своей теории.

– Ну, не знаю… – засомневался Куаутемок. Если сначала версия друга показалась ему бессмысленной, то теперь он уже не был уверен. – Впрочем, оно может быть и так, и эдак. Мы не узнаем наверняка, пока не разберемся с этим. А разбираться лучше при встрече с наилучшим, причем желательно в окружении свиты боевых магов.

– Именно так! Просто я к тому, что не нужно сразу начинать предъявлять претензии, иначе это может привести к конфронтации. Настрой, знаешь ли, тоже многое решает. Необходимо рассказать Трапезустию все как было и попросить у него объяснений. Понятное дело, не факт, что он признается, что вынес тебе приговор, даже если это действительно был его приказ, но мы сможем понаблюдать за его реакцией и по ней разобраться, причастен он ко всему этому или нет. А уже исходя из этого будем принимать дальнейшие решения, как нам быть. А там мало ли, вдруг мое предположение верно и государь ни при чем? Тогда все решится само собой. Правда, тогда войны с котами не избежать. Это уже будет вопрос выживания, – завершил свою мысль койот.

– Да, наверное, так и следует поступить, но сначала нужно добраться до своих, – кисло согласился Куаутемок, который не понимал, как ему настроиться на более дружелюбный лад, когда его именем наилучшего едва не обезглавили. – А до тех пор желательно не попадаться на глаза ни котам, ни людям государя, – добавил он после небольшой паузы.

Друзья снова замолчали, погрузившись в пучины своих мыслей, но на этот раз ненадолго. Через некоторое время Куаутемок ни с того ни с сего стал рассказывать Куну о своих чувствах к Оре. Никак хотел, чтобы товарищ не осуждал его за связь с принцессой. Но Кун быстро потерял нить разговора, который превратился в непонятный монолог, словно Куаутемок изъяснялся на иноземном языке. Слишком уж он сумбурно говорил.

Кругом шелестела буйная листва – лес жил своей дикой жизнью. Отовсюду слышались райские пения беспокойных птичек, зовущих своих друзей и подружек. То кто-то угрожающе рыкнет в стороне, то испуганно пискнет, то удивленно ухнет, то неуклюже хрюкнет, ну и так далее. Периодически из-под близлежащих папоротников доносилось шипение испуганных змеек, пытающихся по-хорошему уговорить незнакомцев не беспокоить их. Весь этот чарующий оркестр живой природы настраивал на некий философский лад.

Волшебные звуки леса и монотонный бубнеж Куаутемока ложились на вязкий круговорот мыслей Куна, как масло на хлеб, как одеяло на подушку. Да, именно как одеяло на подушку! Койот начал клевать носом прямо на ходу, несмотря на то, что два брахмана всего ничего, пять часов на ногах. Маловато для того, чтобы снова захотеть спать. Его шаги стали вялыми, жрец едва волочил ноги по шуршащему ковру из опавших листьев и свежей травы. Путник оступился раз, другой, третий.

«Так, нужно взять себя в руки!» – мысленно скомандовал Кун, пошлепав себя для бодрости по мохнатой щеке. Само собой, сделал это койот максимально аккуратно, чтобы не давать повода Куаутемоку подумать, что друг его не слушает. Зачем его обижать?

С глубоко моральными и философскими рассуждениями о смысле людских и зверолюдских чувств, сути происходящего и немного о жизни Куаутемок явно перегнул палку.

«Не спать! Нужно отвлечься», – пытался снова не провалиться в беспокойную дремоту Кун. Он замотал головой и начал оглядываться по сторонам, одинаковым от обилия лесной зелени. Нужно о чем-то другом подумать, более интересном и насущном, ну, или, на худой конец, сменить тему. Вот только как это сделать, не обидев Куаутемока, Кун не знал.

– …сердце такое вытворяет, когда я ее вижу! То оно бьется в бешеном ритме, словно вот-вот из груди выпрыгнет, то чуть ли не замирает. Вот и как я могу совладать с чувствами, когда даже над своим телом не властен в ее присутствии? – Куаутемок все продолжал расплываться в фантастических описаниях своей любви. Мда, видимо верховный жрец спятил.

Так вот они и шли. Монотонный поток сознания продолжался, все больше и больше вгоняя Куна в тоску. У него уже шерсть на спине дыбом вставала от раздражения. Едва койот начинал клевать носом, его выхватывало из полудремы очередное особо эмоциональное высказывание Куаутемока. От всего этого хотелось повеситься, лишь бы не слышать больше всей этой ереси, просто взять и вздернуться на первой попавшейся лиане, и все.

– Смотри, там деревня! – вдруг воскликнул Куаутемок. Кун, пребывающий в полусонной задумчивости, уж было подумал, что это очередная похвальба великому чувству, и потому не сразу понял, в чем дело. У койота подрагивало от раздражения веко, а руки готовы были самовольно придушить друга, поэтому младший жрец не сразу понял, что послужило причиной столь эмоционального восклицания.

А радоваться было чему. Не первый день брахманы продирались сквозь непроходимые джунгли, питаясь одними фруктами. Жрецы спешили, подгоняемые назойливым желанием разобраться в том, кто же решил отправить Куаутемока на тот свет, а потому не утруждались тем, чтобы добыть более сытной еды. Зачем охотиться, это ведь долго, потом еще нужно добычу зажарить, ну и так далее… Поэтому друзьям настоятельно требовалось добраться до цивилизации, чтобы хотя бы припасов нормальных попросить в дорогу, не говоря уже о том, что изодранная и перепачканная грязью и кровью одежда верховного жреца будет вызывать много вопросов, когда брахманы доберутся до более густонаселенных районов страны.

Но больше всего Куна радовало то, что хотя бы в ближайшее время не будет всей этой философии о любящих голубках и тех, на кого они гадят. Ради такого даже стоило ускорить шаг!

Брахманы вышли на небольшую полянку, по периметру которой расположились девять каменных хижин с кровлей из хвороста, – обычная небольшая деревенька язычников-зооантропоморфов, живущих лесными промыслами: охотой и собирательством. В центре поселка, входы всех домов которого были обращены к центру лужайки, красовались деревянные тотемы духов леса и предков.

У основания столпа Агуицотля, сурового духа воды и справедливости с головой мартышки и когтистой рукой на кончике хвоста, испуская тоненькую струйку белесого дыма, тлел непотушенный огонь, но на этом, собственно говоря, признаки жизни и заканчивались. Деревня была пуста, никого не было видно. Местные жители словно испарились, хотя этот огонь точно кто-то не так давно развел.

– Есть здесь кто? – прокричал Куаутемок. – Мы пришли с миром! – Это, конечно, лишнее, потому что никто бы не испугался двух путников потрепанного вида, чтобы убегать от них в лес, бросив при этом все свои вещи. Впрочем, это неважно, так как ответа все равно не последовало.

– Куаутемок, пошли отсюда, здесь что-то неладное, – беспокойно озираясь по сторонам, предложил Кун. Его звериное чутье было намного острее, чем у верховного жреца, но, тем не менее, пустая деревня навряд ли могла представлять какую-либо опасность, по крайней мере, если в ней не задерживаться.

– Да, хватаем что-нибудь съестное, чистую одежду и уходим, – согласился Куаутемок. Кун при этом укоризненно посмотрел на него, но явно не потому, что брать чужое плохо, а потому, что лучше смыться из этого места как можно быстрее и не искать приключений на свою голову. Тем не менее спорить он не стал и быстро юркнул в один из домов. Куаутемок снова огляделся и направился в соседнюю хижину – будет больше пользы, если они пошарят по разным «сусекам».

