Читать книгу ИСТОРИЯ РУССКОЙ АРМИИ ЧАСТЬ (ТОМ) IV - Антон Керсновский - Страница 2

Обескровленная, изможденная пятнадцатью месяцами необычайно тяжелой и неудачно сложившейся войны, русская армия заняла в октябре 1915 года линию сплошного фронта от Балтийского моря до румынской границы.

Начертание этого фронта было чисто случайное – войска зарылись в землю там, где остановились. А остановились они не там, где это было нам выгодно, для этого Ставке еще весной не хватило стратегического чутья, – а где того пожелал неприятель.

Северный фронт пошел от моря по Двине, образуя на ее левом берегу плацдармы в Рижском районе у Икскюля, затем у Якобштадта и против Двинска. Затем он под прямым углом сворачивал к югу, в озерный район Восточной Литвы, где по широте Свенцян сливался с Западным фронтом. Рижский район занимала 12-я армия, Якобштадтский – 1-я и Двинский – 5-я. 10 октября неприятель неожиданным наступлением захватил Иллукст. Наш XIX армейский корпус понес в этом деле жестокие потери (до 10 000 человек, но ни одного орудия). 1-я стрелковая дивизия задержала дальнейшее распространение неприятеля.

Западный фронт пролегал по Минскому Полесью от Нарочи до Припяти. На свенцянском направлении находилась 2-я армия, на сморгонском – 4-я, на кревском – 10-я и на барановичском – 3-я армия.

От Припяти до Румынии тянулся Юго-Западный фронт. 8-я армия занимала Волынское Полесье, 11-я – Восточную Галицию, 9-я – Днестровско-Прутский район.

Наши важнейшие рокадные линии были перерезаны неприятелем, захватившим в конце августа и начале сентября главные железнодорожные узлы театра военных действий и оттолкнувшим многострадальные армии Западного фронта в совершенно бездорожный район. Утрачена была вся наша созданная с таким трудом стратегическая сеть железных дорог. Для стратегических перебросок приходилось пользоваться значительно более слабой и неприспособленной экономической сетью внутренней России и Московским железнодорожным узлом. Это печальное обстоятельство подсекало крылья стратегическому маневру, делало наши армии малоподвижными, а все их развертывание на новом и непредвиденном фронте – до крайности негибким.

* * *

В 137 пехотных и 35 конных дивизиях тысячеверстного фронта насчитывалось после отступления, как мы видели, всего 870 000 бойцов[1] – еле третья часть штатного состава.

Неприятель имел 113 пехотных и 21 кавалерийскую дивизии, тоже понесших большие потери. Во Франции оставалось 93 пехотных и 1 кавалерийская дивизии. На Итальянском фронте действовало 22 дивизии, и, наконец, на Сербию навалились 24 пехотные и 1 кавалерийская дивизии. Россия приняла одна на себя удар половины сил коалиции Центральных держав, дав возможность Франции устроить артиллерию неслыханной мощи, а Англии – создать вообще свою сухопутную вооруженную силу.

В течение зимних месяцев в армию были влиты пополнения, и состав ее, несмотря на ежедневные потери позиционной войны, был к февралю 1916 года доведен до 1800 000 строевых. Зимой влился срок 1916 года, а к весне и срок 1917 года, оживившие войска и повысившие их качество. Считая с нестроевыми, этапами и прочими в Действующей армии на 1 февраля 1916 года считалось 80633 офицера, 12104 врача, 22487 чиновников и 4 587145 нижних чинов. В запасных частях состояло 1 545 000 человек. Сведений об офицерском составе запасных частей нет. Судя по всему, он показан в общем числе офицеров. В течение года должно было призвать примерно 1 600 000 человек (срок 1918 года, старшие сроки ополчения, переосвидетельствованные белобилетчики), после чего людской запас империи от 19 до 43 лет надлежало считать исчерпанным до призыва 800 000 новобранцев срока 1919 года в возрасте 18 лет.

Всю эту массу призванных нечем было вооружить, а главное – некому было обучить. Прибывшие пополнения оказывались совершенно непригодными к постановке в окопы после шестинедельного обучения, вернее пребывания на довольствии в запасных полках и батальонах. Позиционная война давала возможность обучать их в ближайшем тылу средствами самих же частей в сверхштатных учебных батальонах и командах.

За 20 месяцев войны Ставка, сосредоточившая в себе всю инспекторскую часть, не выпустила ни одного наставления, не проработала и частицы богатейшего опыта двух кампаний. При мобилизации в Барановичи, а оттуда в Могилев, попали чины Главного управления Генерального штаба – центральной нашей военной канцелярии, целыми десятилетиями не соприкасавшиеся с войсками, люди, собственно, даже не имевшие права считаться военными (например, Янушкевич). В вопросах боевой подготовки войск они были такими же невеждами и беспомощными младенцами, как и в стратегии. В марте месяце 1916 года – на двадцатом месяце войны – генерал-квартирмейстер Ставки Пустовойтенко был чрезвычайно удивлен открытием, что авиационные снимки могут передаваться в виде планов.

Предоставленные самим себе, войска выработали собственные приемы обучения, подобно тому, как ценою крови и страданий выработали собственные навыки ведения боя. В разных дивизиях обучали по-разному, но, в общем, зимнюю выучку наших войск 1915–1916 годов следует считать отличной.

В строй вошли все дивизии 3-й очереди: 100-я по 113-ю, 115-я по 117-ю, 120-я, 121-я, 123-я по 125-ю пехотные и 4-я Кавказская стрелковая. Начаты формированием 126-я и 127-я пехотные дивизии.

Еще в конце лета на Западном фронте из пеших пограничных частей была сформирована Пограничная пехотная дивизия. Сформирована 7-я Туркестанская стрелковая дивизия на Западном фронте, и приступлено к формированию 8-й и 9-й Туркестанских стрелковых бригад для Кавказской армии. В то же время 6-я Туркестанская стрелковая бригада была расформирована, влившись частью (2 полка) в 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию, частью (1 полк) во 2-ю Заамурскую пехотную дивизию. К концу зимы на Юго-Западном фронте была сформирована 3-я Заамурская пехотная дивизия, составившая с 74-й пехотной дивизией новый ХЫ армейский корпус в 9-й армии. На Северном фронте сформированы отдельный ХЫ1 армейский корпус в Финляндии (106-я и 107-я пехотные дивизии) и ХЫП корпус в 12-й армии (109-я и 110-я пехотные дивизии), а на Западном – ХЫУ корпус (1-я и 5-я стрелковые дивизии) в 10-й армии. Наконец в январе 1916 года был полностью воссоздан XIII армейский корпус, направленный в 1-ю армию под Фридрихштадт. XIII армейский корпус был развернут в значительной степени за счет XXXVII, при котором все время состояла 1-я бригада 1-й пехотной дивизии, восстановленная уже в январе 1915 года.

В коннице образованы были новые дивизии – 3-я Гвардейская (из Варшавской и казачьей бригад). Сводная кавалерийская (1-я бывшая Отдельная кавалерийская бригада и 1-я Заамурская кавалерийская бригада), Заамурская (3-й по 6-й Заамурские конные полки) и 6-я Донская казачья, а на Кавказском фронте – 4-я, 5-я Кавказские казачьи и 2-я Сводно-Кубанская. Сводная кавалерийская дивизия была образована еще в апреле 1915 года при III конном корпусе, Заамурская летом 1915 года. Отметим, что 2-й Донской казачьей дивизии не существовало, а была 2-я Сводно-казачья.

На Кавказском фронте сформированы отдельные бригады: 3-я и 4-я Кубанские пластунские. Донская пешая, 1-я и 2-я Закавказские стрелковые бригады, 2-я и 3-я Забайкальские казачьи бригады.

