Читать книгу Самолет на озеро Мервин. Зона-51. Книга вторая - Антон Гусев, Твоя Новая Вера - Страница 5

20 апреля 1971 года, Даллас, штат Техас

Утром сегодняшнего дня Дадли поймал себя на мысли о том, что жизнь состоит из парадоксов – он, 7 лет назад занимавшийся следствием по делу о причастности к смерти Кеннеди сотрудников американских спецслужб, ни разу не был на месте происшествия. Хотя следовало бы – посмотри он своими глазами на расположение стрелка, кортежа, оцени окружающую обстановку не по отчетам Бюро, а лично, он раз и навсегда смог бы сформировать мнение о том, кто на самом деле убил Джей-Эф Кей. Конечно, возможно, что, рассуждая так, он преувеличивал собственные аналитические способности, излишне возносил себя в своих же глазах, но сегодня агенту навязчиво казалось, что все именно так, и он как будто сквозь время видит всю мизансцену трагических событий 22 ноября 1963 года.

Джон Ф. Кеннеди

Около 10 часов утра Роджер Дадли стоял на узеньком тротуаре под железнодорожным мостом на Мейн-Стрит, откуда главная улица расходилась в три направления: правый рукав ее образовывал Коммерс-Стрит, по центру продолжала движение сама главная улица Далласа, а слева пролегала Элм-Стрит. Квартал, соединяющий последние две улицы, назывался Дили-Плаза. Это был красивый зеленый парк с бассейном, газоном и кустарниками, который упирался в Хьюстон-Стрит и на котором в тот день стояли десятки людей с кинокамерами и фотоаппаратами, желающие увидеть и запечатлеть своего Президента. По ту сторону Дили-Плаза, через дорогу от Элм-Стрит, располагался так называемый «Травяной Холм» – невысокая насыпь с таким же газоном и маленькими деревьями, по площади значительно меньше предыдущего места. Здесь в тот день тоже стояли люди, правда, не так много – значительную территорию холма «съела» отделенная от него изгородью парковка офисного здания, на шестом этаже которого и располагался знаменитый Техасский склад школьных учебников, место работы Ли Харви Освальда. Поначалу Дадли думал войти туда и оттуда вызвать мысленным взором картину преступления. Именно в действиях Освальда, думал он, кроется разгадка не только гибели Чарльза Уильяма Томаса, но и гибели Президента, которая – вне всяких сомнений – связана с расследуемым им инцидентом. Однако, недолго подумав, Дадли решил поступить иначе.

«Нет, – думал он, – идти надо в обратную сторону, навстречу кортежу Президента. Тогда картина будет яснее. Стоя на позиции стрелка, не видно, ни куда прилетела пуля, ни какова была ее траектория. Увидеть и представить это можно, только, если пуля летит прямо в тебя. Только вообразив и геометрически рассчитав ее трассер, можно понять, откуда она взяла разбег, могла ли быть она выпущена с этого места или с другого, какие препятствия возникли на ее пути и так далее. Стрелял ли Освальд в Президента или нет, а, если нет, то кто стрелял и почему киллер попал сюда в этот день, можно понять, только идя навстречу выпущенной в Джека пуле…»

С момента выстрелов в Далласе прошло 8 лет. Непонятно, на что Дадли рассчитывал, пытаясь простым созерцанием и силой воображения, пусть даже основанного на доскональном знании материалов дела, вызвать картину случившегося, но упрямство вело его в эту минуту как никогда раньше.

Погода была почти такая же, как в тот день, только жарче. Оно и понятно – на дворе стоял апрель, все цвело и пело. Трава была зеленее, чем в конце ноября, кустарники цвели гуще и солнце освещало каждый миллиметр этой, дышащей весной и свободой, земли, так ярко, что, казалось, даже самой мельчайшей детали не скрыться от этого всепроникающего и жизнеутверждающего света.

