Читать книгу Московит. Игра на выживание - Антон Скрипец - Страница 3

Это все и впрямь очень напоминало реальность. Аж до дрожи, если честно. В мясорубке неохотно вращающихся в голове мыслей на миг мелькнуло предположение, что неплохо было б испробовать здесь для сравнения с настоящим миром еще и попойку. Потому что ощущения от выстрела в спину и удара по башке гады, вдохнувшие до ужаса подлинную жизнь в этот мир, и впрямь сделали идентичными натуральным. Уж он-то знал… Как и прохладу воды, ледяной волной окатившей голову и плечи. Именно это ощущение и вырвало Дениса из забытья.

Он вскинул голову, хрипя и отплевываясь. Правый глаз, в который был вставлен хрусталик контактной линзы, уставился на мир точно так же, как и левый. Что само по себе было, разумеется, неплохо. И все же идентичность взгляда на окружающую действительность обоих зрачков в сложившейся ситуации была проблемой. Потому что линза в правом глазу служила вовсе не офтальмалогическим целям. Именно на ней заумная программа, закинувшая его сюда, проецировала все нужные Денису сведения. Как Терминатору из древнего фильма. По первому же запросу – и не только, кстати, высказанному вслух – она выводила перед взором единственного своего зрителя и текстовую, и даже трехмерную графическую информацию. Собственно, исключительно благодаря этой чудо-линзе, вовремя включившей функцию ведения боя, он не был до сих пор ни заколот, ни зарублен. Каждое движение шустрых шпажистов хитрющая программа угадывала, проецировала на только одному Денису видимом экране и подсказывала варианты встречных маневров.

Сейчас же правый глаз был просто глазом. Раскрывающимся из-за набиравшего силу отека кое-как, но все же глядящим на столпившихся вокруг него вооруженных людей в точности так же, как и левый.

– Он хоть нас слышит? Глаза какие-то чумные.

Сказал это тот самый здоровяк с бахромой повисших под носом усов, которому Денис расквасил физиономию шлемом. Последствия удара без труда угадывались на морде туземца. Усы из-за тянущихся из носа кровяных соплей приобрели неприятно бурый оттенок. Да и очевидно переломанная переносица набухала внушающим уважение вздутием. Тем не менее услышанные слова принесли хоть какое-то облегчение. Воткнутая в ухо улитка миниатюрного переводчика, похоже, не пострадала, продолжая работать без очевидных сбоев. Иначе как он понял бы средневековую, да еще и польскую речь?

Ведь ему было обещана полная идентичность историческому процессу. И пока все связанные с этим ожидания, будь они неладны, оправдывались.

Взгляд случайно упал на брошенное у его ног тело проводника. Выглядел балабол уже не как броско накрашенный метросексуал на параде фашистов, а как самый обычный, неряшливо валяющийся труп. Выходит, проводник тоже оказался частью этого мира? То есть не настоящим человеком? А как был похож…

Удар тяжеленного сапога, обрушившийся на ребра, тоже ни за что нельзя было отличить от настоящего. Грудную клетку пронзила острейшая боль, спазм мгновенно заставил сжаться мышцы в один закаменевший комок. Будь свободны руки, он, конечно, потолковал бы с автором этого пенделя. Но руки как раз-таки свободны не были. Их связали за спиной. Настолько прочно, что пошевелить получалось только пальцами. Да проку с того было, конечно, немного. Разве что поцарапать столб, к которому его примотали в сидячем положении.

– Принесите еще воды! Похоже, еще не очухался.

Говорил тип, у которого под начищенным железным воротником, надетым прямо поверх какой-то длинной фуфайки и доходившим почти до середины груди, выпирало навершие шестигранной булавы. Заткнута она была за богато расшитый пояс, и Денис готов был поклясться, что видел его на том самом вояке, который продырявил башку проводнику. Пальнув из того самого пистолета с рукоятью в парадно позолоченных завитках, что сейчас торчала с другого от булавы бока.

– Да видно же, что все слышит.

Это сказал немолодой толстяк. На удивление шустрый малый, отправивший до этого Дениса отдыхать с помощью нехитрой колыбельной, что спела прогудевшая в воздухе доска. Сейчас он сидел на чурбане для колки дров и пялился на пленника таким взглядом, словно застал за поеданием своего ужина. Цепкая хватка свиных глазок не сулила ничего хорошего.

– Верно ж я говорю? – вопрос предназначался уже непосредственно Денису. – Отвечай!

А что он мог ответить? Переводить аудиоретранслятор все переводил, но вот научить языку за пару секунд не мог никак. Варианты ответа должны были загораться на той самой линзе в правом глазу.

Не дождавшись нужной реакции пленника, хряк, уперев ладони в колени и натужно крякнув, чуть привстал со своего импровизированного унитаза и довольно чувствительно, с оттяжечкой приложил пленника тыльной стороной ладони по лицу. Лапища оказалась тяжелая – неудивительно, что Денис после прошлой встречи с ней брякнулся в нокаут.

– Когда я тебе кишки наружу выпущу, тоже, думаешь, промолчать сможешь?

Прежде чем усесться обратно, он шибанул Дениса еще раз. Посильнее. На сей раз размахнувшись очень хорошо. В ушах зазвенело – поди пойми, переводчик или барабанные перепонки, – а на глаза снова едва не упал темный занавес.