Отдельный корпус Пограничной стражи почти что целиком включился в Действовавшую армию. Помимо Пограничной пехотной дивизии, на Юго-Западном фронте было сформировано 2 пограничных пехотных полка, а на Северном и Западном, при отходе из Царства Польского, 8 пограничных конных полков (носивших номера и наименования соответствовавших пограничных бригад и служивших корпусной конницей). На Кавказе было сформировано 4 пехотных и 4 (затем 7) конных Кавказских пограничных полков.

1-я Петроградская Императора Александра III бригада сформировала 4 конных Петроградских дивизиона, 2-я Ревельская и 4-я Рижская – по 6 отдельных конных сотен, 5-я Горджинская, 6-я Таурогенская, 7-я Вержболовская, 9-я Ломжинская, 10-я Рыпинская – по одноименному конному полку, 12-я, 13-я и 14-я – образовали Калишский конный полк, 15-я и 16-я – Сандомирский, 17-я, 18-я, 19-я и 20-я Томашовский конный, Проскуровский и Хотинский пешие, 26-я Карская, 27-я Эриванская, 28-я Елисаветпольская и 29-я Бакинская – по пешему и конному каждая. Остальные бригады формирований не производили.

Весной 1916 года на Северном фронте сформировано 6 Прибалтийских конных полков, на Кавказе – 4 конных Черноморских, а в крепостях – Свеаборге, Ревеле и Карее – по два крепостных пехотных полка.

К марту месяцу в Действовавшей армии считалось 1 732 000 бойцов: 466 000 на Северном фронте, 754000 – на Западном и 512000 – на Юго-Западном фронте. Распределение корпусов по армиям в зимнюю кампанию 1915–1916 годов (до мартовского наступления) было следующее:

Северный фронт генерала Рузского, Плеве и Куропаткина – ХШ отдельный корпус генерала Гулевича, 12-я армия генерала Горбатовского – ХЫП армия, VI Сибирский, XXXVII армейский корпуса и VII Сибирский в резерве; 1-я армия генерала Литвинова – XIII, XXVIII армейский, VI конный и II Сибирский в резерве; 5-я армия генерала Гурко – XIX, XXIX, III, XXI, IV, XIV армейские, I конный корпуса, 1-я и 2-я кавалерийские дивизии; резерв фронта – V Сибирский корпус.

Западный фронт генерала Эверта – 2-я армия генерала Смирнова[2] – XXVII, XXXIV, XV армейские, I Сибирский, XXXVI армейские корпуса и в резерве V армейский и VII конный; 4-я армия генерала Рагозы – XX, XXVI армейские, III Сибирский, II Кавказский, XXXV армейский корпуса; 10-я армия генерала Радкевича[3] – XXIV армейский, III Кавказский, I Туркестанский, XXXVIII, I армейские корпуса и в резерве ХЫУ; 3-я армия генерала Леша – XXV, Гренадерский, IX, X, XXXI армейские корпуса;

резерв фронта – IV Сибирский корпус и резерв Ставки – I Гвардейский, П Гвардейский и Гвардейский конный корпуса – держались на стыке Северного и Западного фронтов, за правым флангом 2-й армии.

Юго-Западный фронт генерала Иванова – 8-я армия генерала Брусилова – IV и V конные корпуса, XXX, XXXIX, ХЬ и XXXII армейские корпуса и VIII корпус в резерве; 11-я армия генерала Сахарова – XVII, VII, VI, XVIII армейские корпуса; 7-я армия генерала Щербачева – XXII, XVI, II армейские корпуса, V Кавказский и II конный в резерве; 9-я армия генерала Лечицкого – XXXIII, ХЫ, XI армейский, III конный корпуса и XII армейский корпус в резерве. В резерве Юго-Западного фронта – ничего.

Силы неприятеля Ставка оценивала в 1 061 000 человек. Это корпение над проблематичным подсчитыванием неприятельских сил с точностью до десяти штыков и сабель представляет очевидный абсурд и чрезвычайно характерно для творчества могилевской Ставки и мелочно-кропотливой натуры генерала Алексеева. В военное время подобный подсчет штыков и сабель противника просто немыслим: грубые ошибки неизбежны. Алексеев на основании каких-то ему одному известных теоретических выкладок определял австро-германские силы против нашего Юго-Западного фронта в марте месяце в 556 810 штыков и сабель.

Из описания австрийского Генерального штаба мы видим, что их было до 750 000 (ошибка в 200 000, или 40 процентов) и только после массивной отправки в Италию – в мае – численность их понизилась до 650 000 (на 100 000 больше алексеевского расписания). До генерала Алексеева Янушкевич и Ю. Данилов вели подсчет на корпуса, что было хоть и примитивно, но все же более разумно. Единственно целесообразный способ – это вести подсчет на дивизии. А еще лучше – не считать врага, а бить его.

* * *

Артиллерия насчитывала примерно то же количество орудий, что в августе 1914 года – около 6600 легких и горных пушек и легких гаубиц. Тяжелая артиллерия учетверилась, будучи доведена с 240 до 960 орудий, но значительная часть ее (до двух третей к январю 1916 года, по данным Ставки) находилась в неисправном состоянии. Количество легкой полевой артиллерии не возросло, несмотря на формирование новых бригад и отдельных дивизионов при дивизиях 3-й очереди. Оно скорее даже несколько убавилось благодаря потерям, отдаче в ремонт и переходу на 6-орудийный состав батарей. Количество полевых 48-линейных гаубиц оставалось примерно прежним.

Мортирные дивизионы корпусов вместо двух 6-орудийных батарей с октября 1915 года насчитывали три 4-орудийные. Формирование мортирных дивизионов XXXI по ХЫУ армейских корпусов шло чрезвычайно туго и было закончено лишь весной 1916 года.

3-дюймовые пушки образца 1900 года нашли себе применение в качестве противосамолетной артиллерии (специальной зенитной артиллерии у нас не было до самого конца войны) либо, укороченные, послужили противоштурмовыми – обычно 1–2 батареи на участок дивизии.

С ноября – декабря 1915 года у нас появилась траншейная артиллерия, и в течение зимы в каждом пехотном полку была сформирована бомбометная команда в 4, а затем в 6–8 легких бомбометов. Одновременно стали формироваться и минометные команды, существовавшие вначале не во всех дивизиях. К 1916 году у нас имелось в Действовавшей армии до 2000 бомбометов и 1200 минометов – втрое меньше австро-германских и впятеро меньше англо-французских норм.

На вооружении артиллерии Действовавшей армии состояло 59 различных образцов.

Снарядный голод миновал уже в августе 1915 года – с окончанием мобилизации местных парков. Переоборудование казенных заводов и увеличение их числа с 20 до 40 утроили к весне 1916 года нормы производства снарядов. За пять месяцев войны 1914 года ежемесячно выпускалось 123 000 снарядов к 3-дюймовым орудиям и 33 000 к 48-линейным гаубицам. За первое полугодие 1915 года ежемесячно по 548 000 3-дюймовых и 83 000 гаубичных снарядов, за второе полугодие – по 1 013 000 – 3-дюймовых и 134 000 гаубичных, и в 1916 году месячное производство составило по 1 602 000 легких и 317 000 гаубичных снарядов[4].

Руководимые академиками-артиллеристами – лучшими знатоками артиллерийского дела в мире – наши казенные заводы быстро и сноровисто делали огромное дело, удовлетворив на 70 процентов потребности действовавшей армии в боевом снаряжении.

Полной противоположностью этой плодотворной деятельности казенных заводов была бестолковая шумиха и крикливая самореклама самозваных помощников Военного ведомства – Военно-промышленного комитета и Земско-городского союза, навязанных оппозиционной общественностью растерявшемуся правительству. Эти организации поставляли всего 18 процентов общего количества снаряжения, но, располагая в России всей печатью и всеми ораторскими трибунами, убедили страну в том, что только они и работают на оборону, помимо правительства, а то и вопреки правительству. Этим создавалось в стране революционное настроение, что было главной целью этих военно-промышленников и зем-гусар.