Хижина была просторной, но ее содержимое размерам явно не соответствовало. Вдоль стен стояли кровати, их было не менее восьми, в центре – стол, а за ним очаг. Больше, собственно говоря, ничего в доме не было, кроме кладовой в дальнем конце комнаты. Мда, вот он каков, аскетизм жизни в глуши на краю пограничного леса, даже глазу не за что зацепиться. Ну да ладно, брахман пришел сюда не за этим.

Куаутемок направился к кладовке и сразу же вступил в какую-то лужу прямо у входа. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это кровь. Желание здесь задерживаться сразу же пропало, и брахман решил, что стоит прислушаться к совету друга и уйти отсюда. В этой деревне явно небезопасно. Он спешно вышел из хижины.

Свист – и ногу пронзила жгучая боль. Куаутемок приглушенно завыл, но, когда увидел у себя в ноге стрелу, пробившую икру насквозь, он закричал еще громче, боль ведь – штука психологическая.

Стрела была из белого дерева, с серым оперением и прозрачным стеклянным наконечником – эльфийская, не иначе! Черт, значит, дело плохо. Эльфов только жрецам не хватало для полного счастья! Почти мгновенно нога одубела, подкосилась, и пугающий холодок пошел выше по телу. Значит, она вдобавок ко всему еще и отравлена. Великолепно!

– Что случилось?! – Кун сразу же выбежал наружу. В одной руке он держал наспех скомканную кучку одежек, а в другой – мешок, наполненный припасами в дорогу.

Куаутемок хотел ответить, но не мог, язык онемел и прилип к небу. Попытался кивнуть на стрелу, чтобы друг понял, что случилось, но и это у него не получилось. А за спиной Куна уже появился типичный эльф во всем белом – шляпе, керамических доспехах, – эдакий альбинос. У него даже волосы были белые, только глаза серые. И, конечно же, у него были заостренные зубы – зубы типичного эльфийского людоеда. А койот даже не подозревает об этой угрозе, и Куаутемок никак не может ему помочь!

Остроухий точно и сильно огрел Куна гардой меча по голове. От удара брахман пошатнулся, выронил все свои пожитки, но, тем не менее, устоял на ногах и даже смог обернуться в сторону непонятной угрозы. Но в этот момент койот получил второй удар, теперь уже в нос, и в этот раз Кун устоять не смог и моментально рухнул без чувств. А в следующее мгновение Куаутемок тоже потерял сознание.

Рисунок 7. Некрархия.

ХХХ

Наконец-то языческое войско добралось до более или менее цивилизованной части страны. Тагараски был самым крупным городом в Зоократии и, располагаясь в ее центре, посреди озера Анайшиак, являлся торговым сердцем Союза. Также у Тагараски были самые обширные и плодородные сельскохозяйственные угодья. От подножья Гор Изумрудной Ступни, где тысячи бурных горных рек и ручьев сливаются воедино, течет на юг Лесной Тракт, главная водная артерия страны. Из-за того что дорог в дремучих джунглях мало, они узки и петляют почти каждые сто метров, словно змеи, основные грузоперевозки осуществляются именно по этой реке. Озеро Анайшиак и, соответственно, Тагараски располагаются в среднем течении великого водного пути. Поэтому самые густонаселенные регионы страны – это берега Лесного Тракта, и в первую очередь окрестности Анайшиака. В прочих местах обитают в основном малочисленные общины охотников, собирателей и скотоводов, ведущих полукочевой образ жизни.

Но были и исключения. Восточнее реки располагались богатые камнем и глиной земли, которые, как следствие, облюбовали многочисленные общины и кланы каменотесов, глиномесов и гончаров. Эта область считалась своеобразной границей цивилизованного мира, так как еще восточнее плотность населения резко снижалась, а земли, хоть и считались обитаемой территорией Зоократии, были ничуть не лучше пограничной необитаемой зоны – следов цивилизации там было практически не видать.

Собственно говоря, по землям гончаров сейчас и двигалось победоносное войско язычников. Воины пребывали в приподнятом расположении духа: шагали бодро, говорили громко, смеялись часто. И от этого всеобщего веселья Джавана просто тошнило. Весть о бесчестье Оры потрясла принца, и теперь мысли об этом всецело овладели им, не отпуская ни на секунду. Кровь князя закипала от мысли, что Куаутемок посмел переспать с принцессой, а стоило лишь подумать, что Джаван не прирезал гада самолично, его начинало и вовсе трясти. От безразличья Трапезустия к проблемам семьи хотелось что-нибудь сломать, а от его ограниченной тупости – кричать. И вся эта гребаная радость после «славной победы», которую никак нельзя назвать честной, походила на приторное вино – вроде бы и вино, но, по сути, помои помоями.

Смех и явно льстивые хвалебные речи звучали чаще и громче во главе колонны, в свите наилучшего и отрядах царской гвардии. А по мере продвижения к ее концу смех постепенно сменяли плач и горестные вздохи конвоируемых в столицу рабов, подгоняемых свистящими и звучными ударами хлыстов.

Когда войско остановилось на привал, легче принцу не стало. Он нашел более или менее уединенное место в сторонке ото всех и попытался собраться с мыслями, попутно стараясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Но еда не лезла в горло, Джаван только без толку мял в руках маисовую лепешку и все думал лишь об одном: как уговорить, ну, или заставить жреца-вардарагха помочь Оре? Вот главный вопрос, который мучил Джавана. Он уже решился провернуть это дело, какова бы ни была цена, осталось только продумать детали. Но вот здесь и таилась главная проблема. Вардарагхи – заклятые враги Союза, убивающие его жителей без разбора и угрызений совести. Они даже детей не щадят. Встреча с воином или жрецом культа Элендорада мгновенно превращается в ожесточенную схватку, в которой кому-то да настанет конец, и это еще повезет, если голову сложит вардарагх. О разговорах и даже предложениях побеседовать и разойтись миром в таких случаях даже никто и не думает. А Джаван хочет невозможного – переговорить с последователем черного культа. Но как, черт бы все побрал, это сделать?!

Безумное в своей бесполезности хаотичное метание мысли, которое сводило с ума и раздражало еще сильнее, чем весь этот послепобедный пафос кругом. Методичные витки размышлений закручивались все сильнее и сильнее, и остановить разгоряченную работу мозга не мог даже привал.

– Джаван, привет! – резко вырвал принца из пучины нелегких раздумий Яджар, человекоорел, командир отряда боевых магов храма птицы.

– А! Привет, Яджар! – Джаван всячески постарался сделать непринужденный вид, хотя от неожиданности чуть не уронил несчастную лепешку.

– Поздравляю с победой! Я присяду?

– Да! Конечно, – улыбнулся Джаван и приложился к фляге с пульке.

Яджара Джаван знал давно. Он был сыном постоянного посла Матарапи в Тагараски. Орленок рос в столице, где его отец нес вахту, и был ровесником Джавана. Более того, они всегда хорошо ладили, даже нередко вместе убегали гулять в город без охраны и сопровождения. Вообще Яджар – хороший парень. Принц ему доверял. Пару лет назад его отец отошел от дипломатических дел и уехал обратно в Матарапи, чтобы на старости лет заняться более спокойной жреческой практикой. Тогда Яджара быстро женили на красивой (по меркам птиц, конечно же) совихе и уже как зрелого и состоятельного мужчину представили к должности постоянного посла Матарапи в Тагараски.

