Читать книгу Бремя тела - Антон Тарасов - Страница 5

Душевая в любом общежитии – это больше, чем душевая. В ней не просто моются, смывая с себя уличную и домашнюю пыль, следы трудового пота и непосильных потуг учебы. В душевой тайком покуривают, выпивают, если больше нигде нельзя это сделать. В самых злачных и запущенных общежитиях в душевых не только принимают, но и хранят наркоту – где-нибудь под потолком, в вентиляции или за батареей, под заветной плиткой, тщательно завернув в полиэтиленовый пакет. Но такое, конечно, в самых злачных из злачных общежитиях, где живут большей частью не студенты, а те, кто под таковых маскируется. Иными словами, числится за мзду в каком-нибудь третьесортном институте, а сам спокойно занимается своими делами, отдавая за проживание и прописку сущие копейки. Это не квартиру снимать, когда на проживание нужно выкладывать кругленькую сумму.

А еще душевая, конечно, если она достаточно большая – это место для общения. Конечно, можно общаться и в коридоре, и на общежитской кухне. Но все это не то. Там разговоры не могут быть доверительными и до конца откровенными – мужские на мужском этаже и чисто женские на женском.

Ксения не любила быть в душевой одна. На потолке или на стенах ее непременно поджидало темное пятно. Она искала его глазами и как только находила, сама же пугалась своей находки. Пятно перемещалось и пульсировало. Даже в самые солнечные дни, какие случаются в конце зимы или ранней весной, пятно нисколько не становилось светлее. Такое же темное, большое, пульсирующее. Ксения убеждала себя в том, что это галлюцинация, ведь пятно кроме нее никто не видел.

«Только не сходить с ума, Ксюша, держи себя в руках и не смотри туда, не смотри на это мерзкое пятно. Представь, что его здесь нет. А его и нет, Ксюша. Это мираж, глюки. Если бы оно было, его видели бы и другие. Ты сама понимаешь, что такого не бывает. Понимаешь? Вот и прекрасно, Ксюша, молодчина. Делай свои дела и не обращай на него внимания, даже не смей оглядываться. Кому говорят. не оглядываться? Вот так, хорошо, очень хорошо», – Ксения яростно сражалась с собой и, как ей виделось, почти всегда одерживала победу.

Но все-таки одной в душевой было страшновато. А когда в нее набивалось много народа, Ксения чувствовала себя некомфортно уже совсем по другим причинам. Но в выборе между страхом и дискомфортом Ксения обычно выбирала второе.

– А, это ты, Ксюха, – послышался недовольный голос Нади, – давай быстрее заходи и дверь закрывай. Чего уставилась? Заходи, говорю.

Иногда грубость Нади переходила все возможные границы. Но Ксения не обижалась и утешала себя тем, что ей в соседки могли дать откровенную хамку или вообще ту самую «подсадку», липовую студентку, просто проживающую в комнате в общежитии, приводящую в нее своих бесконечных родственников, знакомых, друзей и прочий сброд. В общежитии еще помнили историю трехлетней давности, когда с трудом удалось выселить из одной из комнат проститутку, приезжую из Средней Азии.

– Кто там? – спросила из одной из кабинок Даша. Лилась вода и она, конечно, не могла слышать ничего из того, что до этого говорила Надя.

– Да Ксюха это! – ответила Надя и ударила кулаком в перегородку между кабинками. Перегородки были сделаны из какого-то тонкого ребристого пластика и от малейшего удара или сотрясения отзывались гулом, не утихавшим на протяжении минуты, если не больше.

– Стерва, сучка стервозная, – шутя, прошипела Даша и тоже ударила в перегородку.

– Сама ты сучка! – Надя включила в душе на всю мощность холодную воду и перегнула шланг в соседнюю кабинку. – Получи!

