Читать книгу Ты где, сосед? Психологическая проза - Антон Владиславович Хапилов, Антон Хапилов - Страница 13

Мясо было приготовлено неплохо. Постепенно, освоившись, и выпив водки, Алексей повел неспешную беседу с хозяином дома, брутальным и очень уверенным в себе человеком, Михаилом Сергеевичем. Уютность и камерность обстановки располагала к разговору, а присутствие за столом красивой молчаливой девушки придавало происходящему почти волшебную атмосферу. Вечер плавно проходил свою кульминационную фазу, когда солнце покидало небосвод, унося с собой свет октябрьского дня. Мила явно скучала, присутствуя за столом больше по причине воспитанности. Много она не ела, выбрав для ужина единственный кусок мяса, и теперь отрезала от него ножом небольшие порции и не спеша жевала. Она просто отбывала номер, желая не перечить своему отцу. Лехе же, это было явно на руку, он рассматривал девушку прямо в упор, признав про себя, что ее красота была бесспорной. Мягкие линии лица, заостренный подбородок, «греческий» нос, тонкие, слегка поджатые губы. « Тонкие губы присуще вредным натурам». Происхождение, этой всплывшей в его сознании фразы, он объяснить не мог, и не хотел. Что ему было до вредности молодой особы, которая все время молчит, жуя мясо. Опьянение происходило постепенно, в это время Михаил Сергеевич уже задал темы для разговора, которые сам же горячо и развивал.

Алексей обнаружил в этом человеке тот напор и самоуверенность, которые были скрыты в трезвой жизни, но угадывался в облике, движении и речи.

Все это таилось до поры до времени, и теперь проявилось в полной мере, и было похоже на внезапный порыв ветра, легкое извержение вулкана или как результат долгого молчания, вызванного вынужденным одиночеством.

Голос Михаила приобрел напор тенора, и теперь он сидел во главе стола и говорил о политике.

– Сколько уже возможностей упущено! Посмотри вокруг, жить стало тяжело. Правительство наше ввергает страну хаос. Везде коррупция сплошная, блат…

Он указал пальцем в сторону яблоневых деревьев, предполагая, что видимо где – то там, за горизонтом, расположена Москва, город, где в стенах Кремля, за огромным столом сидят толстосумы – министры, не делающие нашу жизнь лучше, а наоборот, вгоняющие нас в затяжной кризис. Любой маломальский, разбирающийся в экономике человек, а русский очень даже разборчив в подобном деликатном деле, видит всю эту вакханалию, но сделать ничего не может.

– А почему? Потому – что на народ плевать. Настолько мы не любим друг друга, что скоро всем «хана» настанет. Никто никого не боится, а это очень плохо. Сталин бы быстро с ними разобрался. Отправил бы на Колыму, в лагеря, и пускай там лес валят.

– Папа, причем, здесь Сталин?

Михаил взял и замолчал, сначала даже не поняв, что произошло. А случилось то, что дочка, неожиданно, вступилась за Иосифа Виссарионовича, очевидно, не питая к нему особых чувств, а просто устав молчать. Оживился и Алексей, почувствовав внутреннюю солидарность с молодой особой.

– Не понял, ты что, за Сталина?

– Я нет. Да не в этом дело…. В то время в нашей стране людей расстреливали не за что, объявляли врагами народа, пытали в тюрьмах. Вот ты говоришь о коррупции. А сам помнишь, когда работал в администрации?

Милин голос был очень спокойный, словно она пересказывала главу из школьной истории. Михаил сильно нахмурился, явно не ожидая подобного подвоха от дочери, взялся за бутылку, но она оказалась пустая.

– Так, иди, сходи в дом. Принеси еще выпить, живо, живо…

Затем обратился к Алексею, явно ища в нем близкого человека, который то, понимает толк в подобных вещах. Мила поднялась, взяла в руки пустые бутылки, задержалась на секунду.

– Может быть, хватит пить?

И пошла в дом. Михаил усмехнулся вслух, провожая взглядом фигуру дочки.

– Нет, ты видел? Вся в мать. Такая же упрямая и непокорная. Вечно с этими бабами проблемы. Сталина защищает. Да она просто идет против отца. У вас, молодых так мозги устроены, что бы назло делать, протест ради протеста. Что, я не прав? Что ты молчишь, язык проглотил?

Наступило молчание. Алексей, явно не ожидавший подобного напора, тоже не имел ничего против товарища Сталина. История не особо увлекала его, тем более этот давно почивший в бозе руководитель советской страны, победивший в Великой Отечественной войне. Но, правила гостеприимства диктуют некоторые законы.

– Вы сейчас говорили, скорее о жесткости, которая была бы применена к представителям правительства, в те давние времена. Эту аллегорию Мила и не уловила….

– Какую, на хрен, аллегорию! Живете как будто на другой планете! Тебе что, нравиться на стройке подсобником работать? Что бы узбеки деньги зарабатывали, а ты пивко попивал, на свои гроши, да? Хорошо устроился…

Михаил даже привстал на стуле, настолько его реакция вышла за рамки простой беседы. Глаза буквально «вращались», черты лица изменились настолько, что Леха уже не узнавал некогда радушного и гостеприимного хозяина.