Дадли свернул с главного тротуара налево, на Элм-Стрит и пошел навстречу дорожному движению. Именно по этой траектории пролегал маршрут президентского кортежа 22 ноября. Выйдя из-под сени железнодорожного моста, агент оказался на «Травяном холме» и вскоре уперся в ограду парковки офисного здания – так мало было там свободного места. Народу здесь было немного – в основном городские бездельники проводили свое время на Дили-Плаза, вблизи бассейна, пользующегося особой популярностью в это жаркое время года. Улица, в отличие от Мейн-Стрит, была узкой, односторонней, и машины по ней ездили нечасто. Дадли встал на возвышении холма и окинул взглядом дорогу. Ничего примечательного. Потом перевел взор на склад школьных учебников. Как и в тот день, окно на шестом этаже было открыто настежь… И снова он пошел не туда. Он развернулся на каблуках туфель и уперся в забор.

«Черт возьми, – снова подумал агент, – если бы стрелять отсюда, то попадание было бы почти стопроцентным: возвышение дает отличный обзор едва ли не всего маршрута следования кортежа. Да и скрыться можно запросто за этой вот оградой. То ли дело – склад. Выстрел в затылок президенту – это как игра наудачу. И не попасть можно, и бежать с шестого этажа тыльного здания практически бесполезно».

Рассуждая таким образом, Дадли прислонил к забору руки и лоб и… его как будто током ударило! Какая-то странная, невероятная сила словно бы отбросила его от ограды парковки к кустарникам. Почувствовав ее воздействие и, в то же время, не поняв, откуда она исходит, Роджер стал вертеть головой по сторонам. К его удивлению, все вокруг изменилось.

Маршрут движения кортежа Джона Кеннеди в Далласе 22 ноября 1963 года

В мгновение ока и «Травяной холм», и Дили-Плаза оказались заполненными людьми с фотокамерами и видеоаппаратурой. Кругом сновала полиция, женщины и девушки с флажками и портретами Кеннеди, выпившие на радостях мужчины. Слышен был рокот полицейских раций, щелчки затворов фотоаппаратов, а солнечный свет иногда затмевали магниевые вспышки профессиональных журналистов. Дадли встряхнул головой, ничего не понимая. Он посмотрел на дорогу – вся она была обнесена полицейскими кордонами, которые теснили со стороны холма и Дили-Плаза восхищенные толпы народа. Этого просто не могло быть…

Земля двинулась под ногами Роджера. Конечности как будто сами пошли – но не в сторону дороги, чтобы попытаться спасти президента, а в сторону злосчастного склада. Он был недалеко оттуда – так, что, подняв глаза, смог увидеть силуэт человека в открытом окне на 6 этаже. Но очень смутно. Тот то подходил к окну, то вновь прятался в глубине комнатного проема. Агент попытался ускорить шаг, но ничего не выходило – та самая сила, что погрузила его в мир собственных фантазий, как будто регулировала его скорость и темп всего, происходящего снаружи. Как будто говорила ему: «Чему быть, того не миновать, но кое-что ты все же узнаешь!» На расстоянии примерно десяти футов от входа в здание, в котором размещался склад, он остановился как вкопанный и услышал разговор, происходящий в кафе на первом этаже. Это было странно – услышать речь людей за стеной, да еще на таком удалении, в жизни было бы практически невозможно. Но ведь и стать свидетелем убийства Президента 8-летней давности тоже невозможно. А тем не менее…

– Послушай, мне кажется, мы должны расстаться, – нервно говорил молодой человек, одетый в военную форму без знаков различия, своей юной спутнице, сидевшей за столом напротив него.

– Ну вот, – всплеснула та руками в ответ. – Я так и думала. Я была уверена, что там, на сборах, ты найдешь себе другую.

– Кэрол, ты говоришь ерунду, – стараясь держать себя в руках, парировал солдат. – Как среди толпы военных можно найти себе «другую»? Дело совершенно не в этом.

– А в чем тогда?

– В том, что ты не имеешь терпения. Служба в армии связана с частыми командировками и расставаниями, к которым девушка, влюбленная в солдата, должна относиться с пониманием. А ты? Ты так и будешь устраивать мне скандалы, то и дело требуя невозможного?!