Однако – ну надо же! – выведенная вроде бы из строя линза снова подала признаки технической жизни. Видать, здесь было принято клин вышибать клином в прямом смысле. Перед взором Дениса появилась видимая только ему бледная и болезненно подрагивающая картинка. С одной очень плохо угадывающейся строчкой.

– Wszystko slysze.

Ретранслятор, ничуть не смутившись, что звук исторгнут из того самого организма, в который он сам и помещен, мгновенно перевел и эти слова тоже: «Я все слышу».

– Так он и по-нашему чесать может? – Здоровяк, прочность морды которого Денис сравнил с прочностью своего шлема, удивленно вытаращил глаза, будто свято верил, что польский могли знать только он, его мамка да еще с десяток очень неразговорчивых людей, поклявшихся унести тайну знания в могилу.

– Стась, уйди.

Недовольный тип в железном воротнике небрежно отпихнул в сторону здоровяка с разбитой рожей. Тот спорить не стал. Покорно отступил. Надо полагать, из соображений субординации. Других причин не навалять ему за очевидно высокомерные выкрутасы Денис не видел. А если взять во внимание перекочевавшие именно к нему ценные вещички убиенных, то догадка эта обретала черты уверенности.

Откуда-то из-под заросшего густой травой плетня тявкнула собака. Звук этот заставил горделивого спесивца скривить тощую, как поставленная на ребро доска, рожу, будто от зубной боли. Отчего стало сильно заметно, что правая его бровь замерла в положении постоянного удивления, топорщась чуть заметно выше левой. А еще от ее уголка шел бледный шрам, пересекавший щеку и терявшийся где-то под лихо закрученными кверху усами.

– Тратить на тебя время я не стану, поэтому задам все три интересующие меня вопроса сразу, – деловитой ритмичной скороговоркой выпалил кривобровый, и Денис невольно зауважал умников, называвших себя создателями его миниатюрного переводчика. Тот не упустил из сказанного ни слова. – Кто вы такие, откуда взялись здесь и как, черт подери, прознали о нас?

Играть в эти «аты-баты» Денису совсем не хотелось. Хоть убей, он не мог воспринимать все происходящее с ним сейчас всерьез. Но, с другой стороны, именно для того его и наняли, запустив сюда: проверить, насколько хорошо все работает, как отлажена программа и не возникнет ли у кого-нибудь сомнений в реалистичности происходящего. Тем более он уже попробовал включить режим иронии и легкого наплевательства, и ни к чему хорошему это не привело.

Глаз-шпаргалка на сей счет никаких подсказок не давал. Мелкий полиглот в ухе – тоже. Зато и лицо, и спина, и ребра ныли вполне натурально, намекая на то, что они все-таки были бы не прочь следовать инструкции и выполнять работу в точности так, как посчитал бы наиболее приемлемым их общий на всех работодатель.

Но паршивый норов, как всегда, пер против течения.

И в реальной-то жизни по-другому почему-то не получалось. А уж здесь…

– Насчет «нас» ничего сказать не могу. – Невольно покосившись на небрежно брошенное в пыль, как родительский укор, тело проводника, Денис постарался оскалиться самой паршивой из своих улыбок. – Говорю только за себя. Я – человек. Настоящий. Из кожи, костей и всей погани прочих внутренностей. Здесь оказался по большей части случайно. Нанялся тестировать новейшую разработку в цифровой индустрии, получил неплохой задаток, позволил обвешать себя всякой электроникой и запустить в этот мир. К вашему сведению – несуществующий. Как и вы сами. Эй, вы, там! – Последние слова он выкрикнул, задрав раскрашенное побоями лицо к безоблачному небу. От неожиданности пара человек из окруживших его вояк отпрянули назад, еще двое, включая тупого здоровяка с расквашенным носом, тоже уставились вверх. – Все! Задание провалено! Не могу я серьезно относиться ко всем этим казакам-разбойникам! Боюсь, рожа треснет, когда лыбу давить буду по любому поводу! Вытаскивайте меня отсюда! Финиш! Как там у вас?.. Вне игры! Или… гейм овер!

Над головой, заливисто стрекоча, промчалась пара ласточек. Налетевший со стороны леса ветерок, словно гребнем по непослушным кучерявым вихрам, прошелся по кроне приунывшей над дорогой березы. Где-то в соседнем дворе натужно, как прощающийся со своими детьми самоубийца, скрипнул колодезный журавль. Да собака снова тявкнула в зарослях. В отличие от журавля – вроде как даже с насмешкой.

Других признаков вмешательства высших сил никто что-то подавать не собирался.

– Так он блаженный.

Толстяк смотрел на свою руку, только что мордовавшую плененного московита так, будто искренне осуждал ее действия и даже испытывал по очевидной ее вине некую неловкость.

– Блаженный? – хмыкнул голова отряда. – Где ж ты видел блаженных, которые оружные и в броне ходят?

Денис же думал о другом. Небеса не разверзлись, главное меню не открылось, сворачиваться программа не спешила. Из чего можно было сделать вывод, что вытаскивать его отсюда никто не собирается. Значит, существовала вероятность, что все это предусмотрено сценарием. То есть поляки – или кто там они такие – продолжат пытки. И пусть все происходящее здесь трижды выдумка и происки хитрых алгоритмов, но боль-то при этом он чувствовал вполне себе натуральную.