Другой целью была нажива: ставки Военно-промышленного комитета в полтора, а то и в два раза превышали таковые же казенных заводов. 3-дюймовая шрапнель казенного производства обходилась в 10 рублей, а Военно-промышленного комитета – 15 рублей 32 копейки. 3-дюймовая граната соответственно – 9 рублей и 12 рублей 13 копеек. 48-линейная гаубичная шрапнель – 15 рублей и 35 рублей (133 процента наживы общественности!). 48-линейная граната – 30 рублей и 45 рублей. 6-дюймовая шрапнель – 36 рублей и 60 рублей. 6-дюймовая бомба – 42 рубля и 70 рублей. Общественная поддержка обошлась России дорого. Попутно достигалась и третья цель – уклонение от долга защиты Родины: свыше 150000 молодых, здоровых, интеллигентных людей надежно и крепко окопалось в глубоком тылу.

Наконец, 12 процентов всей потребности Действовавшей армии удовлетворялось заказами из-за границы. Эти заграничные заказы поглотили несчетные миллиарды русских денег. Результаты совершенно не оправдали неосновательных надежд: союзники обслуживали в первую очередь свои армии, а промышленность нейтральных стран требовала продолжительных сроков приспособления. В условиях же почти герметической блокады России доставка снаряжения могла производиться через Полярный круг, Белое море (замерзающее на пять-шесть месяцев в году) и дальше от Архангельска по одноколейной линии. Оставался еще Владивосток, но пробег одного лишь поезда от Владивостока до Двинска требовал обслуживания 120 парами паровозов!

На русские деньги Англия и Америка смогли произвести без помех и заблаговременно всю мобилизацию своей гигантской промышленности. Русская армия никогда не увидела тех тысяч орудий и десятков тысяч пулеметов, за которые деньги были полностью внесены вперед – вместе с жертвенной русской кровью за общесоюзное дело… Эти тысячи орудий, оплаченных русским золотом и русской кровью, гремели затем в строю англо-франко-американских армий в кампанию 1918 года…

* * *

Как бы то ни было, с артиллерийским снабжением дело обстояло сравнительно благополучно. Значительно хуже было с пехотным оружием.

Расход винтовок во много раз превзошел все предположения. Оружие убитых и раненых оставлялось на поле сражения, где и пропадало, оружие пленных доставалось неприятелю. Можно сказать, что пропадало столько винтовок, сколько убывало из строя солдат. В частях войск уход за оружием был небрежен, что влекло за собой частую порчу и поломки. Испорченное оружие в первые месяцы войны бросалось с легким сердцем: полагали, что раз винтовка – вещь казенная, то взамен сломанной должны прислать новую.

Изготовление винтовок подвигалось вперед медленно и не могло возместить и третьей части всего расхода[5]. В мобилизованной армии 1914 года каждый из 4 600 000 призванных (кадровых и запасных) имел по винтовке, но склады и цейхгаузы были опустошены без остатка. В дальнейшем можно было рассчитывать только на 30 000 винтовок в месяц вплоть до переоборудования заводов, когда эта норма должна была сперва удвоиться, а затем утроиться, и на закупки за границей – главным образом в Японии – партии старых ружей.

С августа 1914 года по декабрь 1915 года было призвано 6 290 000 человек. На них оказалось 1 547 000 винтовок – по одной винтовке на четыре человека. Брошенные в 1915 году на фронт массы безоружных пополнений лишь снизили боеспособность армии, безмерно увеличив кровавые ее потери и неприятельские трофеи.

Осенью 1915 года в тыловых частях одна винтовка приходилась на десять солдат, а на фронте – на двоих. Особенно плохо обстояло дело на Северном и Западном фронтах, как понесших наиболее тяжелые потери при отступлении. В IX армейском корпусе 3-й армии, например, винтовки имели только первые батальоны полков. В январе 1916 года, по сведениям Ставки, в армиях Западного фронта из 754 000 строевых 268 000 – свыше трети всех бойцов – были безоружны. Можно смело считать, что из общего числа 1 732 000 бойцов лишь около 1 200 000 были вооружены. А так как каждый из сосчитанных генералом Алексеевым 1 061 000 австро-германцев имел винтовку либо карабин, то следует допустить, что количество штыков в пехоте у нас и у противника было одинаково, при двойном перевесе неприятелей в легкой и четверном – в тяжелой артиллерии.

Было положено иметь по 16 пулеметов на полк (сформировав добавочные пулеметные команды Кольта) взамен 8, с которыми выступили на войну. Однако вследствие потерь, понесенных при отступлении, в армиях Северного и Западного фронтов наблюдался чрезвычайный некомплект этого главного вида пехотного оружия[6]. В конце октября генерал Рузский донес в Ставку, что на 105 пехотных полков Северного фронта приходится только 503 пулемета. Полки 3-й очереди по сформировании имели только по 4 пулемета или не имели их вовсе. Выручали австрийские Шварцлозе, переделанные под русский патрон, и, не в такой, правда, степени, германские Максимы (немцы были далеко не столь исправными поставщиками, как их союзники). В каждом нашем полку, помимо штатной пулеметной команды, имелась еще и сверхштатная, а то и две. На Юго-Западном фронте к весне 1916 года имелось в среднем около 30 пулеметов на полк. К северу от Полесья эту норму следует считать уменьшенной в два раза.

Зимой 1915/16 годов были сформированы в коннице полковые пулеметные команды – вначале по 4 пулемета вместо прежних дивизионных пулеметных команд по 8 пулеметов.

Всего в русской армии на второй год войны насчитывалось 35 различных систем ружей и карабинов. Были полки и даже роты, где на вооружении состояло два, три, а то и четыре различных образца.

С сентября месяца началось перевооружение пехоты Северного фронта японскими винтовками, затянувшееся до весны 1916 года (освобождавшиеся трехлинейные передавались Западному фронту). Наспех изданное наставление для стрельбы из японских винтовок[7] допустило грубейшие погрешности, с исправлением которых Ставка ничуть не торопилась. Прицелы этих винтовок были нарезаны в японских мерах и японскими цифрами. Поправки к небрежному наставлению, своевременно составленные, были в Ставке положены под сукно. Всю зиму 1915/16 годов наш Северный фронт стрелял в воздух, поверх голов неприятеля…

Очень плохо обстояли дела с материальной частью авиации, где Россия целиком зависела от заграницы. Союзники присылали нам свои отбросы – хлам, на котором больше не желали летать их летчики[8]. Их у нас называли не аппараты, а препараты. Нужны были героизм, сноровка и высокая квалификация русских летчиков, чтобы оказать и на этих препаратах услуги родной армии.