В кабинке раздался визг. Ксения заулыбалась. Все выглядело действительно забавно. Забавно, если не считать темного пятна, висевшего в дальнем углу душевой, прямо возле решетки вентиляции. В тот момент, когда Ксения закрывала дверь в душевую, пятно пошевелилось. «Так тебя, сквозняком! – Ксения хлопнула дверью посильнее. – Может, хоть в вентиляцию затянет, и наступит спокойствие». Но надежды так и остались всего лишь надеждами, и пятно даже не сдвинулось с места.

– Надя! Ну, нельзя же так! – не удержалась и крикнула Ксения, раскладывая свои вещи на подоконнике.

– Девочки, успокойтесь, – голос из самой дальней кабинки показался Ксении знакомым. Она прислушалась: так и есть, это была соседка Даши по ее комнате. – Вы мне лучше другое скажите. Мне показалось, или я вчера в натуре видела Ваньку Михельсона у нас на этаже? Я увидела и просто офигела. Но потом посчитала, что это не он.

– Точно, я же забыла! Я тоже его видела. Понятно теперь, почему он какой-то весь похорошевший. Даже, видать, помылся и причесался. Он же к Маринке из дальней комнаты ходит! – Надя настолько увлеклась сопоставлением фактов, что даже выключила душ и приоткрыла дверцу кабинки, наблюдая за тем, как возится со своими вещами Ксения.

Но Ксения уже заняла ту кабинку, где раньше была Даша. Даша же сидела на табуретке у окна и большим полотенцем вытирала и сушила волосы. Обычно всем такие разговоры были по душе, кроме Ксении. Но на этот раз и ей стало любопытно, что делает самый странный человек на курсе Ваня Михельсон не только на женском этаже, но и в общежитии вообще. Сам он был местный и жил где-то недалеко от Московских ворот, постоянно опаздывая в институт из-за того, что троллейбусы встали где-нибудь в пробке. Несуразность Михельсона вкупе с его недюжинными интеллектуальными способностями привлекала внимание.

– Это какая Маринка? – с интонацией мисс Марпл спросила Даша.

– Из дальней комнаты, сказала же только что! Чем слушаешь?

– Это которая вся в пирсингах? – не скрывая удивления, продолжала расспрашивать Даша. – Такая вся разукрашенная? Она что ли?

Надя пробурчала какую-то несуразность, которая заменяла положительный ответ. Шумела вода, щелкнула крышка бутылки с шампунем. Ксения тоже стояла под душем, потирая мочалкой спину. Вода шла нестабильно, очень горячая сменялось холодной, дальше снова горячей, и так все повторялось. Подняв глаза, чтобы посмотреть, что происходит с душем, Ксения заметила, что пятно стало намного больше, чем было, и занимает почти весь потолок. По ее телу пробежал холод, и вода сразу показалась намного холоднее, чем была на самом деле. Душ уже не ласкал спину и лицо, а хлестал, больно, обжигающе больно. Ксения съежилась, зажмурила глаза и наощупь повернула кран с горячей водой. Стало теплее, совсем тепло.

«Спокойно, Ксюша, ты ничего не видишь. Ничего не происходит. Ты просто стоишь под душем и ничего не видишь, потому что ничего не происходит. Поверь, бояться нечего. Если бы происходило что-то плохое, то девочки тоже бы заметили это. А так они моются, и их ничего не волнует. Ничего, Ксюша, совсем ничего. Все спокойно. Будь хорошей девочкой, тебе ничего не угрожает. Расслабься. Чувствуешь, как приятно под горячим душем? Расслабься. Все в порядке».

– В том-то весь и прикол, что Ванька Михельсон запал на Маринку, – Надя явно была намерена развить тему. Впрочем, что еще обсуждать в женской душевой общежития, как не последние новости с любовных фронтов. – Нет, девочки, вы только представьте их вместе, просто представьте. Поставьте рядом друг с другом! Просто шоу.

– Я вообще не понимаю, как они познакомиться могли. Маринка же с четвертого курса, она старше нас года на три или четыре, – разговор поддержала предпочитавшая молчать соседка Даши по комнате. – Представь, что ты идешь и видишь Ваньку Михельсона. Да ты, тьфу, мимо пройдешь и даже не заметишь.