– Может, нечестивцы так Богу молятся? – предположил не особенно талантливый здоровяк. Встреча с Денисовым шлемом явно не пошла содержимому его черепа на пользу. С другой стороны, он максимально точно подходил на роль стереотипного воина-болвана.

– Да плевать я хотел, как они молятся! – рявкнул главный индюк. – Но если ты мне сейчас не расскажешь, что тут творится, начну лошадьми рвать.

Последняя фраза была брошена Денису в лицо, как перчатка с вызовом. На что он лишь кисло улыбнулся.

«Да и черт с ним».

Может, выход отсюда только через таинство смерти? Прямо как в настоящем мире. А что? Раз уж этот симулятор выдавал такие чудеса натуральности происходящего, то, может, был таковым и во всем остальном? Рисовал, так сказать, абсолютно полную идентичность жизни со всеми ее крайностями и прочими неприятностями. Ну да, наверняка будет чертовски больно. Но если другого выхода нет, что ж… Можно попробовать ускорить процесс.

– Эту тонконогую лошаденку, с которой я скинул хозяина твоего пояса, ты тоже себе присвоил? – вместо ответа процедил он, таращась на щеголя насмешливым взглядом. Хотя набухший синяк над глазом наверняка мешал передать все глубины презрения, которыми он хотел окатить криворожую проекцию сознания какого-то художника. – Ее тоже используешь для разрывания? Или все-таки жалко?

Поляк покраснел и надулся так, что, показалось, его шрам на щеке сейчас лопнет по шву. Он потянул из-за уворованного пояса булаву с явным намерением применить ее вовсе не как символ власти. Дениса это, собственно, устраивало. И быстрее, и безболезненнее. Сердце, чувствуя наступление очень скорой и весьма стрессовой ситуации, забилось сильнее.

Но его панический галоп заглушил топот копыт. Во двор, пригнувшись под двускатной крышей ворот, ворвался верховой воин. Возопил он, пуча глаза, так, будто привез новость исключительно глухим людям:

– Обоз! Едут!

* * *

Видывал он в своей жизни конвои и подлиннее. В голове того, что двигал прямо на него, ехал тонкокостный молодец в долгополом красном одеянии, которое расшито было всякими золочеными узорами так пестро, что, наверное, считалось верхом красоты здешних мод. Взгляд мало отличался от надменного взора польского индюка. Который вместе со всей своей сворой спрятался где-то неподалеку. Денис краем глаза успел отметить, что кто-то из пленивших его вояк затаился за забором, иные скользнули в опустевшие дома. А его самого, как червяка, нарытого для рыбалки, закинули в самую стремнину реки, которая в этом случае вилась пыльной дорогой от верхушки взгорка за околицей.

Два всадника, чьи простые кожаные брони на фоне блеска павлиньего наряда командира выглядели начинкой подтаявших по весне белоснежных сугробов, дружно гикнули, рванули в галоп и понеслись прямо на Дениса. Если учесть, что предстал перед ними в максимально жалком виде – всю сияющую новизной роскошь его воинской справы цифровые поляки поспешили присвоить себе, – то с их точки зрения должен был выглядеть на редкость непонятной угрозой. Сами по себе отсутствие сапог и опухшая рожа, конечно, вряд ли могли навести на кого-то жути. Но то, что все это непотребство решило преградить дорогу важному посольству, выглядело как минимум подозрительно. Поэтому желание конвоиров втоптать жалкое препятствие в пыль можно было признать вполне логичным и разумным.

Денис их понимал и даже не осуждал. Не шелохнувшись, он скучающим взором наблюдал за стремительным приближением распластавшихся в полете над дорогой конских тел. И уже даже заранее сжал кулак, чтобы без обиняков и лишних пауз засветить в нос первому же очкарику, который после его виртуальной смерти и, соответственно, возвращения в реальный мир начнет снимать с него все провода и отключать прочие долбаные приборы.

Но кони промчались мимо. Обдав его с двух сторон резким сквознячком, напитанным кислым запахом лошадиного пота и кожаных доспехов. Оглянувшись им вслед, он проследил, как наездники рванули к дальней околице деревни. Видимо, чтобы проверить эту непонятную ситуацию на предмет возможной засады.

Молодцы, чуть не усмехнулся Денис, догадались. Жаль, искать принялись сразу не там. Развернувшись обратно к любимцу местных модельеров, он увидел, что по обоим сторонам от нарядного типа выросли другие вояки. С раскосыми смуглыми рожами, в длинных плотных халатах, обшитых круглыми, как перевернутые блюдца, бляхами. Оба держали в руках короткие луки с уже наложенными на тетиву стрелами. И зыркали по сторонам с таким подозрительным видом, словно не допускали самой мысли о том, что вынутую из колчана стрелу можно не пускать в ход. Пестрозадый щегол преисполненным максимальной величественности жестом поднял вверх руку. Процессия остановилась. Натужно скрипнув, встала как вкопанная и повозка, следовавшая в пяти-шести лошадиных корпусах позади модника. По обе ее стороны тоже ехали вооруженные люди, как, судя по всему, и позади нее. Итого обоз насчитывал около десятка стражников. Если, конечно, где-то чуть поодаль кавалькаду не догоняло пешее подкрепление.

Деловито оглядевшись по сторонам и не заметив ничего такого, что можно было бы принять за хитро расставленную засаду, бородатая хохлома снова вперил грозно поблескивающие под шапкой с меховой опушкой глаза в сторону выросшего на их пути помятого препятствия. Не углядев, видать, никакой угрозы и здесь, лениво кивнул в сторону Дениса одному из лучников.