Но, несмотря на то что принц всегда, ну, почти всегда, был рад видеть Яджара, сейчас Джаван мысленно проклинал орла за то, что он пришел в столь неподходящее время, когда принц специально старался уединиться.

– Говорили, что Куаутемок с Куном пропали, и что-то я их и правда не вижу. Ты не знаешь, что случилось? – поинтересовался Яджар, невольно затронув больную тему, отчего Джаван аж поперхнулся.

– Эй, с тобой все в порядке?! – удивился орел столь странной реакции товарища, при этом старательно постучав его по спине.

– Да чтоб он сдох! – не сдержавшись после долгого и упорного мозгового штурма, выругался Джаван, после чего сразу же понял, что сболтнул лишнего. Теперь Яджар и вовсе ничего не понимал и не сводил с принца принца округлившихся от удивления глаз в ожидании хоть каких-то объяснений.

– Он переспал с Орой, – злобно выдавил из себя Джаван.

– Что, не дотерпел до свадьбы? – рассмеялся Яджар, но быстренько замолчал, поймав на себе гневный взор Джавана.

– А Трапезустий его простил и не покарал как следует!

– Подожди, я не пойму, что тебя так взбесило, – и орел тоже приложился к пульке. – Да, по законам наилучший должен казнить любого, кто прикоснется к принцессе, если только это не кто-то из касты лучших или не предводитель или наследник предводителя участника Союза. В таком случае государь может вместо казни предложить нарушителю легализовать, скажем так, свои отношения с принцессой. Если я все правильно понимаю, Трапезустий именно так и поступил, и, если ты спросишь моего мнения, правильно сделал, так как в нашей ситуации, когда мы готовимся к расколу, просто недопустимо своими руками убивать союзников, – попытался успокоить Джавана Яджар. Храм птицы всегда был сторонником наилучшего и, как следствие, также был посвящен в планы по подавлению непокорных княжеств как непосредственный его участник. А Яджар как далеко не последнее лицо в Матарапи был одним из тех, кто был в курсе событий.

– Нет, это неправильно! – воскликнул Джаван, огорченный тем, что никто не понимает его правоту. – Трапезустий молод, и все считают его наивным и неопытным, а потому не уважают и только и думают, как бы ограничить его власть. И ему нельзя прощать обиды, иначе его начнут откровенно презирать! Что он сделал за все время?! Он простил котов, убивших отца, а теперь он прощает того, кто опорочил его сестру! – негодовал принц.

– Вот с котами да, тут надо было сразу им отомстить, – согласился орел. – Для цареубийц помилования не бывает, только смерть. Но ситуация с Куаутемоком и Орой далеко не так критична. Трапезустий выбрал один из допустимых вариантов, который лучше подходит при угрозе войны. Но вот теперь, когда он мертв, все изменилось. Ведь, женись он на Оре, конфликт был бы исчерпан, и все счастливы. Но Ора не может выйти замуж за труп. А это значит, что вы либо ее ссылаете в храм, либо пытаетесь выдать замуж за кого-то другого. Вот только во втором случае выяснится, что она не девственница, и тогда конфликт будет еще большим, не говоря о том, что ее, вероятнее всего, забьют камнями прямо на месте.

– Да знаю я, знаю, – раздраженно закивал Джаван. А чем он еще занимается, как не пытается придумать, как решить эту проблему?

– Но есть еще одно «но», – продолжил птицелюд. – Проблем бывает больше не от правды, а от слухов и разговоров, потому что с правдой еще можно как-то работать и что-то делать, а слухи развеять почти нереально. И вот ты теперь подумай: все судачили про связь Куаутемока и Оры. Если бы они поженились, об этом быстро бы забыли. Но теперь разговоров о беде принцессы станет только больше. Но и это не самое страшное! – вдруг воскликнул Яджар, когда Джаван уже подумал, что хуже уже точно некуда. – На этом фоне смерть Куаутемока выглядит так, словно Трапезустий решил ему отомстить и приказал убийцам незаметно грохнуть его в разгар битвы. А это означает, что наилучший покусился на главу суверенного храма без суда и следствия. Вот это уже в преддверии союзных переговоров, которые и без того обещают быть нелегкими, не говоря уже о том, что они могут перерасти в междоусобицу, не способствует укреплению положения твоей семьи.

– Мда, – только лишь хмыкнул Джаван, после чего замолчал и сделался еще более удрученным.

– Джаван, нужно что-то делать с Орой, если ты не хочешь, чтобы ее забили камнями или сослали в храм, – через некоторое время разорвал пелену напряженной тишины Яджар.

– Знаю, надо… – задумчиво протянул Джаван. – Слушай! Есть у меня одна мысль! – вдруг, сам пораженный внезапно пришедшей идеей, выпалил Джаван. Видимо, все-таки сами духи направили ему орла именно сейчас.

ХХХ

Очнулся Куаутемок уже затемно, аккурат перед тем, как эльфы решили устроить привал. Голова кружилась от парализующего яда, но это было лишь цветочками по сравнению с тем, какая судьба ждет каждого человека или зверолюда, попавшего в плен к эльфам.

Остроухие всегда были врагами людского рода, и причины этой вражды лежат в глубоком прошлом, во временах высокой эры, когда в мире не было богов, кроме единственной и вечной Айли. Тогда были лишь две цивилизованные расы – эльфы и гномы, так называемые высокие народы. Именно в честь их господства над миром то время и зовется высокой эрой.

Люди тогда тоже были, но они были дикарями, не владеющими даром речи, не умеющими разводить огонь и что-либо делать своими руками, живущими в темных, холодных и сырых пещерах. В общем-то, люди были ничуть не лучше любых других животных. Эльфы охотились на людей, как и на других животных. Более того, культ живой природы эльфов запрещал им причинять вред многим видам зверей и птиц, поэтому убийство животных считалось у них более предосудительным, чем охота на людей. Делали они это, понятное дело, не потому, что делать им было больше нечего, а потому, что кушать что-то надо.

Затем в мире начали появляться иные боги, и началась ранняя эра разброда. Тогда бог солнца Сатарис, владыка духов света иллюминантов, научил людей говорить, писать, разводить огонь, пользоваться орудиями труда, строить дома и укрепления. Он принес им дар цивилизации. С этого момента берет свое начало поздняя эра разброда.

Люди, став народом цивилизованным, начали давать отпор охотникам, чем те поначалу были несказанно удивлены. Опасаясь мести со стороны своей «еды», эльфы решили уничтожить людей. Но человеческий род смог защитить себя. Эта борьба людей и эльфов получила название Голодных войн. С тех пор эльфы были вынуждены пересмотреть свой рацион и отказаться от массового людоедства – слишком дорогой ценой давалась еда. Но, надо сказать, в меню остроухих до сих пор осталось много блюд из человечины. Просто теперь они похищают людей намного реже и делают это аккуратнее, чтобы лишний раз не воевать с многочисленными княжествами и царствами смертных.

Собственно говоря, поэтому отношения между людьми и эльфами никогда не были теплыми. А еще именно из-за этого люди не почитают Айли, ведь она за все время высокой эры не то что не помогла, даже не попыталась помочь людям, которые служили кормом треклятым эльфам! Зато с гномами дела обстояли совсем по-другому. Бородачи людоедством никогда не грешили, а потому их отношений с людьми как с цивилизованной расой ничто не омрачало.

