Читать книгу Пару штрихов тому назад - Антон Тарасов - Страница 20

Вернуться на две недели назад. Анна. Почему? Что это такое? Откуда? Мысли вертелись в голове Иварса, а глаза жадно скользили по печатным строчкам, лишь изредка поднимаясь немного наверх в стремлении вновь перечитать окончание предыдущего абзаца. Счастье. Рождены для счастья. Покуда жив, храни крест Лаймы. Исчезнет вместе с тобой.

«Этого не может быть, – сказал Иварс сам себе, – просто не может быть. Спокойно. Нужно прочесть все с самого начала. Это какая то ошибка. Просто совпадение и ничего, кроме совпадения».

Счастье. Рождены для счастья. И дан каждому крест Лаймы. Свое счастье. Оно всегда с тобой.

Только сейчас Иварс стал понимать, что смерть Анны не была просто случайностью. Это не просто ее знакомства с какими-то странными людьми, не просто какое-то безумие, хулиганство или средневековый обряд. «Счастье исчезнет вместе с тобой», – Иварс снова перечитал эту фразу. «Нет, этого просто не может быть. Она убила себя по этой книге? Но чего ей не хватало для счастья? Я уверен, что моя девочка была счастлива. Иначе просто быть не могло.»

Иварс попытался встать, но споткнулся о лежавшие вокруг книги, слегка вскрикнул и снова оказался на полу.

«Счастье исчезнет вместе с тобой. – Иварс снова и снова повторял это про себя. – Что за ерунда? Как такое вообще может быть?»

Он снова вспомнил свой ужас при виде Анны, рукоятки шила, лужицы крови и этой свастики на лбу, креста Лаймы. Нет, Анна никогда не разделяла фашистских убеждений, никогда не общалась с такими людьми, а если и общалась, то уж точно не разделяла их взглядов. Она была осторожной девочкой. Иварс вспомнил, как однажды кто-то на тротуаре около дома разбил бутылку. Анна, а ей тогда было лет семь, не больше, сбегала домой за веником и смела все осколки с середины дороги.

– Знаю, папа, ты будешь ворчать, но я просто не могла пройти мимо, – сказала тогда она, – да и ты можешь идти снова погруженный в свои мысли, споткнешься и поранишься.

Нет, Анна была умницей. И не могла она себя убить. Зачем? В свои пятнадцать она еще ни с кем не встречалась. В школе особых проблем, а тем более конфликтов у нее не было. Иварс поймал себя на мысли, что пытается встать на место своей дочери и оценить вероятные и не очень причины того, что произошло. Какая разница, ведь ее все равно не вернешь?

Иварс снова раскрыл книгу, прищурил глаза, но уже не смог найти того, что-только что читал. Перед глазами плыли круги. Комната показалась ему маленькой и совершенно лишенной воздуха. Он почувствовал, что задыхается, и начал отчаянно глотать воздух, как глотают воздух только что пойманные рыбы или пытаются надышаться мальчишки, ныряющие летом с лиепайского мола.

– Нет, нет, нет. – С усилием Иварс смог наконец встать. – Этого не может быть!

Он швырнул книгу в угол комнаты, быстро подскочил к окну, дернул за шпингалеты, открыл первую раму, затем дернул вторую. Она не поддавалась. Иварс с силой дернул за ручку и, вырвав шпингалет, высунулся в раскрытое окно и сделал глубокий вдох.

Неожиданно Иварс почувствовал, что в комнате есть кто-то, кроме него. По крайней мере, такое ощущение у него возникло в тот момент, когда он наконец понял, что оставить книгу, заложенную свежим букетом, мог только человек, который либо приходит сюда, либо… Иварсу снова стало нехорошо. Легкий холод пробежал по спине, ноги стали совершенно ватными. Он задыхался, несмотря на то что стоял у распахнутого окна. Его душил страх, страх перед тем, что-тот, кто убил его дочь, может быть здесь. Или бывает здесь. Или может прийти с минуты на минуту.

Что-то скрипнуло. Шелохнулась занавеска. Иварс затаил дыхание, но снова стал задыхаться. Где-то рядом кто-то есть. Кто-то стремится сюда войти, вот-вот ворваться, чтобы расправиться с ним так же, как с Анной. Расправиться – и нарисовать на лбу своей жертвы свастику. Пусть все думают, что это крест Лаймы. Пусть строят свои догадки. Но человека уже нет, еще одна жертва. Его убьют, точно убьют. Вот легкий скрип повторился. Снова шелохнулась занавеска. И стало прохладно, по комнате загулял сквозняк.

Занавески вырвались наружу из окна и стали хлопать по рамам. Иварс задрожал, закрыл глаза. Так продолжалось всего несколько секунд. Холод командовал телом, но он вспотел. Ему было страшно, но он не кричал, не проронил ни звука, ни слова.

Иварс, стараясь не шуметь, ступил, потянулся – и уже держал в руке маленькую фарфоровую вазочку. Сквозняк усилился. Что-то снова скрипнуло, только чуть отчетливее. Иварс заплакал, как не плакал в тот момент, когда узнал, что его дочери больше нет, как не плакал даже на ее похоронах. Минута. Снова скрип. Иварс уже ничего не видел от слез, только сжимал в руке вазу.

Вдруг послышался скрип, а за ним Иварс услышал звук шагов. Шаги приближались. Занавески продолжали яростно хлестать по рамам. Прикрытая дверь в комнату распахнулась. Иварс зажмурил глаза, покачнулся, споткнулся на разбросанных повсюду книгах, упал на колени и почти сразу же с яростью бросил вазу в сторону двери.

Все стихло. Иварс даже не слышал ни звона стекла, ни того, что было потом. Ничего.