– Нет уж, как раз Михельсона пропустить невозможно. Такой кадр! – Надя, видимо, получала огромное удовольствие при констатации подобных фактов, потому что как-то по-особенному закатывала глаза.

Посмеивалась и Ксения, лишь временами с опаской поднимала глаза к потолку. Пятно было не просто большим, оно было огромным. Если потолок из белого, пусть и со ржавыми подтеками и выступившим кое-где грибком, становится вдруг темным, глянцево-черным, то это не может остаться незамеченным. Но девушки продолжали беззаботно общаться, скрашивая тем самым обыденные минуты ухода за собой. И Ксении ничего не оставалось, как маниакально убеждать себя в иллюзорности наблюдаемого ею.

В дверь душевой постучали, сначала тихо, затем со всей силой. С места, где заржавевший шпингалет крепился к двери, на пол посыпались кусочки краски.

– Эй, вы долго еще? – спросил в нетерпении кто-то. – Смылились там что ли? Уже час там торчите!

Надя прислушалась и, не узнав по голосу того, кто стоит за дверью, вложила в ответ столько своего фирменного хамства, сколько могла вложить. Оно оказалось очень уместно.

– И еще час поторчим, хватит завидовать. У нас тут девичник. А раковина есть и в туалете. Вали туда!

– Поняла, – последовал ответ, грустный, отдающий безысходностью.

Надя сжала кулак, потрясла им в воздухе и произнесла победоносное: «Ес-с!».

– Да, девочки, каких только аномалий не встречается, это я про Маринку с Михельсоном, – Даша решила развить тему, которая ее явно зацепила. У нее самой, насколько Ксения была в курсе, с молодым человеком – он жил в том же общежитии, только этажом ниже – отношения совсем не клеились. Они постоянно ссорились, не скрывая своей ругани и даже кулаков – все это происходило на публике, прямо в коридоре или даже в институте в перерывах между парами. Если бы они учились в одной группе, то выяснения отношений продолжились бы и на занятиях – в этом у Ксении не было никаких сомнений после того как она однажды увидела их стычку.

– Аномалий! – заржала Надя. – Умное слово нашла, да? Поздравляю, только оно здесь не в тему. Какие аномалии? Маринка прикольная, вот Михельсон на нее и запал.

– Да, но ты же видела Михельсона! Да и что Маринка нашла в парне, который мало того, что чудила отборный, так еще и младше ее?

– А что ты в своем Кирюхе нашла? – Надя вышла из своей кабинки и зачем-то ударила по дверце рукой.

– Кирюха другое дело!

– Какое еще другое дело? Одна и та же фигня. Маринка тоже человек, ей потрахаться хочется. Михельсону, понятно, тоже. Вот они и нашли друг друга. Михельсон к ней подкатил любезно помочь со статистикой или с курсовой. Он в этом рубит, а у Маринки еще со второго курса хвосты висят, она все ходит, договаривается в деканате о пересдачах. У Маринки денег нет, вот она и решила отблагодарить его натурой, – Надя говорила совершенно спокойно, как будто была на сто процентов уверена, что все было именно так, как она мыслит.

– Фу, как грязно, Надя, – соседка Даши по комнате стояла, смотрела на нее почти в упор и морщилась. – Может, они нравятся друг другу, даже любят друг друга. А ты здесь перемываешь им косточки. Не верю, что все настолько грязно, как ты говоришь. Даже и думать не хочется.

– Да, ты такая наивная, как будто только узнала, что мир держится на сексе. Что, не так, по-твоему?

Девушка не знала, что ответить, а Надя торжествовала. И в самом деле, любой ответ можно было считать доводом в пользу того, что, смакуя, говорила Надя. Озвучить подобное для нее было раз плюнуть. Про таких говорят, что у них язык без костей. Но в словах Нади Ксения уловила что-то похожее на истину. Она этому даже немного испугалась. Но молниеносно взвесив все, снова согласилась. Что еще могло объединять Марину и Ваньку Михельсона как не… секс. Ксения боялась это слово произнести не только вслух, но и про себя.