При мобилизации 18 июля 1914 года были развернуты полки 2-й очереди:

53-я пехотная дивизия – 209-й Богородский, 210-й Бронницкий, 211-й Никольский, 212-й Романовский;

54-я – 213-й Устюгский, 214-й Кремлевский, 215-й Сухаревский, 216-й Осташковский;

55-я – 217-й Ковровский, 218-й Горбатовский, 219-й Котельничский, 220-й Скопинский;

56-я – 221-й Рославльский, 222-й Красненский, 223-й Одоевский, 224-й Юхновский;

57-я – 225-й Ливенский, 226-й Землянский, 227-й Епифанский, 228-й Задонский;

58-я – 229-й Сквирский, 230-й Новоград-Волынский, 231-й Дрогичинский, 232-й Радомысльский;

59-я – 233-й Старобельский, 234-й Богучарский, 235-й Белебеевский, 236-й Борисоглебский;

60-я – 237-й Грайворонский, 238-й Ветлужский, 239-й Константиноградский, 240-й Ваврский;

61 я 241 и Седлецкий, 242-й Луковский, 243-й Холмский, 244-й Красноставский;

62-м – 245-й Бердянскии, 246-й Бахчисарайский, 247-й Мариупольский, 248-й Славяносербский;

63-я – 249-й Дунайский, 250-й Балтийский, 251-й Ставучанский, 252-й Хотинский;

64-я – 253-й Перекопский, 254-й Николаевский, 255-й Аккерманский, 256-й Елисаветградский;

65-я – 257-й Евпаторийский, 258-й Кишиневский, 259-й Ольгопольский, 260-й Брацлавский;

66-я – 261-й Ахульгинский, 262-й Грозненский, 263-й Гунибский, 264-й Георгиевский;

67-я – 265-й Вышневолоцкий, 266-й Пореченский. 267-й Духовщинский, 268-й Пошехонский;

68-я – 269-й Новоржевский, 270 и Гатчинский, 271-й Красносельский, 272-й Гдовский;

69-я – 273-й Богодуховский, 274-й Изюмский, 275-й Лебединский, 276-й Купянский;

70-я – 277-й Переяславский, 278-й Кромский, 279-й Лохвицкий, 280-й Сурский;

71-я – 281-й Новомосковский, 282-й Александрийский. 283 и Павлоградсгсий, 284 и Вентровский;

72-я – 285-й Мценский, 286-й Кирсановский, 287-й Тарусский, 288-й Куликовский;

73-я – 289-й Коротоякский, 290-й Валуйский, 291-й Трубчевский, 292-й Малоархангельский;

74-я – 293-й Ижорский, 294-й Березинский, 295-й Свирский, 296-й Грязовецкий;

75-я – 297-й Ковельский, 298-й Мстиславский, 299-й Дубненский, 300-й Заславский;

76-я – 301-й Бобруйский, 302-й Суражский, 303-й Сенненский, 304-й Новгород-Северский;

77-я – 305-й Ланшевский, 306-й Мокшанский, 307-й Спасский, 308-й Чебоксарский;

78-я – 309-й Овручский, 310-й Шацкий, 311-й Кременецкий, 312-й Васильковский;

79-я – 313-й Балашовский, 314-й Новооскольский, 315-й Глуховский, 316-й Хвалынский;

80-я – 317-й Дрисский, 318-й Черноярский, 319-й Бугульминский, 320-й Чембарский;

81-я – 321-й Окский, 322-й Солигалипкий, 323-й Юрье-вецкий, 324-й Клязьминский;

82-я – 325-й Царевский, 326-й Белгорайский, 327-й Корсунский, 328-й Новоузенский;

83-я – 329-й Бузулукский, 330-й Златоустовский, 331-й Орский, 332-й Обоянский;

84-я – 333-й Глазовский, 334-й Ирбитский, 335-й Челябинский, 336-й Анапский.

Полк Офицерской стрелковой школы (2-батальонного состава).

Сибирские стрелковые полки:

12-я Сибирская стрелковая дивизия – 45-й, 46-й, 47-й, 48-й;

13-я Сибирская стрелковая дивизия – 49-й, 50-й, 51-й, 52-й;

14-я Сибирская стрелковая дивизия – 53-й, 54-й, 55-й, 56-й.

Полк Офицерской кавалерийской школы.

Кавказские туземные конные полки:

2-й Дагестанский, Кабардинский, Татарский, Чеченский, Черкесский, Ингушский (в 4 эскадрона). Текинский конный полк (из Туркменского дивизиона на 4 эскадрона). Донские казачьи полки (2-й очереди):

18-й, 19-й, 20-й, 21-й, 22-й, 23-й, 24-й, 25-й, 26-й, 27-й, 28-й, 29-й, 30-й, 31-й, 32-й, 33-й, 34-й, 35-й, 36-й, 37-й, 38-й.

3-й очереди: 39-й, 40-й, 41-й, 42-й, 43-й, 44-й, 45-й, 46-й, 47-й, 48-й, 49-й, 50-й, 51-й, 52-й, 53-й, 54-й, 55-й, 56-й, 57-й и 58-й.

Кубанские казачья полки:

2-й и 3-й Кубанские, 2-й и 3-й Таманские, 2-й и 3-й Вкатеринодарские, 2-й и 3-й Полтавские, 2-й в 3-й Хоперские, 2-й и 3-й Запорожские, 2-й и 3-й Лабинские,

2-й и 3-й Уманские, 2-й и 3-й Кавказские, 2-й и 3-й Линейные.

Терские казачьи полки:

2-й и 3-й Кизляро-Гребенские, 2-й и 3-й Горско-Моздокские, 2-й и 3-й Сунженско-Владикавказские, 2-й и 3-й Волгские.

Астраханские казачьи полки: 2-й и 3-й. Уральские казачьи полки: 4-й, 5-й, 6-й. Оренбургские казачьи полки: 4-й, 5-й, 6-й, 7-й. 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й.

Сибирские казачьи полки: 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й. Забайкальские казачьи полки: 2-й и 3-й Верхнеудинские, 2-й и 3-й Читинские, 2-й и 3-й Нерчинские, 2-й и 3-й Аргунские.

Уссурийский казачий полк (из дивизиона). Кубанские пластунские батальоны: 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й.

Терские пластунские батальоны: 1-й и 2-й.

Артиллерийские бригады:

53-я, 54-я, 55-я, 56-я, 57-я, 58-я, 59-я, 60-я, 61-я, 62-я, 63-я, 64-я, 65-я, 66-я, 67-я, е8-я, 69-я, 70-я, 71-я, 72-я, 73-я, 74-я, 75-я, 76-я, 77-я, 78-я, 79-я, 80-я, 81-я, 82-я, 83-я, 84-я;

Сибирские артиллерийские бригады: 12-я, 13-я, 14-я;

Заамурские артиллерийские бригады: 1-я и 2-я;

Финляндский стрелковый артиллерийский дивизион (из дивизиона 50-й артиллерийской бригады);

Отдельные тяжелые дивизионы: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й;

Донские казачьи батареи: 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я, 12-я;

Кубанские казачьи батареи: 3-я, 4-я, 5-я, 6-я;

Терские казачьи батареи: 3-я, 4-я;

Оренбургские казачьи батареи: 3-я, 4-я, 6-я, 6-я;

Забайкальские казачьи батареи: 3-я и 4-Я. 6-й Сибирский саперный батальон;

Железнодорожные батальоны: 11-й, 12-й, 13-й, 14-й, 15-й, 16-й, 17-й;

Сибирские железнодорожные батальоны: 4-й и 5-й. В конце 1914 года были сформированы: 3-я Кавказская стрелковая дивизия – 9-й, 10-й, 11-й и 12-й Кавказские стрелковые полки, 23-й Туркменский стрелковый полк, 3-й Кавказский стрелковый артиллерийский дивизион, 6-й Сибирский мортирный дивизион. Кубанские пластунские батальоны – 13-й, 14-й, 15-й, 16-й, 17-й, 18-й.

Весной 1915 года начато было формирование дивизий 3-й очереди, длившееся очень долго. 114-я, 118-я и 119-я, раньше всех готовые, погибли уже в августе 1915 года в Новогеоргиевске, так и не закончив своего формирования. А 122-я была развернута только осенью 1916 года – уже после выступления Румынии значительно позже всех.