Поэтому у Куаутемока не было иллюзий насчет того, зачем их схватили эльфы. Суп, шашлык, гуляш, отбивная и котлеты – это все безумно вкусно, если только приготовлены они не из тебя. А именно к этому все и шло… Жрецам нужно срочно бежать, вот только смыться от отряда эльфийских охотников за головами, которые путешествуют по свету ради отлова людей, будет не так просто, как от пары языческих конвоиров.

Судя по всему, эльфийские охотники за головами уже давно промышляют в языческих лесах. Людоеды уже успели наловить немало зоократов. Да что там, Куаутемок готов был зуб дать, что та деревня, где его с Куном поймали, опустела именно по вине остроухих. Мда, дела Союза действительно плохи, если язычники допустили, чтобы эльфийские людоеды бродили по их лесам.

Эльфов было много, около пятидесяти бойцов. Пленников было не меньше, а потому искать место для привала пришлось долго. В итоге остановились на ночлег на крупной поляне, где могло разместиться столь внушительное количество людей и эльфов.

В совершенстве владеющие магией, управляющей живой природой, эльфы согнали пленников на краю поляны и приковали к земле корнями деревьев. Само собой, при этом остроухие не забыли приставить к своей добыче охрану. Судя по тому, что у Кауатемока отняли его посох, людоеды поняли, что два товарища – жрецы-чародеи. Поэтому двух брахманов держали под прицелом трое лучников, а еще за ними пристально наблюдал друид, эльфийский священнослужитель и боевой маг. Это очень плохо, ведь в таком случае сбежать будет очень проблематично, если вообще возможно… Если бы не это, можно было бы попытаться улизнуть, ведь навряд ли эльфы заметят бегство двух пленников из полусотни. Хотя кто его знает, быть может, остроухие поужинают, выпьют, а там, глядишь, брахманам выпадет шанс спастись. Главное, чтобы кого-то из них не решили съесть…

С другой стороны поляны, подальше от пленников, эльфы сложили амуницию и снаряжение, приставив к ним отдельную охрану. Парочка остроухих пошаманила над костром, и вскоре ночной полумрак разогнал яркий свет угрожающего пламени. Вот и настал страшный момент – охотники за головами стали выбирать, кого они съедят сегодня… Эльфы столпились возле несчастных пленников, рассматривали их, щупали, трогали, обсуждали.

Охи, ахи, стоны и причитания пленников стихли. Животный ужас сковал язычников, и они смиренно ждали своей участи, не решаясь даже пошевелиться. Куаутемок от страха прижался к земле и опустил взор. «Лишь бы не меня, лишь бы не меня…» – молился жрец.

Кто-то схватил Куаутемока за подбородок и бесцеремонно задрал ему голову. Безжалостные глаза эльфа, казалось, видили его насквозь. Остроухий наклонил голову жреца в одну сторону, затем в другую, внимательно рассматривая на свету.

– Не, этот слишком жилистый! – остановил товарища другой остроухий, похлопывающий брахмана по бокам. – Его сначала откормить надо, давай другого.

– Может, тогда его друга? – предложил эльф, держащий Куаутемока, осклабив свои устрашающие заостренные зубы.

– Нет! Сегодня я хочу человека, а не зверя! – послышался мелодичный женский голос, который мог бы быть чарующим, если бы не тот факт, что девушка сейчас решала, кого отправить на заклание.

Саму эльфийку Куаутемок не видел, но он был уверен, что она прекрасна. Они вообще все прекрасны, остроухие девицы. Охотник, сдавивший своей стальной схваткой лицо брахмана, повиновался и отпустил жреца. Слава духам, что у эльфов матриархат, а значит, людоедшу никто не посмеет ослушаться, и Куаутемоку с Куном ничто не угрожает, по крайней мере пока что.

За эти несколько мимолетных секунд, когда эльфы решали судьбу двух брахманов, Куаутемок весь взмок, жизнь пронеслась у него перед глазами. Да, он никогда этого не забудет, это будет его самым страшным воспоминанием, будет сниться в ночных кошмарах. Он посмотрел на Куна. Койот весь дрожал, а его глаза неестественно выкатились от ужаса, сверкающими блюдцами уставившись в пустоту.

В итоге остроухие выбрали двух человек более плотного телосложения. Бедолаги, едва осознав, что роковой выбор пал на них, истошно заорали, завизжали. Но эльфы быстро положили этому конец и принялись разделывать мертвецов. Это зрелище было ужасным даже для язычников, которые привыкли приносить в жертву духам своих врагов. Белоснежные одежды эльфов быстро обагрились, придав их облику демонический вид.

Эта изуверская картина была настолько отвратительной, что у Куаутемока ком подступил к горлу. Он чувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Брахман пытался заставить себя не смотреть на все это, но не мог, словно его взор был прикован к эльфам какой-то невиданной кошмарной магией. Он хотел не думать о том, что сейчас происходит, но мысли не слушались его.

Затем, когда с приготовлениями к веселому (само собой, для эльфов веселому) ужину было покончено, остроухие демоны разлили вино и начали танцевать. Грациозные пляски вечно молодых эльфов в неровном свете костра, на котором жарилось человечье мясо, выглядели прекрасно и пугающе одновременно. Это было похоже на какой-то запретный ритуал неизвестного тайного общества. Но это зрелище хотя бы помогало отвлечься от того, что сейчас творится богопротивный акт людоедства.

«Так, спокойствие! Надо что-нибудь придумать, надо бежать!» – Куаутемок пытался собраться с мыслями, едва почуяв, что леденящий душу страх отпускает его.

Чуть в стороне от всеобщего веселья, царящего у костра, трое друидов увлеченно рассматривали огненный посох Куаутемока. Магия эльфов была более утонченной, чем чары людей, и строилась она на управлении силами живой природы. У них даже разрушающие заклинания эксплуатировали силу жизни. Парадокс? Еще какой! И разумению человека такое никак не поддавалось. Но эльфы были иного мнения. Насколько красивая и аппетитная на первый взгляд ягода может быть ядовитой, настолько же энергия жизни может быть смертоносной. Это точно так же, как жизнь хищника есть путь «по головам» других животных.

Друиды повертели посох так и сяк, подержали по очереди в руках, то и дело презрительно кривясь от этого чуда грубой магии стихий. Но скоро их внимание переключилось на вещь куда более интересную… Эльфы начали изучать фамильный клинок Куаутемока. Черт, остроухие, как и жрец-ягуар, который хотел убить Куаутемока, не поленились обыскать пленников.

Эльфы с явным изумлением наблюдали, как искрятся лучи пламенного света на гранях хрустального ножа. Остроухие тыкали в него пальцами и с оживлением что-то обсуждали. Жаль только, Куаутемок не мог из-за гомона веселящихся эльфов услышать, что именно говорят друиды. Он следил за ними с нескрываемой злобой, он ненавидел их за то, что они отняли у него фамильную реликвию!

Поляна огласилась ликующими возгласами, и к костру грациозной походкой вышла эльфийка, каждое движение которой соблазняло и сводило с ума. Она была единственной женщиной в столь большой мужской компании, значит, она здесь матриарх. Острозубая окинула своих компаньонов страстным голодным взглядом и одним мощным движением, словно лебедь расправляет крылья, скинула с себя свое платье, обнажив свое совершенное тело. Эльфы завопили еще громче, затопали ногами, захлопали в ладоши от бешеного восторга. Мужская половина пленников забыла о безумном ужасе, парализующем все другие чувства, а женская – загорелась всепожирающей завистью.