– Значит так, да? – краснея, впадала в истерику девушка. Как выяснилось, не беспочвенно. – Значит, тебе наплевать не только на меня и на мои чувства, но и на твоего ребенка, которого я ношу под сердцем?

– Послушай, еще ничего не известно, – начиная не на шутку заводиться, повышал голос солдат. – Неизвестно, беременна ли ты вообще и кто отец этого ребенка? Вполне возможно, что это Джош Мередит. Или…

– Замолчи! – вспылила девушка. – Как тебе не стыдно?! Ты обвиняешь меня в том, в чем повинен сам – в изменах. Все знают, что лучшая защита – нападение. Ты, как видно, решил воспользоваться этим приемом. Что ж, поздравляю. Твой – и только твой – ребенок будет расти без отца, если ты на самом деле этого так сильно хочешь.

– Прекрати! Прекрати меня шантажировать, Кэролайн. Этим ты ничего не добьешься…

– Зато ты добьешься. Уже добился.

С этими словами девушка вскочила из-за столика и стремительным шагом направилась к выходу. По дороге, почти у самой двери, ведущей на улицу, она встретила знакомого, держащего в руке стакан кофе, и мимолетом бросила ему:

– Привет, Ли.

Тот пытался сказать что-то ей в ответ, но не успел – она пулей вылетела из здания, пробежала несколько метров и оказалась на Дили-плаза, в самой гуще толпы, с нетерпением ожидающей прибытия президентского кортежа. Следом за ней вылетел навстречу парню ее недавний собеседник. Увидев, что Кэролайн перешла через дорогу, солдат остался на этой стороне, на маленьком и узком «Травяном холме», взял в руки принесенный с собой фотоаппарат и приготовился снимать дорогу.

Дадли понимал, что остались считанные минуты до прибытия кортежа, но взгляд его был прикован к этим двоим и метался то по одну, то по другую сторону Элм-стрит. Кэролайн, все еще пребывающая в своих мыслях относительно парня, перевела взгляд на ту сторону улицы и скользнула им по фасаду здания, в котором работала. Ее внимание машинально привлекло открытое настежь окно на шестом этаже. Она четко разглядела в нем двух мужчин, в руке у одного из которых была… винтовка. Кэролайн оторопела и закричала, но было поздно – кортеж появился у основания улицы, люди кричали, гудели и галдели так, что разобрать ее вопля было просто невозможно.

Солдат на «Травяном холме» приступил к съемкам. Он успел сделать несколько снимков президента, его охраны и губернатора Коннелли, как вдруг прогремел выстрел. Автоматически продолжая щелкать на кнопку аппарата, солдат, вслед за всеми, кто стоял на улице в эту минуту, повалился ниц. Еще залп, третий, четвертый. Машины президентского кортежа на высокой скорости просвистели по дороге и скрылись под железнодорожным мостом, под которым Дадли стоял несколько минут назад. Пара минут – и испуганные люди стали подниматься и бежать кто куда. Солдат тоже поднялся. Он попятился назад, к забору, отделяющему парковку от «Травяного холма», – как ни странно, сегодня маленькая калитка в изгороди была открыта, и давала проход к парковочным местам, – как вдруг уперся в какого-то человека в полицейской форме.

– Я же сказал, что мне лишние тут не нужны, – грозно пробормотал полицейский, казавшийся, несмотря на весь ужас случившегося секунду назад, титанически спокойным.

– Я… мне… – пытался что-то бормотать солдат, когда к полицейскому подбежал второй, молодой и испуганный, его напарник. Он был такой же грязный и неопрятный и потрясал в руке винтовкой типа Manlicher Carcano. Видно было, что он куда более напуган произошедшим – его буквально трясло, он плакал, лицо его было мокрым, а руки дрожали так, словно его током ударило.

Спокойный полицейский переводил взгляд между солдатом и своим товарищем, пытаясь говорить то с тем, то с другим. Потом понял, что бесполезно – оба напуганы и не соображают, а у его коллеги и вовсе истерика.