Пехота (полки):

100-я пехотная дивизия – 397-й Запорожский, 398-й Нижне-Днепровский, 399-й Никопольский, 400-й Хортицкий;

101-я – 401-й Карачевский, 402-й Усть-Медведицкий, 403-й Вольский, 404-й Камышинский;

102-я – 405-й Льговский, 406-й Щигровский, 407-й Сарайский, 408-й Кузнецкий;

103-я – 409-й Новохоперский, 410-й Усманский, 411-й Сумской, 412-й Славянский;

104-я – 413-й Порховский, 414-й Торопецкий, 415-й Вахмутский, 416-й Верхне-Днепровский;

105-я – 417-й Луганский, 418-й Александровский, 419-й Аткарский, 420-й Сердобский;

106-я – 421-й Царскосельский, 422-й Колпинский, 423-й Лужский, 424-й Чудской;

107-я – 425-й Каргопольский, 426-й Поневежский, 427-й Пудожский, 428-й Лодейнопольский;

108-я – 429-й Рижский, 430-й Валкский, 431-й Тихвинский, 432-й Валдайский;

109-я – 433-й Новгородский, 434-й Череповецкий, 435-й Ямбургский, 436-й Новоладожский;

110-я – 437-й Сестрорецкий, 438-й Охтенский, 439-й Илецкий, 440-й Бугурусланский;

111-я – 441-й Тверской, 442-й Кашинский, 443-й Соснинский, 444-й Дмитровский;

112-я – 445-й Темниковский, 446-й Цнинский, 447-й Белгородский, 448-й Фатежский;

113-я – 449-й Харьковский, 450-й Змиевский, 451-й Пирятинский, 452-й Кровелецкий;

114-я – 453-й, 454-й, 455-й и 456-й пехотные полки, не успев получить наименований, погибли в Новогеоргиевске.

115-я – 457-й Корочанский, 458-й Суджанский, 459-й Миропольский, 460-й Тимский;

116-я – 461-й Зубцовский, 462-й Старицкий, 463-й Краснохолмский, 464-й Селигерский;

117-я – 465-й Уржумский, 466-й Малмыжский, 467-й Кинбурнский, 468-й Нарымский;

118-я – 469-й Арзамасский, 470-й Данковский, 471-й Козельский, 472-й Масальский;

119-я – полки получили свои наименования Высочайшим приказом от 21 августа 1915 года – через 15 дней после своей гибели: 473-й Бирючский, 474-й Иртышский, 475-й Касимовский, 476-й Змеиногорский;

120-я – 477-й Калязинский, 478-й Торжокский, 479-й Кадниковский, 480-й Даниловский;

121-я – 481-й Мещовский, 482-й Жиздринский, 483-й Обдорский, 484-й Бирский;

122-я – 485-й Еланский, 486-й Верхнемедведицкий, 487-й Дубровский, 488-й Острогожский;

123-я – 489-й Рыбинский, 490-й Ржевский, 491-й Варнавинский, 492-й Барнаульский;

124-я – 493-й Клинский, 494-й Верейский, 495-й Ковенский, 496-й Вилькомирский;

125-я – 497-й Белецкий, 498-й Оргеевский, 499-й Ольвиопольский, 500-й Ингульский (и при нем чехословацкая дружина).

126-я – 501-й Сарапульский, 502-й Чистопольский, 503-й Чигиринский, 504-й Верхне-Уральский;

127-я – 505-й Староконстантиновский, 506-й Почаевский, 507-й Режицкий, 508-й Черкасский. На формирование одной дивизии 3-й очереди шло обычно две бригады государственного ополчения. Кроме того, сформированы: пограничные пехотные полки: 1-й Рыпинский, 2-й Калишский, 3-й Рижский, 4-й Неманский и без номера Проскуровский и Хотинский. Заамурские пехотные полки: 7-й, 8-й, 9-й, 10-й (3-я Заамурская пехотная дивизия). Туркестанские стрелковые полки:

7-я Туркестанская стрелковая дивизия – 24-й, 25-й, 26-й, 27-й, 28-й;

8-я Туркестанская стрелковая бригада – 29-й, 30-й, 31-й, 32-й (полки в 2 батальона);

9-я Туркестанская стрелковая бригада – 33-й, 34-й, 35-й, 36-й (полки в 2 батальона). Кубанского казачьего войска Сводной Кубанской дивизии пехотные полки: Екатеринославский, Ставропольский и Адагумо-Азовский (четвертому полку было присвоено имя Урупского либо Ейского). Кавказские стрелковые полки:

4-я Кавказская стрелковая дивизия – 13-й, 14-й, 15-й, 16-й;

5-я Кавказская стрелковая дивизия – 17-й, 18-й, 19-й, 20-й;

6-я Кавказская стрелковая дивизия – 21-й, 22-й, 23-й,24-й.

Закавказские стрелковые полки: – 1-й, 2-й, 3-й, 4-й.

Кавказские пограничные пехотные полки: 1-й, 2-й, 3-й,4-й.

Крепостные пехотные полки: 1-й и 2-й Свеаборгские,

1-й и 2-й Ревельские, 1-й и 2-й Карсские.

Конница:

Пограничные конные полки – 5-й Горджинский, 6-й Таурогенский, 7-й Вержболовский, 9-й Ломжинский, 10-й Рыпинский и без номера – Калишский, Сандомирский, Томашевский.

Кавказские пограничные конные полки: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й и 7-й.

Маньчжурский конный дивизион (бывший на Кавказском фронте).

Пограничные конные Петроградские Императора Александра III дивизионы: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й. Прибалтийские конные полки: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й.

Черноморские конные полки: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й. Артиллерийские бригады: 100-я, 101-я, 102-я, 104-я, 105-я, 108-я, 109-я, 110-я, 111-я, 113-Я, 115-я, 124-я, 125-я, 126-я, 127-я.

Пограничные: 3-я Заамурская, 4-я и 5-я Кавказские, 7-я Туркменская.

Отдельные артиллерийские дивизионы: 103-й, 106-й, 107-й, 112-й, 114-й, 116-й, 117-й, 118-й, 119-й, 120-й, 121-й, 122-й, 123-й;

Кавказский конно-горный пограничный дивизион;

Конно-горные артиллерийские дивизионы: 1-й и 2-й;

Конные батареи: 24-я и 25-я;

Тяжелые артиллерийские бригады: 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я, 12-я;

Отдельные мортирные дивизионы: Лейб-Гвардии 2-й, 26-й, 27-й, 28-й, 29-й, 30-й, 31-й, 32-й, 33-й, 34-й, 35-й, Зб-й, 37-й, 38-й, 39-й и 40-й. Саперные батальоны: 26-й, 27-й, 28-й, 29-й, 30-й, 31-й, 32-й, 33-й, 34-й и 35-й.

Стрыпа и Нарочь

В октябре, когда выяснилось катастрофическое положение Сербии, в районе Одессы была собрана 7-я армия в составе II, XVI и V Кавказских корпусов. Ее командующим (вместо генерала Никитина) был назначен генерал Щербачев, передавший 11-ю армию командиру XI армейского корпуса генералу Сахарову и пригласивший к себе начальником штаба генерала Головина – свою правую руку по академии.

7-ю армию полагали двинуть в Сербию походом. Был проект послать 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию из Архангельска в Салоники морем. Однако нейтральная Румыния воспрепятствовала ее проходу через свою территорию.

Тогда у Ставки возник план высадки на болгарском побережье. Но Щербачев не верил в десантные операции и отговорил Ставку от этого проекта. Государь пожелал тогда направить 7-ю армию для овладения Константинополем, бывшим почти что без защиты[9]. Но и этот проект встретил упорное противодействие генерала Щербачева.

Войска 7-й армии простояли в Бессарабии и на Херсонщине два месяца без всякой пользы. А между тем они могли решить участь всей войны и спасти не только Сербию от завоевания, но и саму Россию от наметившегося удушения. Вторично Царьград и проливы ускользали от России – на этот раз по вине командования 7-й армии-Войска Щербачева решено было использовать в Галиции и наступлением Юго-Западного фронта облегчить положение сербов.