Тот, ни секунды не раздумывая, вскинул лук.

– Стойте!

Прозвеневший над притихшим селом, которое будто замерло в ужасе перед угрозой смертоубийства, детский голос был здесь совсем неуместен. Звонкое его чириканье донеслось со стороны повозки. Правда, ребенка тут же попытался вразумить и оградить от намечающегося зрелища кто-то взрослый и, должно быть, более сведущий в намечающихся неблаговидных делах. Глухо стукнула дверца повозки, послышалось приглушенное ею хныкание. С довольно милыми для возникшей ситуации нотками капризности.

Модник, впрочем, к этому диалогу постарался прислушаться. Подав лучнику едва заметный знак повременить с экзекуцией, он навострил уши. Видимо, главным он тут был исключительно по вопросам моды и стиля, а никак не по тактическим инициативам.

За спиной послышался нарастающий конский топот. Должно быть, вернулся ускакавший давеча на другой конец села авангард.

«Может, хоть они затопчут», – с возрастающим нетерпением вздохнул Денис.

И именно в этот момент под ноги коней с пронзительным и невозможно противным тявканьем стремительно бросился грязный комок шерсти.

«Или нет».

Мохнатая шавка захлебывалась надрывным лаем и без малейшего намека на инстинкт самосохранения пыталась цапнуть лошадей за ноги. Те, изрядно удивленные, замедлили стремительный бег и недовольно прянули в стороны. Всадники принялись браниться, защелкали нагайки. Но толстобокая дворняга на редкость резво семенила на коротеньких лапках и с удивительным знанием дела всякий раз уклонялась от рвущей воздух расправы.

И вот тут уже никакие увещевания, уговоры и мудрые советы не смогли удержать прекрасный порыв сердобольного ребенка. Деревянно стукнула о стенку повозки решительно распахнутая дверца, и из мягкого уюта крытого возка вывалился звонкоголосый комок в ярком сарафанчике.

– Собачка! Собачка же!

Девчушка, яркий наряд которой по пестроте и дороговизне, пожалуй, вполне мог поспорить с нарядом хлыща во главе процессии, кричала так, словно полагала, что большие дяди в своих скучных взрослых разговорах просто не заметили животинку и теперь совершенно нечаянно могли втоптать ее в придорожную пыль. Длинная коса с цветными лентами била на бегу по спине, брови под расшитым то ли бисером, то ли мелким жемчугом ободком собрались домиком. Звонкий писклявый голосок, как мячик, задорно отскакивал от брошенных хат, словно пуская круги по стоялой воде омута тяжкой тишины, в которую погрузился хуторок.

Следом за малолетней защитницей четвероногих друзей из повозки выстрелил гибкий силуэт. Тоже девицы. Но постарше. И, соответственно, поинтереснее. Штаны тонкой кожи плотно обтягивали ноги, простые, но при этом довольно изящные сапоги позвякивали тонким металлическим фальцетом прикрепленных к ним шпор. Наглухо застегнутая до самого ворота одежда, больше всего напоминавшая приталенное пальто, не особенно скрывала изгибы бедер и талии. Они, а также длинная, где-то чуть ниже лопаток черная коса да открытый взгляд темных глаз были единственными женскими украшениями этой дамы. Ни тебе перстней на тонких пальцах, ни серег с драгоценными каменьями, ни браслетов или роскошных бус, прыгающих на бегу на пышной груди. Ни, собственно говоря, пышной груди. Болтающуюся на перевязи саблю с изысканной гардой в виде переплетенной лозы к предметам женского обольщения отнести все-таки было нельзя.

– Елена!

Голос ее не особенно понравился. Был он грубоват по звучанию, а также чрезмерно самоуверен и, скорее всего, хамоват по содержанию. Что было особенно странно, если учесть характер ее профессиональной занятости – работы няньки. Программисты, нарисовавшие такую вот лихую пестунью с сабелькой на боку, наверное, все-таки дали маху. Хорошо, Денис знал, что находится в игре. Ни за что бы не поверил, что сможет встретить подобного персонажа в реальной жизни. А персонаж этот меж тем настиг малолетнюю беглянку, схватил за беленькую ручку, не особенно педагогично дернул, перехватил за подмышки и потащил обратно.

– Собачка, собачка, – верещала, давясь рыданиями, девчушка. – Они же ее растопчут! Скажи им, чтобы не трогали собачку!

– Да сдался кому-то этот клоп, – хмуро процедила воспитательница, и было совершенно непонятно, кого она имеет в виду – то ли шавку, то ли торчащего до сих пор посреди дороги оборванца. А на Денисов взгляд, всей этой детсадовской процессии сейчас переживать следовало вовсе не о нем самом и его не ожиданном блохастом заступнике. Он успел напоследок скользнуть заинтересованным взором по удаляющемуся крепкому заду добротно прорисованной нянечки, отметил, что псина не хуже таракана юркнула в щель под забором подворья напротив, а разодетый павлин верхом на коне скучающе шевельнул пальцем, вновь подавая знак лучнику.

И именно в этот момент благостную тишину села, изредка прерываемую всхлипами сердобольной девчушки, разорвал грохот выстрелов.