Матриарх стояла в одной короткой юбке из полупрозрачной ткани, которая даже в ночном полумраке была не в силах что-либо скрыть. Изгибы талии эльфийки завораживали, груди обескураживали, ноги соблазняли… Ее лицо было таким ослепительным, что даже острозубая улыбка могла показаться прекрасной. Это была гремучая смесь страсти и смертельной угрозы. А затем она начала танцевать! Грациозные и совершенные движения безупречной матроны сводили с ума.

«Ора, я люблю тебя и только тебя! Это все бесовские чары!» – пытался бороться с искушением Куаутемок.

Эльфы принялись плясать еще энергичнее, всячески пытаясь привлечь внимание своей госпожи. Это был ритуальный танец: матрона выбирала, кого она сегодня одарит своей любовью, и каждый остроухий всячески старался, чтобы выбор пал именно на него.

Это особенность эльфов – культ любви, в котором всецело господствуют женщины. Вообще у всех высоких народов – и у эльфов, и у гномов – матриархат. Чего-то иного от них ожидать и не стоило. Цивилизации эльфов и гномов существовали еще во времена высокой эры, когда в мире не было иных богов.

Само собой, высокие народы поклонялись Айли, и, как следствие, культ богини-матери и богини-создательницы определил господствующее положение женщин в обществах гномов и эльфов. Но на этом сходства заканчивались.

Гномы почитали Айли как мать, которая заботится о своих детях и сохраняет домашний уют. Вот и матроны гномов также были ласковы, хозяйственны и заботливы. А эльфы поклонялись Айли как продолжательнице жизни, для них богиня была молодой девушкой, полной страсти и жаждущей любви. Поэтому в обществе остроухих практиковались всевозможные оргии, а также сексуальные изощрения. Острозубые мужчины из кожи вон лезли, они проявляли отвагу на охоте и войне, чтобы заслужить ласки своих девушек.

Веселье набирало обороты. Эльфы пили и орали в экстазе, едва не пуская слюни на свою хозяйку. Стоящие на страже остроухие завистливо наблюдали за всей этой вакханалией, сожалея, что сегодня праздник проходит мимо них.

Минут через пять эльфийка закончила свой обескураживающий танец. Она выбрала двух счастливчиков, которые, наверное, отличились за последние дни. Одного из них Куаутемок даже узнал. Это был тот острозубый, который огрел по голове Куна. Матрона схватила их за руки и повела в кусты. Мда, у кого-то будет радостная ночь…

ХХХ

– Мне нужно, чтобы ты схватил жреца-вардарагха и привел его ко мне, чтобы он восстановил непорочность Оры, – без лишних слов объяснил суть своего плана Джаван.

– Что?! Джаван, ты в своем уме?! – опешил от услышанного Яджар.

– Конечно, в своем! Да, это нелегко, но реально, – Джаван чуть было не закричал, желая переубедить собеседника, но сдержался, быстро вспомнив, что их беседа конфиденциальна. – Ты только подумай! Во-первых, он поможет мне спасти Ору. Во-вторых, мы сможем продемонстрировать его участникам переговоров.

Джаван специально отложил этот разговор до ночи, чтобы по возможности минимизировать вероятность того, что кто-то станет его свидетелем. И теперь два товарища стояли в лесу чуть поодаль от лагеря языческого войска, чтобы никто не мог услышать их беседу. Но говорили они все равно шепотом, ведь речь шла о таких вещах, которые ни в коем случае нельзя знать кому-либо еще.

– Джаван, при всем уважении я вынужден отказать тебе. Это слишком опасно, – разочарованно покачал головой птицелюд.

Сначала царевич не собирался говорить орлу всей правды, но потом понял, что шансов добиться помощи от Яджара нет, если не рассказать ему все как есть.

– Послушай, друг, я понимаю твои опасения, но давай взглянем на проблему с другой стороны. Ты же помнишь, что насекомые будут настаивать на уменьшении налогов, потому что уже тысячи лет не сталкивались с вардарагхами и теперь уже не хотят финансировать борьбу с ними, так как их эта борьба не касается. Если мы покажем им вардарагха, то сможем сбить с них спесь, а там, глядишь, переговоры еще смогут закончиться миром, – в отчаянии затараторил Джаван. Он понимал, что если Яджар откажется, то помочь в этом деле принцу не сможет уже никто. Ведь это орлы ведут постоянную войну с ящерами-отступниками, поэтому попытаться схватить одного из еретиков просить больше некого.

– Да, это я понимаю. Но, тем не менее, нет! Я не могу отправлять своих людей на верную смерть, – ни в какую не соглашался Яджар.

Рисунок 8. Вампир.

ХХХ

– Стой! Кто идет?! – вдруг, ни с того ни с сего, заорали часовые.

Эльфы всегда отличались высокомерием и неумением ладить с другими народами, поэтому Куаутемок даже не удивился, что при этих словах остроухие, не дожидаясь ответа, пустили три стрелы в черные дебри ночного леса.

Куаутемок, которому после того, как соблазнительная эльфийка со своими избранниками ушла в лес, ничто не мешало обдумывать побег, пристально вгляделся в заросли на противоположной стороне поляны, куда эльфы пустили свои стрелы. Нежданные гости? А вдруг это его шанс на спасение?

Некоторое время в лагере царили тишина и неподвижность. Все напряглись и ждали, что произойдет дальше. Самые опытные из охотников за головами при этом опустили руки на рукояти мечей или взяли свои луки.

– Я сказал стоять! – вдруг проревел часовой, пустив в темноту еще одну стрелу.

Раздался топот копыт, и эльф на краю опушки попятился назад. И тут из леса выехал лансер… Из его груди торчали четыре эльфийские стрелы. Непонятно, зачем и почему человек решил приехать в лагерь к людоедам, но, видимо, он уже сполна заплатил за свою ошибку. Остроухие опустили оружие – опасность миновала, лошадь всего лишь вывезла своего мертвого наездника. Куаутемок уж было расстроился – лансера быстро порешили, потасовки никакой не предвещается, а значит, возможности для побега тоже.

«Если он сдох, то почему не вывалился из седла?» – вдруг подумал Куаутемок и сразу же заметил, как уверенно для мертвого человека лансер держит поводья. Эльфы, кажется, тоже это подметили…

И тут всадник поднял голову. Куаутемок не видел лиц эльфов, но он словно чуял, как их глаза расширились от удивления и ужаса. А лансер, нашпигованный стрелами, смотрел на них кроваво-алым взглядом…

– Нежить! – заорали остроухие.

Лагерь мгновенно потонул в неразберихе. Успевшие к этому моменту уже подвыпить эльфы неуклюже разбегались по сторонам в поисках оружия. Повара уронили в костер недожаренное мясо. А вампир-лансер продолжал заторможенно осматривать обезумевших эльфов своим кровавым взглядом.

Остроухие кинулись к своему снаряжению в поисках серебряных стрел и мечей, способных сразить нежить, но тут из леса стали выскакивать новые нововеры, обращенные в вампиров.

«Черт! Так вот от чего поумирали колонисты! Они были заражены вампиризмом», – подумал Куаутемок, радостно взирая на все это безумие. Конечно, есть угроза того, что они с Куном станут едой не эльфов, а новоявленных вампиров, но это также дает шанс сбежать.

Вампир был жив и здоров, несмотря на четыре стрелы в его груди. Его даже не волновало то, что остроухие сейчас схватятся за серебряное оружие и тогда ему не поздоровится.