В Галиции со второй половины октября установилось затишье, царившее и на остальных театрах войны за исключением Балканского. Поздней осенью в армиях, расположенных в Полесье – 3-й и 8-й, – было приступлено к формированию партизанских отрядов из охотников кавалерии, артиллерии и казаков. Отсутствие сплошного фронта в этих лесистых и болотистых дебрях, тысячелетняя преданность России волынского населения сделали возможной партизанскую работу, чрезвычайно досадившую совершенно неопытным в этом деле немцам. Особенную славу стяжал здесь капитан Леонтьев – офицер той же 14-й артиллерийской бригады, что и Фигнер – воскресивший в волынских лесах подвиги Двенадцатого года. К сожалению, за свой самый блестящий успех – при Невеле – он заплатил жизнью.

31 октября капитан Леонтьев с тремя отрядами Оренбургской казачьей и 11-й кавалерийской дивизий общей силой в 450 человек, нагрянул на деревню Кухоцкую Волю, где стояли на ночлеге 271-й резервный пехотный и 8-й резервный драгунский германские полки. Не успевший стать в ружье неприятель был вырезан без всякой пощады – в плен никого не брали. Нами взято и испорчено 2 орудия. Немцы похоронили до 2000 своих трупов, тогда как у нас было только 10 раненых. В ночь на 15 ноября с летучим отрядом в 800 шашек – казаков оренбуржцев, кубанцев, заамурцев 1-го и 2-го конных полков и всадников 11-й кавалерийской дивизии – Леонтьев нагрянул на Невель, где расположился штаб 82-й германской дивизии. Один германский генерал был зарублен, два (в том числе начальник 82-й дивизии) взяты в плен. Взято и испорчено 4 орудия, изрублено (по немецким же источникам) 600 немцев. У нас убито 2 казака, ранено 4 человека и смертельно капитан Леонтьев, получивший от Государя посмертно орден святого Георгия 3-й степени.

В последних числах ноября 7-я армия была выдвинута в расположение 11-й армии на Серете, включив в свой состав левофланговый ее XXII армейский корпус.

Наступление должна была начать 9-я армия генерала Лечицкого демонстративной атакой на Пруте, в Новоселицком районе. 7-й армии надлежало затем отбросить за Стрыпу Южную германскую, нанеся главный удар от Трембовли II армейским корпусом. Для развития прорыва с Северного фронта на Подолию была переброшена гвардия (I корпус, новообразованный II Гвардейский пехотный и Гвардейский конный корпуса), ставшая в резерве фронта у Волочиска.

Между штабами 7-й армии и Юго-Западного фронта сразу возникли серьезные трения. Щербачев и Головин давали чувствовать невежественному Иванову свое превосходство, а тот, в свою очередь, не пропускал случая показать профессорам, что главнокомандующий – он.

Технические средства, отпущенные фронтом на прорыв, были мизерные. У нас стреляло 428 орудий. На артиллерийскую подготовку, длившуюся целых десять дней, было отпущено всего 34 000 снарядов – слишком мало для сколько-нибудь серьезных разрушений, но достаточно для того, чтобы этой учащенной стрельбой привлечь внимание противника. Наша норма артиллерийской подготовки – 1 тяжелый снаряд на 3 сажени фронта, немецкая – 130. Своеобразное же понятие генералом Ивановым элемента внезапности (запрещение разведки) привело к тому, что войскам пришлось атаковать вслепую… Наступление, назначенное на 6 декабря, все откладывалось.

14 декабря атаковала 9-я армия, завязав 19-й и 32-й пехотными дивизиями упорные шестидневные бои в проволочных лабиринтах у Раранчи. Особенно отличились здесь полки 73-й Крымский, 76-й Кубанский и 126-й Рыльский, преодолевшие по 20–25 рядов заграждений. В делах у Раранчи нами взято 1850 пленных и 3 пулемета. Урон 9-й армии составил 21 975 человек.

15 декабря 7-я армия начала сближение с неприятелем, продвигаясь с Серета на Стрыпу. 16-го начались ее атаки – тяжелые бои в ненастную погоду и без шансов на успех. Слишком узкий фронт главной атаки II армейского корпуса насквозь простреливался косым огнем противника. Штаб 7-й армии вводил в бой войска пачками, нисколько не согласуй их усилий. V Кавказский и II армейский корпуса атаковали без всякой связи. Растрепав зря эти два корпуса, генерал Щербачев бросил в атаку 3-ю Туркестанскую стрелковую бригаду, но мимолетный успех ее 26 декабря у Бобулинцев не был поддержан и развит. Операция была прекращена. Десять дней бессвязных и бессистемных атак не увенчались успехом. Войска сделали что могли, и, если крестный путь Сербии не облегчился, вина не тех русских воинов, что тысячами повисали окровавленными клочьями на оледенелой проволоке врага в те декабрьские дни на Стрыпе!

Сближение 15 декабря обошлось в 5000 человек, причем особенно пострадал V Кавказский корпус, бывший в эту операцию в составе 2-й и 4-й Финляндских стрелковых дивизий. Атаки 16-го по 19 декабря велись II армейским корпусом, причем V Кавказский топтался на месте. 26 декабря атаковала 3-я Туркестанская стрелковая бригада, захватившая 1500 пленных и 8 орудий (20-м полком), но не бывшая в состоянии развить успеха. Потери 7-й армии составили 24 828 человек, а всему Юго-Западному фронту декабрьская попытка наступать обошлась в 47000 человек[10].

После этого неудачного наступления Ставка взяла назад войска гвардии. Из 8-й армии еще раньше был отправлен на север – в 10-ю армию – XXIV армейский корпус (замененный XXXII корпусом 9-й армии), а из 7-й армии – V Кавказский. Повинуясь настояниям западных союзников, Ставка обратила все свое внимание на север от Полесья. Юго-Западный фронт окончательно был признан второстепенным.

Январь и февраль прошли на всем театре войны спокойно. Единственным выдающимся событием здесь был исключительно смелый налет капитана Щепетильникова с колыванцами 27 февраля по уже вскрывавшемуся льду озера Нарочь.

Ввиду начавшейся оттепели поставленные немцами на льду поперек озера Нарочь проволочные заграждения упали. Поверх льда проступила вода. Капитан Щепетильников взял с собой все команды 40-го пехотного Колыванского полка, коими он заведовал: 600 штыков при 16 пулеметах Кольта и 8 ружейных пулеметов. Выступили в темноте и, нагрянув на немцев врасплох, захватили четыре их батареи, приведя в полную негодность 14 орудий и взяв в плен 9 штаб- и обер-офицеров и 163 нижних чинов. Назад отошли под огнем, переходя по доскам через трещины во льду. Результаты могли быть еще значительнее, но начальник штаба 10-й пехотной дивизии сплоховал и не поддержал вовремя капитана Щепетильникова екатеринбургцами, как то было условлено.

Наши потери составили около четверти всего отряда. Это дело надо поставить наравне с ледяным походом Багратиона на Аланд и с атакой Шелефтео 3 мая 1809 года по вскрывавшемуся льду Ботнического залива. Переход Нарочского озера в оба конца – туда в темноте, назад под огнем – велся по колено в воде, с постоянным риском провалиться в полыньи и трещины.

* * *

Давление союзников сказывалось все сильнее. Минотавры Согласия требовали все больших жертв. Когда императорское правительство в декабре 1915 года попыталось было возразить, что человеческие ресурсы России, на Западе казавшиеся неисчерпаемыми, на самом деле подходят к концу, союзные правительства весьма недвусмысленно пригрозили приостановить снабжение нас военными материалами (за которые мы между тем платили вперед золотой валютой и по необычайно высокой расценке). Приходилось тянуться изо всех сил и призвать срок 1918 года, в то время, как во Франции призывался еще срок 1916 года.

Союзники не видели – и не желали видеть – разницы в хозяйственной структуре России и западноевропейских стран, где человека на производстве заменяла машина. У нас же призыв очередного срока новобранцев, очередной категории ополченцев вызывал незаживающую рану – истощал соки, которыми питалась страна.