Первый залп пришелся на лучников и их в пух и прах разодетого руководителя. Дотянуться до своего оружия он даже не успел: пуля пробила бок его лошади, зверюга пронзительно заржала, встала на дыбы – и рухнула всем весом на седока. Тот даже не особенно громко вскрикнул, придавленный дергающейся в агонии тушей. Лучник, целившийся в Дениса, слетел с седла сам, без подмоги коня. Другой лучник, пригнувшись, гортанно гикнул, направив скакуна к выезду из села. Не особенно похоже было, что он собирается вступать в схватку. Впрочем, права выбора предоставлять ему никто не собирался. Там, куда он планировал совершить маневр стратегического отступления, уже маячили перегородившие дорогу всадники в польской форме. Или как у них там эти душегрейки назывались?

«Жупаны», – тут же выдала ответ линза.

Над головой густым басом прогудела арбалетная стрела. Денис даже не стал нагибаться. Он так и не шелохнулся с места, со скучающим видом наблюдая за боем, не имеющим к нему никакого касания. Твердо был убежден, что ему одному был гарантирован иммунитет от гибели в развернувшейся вокруг сече. Разве что излишняя ее натуральность постепенно начинала докучать. Все-таки любой аттракцион должен развлекать, а не отталкивать. В людской смерти и в реальной-то жизни нет ничего веселого, так за каким лешим в таких подробностях живописать ее еще и здесь?

Словно выражая полную солидарность с мнением единственного живого организма, попавшего в нарисованное полотно, с очень натуралистичным вскриком скатился в придорожную траву раненый московский верховой. Из тех двоих, что промчались недавно мимо Дениса. Из ноги его торчала стрела, и, судя по тому, что попала она куда-то в область паха, а светло-синие шаровары воина теперь интенсивно заливала темная кровь, ему, скорее всего, перебили артерию. Несмотря на это, он, затравленно озираясь по сторонам и не выпуская из кулака рукоять сабли, постарался отползти в сторону, под накренившийся над дорогой плетень. Где, скорее всего, и должен был сделать последний вздох. С такой кровопотерей оставалось ему совсем недолго. Его напарник уже рубился с двумя выскочившими из палисадника копейщиками. Его лошадь, привыкшая, видать, к таким раскладам, ржала, недовольно взбрыкивала и время от времени старалась достать нападавших копытами. Всадник размахивал мечом, пару раз срубив ветви черемухи, растопырившей их прямо над головой. В пылу рубки он того и не заметил. Зря. Как следует размахнувшись, да еще и молодецки привстав на стременах, он особенно остервенело махнул клинком, но тот вдруг предательски врубился в толстый сук. Секундного замешательства вполне хватило на то, чтобы поляки воткнули ему под ребра свои рогатины, сдернули с седла и, хрипящего, швырнули в куст смородины. Где он еще какое-то время орал и трещал сломанными ветвями.

Узкая деревенская улица наполнилась невиданными для себя прежде звуками: криком, звоном железа, ржанием коней и свистом стрел. Одна из них, выпущенная узкоглазым всадником в халате, бросила бегущего к повозке типа в желтых сапогах на хлипкую калитку. Кожаные петли, на которых болтался притвор штакетника, вес резко навалившегося на них тела, что интересно, выдержали. Не сдюжили трухлявые доски – треснули и поглотили увешанное оружием тело с торчащей из шеи оперенной рейкой. Еще пара стрел пролетела совсем рядом с Денисом, обдав, чего греха таить, довольно жутким сквознячком. Понимать-то он понимал, что это резкое дуновение не настоящее, а бес пойми как спроектированное компьютерной программой, но жуть окатила самая настоящая. Потому, чтобы не отвлекаться на нелогичное в данных обстоятельствах чувство самосохранения, он закрыл глаза, задрал лицо к небу и приготовился вынырнуть в нормальную реальность. И совсем не важно – с помощью проткнувшей горло стрелы или разбрызгавшей башку пули.

Лязг кипевшей вокруг рубки был громким, резким и здорово отвлекал от попытки сосредоточиться на уходе в мир иной. Который почему-то никак не наступал. Мало того, отвлекать от него стало что-то мохнатое, уткнувшееся в ноги. И даже, похоже, принявшееся их лизать. Именно сейчас он по-настоящему пожалел, что проклятые мародеры стянули с него сапоги. Догадался, что невесть по какой причине прикипевшая к нему своим шерстяным сердцем шавка снова вернулась спасать его от неминуемой смерти. Язык у нее был теплый и до противного липкий.

И тут же кто-то повис на другой его штанине. Да так здорово, что едва не стянул портки.

«Нет уж, игра не игра, а с голым задом, чтобы насмешить какого-то умника, который сейчас наблюдает за мной на каком-нибудь экране, помирать не стану».

Он с неохотой разлепил веки. Сначала встретился взором с преданно-грустными глазами шавки. А потом и с другим, насупленным и не особенно дружелюбным взглядом. Но вместе с тем каким-то светлым и пялящимся будто бы в самую душу. Принадлежал он той самой девчонке в сарафане, которая ринулась ограждать от неприятностей драгоценную собачью жизнь. Это именно она сейчас ухватила Денисову ногу так крепко, что едва не устроила мужской стриптиз посреди кипевшей вокруг сумятицы боя. Видать, снова решительно ринулась выручать псину. Скорее всего, первым пришедшим на ум способом. А это значило только одно – сейчас на авансцену должен был ворваться еще один непременный персонаж. И, едва успев подумать о няньке с саблей, Денис вскинул голову и увидел ее, несущуюся со всех ног. Прямо на него. Сильные руки ударили в грудь, вышибли из нее весь воздух – и повалили с ног. По инерции он успел схватить девицу в охапку, и вместе они так и хлопнулись в придорожную пыль. Только шавка взвизгнула. Да вроде бы еще что-то хрустнуло внутри.