«Секс, снова о сексе разговор. Зачем? Неужели все действительно сводится к одному? Сводится, раз так получилось. Нет, не хочу даже слушать это. Домываюсь быстрее и в комнату. Скорее отсюда!»

Посмотрев на потолок, Ксения замерла от ужаса и, чтобы не упасть, облокотилась на перегородку душевой: пятно уже не просто зависало под потолком, обволакивая его, занимая каждый свободный уголок, закрывая каждое белое пятно. Этот темный потолок опускался, это происходило на глазах. «Не смотри туда, не смотри! – убедила себя Ксения. – Смывай шампунь и бегом отсюда».

Но если повлиять на свое сознание и на свой страх Ксения как-то могла, спрятавшись в себя и оградившись от мысли о преследовании черным пятном, то повлиять на разговоры подруг по общежитию вряд ли.

– Девочки, может, сменим тему? – робко предложила Ксения, уже вытираясь.

– Молчи, девственница! – строго сказала Надя, и это прозвучало как приговор.

Ксения снова посмотрела наверх: пятно все опускалось. Нет, оно нисколько не напоминало туман или темный дым, какой бывает, когда горят, например, автомобильные покрышки. Ксения наблюдала его совсем близко, даже ближе, чем когда чуть не упала с батареи и, ползая, гонялась за ним по кафельному полу душевой. Пятно имело довольно ровные, постоянно пульсирующие границы. Оно напоминало пятна густой нефти, расплывшиеся по поверхности небольшого прудика, над которым то и дело принимается гулять легкий ветерок, покачивающий водную гладь, а вместе с ней и нефтяную пленку. Оно было таким же блестящим, как нефть. Вытянув дрожащую от страха руку, Ксения ощутила, что пятно неосязаемо.

– Надька, а когда ты потеряла девственность, расскажи! – вдруг предложила Даша.

Ксения в этот момент уткнулась лицом в полотенце. Ее тянуло вот так, не вытираясь и не одеваясь, тотчас выбежать из душевой, промчаться по всему коридору, чтобы, наконец, оказаться в тишине, в комнате, где пятно никуда не опускается, а мирно висит под потолком, и где нет разговоров, от которых ей хочется провалиться под землю.

– Года полтора или, нет, подожди, даже два назад, – нисколько не смущаясь, ответила Надя. – У нас в поселке есть рынок, Леха там подрабатывал грузчиком. Короче, как-то к нему пришла, а у них был какой-то праздник там, чей-то день рождения. Все гуляли, никто не работал, он выпил, мы с ним заперлись в вагончике. Там он меня и поимел. Я нагнулась так, за дверь держалась, а он сзади. Я все стонала, стонала, говорила, как мне больно, чтобы он помедленнее. Короче, полной дурой была.

Ксения невольно выслушала эту историю и позавидовала сама себе, что у нее не было никаких рынков, неизвестных вагончиков, парней в пьяном угаре.

– Никитина, что уши развесила? – словно прочитав ее мысли, бросила Надя. – Ты смотри и слушай, у тебя все еще впереди. Вообще, взяла бы и законспектировала, что тебе умные люди тут рассказывают.

Отняв от лица полотенце, Ксения почувствовала, что краснеет от стыда. Это был самый настоящий стыд. Стыд присутствовать при подобных разговорах. Но показать этого стыда она не могла – это было бы истолковано совсем неправильно, так, будто бы она пренебрежительно относится к подругам по общежитию, к их историям, к их интересам. Вслед за зрением Ксения постаралась, насколько это было возможно, притупить и свой слух. Но любой звук, даже шепот, громом прокатывался по душевой: высокие потолки и пластиковые перегородки создавали прекрасную акустику.

– А у тебя, Дашка, как было? – спросила Надя. – Выкладывай, давай, тут все свои. Выкладывай свою историю, видишь, Ксюха уши развесила.

Ксения спешно одевалась. Настолько спешно, что, натянув на себя футболку, сообразила, что волосы еще мокрые, и от них футболка тоже становится мокрой. Пришлось снять футболку и вытирать волосы снова. Она все время смотрела куда-то вниз, в пол.