В том же декабре Россию посетила французская миссия сенатора Думера. Речь шла не больше и не меньше, как об отправке во Францию 300 000 русских солдат в смысле 20 000 тонн человеческого мяса – без офицеров и вне всякого организационного кадра. Они должны были, подобно марокканцам, сенегальцам или аннамитам, составить особые ударные роты французских пехотных полков под командой французских офицеров. Автором этого остроумного предложения был какой-то Шерадам – публицист. При всей нашей дряблости и уступчивости этот чудовищный проект был отвергнут. Но французы все-таки настояли на отправке на их фронт русских войск (правда, в гораздо меньшем количестве и с русскими же начальниками). Человек бюрократической складки, генерал Алексеев вместо отправки уже существовавших и сплоченных частей задумал формирование каких-то особых стрелковых полков, целиком импровизированных либо надерганных из отдельных рот. В январе – феврале было сформировано и отправлено на Западный театр войны 3 особые бригады и намечено формирование в продолжение 1916 года еще 5.

1-я Особая бригада генерала Лохвицкого[11], отправленная через Сибирь, Маньчжурию, Индийский океан и Суэцкий канал, высадилась в Марселе в первых числах мая. 2-я бригада генерала Дитерихса[12] отправлена была через Архангельск, Ледовитый и Атлантический океаны и высадилась в Шербуре. Из Франции она была отправлена на Салоникский фронт. 3-я бригада генерала Марушевского, высадившись в Шербуре, составила с 1-й дивизию под общим начальством генерала Лохвицкого.

Как бы то ни было, отношения между союзниками заметно ухудшились. Ничтожество Сазонова и явная несостоятельность назначенного нашим военным представителем на междусоюзных военных конференциях генерала Жилинского привели к тому, что интересы России стали игнорироваться. Первым военным авторитетом Согласия был победитель на Марне генерал Жоффр. Однако Жоффру совершенно не доставало тех качеств, которые нашлись у Фоша: желания понять союзников и широты кругозора, позволявших бы ему разобраться в сложной обстановке совокупности всех фронтов Мировой войны. Генерал Алексеев отводил душу в ламентациях, недостойных настоящего полководца.

Вот образец одной из таких ламентаций. В январе 1916 года генерал Алексеев писал генералу Жилинскому по поводу угроз Франции прекратить нам снабжение. Заключение, что Франция, имеющая 2 200 000 бойцов, должна быть пассивной, а Англия, Италия и Россия должны истощать Германию, тенденциозно и не вяжется с грубым мнением Жоффра, что одна Франция ведет войну. Думаю, что спокойная, внушительная отповедь, решительная по тону, на все подобные выходки и стратегические нелепости безусловно необходима. Хуже того, что есть в отношениях, не будет. Но мы им очень нужны; на словах они могут храбриться, но на деле на такое поведение не решатся. За все нами получаемое они снимают с нас последнюю рубашку. Это ведь не условие, а очень выгодная сделка, но выгоды должны быть хоть немного обоюдны, а не односторонни… Посылая эти мудрые советы, безвольный Алексеев не отдавал себе отчета в том, что внушительная отповедь союзникам – его дело, как ответственного главнокомандующего, а отнюдь не дело генерала Жилинского – инстанции подчиненной.

В высшем командовании произошло много перемен. С декабря по февраль Северным фронтом командовал генерал Плеве, заменивший болевшего генерала Рузского. Его 12-ю армию принял командир XIX армейского корпуса генерал Горбатовский, передавший свой корпус генералу Долгову[13]. В марте 1916 года генерал Плеве скончался.

Еще осенью вместо отрешенного генерала Мрозовского командиром Гренадерского корпуса был назначен генерал Куропаткин, тщетно с самого начала войны добивавшийся какого-нибудь назначения и не получивший его при великом князе, неприязненно к нему относившемся. На посту командира корпуса генерал Куропаткин проявил совершенное непонимание большой европейской войны. Заботливый и деликатный Куропаткин был полной противоположностью грубому и черствому Мрозовскому. Со всем этим следует признать, что и в Мировую войну, как и в Японскую, он руководился тактическими масштабами туркестанских походов. Он задумал прорвать фронт противника без артиллерийской подготовки, ослепив немцев сильными прожекторами.

В ночь на 10 января генерал Куропаткин приказал Киевскому и Таврическому гренадерским полкам, одетым в белые балахоны, ползти к проволочным заграждениям, а прожекторам ослепить сидевших в окопах напротив немцев. Кокандцы и бухарцы, пожалуй, были бы поражены такими чудесами техники, но немцам прожектора были не в диковинку, и у них имелась артиллерия, что Куропаткин совершенно упустил из виду. Несколькими очередями немцы погасили наши прожекторы (осветившие заодно и наших гренадер на проволоке) и затем сильным огнем заставили нас отойти в исходное положение. Нелепая затея привела к бессмысленным потерям.

В другой раз, наметив прорыв неприятельского фронта на участке 1-й гренадерской дивизии, он назначил для всей операции один батальон Несвижского полка… А в феврале месяце, когда генерал Плеве вынужден был покинуть Действующую армию по расстроенному вконец здоровью, генерал Куропаткин был призван – непосредственно из корпусных командиров – на должность главнокомандующего Северного фронта. Трудно сказать, чем руководствовался Император Николай Александрович, призвав на ответственнейший пост заведомо непригодного деятеля. Во всяком случае, убитый под Мукденом Куропаткин скоро доказал, что его не стоило воскрешать.

В марте был отчислен главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов, столь неудачно распорядившийся декабрьским наступлением на Стрыпе. На его место был назначен генерал Брусилов, сдавший 8-ю армию командиру XII армейского корпуса генералу Каледину. Начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Саввич и командир XVI корпуса генерал Клембовский поменялись постами еще раньше.

* * *

1 февраля 1916 года в Шантильи, во французской Главной Квартире, состоялся междусоюзный военный совет, на котором было постановлено начать общее наступление на Восточном театре 2 (15) июня, нанося главный удар на Вильну, а на Западном – 18 июня (1 июля), нанося главный удар на Сомме. Фантастический проект генерала Алексеева о нанесении главного удара на Балканском театре был отвергнут генералом Жоффром, вообще недооценивавшим значение Балкан. Генерал Алексеев предлагал двинуть на Балканы не больше и не меньше как 16 корпусов примерно треть нашей вооруженной силы. Союзники должны были тоже довести силы своего Салоникского фронта до 10 корпусов.

Каким образом могли попасть на Балканы 16 русских корпусов, этот забавный проект не объяснял. Румыния еще в минувшем декабре отказалась пропустить через свою территорию русские войска, а к десанту сам генерал Алексеев относился враждебно. Оставалось перевезти эти 16 корпусов на аэропланах. Подобный стратегический лепет отнюдь не увеличивал престижа русской Ставки в глазах французского командования.

Принятое в Шантильи за четыре месяца вперед решение напоминало знаменитый аустерлицкий план Вейротера, по словам Наполеона, хороший в случае, если неприятель будет оставаться неподвижным, как верстовые столбы. Противник, с которым пришлось в Мировую войну иметь дело союзникам, меньше всего походил на неподвижные вехи. Уже 8 февраля немцы ринулись на Верден, положив начало восьмимесячной титанической войны.

Междусоюзный план кампании пошел прахом уже через неделю по его принятии. Помощь Франции потребовалась немедленно. 11 февраля в Ставке состоялось экстренное совещание по этому вопросу. 21-го же числа представитель Франции генерал По – как Палеолог в августе 1914 года – передал настойчивую просьбу генерала Жоффра о помощи.

Ренненкампф и Самсонов именовались теперь Куропаткиным и Эвертом. В последних числах февраля был принят план комбинированного удара. На Северном фронте, где 1-я и 5-я армии поменялись местами, 5-й армии надлежало наступать от Якобштадта на Поневеж, а 1-й непосредственно содействовать своим левым флангом Западному фронту. 12-я армия не могла быть привлечена к наступлению ввиду полной ее непригодности. 12-я армия еще не закончила перевооружения японскими винтовками. Кроме того, почти что накануне (за три дня) предполагавшегося наступления выяснилось, что войска не имеют ножниц для резки проволоки.