– Какого лешего ты творишь?! – выдохнул он.

Но телохранительница не удостоила его не то что ответом – даже взглядом. Тут же донельзя заботливым коршуном она кинулась к своей подопечной, сгребла ее в охапку и, не отпуская драгоценную ношу, перекатилась к подножию плетня. По-волчьи зыркнула по сторонам, схватила взвизгнувшую девчонку и перебросила через хлипкий тын. Лишь после этого вырвала из ножен саблю и кинулась на подскочившего к ней поляка. Звонко звякнул металл, скупо засопели, чертя им вокруг себя режущие воздух узоры, фехтовальщики. И, надо сказать, деваха владела этой олимпийской дисциплиной отменно. Даже вроде бы теснила своего оппонента. До тех самых пор, пока он не догадался, что все-таки тяжелее и сильнее. И не подловил ее на чрезмерном сближении. Шаг вперед, едва заметный, но очень расчетливый тычок плечом, и дамочка свалилась прямо на тушу едва подергивающейся в придорожной пыли лошади. Следующим махом сабли поляк должен был добить фурию в пальто. Но Денис в совершенно идиотском и нерациональном порыве кинулся ей на помощь. Перехватил взметнувшуюся вверх руку с клинком, резким, плохо подходящим для вальса полуоборотом крутанулся на месте и швырнул несостоявшегося победителя сабельной дуэли под колеса повозки. Где его с готовностью пригвоздил к земле коротким копьем один из стражников. Который тут же переключился на другого поляка, набежавшего откуда-то со стороны гремящей железом свалки. Людей, желающих непременно умертвить коллегу по видовой биологической принадлежности, на этом цифровом батальном полотне набралось прям с избытком. Точь-в-точь как в реальной, будь она неладна, жизни.

– Справилась бы без тебя, – просопела, поднимаясь с земли, оружная девица.

– Очень сильно сомневаюсь.

– Ты ведь с ними? – Темные глаза на лице, которое можно было бы назвать приятным, кабы не обветренная его суровость, глядели максимально недоверчиво. Так, словно искали ответ на совсем другой вопрос – куда бы лучше воткнуть клинок.

– Если скажу «да», прирежешь?

Сказал и тут же пожалел. Нужно было просто сказать – да. Тогда бы никакие рудиментарные муки совести не помешали бы ей сделать ему «фаталити» и прочие «гейм овер». А так вышло, будто он трясется за свою шкуру и пытается торговаться.

Но брать слова назад было уже поздно. Такая побитая и облинявшая шавка, как он, похоже, интересовала дамочку даже меньше, чем ее настоящий блохастый аналог. К которому так не к месту прикипела ее малолетняя подопечная.

Тем более что нападавшие, похоже, брали верх. Замыкающие обоза поворачивали коней, пытаясь спастись бегством. Вдогонку им летели стрелы, грохотали разрозненные выстрелы. И лишь когда стало ясно, что победоносное завершение резни лишь вопрос времени, на поле боя горделиво выступил спесивый командир нападавших. Железный его воротник поблескивал на солнце так, словно был начищен специально для парада. Собственно, Денис не удивился, если бы он и впрямь, сидя в засаде, поручил кому-нибудь натереть его до состояния зеркала. Важный гусь что-то выкрикнул своим воякам и преисполненным горделивой спеси жестом указал зажатым в руке пистолетом на Дениса.

– Елена! – выдохнула воительница и тут же кинулась в другую от нападавших сторону. Туда, где оставила свою малолетнюю подопечную. Завидев ее маневр, главный поляк повел усом, снова поднял пистолет, и по тому, как прищурил глаз, стало понятно, что на сей раз собирается применить оружие не как дорогущую указку.

«Ну, уж нет! Я заставлю вас шлепнуть меня!»

Денис, едва девица прозвенела шпорами мимо него, тут же шагнул чуть в сторону, закрывая ее собой от пули. В последний момент физиономию вельможного пана исказила досадливая гримаса, рука чуть дернулась. Бахнул выстрел. Лицо ожгло чем-то горячим. С неимоверным облегчением Денис подумал, что мучения его в этом средневековом антураже, похоже, подошли к концу. И даже приготовился увидеть перед глазами «классический» темный тоннель и угадывающийся в его конце молочно-белый свет. В качестве символа выхода в «настоящее».

Ничего подобного.

Скула и ухо вспыхнули огнем, по шее на рубашку потекло что-то теплое. Хотя, откровенно сказать, он прекрасно понимал, что именно теплое может потечь из щеки, если ее разодрать чем-нибудь острым. Будь на месте этого косорукого павлина настоящий владелец пистолета, который вдолбил «хэдшот» в голову проводника, уж тот бы наверняка не промахнулся. Этот же, видать, пока не приноровил руку к новому оружию.

– Ломайте ему ноги, чтоб не ушел! – Раздосадованно махнув пистолетом, как капризный ребенок сломавшейся игрушкой, поляк, не глядя, бросил ствол назад. По крайней мере, этот расчет оправдался – дымящийся еще огнестрел со знанием дела перехватил толстяк. – Живым брать нехристя!