– Да в школе еще, – равнодушно начала Даша, наблюдая за реакцией Ксении. – Его Вадик зовут, год встречались, потом разбежались, у него другая появилась по совету его правильной мамаши. Ну, а тогда ушли с уроков пораньше, у него предков дома не было. Было классно, только больно. И у него постоянно презик съезжал куда-то. Мы потом еще много раз так сбегали с уроков, пока моя мамаша не просекла, что я прогуливаю, и не устроила скандал. Да и надоел мне уже этот Вадик, такой зануда и ботаник, хуже Михельсона. Все время ныл, бе-бе-бе, что ему нужно готовиться к поступлению, что если он не поступит, то его заберут в армию. Зубрил, читал какие-то книжки, к репетитору ходил. В итоге, девочки, прикиньте, я поступила на бесплатное, а он как последний лох учится на платном. Толку-то со всей этой лабуды?

Ксения была уже одета.

Взгляд наверх – и испуг. Под потолком пятна не было. Белый потолок, подтеки, следы ржавчины, какие-то пятна, паутина в углу. Но пятна нет. Ксения стала озираться вокруг. Наверное, она выглядела при этом нелепо, впрочем, как и всегда, потому что Надя, наблюдая за ней, скривила рожу.

Пятно было рядом. Оно было вокруг Нади и Даши. Оно, разделившись на части, обволакивало их со всех сторон, тянуло к ним что-то похожее на руки. Когда Надя корчила рожу, пятно погладило ее шею и руки, скользнуло вниз. Даша стояла, смотрясь в зеркало, разглядывая свои брови. Пятно было у нее на спине, гладило ее шею, обволакивало ноги, поглаживая их.

«Что такое происходит? В чем дело?», – еще больший страх Ксению охватил, когда она увидела выходившую из кабинки соседку Даши по комнате. Она была абсолютно голая, не считая переброшенного через руку полотенца и тапочек. Пятно гладило ее тело, скользя по плечам и груди вниз. Пятно пульсировало при этом очень сильно, словно вампир, добравшийся до своей жертвы, сидящий на ней и, слегка покачиваясь, высасывая кровь.

Страх. Паника. Ксения в два прыжка оказалась возле зеркала.

Пятно обволакивало ее подруг. Но обращается ли оно так же с ней? Покрывает ли ее спину, шею, руки? Ксения присмотрелась к Наде: пятно, какой-то его длинный темный отросток гладил ее губы. Это было отвратительно еще и потому, что в этот момент, словно ничего не чувствуя, Надя продолжала беззаботно смеяться над очередной шуткой Даши. Она заявила, что у нее с парнем не клеилось в постели потому, что все его силенки уходили на книги и учебу, и она просто не выдержала со всем этим конкуренции.

Ксения поглядывала то в зеркало, то на свои руки, которые предательски дрожали.

«Где же ты, неужели у меня на спине? Нет, не вижу. Видно, ты решило обойти меня стороной. И правильно, не лезь ко мне. Я даже не знаю, что с тобой и с собой сделаю, если замечу, что ты обходишься со мной так же. Не смей ко мне прикасаться!»

С опаской озираясь по сторонам, Ксения засобиралась и вышла из душевой. В коридоре гулял сквозняк. Дверь в душевую захлопнулась. Идти в комнату одной Ксении не хотелось: в ней проснулась совесть, призывавшая вернуться в душевую, к подругам, оставшимся наедине с тем, чего они даже не могли видеть. После секундного замешательства Ксения приняла решение – и медленно, сосредоточенно переступая с ноги на ногу, направилась по коридору дальше, к комнате.

В комнате привычным движением Ксения швырнула пакет с мочалкой и шампунем под кровать, но, видимо от волнения, промахнулась: ударившись о ножку кровати, он отскочил и оказался посредине комнаты.

– Черт, – со злостью сказала Ксения и, нагнувшись за пакетом, тут же отскочила обратно и одернула руку. – Что за…

На ее мочалке, большой светло-желтой губке было небольшое темное пятнышко, точно такое же, какое творило бесчинства в душевой, только гораздо меньших размеров.