На Западном фронте ударной армией была назначена правофланговая 2-я, которой было указано атаковать на Свенцяны – Вильно. Состав 2-й армии был доведен до 10 корпусов, и командовать ею было поручено командующему 4-й армией генералу Рагозе (командовавший 2-й армией генерал Смирнов эвакуировался).

Генерал Рагоза ввел в управление армией хаос импровизации. Он разделил совершенно ему незнакомые войска на три группы, создав три совершенно ненужных промежуточных организма. На правом фланге образована была группа генерала Плешкова (I Сибирский корпус его самого, I армейский корпус генерала Душкевича и XXVII армейский корпус генерала Баланина). В центре – группа генерала Сирелиуса (IV Сибирский корпус самого Сирелиуса[14] и XXXIV армейский корпус генерала Вебеля[15] – генерал Скоропадский[16] принял корпус только в конце 1916 года). На левом фланге – группа генерала Балуева (III Сибирский корпус генерала Трофимова[17], V армейский корпус самого Балуева и XXXV армейский корпус генерала Парчевского[18]). В резерве: III Кавказский корпус генерала Ирмана, XV армейский корпус генерала Торклуса[19] и XXXVI армейский корпус генерала Короткевича[20].

Генерал Рагоза разделял один из софизмов лееровской школы, в силу которого невозможно будто бы управлять более чем пятью единицами одновременно. Сентенция эта приписывалась Наполеону. Возникал вопрос, раз во 2-й армии количество единиц превышало сакраментальное число, не проще ли было бы перевести под Нарочь еще одно армейское управление.

Пришлось атаковать за три месяца до срока, бросить в бой еще необученные, неготовые войска, расстреливать еще не накопившийся запас снарядов, наступать в озерно-болотистом районе, в весеннюю распутицу, когда пехота проваливалась выше колен в воду, а артиллерия при выстреле осаживала по ступицу колес!

5 марта началось десятидневное побоище, известное под именем Нарочского наступления.

Корпус за корпусом шел на германскую проволоку и повисал на ней, сгорал в адском огне германской артиллерии. Наша слишком малочисленная и слабая калибром артиллерия, вдобавок чрезвычайно неудачно сгруппированная, оказалась беспомощной против бетонных сооружений, войска увязали в бездонной топи. Полки Плешкова и Сирелиуса были расстреляны у проволоки и на проволоке. I Сибирский корпус прорвал было железной грудью мощные позиции 21-го германского корпуса, но, не поддержанный, захлебнулся в своей крови… Небольшой успех был только в группе генерала Балуева, где 8 марта V корпус выбил немцев из Постав. Беспросветная бойня шла во 2-й армии до 15 марта, пока, наконец. Ставка не приказала прекратить ее.

16 атаковавших у Нарочи русских дивизий 2-й армии лишились 90 000 человек (20 000 убитых, 65 000 раненых, 5000 без вести пропавших). В I армейском корпусе 22-я пехотная дивизия лишилась 8900 человек, в I Сибирском корпусе 1-я Сибирская стрелковая дивизия потеряла 7612 человек. Урон десяти дивизий Х германской армии составил 10 000, в 9 раз меньше нашего. Распоряжение Ставки прекратить наступление спасло от избиения III Кавказский и XV армейский корпуса. Нашими трофеями 8 марта у Постав были 33 офицера, 1850 нижних чинов, 1 орудие, 85 минометов и бомбометов и 18 пулеметов[21]. Для характеристики полководчества генерала Рагозы и его групп упомянем, что ежедневно в штаб 2-й армии поступало до 3000 (трех тысяч) всякого рода входящих!..

На Северном фронте генерал Куропаткин произвел 8 марта ряд безрезультатных наступлений. В 12-й армии дело ограничилось атакой VI Сибирским корпусом Куртенгофа. Войска 5-й армии – 5 дивизий из состава XIII, XXVIII корпусов и XXXVII армейского корпуса – безуспешно наступали 8-го по 12 марта от Якобштадта. По примеру генерала Рагозы генерал Гурко образовал здесь группы (генералов Гандурина[22] и Слюсаренко[23]) – и с тем же результатом. В 1-й же армии левобережный XIV корпус генерала Войшин-Жилинского, атакуя со 2-й армией, разделил печальную участь войск Плешкова. Северный фронт лишился 60 000 человек – 10 000 в 12-й армии, 38 000 в 5-й армии и 12 000 в XIV корпусе 1-й армии (этот последний был усилен 40-й пехотной дивизией IV армейского корпуса).

Ни один германский батальон не был перевезен из России под Верден[24]. Русским армиям это обошлось в полтораста тысяч человек – больше, чем к тому времени пало под Верденом французов… В своем обстоятельном труде Верден, вышедшем 13 лет спустя, маршал Франции Петен не нашел ни одного слова памяти этих 150 000 русских офицеров и солдат. Более того. Поместив в 1929 году в известном еженедельнике Иллюстрация очерк Верденского сражения, маршал Петен и здесь игнорировал кровавую русскую жертву и подчеркнул, что французская армия первую помощь получила только три месяца спустя после начала Верденского сражения, в мае, и что эта помощь пришла… от доблестного сопротивления итальянских войск австрийским атакам в Тироле. Почему именно от итальянских войск в Тироле, а не от японских пожарных или португальских бойскаутов маршал не указывает.

* * *

Мартовская неудача катастрофически повлияла на обоих главнокомандующих Куропаткина и Эверта. Они совершенно пали духом, и всякое наступление стало им казаться немыслимым. 1 апреля в Ставке состоялось под Высочайшим председательством совещание главнокомандующих фронтами относительно дальнейших действий в открывающуюся кампанию 1916 года. Генерал Куропаткин и генерал Эверт высказались за полную пассивность. При нашей технической нищете наступление должно было, по их мнению, закончиться неизбежной неудачей. Это мнение всецело разделил и приглашенный на совещание генерал Иванов.

Но тут заговорил новый главнокомандующий Юго-Западным фронтом. Государь и Алексеев услышали мужественную речь солдата и полководца. Генерал Брусилов верил в русские войска и требовал для своего пассивного фронта наступательной задачи, ручаясь за победу. Он увлек за собой нерешительную Ставку и робких своих коллег, зажег верой (хоть и не надолго) уже потухшие их сердца.

После совещания Куропаткин подошел к Брусилову:

Охота была вам, Алексей Алексеевич, напрашиваться! Вас только что назначили главнокомандующим, и вам притом выпало счастье в наступление не переходить, а следовательно, и не рисковать вашей боевой репутацией, которая теперь стоит высоко. Что вам за охота подвергаться неприятностям? Вы можете быть сменены с должности и потерять тот военный ореол, который вам удалось заслужить в настоящее время. Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении могут вам лишь сломать шею, а личной пользы вам не принесут.

Куропаткин весь вылился в этих словах. Что можно сказать о таких военачальниках и можно было ли быть спокойным за будущее страны, участь которой вверялась в такие руки?

Решено было наступать 18-го (31 мая). Западные союзники, оставив для себя прежний срок 1 июля нового стиля, требовали в то же время от нас возможно скорейших действий – срок 15 июня нового стиля, указанный нам Жоффром в Шантильи, их больше не удовлетворял.

Юго-Западному фронту надлежало открыть кампанию демонстрацией из Ровненского района. Решительное же наступление должно было состояться к северу от Полесья. Западному фронту – нанести главный удар из Молодеченского района на Ошмяны и Вильну, Северному фронту – вспомогательный из Двинского района на Свенцяны. Эверту надлежало бить, Куропаткину – помогать, Брусилову демонстрировать.