Скверна нежити была роком святой земли, священного региона Гилион-Палантин, на северо-западе которого располагалась Зоократия. Изначально племя немертвых возникло в Гилион-Палантине, когда бог зла и тьмы Баал явил миру свое истинное лицо Черного Властелина и объявил войну всем светлым богам и народам. Это было давно, очень давно. В те времена силы тьмы потерпели поражение, несмотря на то что светлые народы были не готовы к сражению с таким противником. И тогда Баал повелел уцелевшим после рокового поражения слугам упокоиться до поры до времени, а сам покинул священный регион Гилион-Палантин. Горстка вампиров замуровалась в старом склепе и упокоилась там до тех пор, пока не поступит команда свыше.

Природа всех богов такова, что их сила и бессмертие происходят от источника Живой Воды. Огромная территория действия силы этого источника зовется священным регионом Гилион-Палантин. И ежели какой-либо бог покидает святую землю, он теряет свою мощь и становится смертным, как Сатарис, самонадеянно бросившийся за Баалом в погоню. Это касается всех богов без исключения, всех, кроме одного – Баала.

После того как Баал покинул Гилион-Палантин, он оказался вне досягаемости для других богов. У него было достаточно времени, чтобы собрать силы, обзавестись новыми союзниками – иными словами, подготовиться к войне за святую землю. Ведь Князь Тьмы вовсе не собирался отказываться от планов по захвату Гилион-Палантина и уничтожению других богов.

Но когда час настал, оказалось, что вернуться в святую святых и перебить прочих богов не так просто, как хотелось бы. Вокруг источника, над Гилион-Палантином, действует могучая аура. Она не дает силам тьмы проникнуть в священный регион. И даже Баал не мог преодолеть эту преграду. Правда, у всего есть свои недостатки… Как и многие ауры, эта была подобна мыльному пузырю – непроницаемая снаружи и полая внутри. Поэтому те дакны, слуги Баала, кто уже находился внутри Гилион-Палантина, могли не беспокоиться о магической защите.

И тогда Черный Властелин призвал своих самых первых слуг, вампиров, которые выжили после первой битвы между тьмой и светом. Доподлинно неизвестно, что сделала эта горстка кровопийц, но после их пробуждения, которое, вероятнее всего, произошло две с половиной тысячи лет назад, защитная аура Гилион-Палантина начала слабеть, и в святой земле впервые за миллионы лет появились дакны. Сначала, само собой, их было мало, но со временем становилось все больше и больше. Так что теперь уже никого в священном регионе не удивить тем, что в нем водится всякая нежить.

Немертвые выскакивали из леса и сразу же мощными ударами раскидывали эльфов в стороны. Остроухие, оказавшись отрезанными от серебряного оружия, начали хаотично метаться по поляне, пытаясь перебороть панику и организовать хоть какое-то сопротивление мертвецам. Людоеды, которые до этого так бодро и самоуверенно разделывали язычников, теперь сами испуганно убегали от еще более опасных охотников.

В считанные мгновения нежить заполонила большую часть поляны, прирезав немало эльфов. Кому-то из остроухих удалось вооружиться серебряными клинками, и они самоотверженно пытались дать нежданным гостям отпор в неравной схватке, пока добрая половина людоедов шарахалась из стороны в сторону, обезумев от страха.

Следом опомнились друиды, и в немертвых полетели желто-салатовые колдовские стрелы, сражая одного кровососа за другим. Подстреленные чародейскими зарядами упыри со звериными воплями улетали обратно в густые заросли, откуда они вылезли. Но этого было явно недостаточно, так как с каждым сраженным вампиром на место схватки прибывали все новые и новые мертвецы. Теперь было очевидно, что вампиров не меньше, чем эльфов, которые, будучи застигнутыми врасплох, стремительно сдавали позиции.

Схватка кипела с противоположной от пленников стороны поляны, но бой стремительно приближался к расположению несчастных язычников. Одно хорошо, что эта нежить была обращенной, иначе лесная чаща уже превратилась бы в адское пекло колдовской перестрелки, залпы которой наверняка задели бы прикованных к земле корнями деревьев зоократов.

Вся нежить бывает двух видов: высшая и низшая. Высшая нежить – верхушка посмертного общества – в свою очередь, подразделяется на обращенных и мертворожденных. Мертворожденными были вампиры, рожденные вампирами, и личи – рожденные мертвыми от живых родителей люди. Мертворожденные вампиры – это наследники павшего во тьму рыцарского сообщества солнцепоклонников. Они отличаются огромной силой, мастерским владением оружием и черной магией, а также отточенными до совершенства охотничьими рефлексами.

Но помимо того, что кровососы продолжают свой род весьма традиционным способом, они еще обращают в немертвых всех своих жертв. Молодые обращенные в нежить вампиры не так сильны, как истинные сыны и дочери посмертных царств, Некрархий, но все равно являются опасными противниками. Едва вступив в ряды кровопийц, обращенные не владели черной магией, но со временем, наполняясь силой все новых и новых жертв, также становились искусными магами смерти.

Низшей нежитью были ходячие мертвецы и скелеты, которых некроманты поднимали из могил своей проклятой волшбой. Эта нежить лишена собственной воли и всецело зависит от колдовской энергии некроманта, который ее призвал. Но, как и обращенные, поднятые из могил трупы со временем служения темному богу также обретают собственную волю и становятся полноценными членами немертвого общества, превращаясь в скелетов-вампиров.

Конечно, есть еще оборотни, которые также бывают мертворожденными и обращенными, но они никак не являются элитой Некрархий, что, по правде сказать, не умаляет их смертоносности.

Слегка оправившись от первоначального шока, остроухие решили призвать на помощь свою магию. Эльфы оживили лес в надежде, что это сможет остановить безжалостных дакнов. Корни деревьев обвивали вампиров, приковывая к земле и не давая двигаться, ветви деревьев и кустарников сплетались в непроходимую живую изгородь, закрывающую путь на поляну другим кровососам. Лианы, словно кнуты, хлестко ниспадали вниз, обвивали немертвых и утягивали вверх, под кроны многовековых деревьев.

Мертвый всадник пустил своего дохлого скакуна в галоп и выскочил из ловушки едва не обвивших его корней. Он бодро проскакал через всю поляну, нанизывая испуганных эльфов на свое копье. Конь вампира ловко и уверенно перепрыгивал и вырывался из уз так и норовящих схватить конника корней, а сам наездник молниеносно размахивал своим длинным копьем с широким и длинным наконечником, позволяющим наносить как колющие, так и режущие удары. Смертоносный вихрь копья лансера сеял смерть по всему лагерю людоедов. Всадник тьмы этим активно пользовался, он разъезжал по всей поляне, не давая эльфам сомкнуть ряды.

Как ни странно, друиды по непонятным причинам даже и не думали пускать свои заклятия в немертвого кавалера, хотя он был куда более удобной мишенью, чем пешие вампиры.

Из кустов с ошарашенным видом выскочила обнаженная эльфийка, но в нее сразу же въехал черный всадник, втоптав нерадивую матрону в лесную траву. Расправившись с эльфийкой, конник скрылся в лесной чаще, видимо, желая прикончить ее голозадых любовников.

Вампиры, которых на некоторое время задержала буйствующая растительность, вновь начали прорываться через бушующие заросли. Яростными от жажды крови ударами мертвецы разрубали ветви и корни деревьев, рассекали сети из лиан, прокладывая себе путь к вожделенной добыче. Серебряные и колдовские стрелы легко поражали нежить, которая бессильно обвисала в растительных тенетах. Но из гущи леса устрашающе и все громче звучали крики и рев озлобленных кровососов, пытающихся прорваться через живой заслон.