«Было оно тут, когда я стояла под душем? Или не было? – Ксения напрягала память, но смогла припомнить только то, что стояла с полузакрытыми глазами и старалась никуда не смотреть. Может, и к лучшему, что она упустила этот момент, иначе, кто знает, чем бы это для нее закончилось еще там, в душевой. – Наверное, не было. Да, точно, не было. Я бы его заметила. Такое не заметить сложно».

Ксения крутила в руках губку, пытаясь стряхнуть пятно или как-то его смахнуть. Но пятно не поддавалось. Оно было неосязаемым: прикасаясь к тому месту, где было пятно, Ксения не чувствовала ничего, разве что легкий холодок пробежал по ее коже.

В конце концов, Ксения завернула губку обратно в пакет и, как и собиралась, забросила его под кровать. В комнату уже ввалилась Надя, а при ней Ксения делала вид, что у нее все в полном порядке.

– Спокойной ночи, – сказала она перед сном, обращаясь к пятну, уже привычному настолько, что его отсутствие вызывало у Ксении чувство дискомфорта, как будто чего-то не хватает, чего-то очень важного.

– Спокойной, – недовольно пробубнила Надя, принявшая пожелание на свой счет.

Сон захватывал Ксению стремительно. Она засыпала быстро и крепко, так повелось еще с детства, когда она твердо знала, что нужно ложиться и засыпать как можно раньше, так как утром ни свет, ни заря родители разбудят ее для того, чтобы вести в детский сад. В него Ксения приходила самой первой, а уходила последней. Так продолжалось несколько лет, пока баба Лара не вышла на пенсию и не перестала работать.

Разбудить Ксению могло только что-то из ряда вон выходящее: крики или шум, продолжавшиеся достаточно долго для того, чтобы Ксения сообразила, что это ей не снится, а происходит наяву.

«Что это? Сейчас, сейчас я проснусь», – подумала Ксения, посчитав, что уже давным-двано настало утро, и она проспала. Но в комнате было темно. С противоположной стороны раздавались шорохи и стоны. Ксения осторожно открыла глаза. На кровати Нади сверху мелькал чей-то силуэт. Этот кто-то, накрывшись с головой одеялом, ритмично двигался. Нога Нади с накрашенными темным лаком ногтями елозила по крашеной стене, издавая едва уловимый скрипучий звук, такой, какой получается, если куском пенопласта скрести по полированной мебели.

– Да, возьми меня, – шептала Надя, – я глубже хочу.

– Надька, хватит тебе! Получай! – звучал в ответ шепот Саши, который ритмично сопел даже громче, чем говорил. – Ага!

– Тише давай, а то Никитина услышит! Начнется херня всякая.

Они не могли видеть Ксению. Свет от окна падал на них, а кровать Ксении была скрыта в темноте. Ксения притворилась спящей и не двигалась.

– Пусть слышит, плевать, – Саша подпрыгнул на кровати, и на какой-то момент одеяло слетело с него. – Иди ко мне, поближе, я кончить хочу. Да, вот так. Да!

Ксения много раз видела, как происходит это в кино. Но в фильме камера то и дело приближается или удаляется, да и рука режиссера, а потом и монтажера выбрасывает все подробности, все детали, заботясь лишь об общем впечатлении. И оно всегда оказывается самым благостным. Любовь, романтика, чувства, страсть. Как будто все это является синонимом секса. Но Ксения догадывалась, что это не так, что это лишь ловкая режиссерская игра, скрывающая суть и заставляющая зрителя верить в то, что он видит, не вникая в смысл. И замысел режиссера мы не улавливаем, мы лишь завороженно смотрим за тем, что происходит: вот он, вот она, вот любовь, или без любви, но за деньги. Они вдвоем, им хорошо.

Или они всего лишь притворяются, что им хорошо?

– Я уже, – простонала Надя.