– Ты, – сказал полицейский солдату, – отдай немедленно ему камеру и пошел вон отсюда. И забудь все, что ты видел, понял? Забудь. Иначе будет плохо.

Солдат без звука протянул трясущемуся копу камеру. Взрослый товарищ увлек своего молодого коллегу куда-то вверх по парковке, усадил в машину и сам прыгнул рядом. Через мгновение дверца машины открылась, и навстречу солдату вылетела, ударившись о землю, его камера без фотопленки внутри. Водитель ударил по газам, и машина рванула с места. Парень не разобрал ни марки, ни цвета, а только, схватив камеру, опрометью бросился прочь отсюда.

Агент Дадли повернул голову, чтобы посмотреть на ту сторону Элм-Стрит, на Дили-Плаза, но… там уже никого не было. Совсем никого. Ни полиции, ни зевак с фотокамерами, ни сотрудников Секретной службы, ни весело щебечущих детей, ни их подвыпивших родителей. Никого. Видение кончилось так же мгновенно и неожиданно, как началось. Но Роджер понял, что оно определенно было неслучайным.

Через пару минут он уже стоял в кабинете начальника местного отделения ФБР и кричал во все горло:

– Мне срочно нужна Кэролайн! Срочно найдите Кэролайн!

– Успокойтесь, сэр, – бормотал местный агент, бывший хоть и старше его лет на 10, но уважительно относившийся к субординации. Кроме того, он не привык видеть агентов из центрального аппарата в таком состоянии, и просто не знал, как стоит разговаривать с Дадли – проявлять вежливость, как обычно полагается в общении со старшим по службе, или прикрикнуть, чтобы вывести из эмоционального шока, как он обычно делал с менее опытными напарниками и друзьями. Благо, Дадли сам скоро очувствовался и разложил свои требования по порядку:

– Мне нужна девушка по имени Кэролайн, которая в 63-м году работала в том же здании, что и Ли Харви Освальд.

– Сэр, но в этом здании было еще порядка десяти организаций, – замотал головой пожилой агент. – Как мы найдем ее среди служащих?

– Не знаю, но это надо сделать срочно, – ответил Роджер. – Это вопрос жизни и смерти… Да, у нее был тогда парень. Он был солдат.

– О, господи, сэр. Это немногим облегчит поиски…

– И еще. Она была беременна.

На следующий день Роджер Дадли сидел в компании милой, весьма привлекательной девушки лет тридцати, в кафе «Дабл-Эр» на другом конце Мейн-Стрит. Звали ее Кэролайн Арнольд.

– Значит, говоришь, ты увидел меня во сне? – смеясь и потягивая кофе, спрашивала она. – О Боже, это чертовски оригинально. Никогда еще ко мне так не подкатывали. Да еще кто? Агент ФБР – и тот едет за тысячу миль от родного дома, чтобы увидеть во сне простушку из провинциального Далласа!

Они не переходили на «ты», просто разговаривали так с первой минуты. С одной стороны, сначала Кэрол показалась Роджеру провинциальной невежей, но потом он и сам не стал менять заданного тона разговора. Столь странная и откровенная беседа не могла вестись в ином ключе.

– Это был не совсем сон, – объяснял Дадли. – Это было видение, что ли. И приехал я сюда совершенно не за тем, чтобы, как ты выражаешься, подкатывать к тебе. У меня служебная командировка, связанная с одним инцидентом…

– За последние сто лет единственным инцидентом, который вызывал пристальное внимание к Далласу, было убийство Кеннеди.

– Если говорить коротко и отдаленно, то, в общем, это связано со смертью Джей-Эф Кей, – кивнул агент.

– Не удивлена, – буркнула Кэрол. – А вот твоей сказке – удивлена очень и очень. Каждая полицейская собака, что в 63-ем имела хоть какое-то отношение к расследованию смерти Кеннеди, знает меня, допрашивала меня и, в конечном счете, сделала мою жизнь столь невыносимой, что пришлось менять место жительства. Так что заливать по поводу видений не надо.