Линия обороны эльфов стремительно откатывалась назад, а вампиры буйствовали все ближе и ближе к толпе пленников. Вот очередная волна мертвецов вырвалась из лесных сетей и со всей силой и решительностью ворвалась в порядки острозубых, разделив их надвое.

– Эй! Освободи меня! – истошно заорал Куаутемок, когда между ним и мертвецами остался всего один остроухий.

Но эльф не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Острозубый судорожно пятился от идущего впереди остальных немертвых вампира. Эльф всячески пытался управлять корнями деревьев, чтобы парализовать мертвяка, но безуспешно. Кровосос шел медленно, каждый шаг давался с трудом – приходилось то выдергивать ноги из древесного капкана, то рубить корни клинком, но дакн все равно неуклонно надвигался на своего противника.

– Вам не спастись в одиночку! – упорствовал Куаутемок.

В этот раз острозубый, похоже, его услышал. Эльф обернулся, вновь посмотрел на своего врага, видимо, оценивая обстановку, после чего побежал назад, к пленникам. Взмахом руки остроухий приказал корням деревьев освободить Куаутемока, и жрец сразу же вскочил на ноги.

Брахман подбежал к своему спасителю, но, вопреки его ожиданиям, хорошенько вдарил эльфу по морде, сломав ему нос. Наивный эльфийский мальчик, видимо, был еще слишком молод, чтобы понимать, что дружбы между человеком и отсрозубым быть не может.

Пока остроухий был ошарашен таким поворотом событий, Куаутемок заломал ему руку и без зазрений совести прикрылся телом бедного эльфа от удара вампира, который аккурат в этот момент высвободился из буйствующих корней и в два прыжка настиг своего недруга.

Меч вампира с треском пробил эльфу доспехи и грудину, но застрял в задней стенке керамической кирасы. Куаутемок сразу же отбросил уже мертвого эльфа и пустил в кровососа струю пламени. Мертвец с воем отпрянул от брахмана, но было уже поздно, огонь охватил его, и, как и любой другой немертвый, этот очень быстро сгорел дотла.

В царящей на поляне неразберихе Куаутемок быстро схватил свой огненный посох, который друиды в панике бросили где попало, и сразу же кинулся на помощь Куну. Используя посох как рычаг, он смог разжать хватку деревьев, и койоту удалось высвободиться.

– Помоги остальным! – лишь приказал Куаутемок и кинулся в самую гущу схватки людоедов и кровопийц.

– Стой! Ты куда?! – недоуменно прокричал Кун, который думал, что они сейчас спасут остальных и кинутся наутек, а не отправятся сражаться в чужой битве. Но Куаутемок его не слушал, у него было дело, он искал отцовский подарок. Брахман отбивался посохом от набрасывающихся на него мертвецов и эльфов, попутно посылая во все стороны струи яркого пламени и огненные шары. Несмотря на кипящую кругом схватку, он судорожно смотрел по сторонам, надеясь найти свой нож, но никак не мог его увидеть.

Из-под крон деревьев с воплем упал вампир, которому посчастливилось высвободиться из растительной ловушки. Вот только на этом везение мертвеца иссякло, так как приземлился немертвый прямо в костер, подняв в воздух столп пламени и искр. Нежить безумно боится огня, а потому вампир мгновенно вспыхнул, будто стог сухого сена, превратившись в живой факел, и с дикими криками задергался в самом сердце костра, пока не сгорел дотла.

В свете вспыхнувшего с новой силой после падения мертвеца костра Куаутемок наконец-то узрел заветный блеск хрустального ножа. Он лежал под ногами у какого-то эльфа, бешено орудовавшего двумя серебряными саблями. Хорошо, что людоед стоял спиной к брахману. Куаутемок молниеносно оказался подле эльфа, ударил посохом о землю, и мощная волна огня отбросила и остроухого, и двух наседавших на него вампиров.

Как только враги были повержены, жрец поднял фамильную реликвию. Так как обычное оружие эльфов делается из зачарованных стекла и керамики, чтобы не допустить ошибки, Куаутемок позволил себе несколько секунд уделить рассмотрению поднятого клинка. Нет, это точно его нож! Вот оно – характерное уплотнение в его сердцевине, испускающее слабый белесый свет.

От созерцания его кинжала Куаутемока отвлек разразившийся рев. Вампиры, которые обычно разговаривают шипящим голосом, во время битвы или охоты все время рычали и ревели похлеще каких-нибудь могучих хищников. И сейчас эти вопли слышались повсюду, но этот крик был чем-то особенным, чем-то, что не сулит ничего хорошего. Этот рев был просто титаническим и заглушал все шумы битвы.

Это голосил вампир в двадцати метрах от Куаутемока. Мертвец шел прямо на жреца. Он ревел все громче и громче, его зрачки не светились красным, нет, они буквально полыхали кровавым огнем, а сам мертвец словно на глазах стал больше, будто что-то придавало ему сверхъестественные силы. А затем, после не особо долгого раздумья, немертвый выкинул свой меч и обеими руками пустил в брахмана поток красных чар смерти, не прекращая при этом дико орать. Но, дьявол, как такое может быть?! Обращенные не могут колдовать! В этого вампира словно кто-то или что-то вселилось!

Куаутемок, не ожидавший такого, в самый последний момент заблокировал заклинание мертвеца. Блокчары сработали с запозданием, и жрец упал. Вампир не стал медлить и направил на валяющегося в траве противника новое заклятие, но в этот раз брахман успел поставить защитные чары вовремя. Яркая вспышка взаимопоглощающихся заклятий освещала всю поляну и бушующую на ней схватку наравне с костром, а их грохот мог сравниться с ревом до сих пор голосящего вампира-гиганта.

Но толку от того, что Куаутемок поставил защитные чары, было мало. Колдовская мощь вампира была намного выше, чем у жреца, и мертвецкие чары стремительно подавляли огненный заслон Куаутемока, неуклонно приближаясь к жертве.

Брахман уже думал, что это конец, как вдруг вампира с треском поразил разряд молнии.

– Ты что творишь?! Уходим! – прокричал Кун, поднимая товарища на ноги.

Пленные язычники были освобождены и теперь спешно улепетывали в лес, пока до них особо не было дела ни эльфам, ни вампирам. Это хорошо, значит, надо делать ноги, покуда есть такая возможность. Куаутемок нашел нож, и причин здесь задерживаться больше не было.

Два жреца, коли уж так вышло, что, в отличие от своих сородичей, они были в самом сердце битвы, стали прорубать себе дорогу к спасению. Кун отбрасывал от себя эльфов каким-то поленом и посылал молнии в мертвецов, а Куаутемок жег нежить огнем и то и дело отвешивал мощные удары посохом тем, кому удавалось подойти слишком близко.

Друзья почти добрались до леса, когда им преградил путь очередной вампир. Мертвец на секунду застыл в неподвижности, угрожающе рыча, но, когда он заметил в руках Куаутемока нож, его глаза разгорелись алым пламенем, а сам мертвяк заревел как резаный, начав увеличиваться в размерах, как тот, который едва не одолел брахмана своими чарами.

– Зараза! Только не опять! – закричал Куаутемок, отчетливо помня силу предыдущего дакна-переростка, и пустил в перевоплощающегося вампира огненный шар.