И тут Денис психанул. Промах усатой цапли его раздосадовал не особенно – ринувшиеся в его сторону трое вояк с перекошенными рожами всем своим видом гарантировали, что в очень скором времени исправят этот недочет командира. Но вопрос теперь встал другой – как именно. Покалечить, но ни в коем случае не убивать? Похоже, эта проклятая игра единственной своей целью полагала наиболее изощренное издевательство над геймером. Что бы он ни делал, как ни вертелся угрем, она всякий раз словно бы насмехалась над всеми этими стараниями.

Что жутко раздражало.

Первому набежавшему типу в похожей на берет шапке досталось больше всех. Ему Денис, уходя от замаха здоровенным тесаком, пяткой выбил колено из опорной ноги. Прямо из сустава. Не успел тот, захлебываясь криком, рухнуть на землю, как замерший посреди дороги голодранец уже уворачивался от замаха копья с длиннющим, как короткий меч, навершием. Уклонившись еще пару раз, он понял, что поляк старается подрубить ему ноги. Как, собственно, и было приказано. Еще один зашел сбоку, совершенно очевидно примеряясь садануть узким клювом топора куда-то в область ключицы. Денис дождался, когда он решится-таки обрушить свою кирку на предполагаемую жертву, и в последний момент, уходя с линии атаки, перекатился через голову. Топор с треском перерубил древко пики. Пользуясь замешательством копьеносца, «геймер» двинул ему кулаком в висок. Не дожидаясь, пока тот встретится с поверхностью земли, успел выхватить из ножен на поясе кинжал с деревянной рукоятью. Не особенно удобный, и уж конечно, не рассчитанный на то, чтобы отражать им молодецкие замахи топором. Благо шпаргалка в глазу работала прекрасно. Каждое движение противника она читала и предугадывала. Если, конечно, долю секунды можно включить в определение «заранее». Но Денис успевал. Пару раз этот мясник едва не оставил его без ноги.

Но в тот момент, когда Денис додумался, что проще всего в этой ситуации самому себе полоснуть по горлу и отправиться наконец домой, в глаза ему брызнула широкая струя крови. От неожиданности он отбросил нож и принялся утирать лицо рукавом рубахи. А когда стер с век жирные горячие капли, едва удержал содержимое желудка на полпути к горлу: «дровосек» стал короче на голову. Развороченное месиво на месте шеи еще жило и пульсировало, когда не терпящий возражений удар ноги требовательно пихнул обезглавленное тело на землю. А на его месте с окровавленной саблей в стиснутом кулаке возникла боевая нянька. С довольно странным, конечно, взглядом на педагогику и достаточно недоброжелательным взглядом на спасенного незнакомца.

– Хочешь жить – за мной.

И тут же развернувшись, фурия припустила к плетню, за которым не так давно укрыла свою подопечную. Исход баталии ее, судя по всему, волновал не особенно. Как, собственно, и мнение Дениса.

А он вовсе не хотел жить!

В том, разумеется, понимании, которое она вкладывала в свои слова. Можно было, конечно, хватануть любой из богатого выбора раскиданных вокруг предметов холодного оружия и организовать максимально урезанную по времени церемонию харакири. Но боров с заплывшими глазками и щеткой вислых усов уже перезарядил пистолет своему напыщенному командиру, а с другой стороны улицы с топотом и диким гиканьем приближался отряд вражеских конников.

– Живым! Живым брать! – снова завопил кривобровый шакал.

Мгновенно захотелось сломать ему пару костей. Желательно – на лице. Но позволить благодаря такому душевному порыву переломать ноги себе и продлить тем самым на максимально неизвестный срок мытарства по цифровым полигонам Денис, понятное дело, не собирался. Тем более что точно знал: это сатанинское развлечение, названное каким-то психом игрой, боль дублировала с наиболее поразительной идентичностью. Пожалуй, лучше всего остального, что воспроизводила по образу и подобию реального мира. Поэтому он, не отказав себе в удовольствии напоследок издевательски отсалютовать усатому индюку, ринулся следом за девицей.

Сзади громыхнуло. Пуля пролетела где-то совсем рядом, врубившись в ствол дерева в палисаднике. Кора брызнула пережеванными волокнами. Мгновение спустя топот копыт за спиной заглушил все остальные звуки, включая проклятия главного поляка, затихающий лязг сражения и стоны раненых. Денис одним плавным движением перемахнул через забор, вильнул в одну сторону, в другую, прыгнул в густые заросли малинника, перекатился через голову. Напрасной тратой сил, времени и здравого смысла все эти маневры не были – пару раз в том месте, где должен был секунду назад находиться беглец, воздух с жужжанием дырявили стрелы. А один короткий арбалетный болт с кожаными лопастями оперения гулко воткнулся в плотно закрытые ставни дома.

Обе беглянки улепетывали через разбитый за брошенным подворьем огород. И были уже довольно далеко от Дениса. Только две косы били на бегу по спинам. Не особенно добродушная нянька тащила за руку едва успевавшую семенить ножками за ее галопом сердобольную девчушку. Та упираться и капризничать теперь, похоже, не собиралась, но все равно не было похоже, что у них выйдет скрыться от погони. Особенно если учесть, что пара всадников уже мчалась по переулку меж дворами, стараясь перехватить дамочек у спуска к оврагу, что начинался сразу за огородом.