– Но я правду говорю! – чуть повысил голос агент и начал описывать все, что с ним случилось накануне, в надежде, что правдивый рассказ заставит его собеседницу поверить ему, ведь без веры никакого дальнейшего общения между ними и быть не могло. – Я шел по Мейн-Стрит, под железнодорожным мостом, – говорил он. – Остановился и подумал: «Что, если я пойду не известным всем маршрутом Освальда, а напротив – навстречу пуле? Тогда, еще раз представив в голове маршрут следования кортежа и словно бы встав на место убитого Президента, я точно узнаю, стрелял ли в него Освальд или кто-то другой». Это было нечто вроде следственного эксперимента, только не с живыми людьми, а с воображаемыми. С образами, понимаешь? Итак, я пошел навстречу кортежу. Поднялся по «Травяному холму», уперся в ограду парковки и… меня как будто током ударило. Я словно оказался в гуще событий 22 ноября! Подошел к зданию склада школьных учебников и вдруг… услышал разговор. Это был твой разговор с каким-то парнем в военной форме. Вы говорили о расставании, о твоей беременности, обвиняли друг друга в изменах, а потом…

– А потом я вышла оттуда и в дверях встретила Ли Харви Освальда… – подхватила Кэролайн.

– Так это был он?

– Да, он. Когда по телевизору сказали, что он стрелял в Кеннеди, я еще подумала: как? Я ведь вышла из здания за пару минут до выстрела. И Освальд стоял на первом этаже. Как он в два прыжка сумел преодолеть расстояние до 6 этажа за такое короткое время? И потом – я видела тогда в его окне двоих человек. Я это четко помню. Причем, один как будто нарочито позировал в проеме рамы, желая, чтобы кто-нибудь увидел винтовку в его руке. Странно все это было, но… в общем, гарантии того, что стрелял именно Освальд, нет.

– Все это я как будто увидел твоими глазами, – продолжил Роджер. – И двоих человек в окне, и парня с кофе, что поздоровался с тобой. Потом увидел твоего парня…

– Гарольда.

– Возможно. Он остался стоять на «Травяном холме», пока ты находилась на Дили-Плаза. Разговаривал с какими-то полицейскими, которые отняли у него камеру.

– А ты откуда знаешь?! – ошарашенно, отбросив чашку кофе и едва не окатив себя ее содержимым, спросила Кэрол.

– В смысле? – не понял вопроса Дадли. – Я же сказал, что увидел это все как наяву.

– Черт. Значит, это и правда было видение?

– Зачем мне врать?

– Не знаю, – пожала плечами Кэролайн. – Просто все, что ты рассказал до этого, имело место в действительности, но узнать про это ты мог и от своих местных коллег. Я все это им рассказывала и пересказывала на тысячу раз. Они все крутили, юлили, пытались уличить меня во лжи, но мне правда нечего было скрывать, как и незачем было придумывать! Да, я в тот день была в растрепанных чувствах, но придумывать такие детали, чтобы, как они считали, оправдать Освальда, с которым у меня не было особо близких отношений, я бы не стала… Они мне не поверили, показания мои выбросили из дела, но я-то помню, что происходило в тот день! Я думала, что они ввели тебя в курс дела, и ты решил по новой допросить меня. Но встреча Гарольда с полицейскими… Он ведь никому об этом никогда не рассказывал.

– Никому? – лукаво уточнил агент.

– Ну, кроме меня, и то по пьянке много лет спустя. Он забыл эту встречу как страшный сон. Во всяком случае, все сделал для этого. Копам об этой истории точно ничего не может быть известно! Ведь это не полицейские были. Ну, думаю, ты и сам понимаешь… Значит, ты был прав… – удивленно уставившись в глаза Роджеру, сказала девушка. Она была, по меньшей мере, обескуражена.

– Вы по-прежнему вместе? – неожиданно спросил он.

– Нет, что ты, – грустно улыбнулась Кэролайн. – Ты же сам слышал… или видел… в общем, был свидетелем разговора. То, что начинается с таких ссор, никогда не приводит ни к чему хорошему. Да, мы еще встречались какое-то время, если ты об этом, но большого будущего у нас с ним не случилось.