Взрыв пламени отбросил кровососа в кусты, и в этот момент на поляну вновь выехал мертвый лансер. Черный всадник перенял эстафету у только что окончательно убитого немертвого, и теперь уже конник был на порядок больше остальных мертвецов. А с учетом того, что в размерах увеличился и его дохлый скакун, он и вовсе казался скалоподобным. И этот огромный конник сразу же пришпорил коня, устремившись через все поле боя к брахманам.

– В лес! Живо! – закричал Куаутемок и мигом прыгнул в дремучие заросли. В густых джунглях кавалерист не сможет быстро передвигаться, глядишь, еще и удастся убежать. Как же они ошибались!

Стоило брахманам прыгнуть в кусты, как густые заросли по взмаху руки мертвого лансера в мгновение ока иссохли и пожухли, пеплом осыпавшись на землю. Чары вампира убивали лес, и всякая растительность, в которой язычники пытались скрыться, сразу же умирала. Действие этой тлетворной магии опережало беглецов, и теперь они бежали по мертвому лесу среди одиноких деревьев, между которых было достаточно места для того, чтобы всадник мог проехать, не сбавляя скорости.

Друзья начали петлять между деревьями в надежде запутать черного всадника, но толку от этого было мало. Мертвый кавалерист, конечно, вынужден был то и дело сбавлять скорость, делая резкие виражи, но все равно неотступно следовал за брахманами. И с толку немертвого не сбивали даже толпы других язычников, спасающихся бегством. Дакн просто рубил и топтал попадающихся на его пути зоократов.

– Куаутемок! Спрячь нож! – проорал Кун, видя, что все старания удрать от вампира тщетны, его словно что-то притягивало в брахманах. А коли все мертвецы просто сходили с ума при виде клинка Куаутемока, решение само пришло в голову. Вдруг это поможет оторваться от всадника?

Жрецы нагнали группу улепетывающих язычников. «Врассыпную!» – сразу же приказал Куаутемок. Зоократам, слышавшим угрожающий топот копыт у себя за спиной, дважды повторять не пришлось, и они разбежались во все стороны. Куаутемок побежал направо, а Кун – налево. Как-нибудь они найдут друг друга, а сейчас главное – спастись.

Похоже, идея спрятать нож сработала, и, когда беглецы кинулись в рассыпную, черный всадник от неожиданности остановил коня столь резко, что чуть не вылетел из седла. Мертвый конь загарцевал на месте, а и без того громогласно ревущий гигантский вампир заголосил еще громче, потеряв из виду заветную цель.

ХХХ

– Твои люди умирают от рук вардарагхов, – настаивал на своем Джаван. Он не хотел просто так отказываться от своей затеи, но если Яджар откажется, то, считай, все пропало, а потому принц всячески старался вызвать чувство вины в собеседнике. – Они и так умирают, понимаешь?! Весь Союз вас поддерживает, но твоих братьев все равно находят в лесу истерзанными отступниками. А что будет, если насекомые и остальные откажутся помогать вам? Пойми, нам нужен вардарагх, чтобы напомнить всем, какую угрозу они представляют.

– Джаван, хватит! Ты говоришь так, потому что тебе нужно помочь сестре, но ты, как и я, понимаешь, что моему храму это не поможет. Те, кто убили твоего отца, не побоялись гнева духов. Вот и пленный черный жрец не заставит их отказаться от восстания. А я не могу лишний раз рисковать жизнью своих людей, которых, как ты сам говоришь, и без того кругом подстерегают опасности, – Яджар был непреклонен.

– Да одумайся! Союз стоит на грани распада, и если он рухнет, то всем будет только хуже, и вам в том числе. И если есть хоть малейший шанс его спасти, этим стоит воспользоваться. Если с принцессой что-нибудь случится, это выйдет боком и твоему храму, но если тебе этого мало, то я предлагаю использовать пленного вардарагха в твоих интересах. А ты только и делаешь, что воротишь клювом. И чем это поможет твоим людям?!

Яджар ничего на это не ответил, он внимательно смотрел на принца, испытывая своим молчанием его терпение.

– А я думал, ты мне друг… – добавил через некоторое время Джаван. Уж если блефовать, то блефовать до конца.

– Эх, ладно, Джаван, я помогу тебе, – наконец согласился орел, не выдержав напора принца. Но нехорошее предчувствие от этой затеи Яджара так и не покинуло.

ХХХ

Мертвый лансер остановил коня. Он долго скакал, растоптал всех язычников, попавшихся ему на пути, но владельца зачарованного клинка так и не нашел. Теперь же никого из беглецов не было видно. Похоже, вампир упустил его.

– Ты где, Шакал?! – закричал от ярости мертвец. – Я знаю, ты здесь! Куда бы ты ни пошел, мы найдем тебя и вырвем нож из твоих рук, когда ты будешь валяться в луже собственной крови!

Ветка хрустнула где-то наверху. Кровосос поднял голову, и в этот миг на него спрыгнул Куаутемок и выбил немертвого из седла. Закованный в доспехи лансер с грохотом рухнул на землю.

Куаутемок нанес мощный удар огненным посохом, но вампир увернулся от него. Дакн перекатился в сторону и мгновенно вскочил на ноги, несмотря на увесистость своих доспехов, молниеносно контратаковав. Копье и посох скрестились.

Лансер орудовал своим оружием виртуозно, и Куаутемок еле уворачивался от ударов. Брахман попытался атаковать огненными чарами, но мертвец отразил заклинание в дерево и сразу же обрушил на жреца еще более смертоносный шквал ударов. Бешеный ритм схватки с каждой секундой все больше и больше выматывал и без того уставшего Куаутемока. Стоило ему вновь попытаться перехватить инициативу, как вампир мощным ударом ноги отправил жреца на землю.

Куаутемок упал прямо под копыта дохлого коня. Скакун едва не раскроил жрецу череп, но тот успел в последний момент увернуться. Брахман вскочил и вспорол коню брюхо своим зачарованным ножом. Порез мгновенно вспыхнул ярким пламенем, и скакун заржал от боли, а затем встал на дыбы и рухнул окончательно мертвым на землю.

Неживой скакун еще не успел издохнуть, как вампир обрушил на своего врага мощный поток колдовской энергии. Первое заклинание Куаутемоку удалось отбить, второе с трудом тоже отклонил, но противостоять третьему уже не чувствовал в себе сил.

– Куаутемок! Держись! – послышался голос Куна. Койот со всего маху врезался в вампира, сбив его с ног.

Мертвец мог легко скинуть с себя назойливого жреца, но тут сверху на борющуюся в грязи парочку запрыгнул еще и Куаутемок. Кун держал вампира, а Куаутемок бешено и беспорядочно колол кровососа своим волшебным клинком в бок, стараясь попасть в не защищенные доспехами места.

Сначала латы спасали лансера, но вот первый укол достиг цели. Дакн истошно завопил, но не сдох. Затем последовал второй, третий и четвертый удары. Куаутемок колол вампира-гиганта до тех пор, пока тот не помер окончательно.

Когда враг был повержен, Куаутемок устало встал на ноги и протянул руку товарищу. Они оба тяжело дышали. Еще бы! С таким противником даже вдвоем очень сложно биться.

– Пошли отсюда, – еле выдавил из себя сквозь одышку Куаутемок. Кун вместо ответа судорожно закивал головой и, пошатываясь, побрел вглубь леса.

Ну, хорошо, что со всадником удалось справиться, – от него больше всего проблем. А от пеших вампиров худо-бедно брахманы смогут убежать.

Рисунок 9. Застрельщик.