– Беда ваша что вы пьете, а страна рушится под ногами…. И пока все будет по – старому, хрен что у нас будет! Разве не так? Сталинисты, твою мать, махровые! Ты посмотри на нее…

Алексей внутренне напрягся, гадая, о чем последняя фраза и как она может быть окончена. Понятно, что человеком овладел гнев, по причине внешне несущественной, но сам факт был «на лицо», а большое количество выпитого алкоголя накладывало особый отпечаток на действительность. «Надо, пожалуй, уходить. Еще неизвестно, как все будет дальше». Но выпить хотелось еще, душа была разгорячена, и Алексей предпринял еще одну попытку для урегулирования неожиданно возникших разногласий.

– Да, нам не хватает мужественности…

– Мужественности?

– Да, простой гражданской позиции…

Михаил внимательно посмотрел на Алексея, словно о чем – то соображая. В это время на веранде появилась Мила, неся в руках два пледа и бутылку водки. Поставив бутылку на стол, она передала один из пледов в руки Алексея, а второй, развернув, накинула на плечи Михаила. Результаты заботы не заставили себя долго ждать и папа, полный благодарности, улыбнулся. Напряжение схлынуло и наступило спасительное затишье, в котором, если внимательно прислушаться, можно было услышать, как потрескивали угле на дне мангала.

На дворе стало темно и Мила, уходя в дом, включила лампу, висящую над самым столиком, дернув шнурок на деревянном абажуре. Она была подобна фее, спасающий этот нелепый мир, своими добрыми нехитрыми делами.

Леха уже безнадежно грезил, впав в пьяную эйфорию, а девушка, словно не замечала его. Вот она собрала пустую посуду, смахнула крошки тряпочкой, появившейся в ее руках буквально из ниоткуда, и двинулась к дому, элегантно покачивая своими стройными бедрами.

– Ну, что ты притих, сосед?

Михаил заговорил впервые, после недавней словесной вспышки. Было видно, что определенную неловкость от произошедшего он испытывал. Следующим его движением была взята в руки бутылка, отвинчена пробка,

и горючая жидкость полилась в хрустальные рюмки.

– Михаил, а где у вас туалет?

– Подожди, давай выпьем с тобой, я вижу, ты парень адекватный…

Они чокнулись и выпили.

– Иди в дом, там по коридору третья дверь…, налево….

Войдя в дом, Леха остановился, что бы немного осмотреться. Перед ним был обычный коридор, подсвеченный парой настенных бра, без всякого евро ремонта. Песочного цвета обои и белые двери, на полу старая ковровая дорожка из вязанной цветной ткани. «Не гармонирует». Алексей слегка покачивался, ступая по коридору и в районе третей двери, неожиданно увидел справа широкий открытый дверной проем, являющий собой вход на кухню. В большом помещении горел яркий свет, журчала вода из крана, раздавался стук посуды, и Леха вошел в проем, несколько удивившись такой своей наглости. Около раковины стояла Мила и мыла посуду, складывая затем ее в сушильный шкаф, висящий над мойкой. Шорох заставил ее повернуть голову. В ярком свете ее облик был слегка бледен, взгляд задумчив, отчетливо вырисовывались темные круги под глазами, как результат игры света и тени. Худые, угловатые пальцы ее рук, двигаясь в автоматическом режиме, продолжали мыть тарелку под струей воды.

– Привет. Решила помыть посуду?

Алексей впервые заговорил с девушкой за все время пребывания в гостях. В самом начале он был молчалив по причине некоторого «шока», вызванного ее загадочностью. Спрятавшись за «безразмерным садовым нарядом», в бейсбольной кепке, она ускользала от него. За столом она появлялась совсем ненадолго, в своей неизменной бейсболке, молча, сидела, затем вставала и вновь исчезала. За все это короткое время Леха проникся внутренней симпатией, к девушке, являющейся дочерью соседа. Так, по душевной простоте, он и обратился к ней теперь, спонтанно заговорив, на пороге кухни.

Мила положила тарелку на столешницу и стала вытирать руки о кухонное полотенце, переброшенное через плечо.

– С каких это пор, мы «на ты»?

– Извини… те. А где здесь….

– Сотрир? Он у тебя за спиной.

Получив столь лаконичный ответ, Леха развернулся, следуя прямому указанию хмурой хозяйки, и отворил дверь уборной, чтобы затем скрыться за нею. «Да она, какая то, грубая. Вот видишь, ты был прав про ее скверный характер. Значит это была правда по тонкие губы. Милая Мила. Вся в отца своего, он тоже был сегодня несдержан. Может это у них все наследственное? И жили бы они так, пока я не появился. Надо, потихоньку, рвать когти». Леха стоял у зеркала и смотрел на свое отражение. Он умывал лицо холодной водой из крана, тер его, пытаясь хоть немного отрезветь, и теперь крупные капли блестели на его лице. Белки глаз слегка покраснели, щеки опустились, волосы мокрыми сосульками торчали в разные стороны. «Что ты себе возомнил, друг? Чем ты можешь обольстить молодую даму? Алкаш. Жалкий алкоголик». Затем он взял с крючка полотенце и промокнул им лицо, провел несколько раз по волосам. После он расправил пальцами рук щеки, приподнял брови, повернул голову перед зеркалом, проверяя стороны своего лица, как это делают перед выходом на сцену актеры, и вышел в коридор. Милы уже не было на кухне, и свет в помещении был погашен. Леху ждал на веранде хозяин дома, кутаясь в плед, сидя перед тарелкой с остатками шашлыка и бутылкой «Столичной», в темноте прохладного осеннего вечера, под одинокой лампочкой в деревянном абажуре, легонько раскачивающейся под воздействием сил гравитации. Вспомнив об этом, Алексей пошел по коридору в направлении двери, ведущей из дома.