– А как же ваш ребенок?

– А когда ребенок останавливал мужчину, если тот намылился гулять направо и налево? Я родила и воспитала сына одна. Гарольд не принимал в этом практически никакого участия, хотя время от времени всплывал – да и сейчас всплывает – в нашей жизни, принося несчастья разного рода… Что же до моей карьеры, то и она сложилась печально. Своими показаниями о втором стрелке на складе школьных учебников и встрече с Освальдом за минуту до того, как произошел выстрел – что, как мне казалось, исключало его причастность к смерти Кеннеди – я окончательно и бесповоротно испортила отношения со всей здешней полицией. Конечно, я читала про заказные убийства только в романах Чейза, но и этого ничтожного опыта мне хватило, чтобы утверждать: Освальд невиновен. Не знаю почему, возможно, как писали тогда, по приказу ЦРУ, полиции выгодно было повесить на Освальда всех собак, обвинить его во всем и быстренько устранить – руками Джека Руби. А я портила им эту картину. Конечно, государственная машина сильнее одного человека, и им удалось убрать из дела мои показания. Но осадок остался…

– Ну и что? – спросил Джер. – Мы живем не в полицейском государстве, и у них нет абсолютной власти над человеком.

– Если этот человек не криминальный репортер, – поправила его Кэрол.

– А ты?..

– Да. Я работала в местной телекомпании, что располагалась двумя этажами ниже от офиса Ли Харви Освальда. После случившегося меня перестали вызывать на происшествия, перестали давать мне комментарии, отвечать на мои вопросы. Рейтинг телекомпании пополз вниз. Меня перевели на должность инженера, но тут мне не хватало образования. Пришлось уволиться и переехать в Остин. Там я уже выучилась на телевизионного электроника – профессия криминального репортера в столице штата совсем не то, что в провинции, и напряжение, и конкуренция совсем другие, – и продолжила работу. Правда, звезд с неба уже не хватала.

– Но как наши местные агенты нашли тебя здесь?

– Я часто приезжаю к родителям. Они живут здесь, недалеко.

– Получается, неслучайно я тебя увидел в своем видении? Все произошло точно в свое время… – улыбнувшись, резюмировал Роджер.

– Получается так.

– Поразительно. Ну тогда готовься к шквалу вопросов.

– Знаешь, – потупив взор, сказала Кэрол, – при обычных обстоятельствах я бы послала тебя ко всем чертям. Но, коль скоро знакомство наше облечено в такую романтическую и мистическую форму, ответить отказом я просто не имею права. Валяй.

– Нет, – внезапно отрезал ее собеседник. – Не так. Вернее, не здесь. Я был бы форменным неблагодарным невежей, если бы не пригласил тебя – после такого, как ты выразилась, романтического и мистического знакомства – вечером в ресторан. Там обо всем и поговорим. Не против?

Конечно, она не была против. Даже если этот парень блефует и успел допросить Гордона и узнать у него подробности их разговора 22 ноября 1963 года, – думала она, – то за одно только оригинальное знакомство можно ему подарить вечер, тем паче не обремененный никакими планами. Флер легкой романтики закружил обоих настолько, что вечером Дадли начисто забыл все, что хотел спросить у своей новой знакомой, и ужин они провели за беззаботными и праздными разговорами. Потом Роджер проводил ее до родительского дома (прямо как в юности!), а уже утром Кэролайн позвонила подружке в Остин и сообщила, что, кажется, ее личную жизнь с сегодняшнего дня можно назвать устроенной. Дадли такого, конечно, никому не сказал – негоже агенту подрывать престиж службы, – но подумал про себя то же самое.

22 апреля 1971 года, Вашингтон, округ Колумбия

И все-таки, куда делась еще одна пуля?