Саша ускорился так, что кровать заскрипела. И почти сразу Ксения услышала сдавленный звук, такой, будто его душат, и он со всей силы пытается наглотаться воздуха, чтобы запасти его по возможности больше. Хоть одеяло и скрывало отдельные детали, но положения тел и все остальные интимные подробности для Ксении были очевидны.

– О, да, – прошептал Саша, когда все закончилось. – Как будто год не трахался и наконец дорвался. Было так хреново, а сейчас хорошо.

– Год! Ага! Тебе два дня не потерпеть. Выйди из меня, – включив обычную сволочность, сказала Надя чуть ли не в полный голос, но тут же замолчала и прислушалась. – Нет, кажется, Ксюха спит, не слышала ничего. Все, давай спать, я будильник поставила.

– Да какой в жопу будильник! – Саша заерзал и поправил одеяло.

Набравшись смелости, Ксения кашлянула. На соседней кровати все мгновенно стихло, и сложно было поверить в то, что там что-то вообще происходило, в то, что там два человека, а не один. Снова была полная тишина, такая, что было слышно, как где-то в коридоре, жужжа, загорается и гаснет неисправная лампа дневного света.

Спустя полчаса после того как все закончилось, Ксении, наконец, удалось заснуть.

Утренний свет уже вовсю носился по комнате, когда Ксения проснулась и вскрикнула: на стене напротив, прямо над кроватью Нади висело огромное черное пятно. Саши в комнате уже не было, должно быть, ушел еще ночью, а, быть может, и утром. Надя тотчас же проснулась и, потирая глаза, удивленно смотрела на Ксению.

– Чего орешь?

Ксения молчала. На то, чтобы справиться с собственным страхом, ей требовалось немного времени. Она еще не совсем проснулась, не сбросила еще с себя остатки своего крепкого сна, для того чтобы отдавать отчет в своих действиях. Хотя, и Надя еще пребывала в таком состоянии после безумной полубессонной ночи, чтобы сообразить, что с ее соседкой по комнате творится что-то не то.

– Никитина, ну что там с тобой? Орала-то чего? – потягиваясь, снова поинтересовалась Надя.

– Кошмар какой-то приснился, – быстро опомнилась Ксения, размышляя про себя, как же парню Нади удалось проскочить утром мимо совсем недружелюбной вахты.

– Угу! – Надя снова потянулась, взглянула на часы, что-то пробурчала себе под нос и, завернувшись в одеяло, легла спать дальше, отвернувшись лицом к стене. – Отвали от меня, дать поспать.

«Так-так, что же получается? Стоит подумать о сексе кому-то или случиться тому, что случилось сегодня ночью, так это пятно начинает расти и беситься? А откуда оно знает, что говорят или намекают именно на это? Чушь какая-то, просто чушь. И рассказать некому, точно посчитают меня обкуренной или обколотой. А то, что было ночью, просто мерзость. Знала бы, ушла бы гулять по городу или проошивалась где-нибудь на вокзале. С ума сойти! Зная, что в комнате помимо них есть и еще кто-то, они спокойно сношались. Другого места было не найти, вполне в стиле Нади, чему удивляться. Говорить ей о том, что я все видела? Как тянет закатить скандал! И все же, скандалить или прикинуться невинной овечкой?», – решала Ксения, собираясь в институт.

Она бросила взгляд в сторону беззаботно спящей Нади и сказала вслух:

– Ладно, живи, любительница секса.

При этих словах Надя, недовольно кряхтя во сне, перевернулась на другой бок, а темное пятно, притаившееся над ней, слегка сместилось по направлению к окну.

Автобус нагнал Ксению, когда она прошла уже целых две остановки, решив, что ехать ей не суждено. В автобусе было душно, почти невыносимо. На сидении у окна Ксения увидела молодого человека, которого запомнила по истории с нарисованным на запотевшем стекле троллейбуса сердечком. Он, как и тогда, слушал плеер и читал книгу. «Значит, тоже студент, из общежития едет», – решила Ксения и во избежание эксцессов вышла на ближайшей остановке, прилично не доехав до института.