Получается, целью их была маленькая капризуля? Пусть даже трижды виртуальная. Цифровая не цифровая, позволить им ее обидеть Денис почему-то не мог. Пусть даже и против всякого здравого смысла.

Он заметил торчащие из-под прелой соломенной крыши сарая вилы. Вернее, как – заметил. Словно прочитавший его воинственные мысли прибор в глазу вычленил их из окружающего пейзажа и даже подсветил красным. Денис выхватил трезуб, над которым Посейдон посмеялся бы от всей души, одним движением. Оба конника, как назло, были в кожаных доспехах. Пробить такие даже нормальными вилами с железными зубьями – и то вряд ли получилось бы.

Но кони-то были без всякой брони.

Не говоря уж о том, что еще и ненастоящими.

Денис кинулся наперерез всадникам, которые летели по другую от него сторону приземистого тына, прыгнул на поленицу дров, уложенную в аккурат под забором – и, как заправский метатель копья, швырнул вослед полякам свой деревянный инвентарь. Конечно, в нормальных условиях он не поразил бы не то что движущуюся мишень – в сарай, что теперь остался за спиной, вряд ли б попал. Но кровожадный суфлер в глазу вычертил прекрасную траекторию и даже вычислил тот миг, в который и следовало метнуть не особенно олимпийский снаряд.

Игра ли тому была виной и, соответственно, связанные с ней условности, но – он попал.

Вилы не сумели пробить даже ничем не прикрытый круп лошади, не то что доспех. Но коняга-то ни в медицинских, ни в военных тонкостях не разбиралась. Поэтому, как только зад ее стегнула жгучая боль, тонко заржала и сломя голову кинулась в сторону. Прямо на свою четвероногую коллегу по преследованию. Сшиблись. Пусть даже неслись по узкой улочке не на всех парусах, столкновение получилось жестким. Одна лошадь кувыркнулась через голову, выбрасывая вопящего наездника из седла не хуже, чем из катапульты, а вторая всем весом налетела на кое-как прикрученные к низким столбикам горизонтальные жердины ограды и с треском снесла их, пробуравив в падении заросли бурьяна и крапивы.

Расправа длилась не долее нескольких секунд, но даже за это скромное время округа успела снова наполниться криками преследователей, выстрелами и свистом пуль со стрелами. Часть их металась по подворью, через которое убегал Денис, остальные наводнили проулок. Не собираясь больше надеяться на милость врага, Денис, пригнувшись, рванул к склону оврага. А еще успел мельком взглянуть налево, туда, где спускаться должны были его союзницы. Но их уже и след простыл.

Горнолыжный слалом, в котором вместо лыж по склону скользила задница, оказался тем еще развлечением. Корни деревьев, комья спрессованной земли, сухие ветки и прочий мусор – словно все дружно сговорились либо нанести скатывающемуся по ним организму как можно больше увечий, либо хотя бы сорвать последние портки. Он пытался притормозить стремительное нисхождение, хватаясь рукой за все, что под нее подворачивалось. А подворачивалась в основном крапива. Которая либо с готовностью хлестала широкими листьями по лицу, либо вырывалась с корнем. И в том, и в другом случаях обжигая руки. Миг, когда он наконец-то достиг дна оврага, растворился где-то на задворках сознания. Он просто лежал на спине в воняющей тиной грязи, упираясь ногами в поваленный трухлявый ствол дерева и вслушиваясь в журчание лениво бегущего где-то недалеко ручья.

В чувство его привели звуки погони. Кто-то, громко переговариваясь и переругиваясь, спускался чуть в стороне, где лог горбился куда более пологим склоном. Чертыхаясь под нос и натужно кряхтя, Денис воздел отчаянно упирающееся против такой несправедливости тело и пошлепал по склизкой жиже вперед. Ручей, что извивался меж стволов чахлых деревьев, как и подсказывал слух, был невелик и мелок. Правда, вода оказалось такой холодной, будто всю жизнь замедляла бег своих струй исключительно с той целью, чтобы стать льдом.

Беглянок, которые, по идее, рванули тоже в эту сторону, видно по-прежнему не было. И Дениса вдруг стало мучать смутное подозрение, что лихая рубака с черной косой поманила его за собой не случайно. А чтобы он, с непривычки ломясь от преследования, как раненый лось сквозь зеркальный сервант, увел погоню за собой. Они же вдвоем смогли бы под этот шумок улизнуть.

Предположение подтвердилось, когда, вскарабкавшись по противоположному склону оврага наверх, заметно в стороне от того места, где скатился на дно, он выперся прямо на ощетинившиеся пики конников, нацеленные ему в грудь. Выследить его никому не составило труда, и все хитрые заячьи петли, которые он закладывал по дну оврага последние минут двадцать, при здравом взгляде на действительность изначально результата могли принести ровно столько, сколько попытки медведя справить нужду в наперсток.

Первой мыслью Дениса при виде направленных на него железяк было облегчение. Кинуться на них – и дело с концом. Но прежде чем он успел нажать ребрами на ближайший остро заточенный «эскейп», копья поляков как по команде дрогнули и, словно нехотя, опустились чуть ниже. Замерли на уровне, где живот назывался уже по-другому, но еще не ногами.

Девах тоже поймали. Только очень далеко от того места, где настигли Дениса. Они вообще не собирались сигать в овраг, как и полагал Денис, намереваясь по-тихому слинять огородами да пустыми подворьями.