Семь лет назад, когда Стивенс с Роджером Дадли заканчивали следствие по делу о причастности ЦРУ к убийству Джона Кеннеди, Джер включил в финальный отчет историю со странным исчезновением пули, вошедшей, судя по результатам первичного осмотра тела Президента в госпитале в Бетесде, в горло Джей-Эф Кей в тот день. О ней тогда много говорили в печати, а брат Дадли и допрошенный им Ричард Кейс Нагелл даже обратили его пристальное внимание на то, что пуля вошла в Президента спереди в то время, как Освальд находился сзади него. Некоторыми журналистами высказывалось предположение, что пуля эта, выйдя из тела Кеннеди, ранила губернатора Коннелли, но впоследствии эта версия не получила подтверждения. Исчезла впоследствии и сама пуля – ее не могли найти ни на месте происшествия, ни в лимузине, ни в вещах Президента. Потом стали говорить – причем, те же самые врачи, что обнаружили входное отверстие, – что это отверстие было выходным, и на самом деле в Джей-Эф Кей стреляли все-таки сзади. В общем, история эта была шита белыми нитками. Она так бы и осталась незамеченной, если бы не самоубийство Чарли Томаса, внезапно приковавшее внимание Вашингтона ко всем белым пятнам в смерти 35-го Президента США.

Назначенный вторым официальным следователем по этому делу агент ФБР Уолтер Стивенс сразу вспомнил, что Дадли с первых дней следствия уделял исчезновению пули особое внимание. Неудивительно – если она все же существовала и первоначальное предположение врачей из Бетесды о том, что отверстие в горле Президента было входным, верно, то получается, что убийцей Кеннеди являлся далеко не Освальд. Коль скоро по делу Томаса началось официальное следствие, разомкнуть цепь «Томас-Ли Харви Освальд» было так же невозможно, как цепь «Ли Харви Освальд-Кеннеди». И потому первым шагом следователей было обращение к далласским событиям. И, если Джер Дадли отправился в Даллас, чтобы на месте реконструировать картину случившегося и ответить на вопрос о возможном убийце Томаса индуктивно, следуя от частного к общему, то Стивенс добился у своего начальства разрешения как следует поработать с архивами комиссии Уоррена, чтобы взять след дедуктивно, то есть идя от общего к частному. Конечно, Клинтон Стернвуд был против этого, – мол, комиссия сделала свои выводы, их утвердил Президент, и не нам подвергать ревизии результаты работы столь уважаемого и компетентного органа, – но разрешение у Гувера все же выбил. Стивенс понимал, что Стернвуд, как и многие обитатели высоких кабинетов в ФБР и ЦРУ, опасается огласки того, что было открыто ими 7 лет назад (а, может, и чего нового), но сделать было ничего нельзя – по делу Томаса было открыто официальное следствие!

Стивенс понимал, что отчет комиссии, конечно, никаких сведений о второй пуле не содержит. Он и не собирался работать с теми материалами, которые осенью 1964 года легли на стол Линдона Джонсона в качестве официальной версии смерти его предшественника. Его интересовали межведомственные доклады и записки, которыми юрисконсульты комиссии обменивались друг с другом и с начальством. В них, как он полагал, можно было отыскать или подтверждение или опровержение его сомнений.

Велико же было его удивление, когда он обнаружил, что и в них, как и в официальном отчете за подписью Эрла Уоррена, все подчищено. Не отсутствует, а именно подчищено. Никаких сведений об исчезнувшей пуле, ни малейших результатов ее поиска – ни протоколов осмотра, ни отчетов агентов, ни запросов и оперативных поручений о розыске пропавшего вещдока. В промежуточных опросах врачей из госпиталя в Бетесде – заверенные их подписями сведения о том, что отверстие являлось выходным, то есть стреляли сзади. Нет даже газетных вырезок со стенограммой пресс-конференции доктора Перри, который на второй день после убийства бил себя в грудь, утверждая, что смерть Президента наступила вследствие пулевого ранения в горло. При этом спорные места в показаниях врачей вымараны; какие-то листы из этих промежуточных досье, которые, по смыслу текста могли бы навести на следы пропавшей пули, вырваны; неудобные вопросы юрисконсультов свидетелям и их ответы вычеркнуты. Значит, пуля была, но следы ее упорно маскировались.